Я пошел на кухню и налил нам кофе. Ветер гонял траву за окном, качались ветки деревьев, а на небе собирались тучи.
– Как дела у Мелани? – спросил я, неся две полных чашки в руках.
– Скучает по тебе. Уже второй месяц в школе работает. Почему ты перестал заходить в гости? – комиссар сделал глоток кофе, позволив мне ответить.
– Не знаю. Надо зайти, наверное.
Я почесал затылок и тоже принялся за кофе. Энгель сел на диван поудобнее. С минуту мы сидели в тишине, только маятник часов на кухне издавал какой-то звук.
– Эх, помню, мы сидели на этом диване с твоим отцом, Клос, – предался воспоминаниям Энгель. – Кажется, что это было вчера… Мы каждый выходной пили здесь пиво, смотря телевизор. Было же время!
Я печально посмотрел в пол и невольно погрузился в архивы памяти – эти двадцать семь шкафов с папками. По каждому шкафу на один чертов год жизни. Я структурировал свою память еще в школьные годы, увлекшись книгами по психологии. Сначала вел что-то типа дневника: в конце каждого месяца описывал события, произошедшие в моей жизни, и сохранял их в виде текстовых документов на компьютере. Но со временем научился обходиться и без них. Занятия психологией также помогли корректировать воспоминания: я мог делать отдельные из них более яркими, либо же наоборот гасить эмоциональный окрас.
Энгель смотрел на меня так, как будто перед ним сидел вовсе не я, а Тилль. Возможно, он видел во мне частичку отца. Он надеялся, что я вырасту таким же, как он. Более того, Энгель делал меня таким – копией своего друга… Я же не сопротивлялся.
Прогоняя печальные мысли, я достал из холодильника две бутылки пива и предложил комиссару выпить.
– Может, лучше..?
– Перед работой, Клос? Да ты с ума сошел! Черт бы тебя подрал, ладно, давай ее сюда.
Убрав в сторону недопитый кофе, мы выпили по пиву, обсуждая работу.
– Что это ты мне все про продажных полицейских, Клос? – возмутился Энгель.
– А что, не так? – спросил я. – Неужели ничего нельзя сделать? Неужели вы не можете никак повлиять на это?! Вы же комиссар.
– Я нихера не понял, Клос. Не будь ребенком! Ты прекрасно знаешь, как все устроено: я не могу никого увольнять. А Оракул занят только поиском сепаратистов. Остальные его не колышут, они для него не преступники. – Энгель взглянул на часы. – Так, нам пора на работу. Разговор продолжим в машине.
Я быстро надел форму, завел автомобиль, и мы выехали в полицейский участок. На улице уже сильно стемнело. Впереди нас ждал сверкающий огнями город и черное небо над ним.
– Герр Энгель…
– Чего тебе? – ответил он.
– А вам не кажется, что наш судья, герр Марвин Либерт, с недавних пор тоже продался? Я как-то на днях увидел в выпуске новостей…
– Клос, – перебил меня комиссар, – ты сегодня чертовски удивляешь меня своей наивностью! Паршивец Марвин давно куплен, словно вещь на рынке. Неспроста же его назначил бургомистр Майснер, которого, очевидно, выбрали не мы. Я и раньше не особо верил выборам, демократии и прочей чуши этого блядского Нового порядка. Но с приходом американцев все это дерьмо стало слишком явным. Вот бывший бургомистр, герр Сиджи – ты слышал о нем что-нибудь после его отставки?
Я покачал головой.
– Вот, вот. По слухам, Сиджи угрожала преступная группировка. Ему и его семье. В конце концов, он просто пропал, написав публичное письмо о своей отставке. А этот черт, Кристофер Майснер, выполняет все, что ему приказывают его хозяева. К тому же у бедолаги явные проблемы с психикой.
Комиссар сделал паузу, затем продолжил:
– Поэтому оставь свои безумные идеи навести в городе порядок. Защищай кого можешь, с достоинством выполняй свою работу. Большего мы все равно не сделаем.
Дальше ехали молча. Комиссар что-то напевал себе под нос.
Я все же рискнул выговориться до конца, чем вызвал недовольство комиссара.
– Вы не задумывались над тем, как формируется преступник?
Энгель хмыкнул.
– Академию решил вспомнить? Ну давай.
– Я имею в виду… нужно в корне пресекать преступления. Для этого необходимо в корне пресекать становление преступника. Наша проблема в том, что полиция борется с преступниками уже как со следствием, а не с причиной.
– Это не наша проблема! Это проблема родителей и образования, проблема политиков. А нам разгребать это дерьмо. Так ты хочешь сказать, что мы сами делаем из людей преступников?
– Именно! Ведь когда люди портят друг другу жизнь, мы говорим: «Ну и ничего такого, всякое в жизни случается». В то же время – это и есть причина появления разного отребья. Когда кто-то делает зло конкретному человеку, он же не думает, что тем самым наносит травму его психике. И я сейчас не только про конченых преступников типа убийц, воров и наркоманов – с ними и так все понятно. Я отношу туда же психопатов, извергов, взяточников, хулиганов, маргиналов и даже неверных любовных партнеров…
– О, куда тебя занесло!
– В социуме мы оцениваем их как «ненормальных». Тогда вопрос: кто их такими сделал?! – я развел руками. – Кто-то ломает нормальному человеку психику, травмирует его, тот, в свою очередь, портит жизнь следующему… и мы получаем цепную реакцию!
– Клос, куда тебя понесло? Нельзя пресечь это в корне! Это же может скрываться в самом детстве! Нельзя проконтролировать жизнь каждого человека с рождения!
– Нельзя?
В машине снова установилась длительная пауза.
– Клос…
– Что?
– Преступность – это гниль, которую надо удалять хирургическим путем. Для этого общество и придумало полицию. Для безопасности. Это мы. Это наша работа. И как бы тебе ни хотелось лучшего, мы уже делаем для этого города все возможное! Все, что в наших силах. Может, сделали бы и больше, но вместо того, чтобы заниматься работой, чиновники плодят чиновников и создают друг другу внутреннюю работу. Спасибо тебе, господин Паркинсон[4 - Речь о законах Паркинсона, эмпирически установленных историком С. Н. Паркинсоном]. Произошло вот убийство – что делать? Писать чертовы бумаги. Одним, другим, замам, заместителям замов… А если что-то не напишешь – напиши, почему не написал. Ты сам все знаешь.
– Герр Энгель, я верю, что когда-нибудь мы будем жить в другом обществе.
«Добро пожаловать в Розенберг!» – прочитал я на табличке.
– Это будет светлый и чистый мир равенства и справедливости!
***
Мы подъехали к Даунтауну. Кругом стояли высокие здания, офисы, фирмы, корпорации. Настоящие бетонные джунгли, проносившиеся за тонированным окном автомобиля. На улицах горели фонари, на небе – тусклые звезды и луна. Впереди виднелось гигантское здание главного управления полиции Розенберга.
Я остановил машину на подземной парковке, мы вышли из нее и прошли к лифту в участок. Комиссар отправился в свой кабинет, а я быстрым шагом по длинному коридору – прямиком в отдел по расследованию убийств.
В тесном помещении с очень тусклым светом за столом сидел кареглазый Мориц Нойманн, мой хороший приятель. Он был высоким и худощавым. Друг профессионально занимался танцами уже много лет. У него были кудрявые каштановые волосы и постоянная улыбка на лице, обнажающая ряд самых белых зубов, которые я только видел. Кожа Морица была немного загорелой, что еще больше контрастировало с белоснежной улыбкой. Он был на год старше меня. С тех пор, как я начал с ним работать, мы стали частенько видеться и в нерабочее время.
– Привет, Мориц! – я подошел поздороваться.
– Здорово! – он протянул в ответ руку, роясь в каких-то бумагах. Он постоянно находился в работе. На столе всегда валялись папки, каждая из которых – нераскрытое преступление. Под стеклом его стола – газетные вырезки с информацией СМИ о раскрытых преступлениях. Я был убежден, что именно ему суждено стать будущим комиссаром полиции.
– Я вчера был на месте преступления с Ханком и Хайнцем. В Карбоне взорвали машину помощника депутата. Вот же работенка предстоит: никаких зацепок и улик! – не отвлекаясь от бумаг, промолвил он. – А мотив есть, и причем сразу у нескольких десятков человек.
Будучи очень умным, сообразительным человеком с аналитическим складом ума, Мориц постоянно над чем-то размышлял.
– А я был ночью с комиссаром в доках Рок-Порта. Психопат захватил заложников и держал их на складе. Райнхольд Вульф, слышал про такого? Среди заложников оказались родственники наших полицейских: Тома и Куно. Райнхольд взорвал здание со всеми заложниками и некоторыми полицейскими, проникшими внутрь, представляешь? Это было… жутко.
– Огонька ему в аду, – спокойно сказал Мориц. – Да, я уже в курсе.
Громко хлопнув дверью, в помещение вошел мой друг и напарник, детектив Хайнц Циммерманн – лучший из нас по физподготовке. Он был на год младше меня.
У Хайнца были короткие темные волосы, голубые глаза, острые черты лица. Он часто улыбался и шутил, разбавляя нашу напряженную работу долей веселья. Хайнц был очень добрым человеком и прекрасным другом.
– Привет, дружище, – поприветствовал он меня, расплываясь в улыбке. – Привет, Мориц!
– Привет.
Хайнц сел за свой стол – полную противоположность столу Морица. Там не было никаких бумаг – только компьютер, принтер, сканер, часы и кактус. Он включил компьютер и начал что-то печатать. Я тоже сел за стол: мой больше походил на стол Морица.
– Какое-то говно! – психанул Хайнц.
– Не говори… – поддакнул Мориц, который уже несколько часов просматривал записи с камер видеонаблюдения. Параллельно записи обрабатывались нейросетью.
Я посмотрел на часы, затем открыл ящик стола, достал оттуда чашку и банку кофе. Поставил кипятить воду.
Наконец с большим опозданием пришел детектив Ханк Бауэр, высокий, сильный молодой мужчина с длинными светлыми волосами, овальным лицом и открытым лбом. Он был мастером стрельбы из снайперской винтовки и таким же мастером в игре на гитаре. Ханк редко улыбался, но при этом любил пошутить. Ему, как и мне, уже стукнуло двадцать семь лет.
– Ты уже засыпаешь, что ли? – кивнув мне, спросил Ханк.
– Не без этого, – промолвил я, зевнув.
– Чертовы ночные смены[5 - Из-за недостаточной численности штата в полиции детективы были вынуждены выходить на дежурства по специальному графику, зачастую даже по ночам. А в экстренных ситуациях – работать внеурочно].
– И не говори…
Но я быстро получил заряд бодрости: в полтретьего ночи нам пришлось выезжать на место преступления. Сегодня ночью – дважды. Два чертовых убийства.
Выходя из участка, я встретил старую знакомую – Диану Кёнинг, секретаря Оракула. Ей, как и мне, было двадцать семь лет. Пару лет назад мы на какой-то короткий промежуток времени даже были друзьями. Но постепенно Диана практически перестала со мной общаться.
После работы мы разъехались по домам. Я подвез Энгеля в Штерн. Дома выпил стакан чая и лег спать, но от сна ужасно отвлекал звук капающей воды в ванной. Когда терпеть стало невыносимо, пришлось встать и перекрыть воду. Но стоило мне снова лечь, как мешать стало уже солнце за окном: надоедливые лучи пробивались сквозь шторки. Я закрыл лицо подушкой, но это не помогло мне уснуть. Выругавшись вслух, я встал с кровати и пошел в зал. Включив телевизор, тупо смотрел его в обнимку с Викки до девяти утра.
У меня так и не получилось уснуть.
Время тянулось медленно, словно сегодня оно никуда не спешило, взяло выходной и решило немного полениться… Кстати, совсем забыл, что Энгель обещал мне выходной.
Я позавтракал, потом позвонил Мелани – мы договорились встретиться вечером, погулять в лесу. Оставалось только верить, что я не засну к вечеру…
Хотя нет, я надеялся на обратное…
***
В шесть часов я зашел за Мелани. На ней была белая шапочка, серая легкая куртка и светло-синие джинсы. Руки украшали многочисленные кольца. Ее синие глазки осмотрели меня в поисках чего-то нового, потому что мы давно не виделись.
– Приветик, Клосик! – Мелани смахнула со лба каштановую челку и мило улыбнулась.
– Приветик, солнышко! – я был очень рад ее видеть. Она обняла меня, и вокруг стало чуть светлее.
– Куда пойдем? – спросила Мелани.
– Прямо! – поспешно ответил я, показав рукой на тропинку в лес, которая начиналась неподалеку от моего дома.
– Ой, а мы не заблудимся? – взволнованно спросила она.
– Нет. Ты же со мной, – пообещал я.
Я очень хорошо знал лес, потому что часто гулял по нему последние пять лет. Там я был наедине со своими мыслями. Этот лес… он был полон моих мыслей. И он просто огромный…
До наших ушей доносились разные звуки, шорохи – там была жизнь. Собирали орехи белки, пели песни птицы. Вроде бы и волки там были, но я их еще ни разу не видел.
Когда мы вошли в лес, Мелани взяла меня за руку. Здесь было намного темнее, чем в поселке.
– Пошли дальше, – сказал я ей с ободряющей улыбкой.
Когда за нашими спинами исчезли дома и остались только деревья, Мелани начала волноваться. Она крепко сжала мою руку.
– Не бойся, – сказал я с какой-то особой силой, убедив девушку и вселив в нее доверие. – Я же все здесь знаю.
Мы почти все детство провели в этом лесу. Бесстрашные и маленькие. Но после смерти мамы Мелани перестала сюда ходить. Я же, наоборот, проводил здесь очень много времени.
– Хорошо, Клос, – она улыбнулась. – Как у вас с Лис сейчас?
– Все хорошо. Правда… – я немного задумался, не зная, как выразить ощущение какой-то проблемы.
– Что, Клос?
– Мы очень редко видимся. У нее так много дел, что не остается времени на меня… И главное, я не понимаю, почему она не хочет переехать ко мне?
– Так пойми ее, Клос! – упрекнула меня подруга. – В ее жизни ведь есть не только ты! Но и семья, друзья, работа. Еще какие-нибудь увлечения…
– Порой у меня создается ощущение, что у нее есть это все, но нет меня. Как будто мы и не пара вовсе, а просто… какие-то знакомые. Я понимаю, о чем ты, Мелани, просто… если бы мы с Лис были женаты и жили вместе – мы всегда были бы рядом. И я чувствовал бы нас. Понимаешь? А то, что между нами сейчас… Это нелегко… Мне нельзя сейчас быть одному. Мне нужны люди рядом. Особенно она. Почему она этого не понимает?
– Клос, в нашей жизни не все происходит так, как мы этого хотим…
Смеркалось. Мы сменили тему, но в моей голове засела Лис и риторический вопрос наших отношений. Когда я откровенно зависал – Мелани стучала мне по плечу кулаком.
– Клос! Ты вообще со мной или что?!
