Это была Люда из седьмой комнаты. Она опасливо покосилась на свой дом и отошла поглубже в тень.
– Тётка Зинка всё врёт, не ночевал он дома. Он вообще уже два дня здесь не появляется! А в последний раз к нему люди какие-то приходили и долг требовали. Мне кажется, они там даже дрались. Ну звуки такие были, знаете…
Андрей ободряюще кивнул.
– Отлично. Что ещё?
– Ну… Он, наверное, через туалет сбежал, потому что они потом туда ломились, и окно было разбито. И подоконник в крови.
– А тех, которые к нему приходили описать сможешь?
Мотнула головой:
– Я их не видела, только слышала. У нас через стену очень хорошо слышно. – Погрызла губу. – Вы только не говорите никому, что это я вам рассказала, ладно?
– Ну знаешь, если, как ты говоришь, была драка и бегство через окно, то это мне любой из твоих соседей расскажет, стоит мне только вернуться сейчас и расспросить построже. Но мы с тобой сделаем иначе – мы вообще никому не скажем, что я об этом знаю, хорошо? Пусть думают, что я лох.
Люда от неожиданности улыбнулась. Хорошая девчонка. Как жемчужинка в навозной куче. Ей бы вырваться отсюда поскорее.
– На лето к бабушке поедешь? – спросил Андрей.
Она кивнула.
– Ну вот и отлично! Отдыхай там, как следует. А после девятого куда думаешь, дальше в школе или в техникум?
– Дальше. Я хочу после одиннадцатого в Москву уехать.[7 - Люда Кобыркова – главная героиня цикла остросюжетных любовных романов Стаси Андриевской «Откровения о…» На момент развития событий в цикле героине уже исполнилось 18 лет.]
– Ох, загнула – в Москву! На актрису небось?
– Нет, – слегка удивлённо глянула она на него. – Зачем на актрису, я же не дурочка какая-нибудь! На экономиста!
– Ого! Ну это гораздо лучше, тут я согласен! У меня ещё вопрос, по поводу соседа твоего, Семёна Петрунина. Можно? Как у него с местными? Ну, я имею в виду, и с другими соседями, и с тобой? Не обижает? Не хамит? – спрашивал, а сам внимательно отслеживал реакцию. – …Не пристаёт?
Она стремительно покраснела, и Андрей понял, что только что дал промашку. Её реакцию можно было трактовать двояко – и как попадание в точку, и как смущение, от того, что чужой дядька такие вопросы задаёт. А ещё, она тут же закрылась и пытать дальше стало бесполезно.
– Ладно, Людмил, спасибо за помощь. И аккуратнее тут, по ночам не гуляй, с незнакомыми людьми не заговаривай. А лучше и правда – к бабушке скорее езжай!
Она кивнула и поспешила куда-то в другую сторону от дома – то ли круг даст, чтобы следы замести, то ли и правда, дела какие-то. И как их понять, этих девочек-подростков? Если бы он знал!
Проследил, как она скрылась за углом – простая, неприметная девчонка, каких тысячи в городе. Как и те, которые пропали, и от поиска которых сбилась с ног бригада Харламова.
Да, Андрей с удовольствием рассказал бы Люде про исчезновение девушек – уже двух за без малого месяц, и про то, что их похитителя не могут взять даже на живца, но это была оперативная информация, и он просто не имел права доносить её до общественности, без директивы сверху. Опять оборотная сторона медали.
Глава 6
– Тук-тук! Можно к тебе? – заглянула Оксана в Маринину комнату, когда Тёмушка заснул дневным сном. – Чем занимаешься?
Марина прикрыла альбом ладошкой.
– Ничем.
– Мм… А мне показалось, рисуешь. Ладно, если ты не занята, то, может, поможешь мне? Никак не разберусь, где какая посуда у вас на кухне лежит.
Конечно, она давно уже всё прекрасно выяснила, но… хозяйка-то в доме Марина. И хотя она сама этого, скорее всего не осознаёт, а всё равно, было бы очень неосмотрительно перебегать ей дорогу.
Расчёт сработал верно, и постепенно, слово за слово, и из настороженной девочки со сцепленными на груди руками, Марина превращалась в девочку, которая и сама уже не помнит, почему с самой встречи в диспансере упорно держалась настороженной букой.
Блины месить было весело, а цветных блинов она вообще никогда прежде не видела и словно волшебный элексир всё мешала и мешала подкрашенное свекольным соком тесто и так и норовила залезть в него пальцем.
А когда начали выпекать – и вовсе обалдела. Совсем по-взрослому уперла руки в бока:
– Не так! Блины должны быть круглыми!
– Разве?
– Да! Так правильно!
– А у нас будут неправильные блины! – рисуя тестом кляксы свободной формы, улыбнулась Оксана. – Пробовала такие когда-нибудь?
Нет, она не пробовала. Но, недоверчиво откусив первый, с удовольствием уговорила следующие штук пять. А ещё немного спустя даже перетащила на кухню свой альбом с карандашами.
– Это кто? – как бы между делом спросила Оксана. – Мишка?
– Кошечка!
– Ух ты! А почему она одна? Ей не грустно?
Марина мотнула головой, но, немного подумав, добавила:
– Потерпит. Просто у неё папа на работу ушёл. – И перевернула лист.
Тема закрыта. Понятнее не бывает.
Но чуть позже, уже после того, как проснулся Тёмушка, и они все вместе сходили в продуктовый и погуляли во дворе, Оксана осторожно зашла с другой стороны:
– Марин, а может, ещё порисуем?
Та вроде нехотя, но согласилась. Похоже, просто постеснялась отказать, но потом вовлеклась. Играли в угадайку, смешивая в одно целое разных зверушек и придумывая им смешные названия. Хохотали, шаг за шагом сближаясь, и когда Оксана попросила нарисовать чудо-зверушкину семью, Марина с энтузиазмом нарисовала.
– Это кто? – указала Оксана на самого большого абру-кадабру.
– Это папа медведе-зайце-пёс!
Ну кто бы сомневался! По центру листа, упираясь пятками в нижний край, а макушкой в верхний и широко раскинув руки-лапы, мог стоять только всё на свете контролирующий и занимающий всё я-пространство ребёнка ПАПА. Поразительное попадание в образ! Только что погонов не хватает.
По разные стороны от папы, где-то в тени могучих руко-лап, стояли его детки – доченька и сыночек. Над доченькой Марина билась особенно долго, всё стирая и рисуя заново то мордочку, то лапы или ушки.
– Ты, наверное, хочешь, чтобы она была самая-самая красивая, да? – подавая карандаши, наводила Оксана на разговор.
– Нет, – деловито и так узнаваемо по-отцовски нахмурилась Марина. – Просто тут всё неправильно получилось.
– Разве? А мне кажется, всё очень даже хорошо! Ну где тут неправильно?
Марина озадаченно прикусила карандаш. Пожала плечами.
– Не знаю. Но она не похожа на папу, видишь?
– А! То есть, папа самый правильный, да? И все должны быть похожи на него?
– Да.
– Ну хорошо, а почему ты тогда сыночка не переделываешь? Он сразу правильный получился?
– Нет, но ему и так сойдёт, – отмахнулась Марина. – Я же не могу разорваться и сразу всех вырисовывать! Просто он у них особенный. Он вообще просто зайце-пёс. Без медведя, видишь?
Увлекшись, Марина даже не заметила, что перешла на «ты», но Оксану это более чем устраивало. И в этот момент Марина перевернула лист.
– Погоди, ты что, закончила уже? А как же мама? – будто между делом спросила Оксана, собирая со стола затупившиеся карандаши. – Потом её дорисуешь?
Марина замерла и, немного подумав, осторожно перевернула лист обратно. Посмотрела на рисунок растеряно, словно и сама вот только сейчас вспомнила, что не дорисовала.
– Забыла? – осторожно подсказала Оксана. – На, – подала свежезаточенный карандаш, – дорисуй, а то как-то грустно без мамы, тебе не кажется?
– Нет, – нахмурилась Марина, – не надо её. Она тут не поместится!
– Почему? Папа слишком большой?
– Нет, папа нормальный. Какой должен быть, такой и папа! – окончательно раздражаясь, буркнула Марина. – Просто… Просто она весь рисунок испортит, вот и всё!
*** *** ***
– У медведей не бывает таких ушей, – первое, что сорвалось с языка, когда Андрей очнулся после долгого разглядывания рисунка невидящим взглядом. – Это какой-то неправильный медведь, дочь. Ему надо уши переделать и хвост – почему он на боку?
Краем глаза увидел, как шлёпнула себя рукой по лицу Краснова. Ну что ещё не так? Все мысли сейчас были на работе. Сегодня какой-то особенный завал, сразу со всех сторон, словно сговорились. А тут эти непонятные ребусы с рисунками… Но увидев, как мгновенно надулась Маринка, попытался сдать назад:
– Или это у тебя специально так? А, ну тогда нормально. Прям даже хорошо. А это кто? – ткнул пальцем в одно из маленьких чудовищ и тут же снова уплыл мыслями в работу: «С какой бы стати этому табору, и так живущему на птичьих правах, начинать бучу против местных? Что-то тут не то. Но то, не то, а прецеденты есть, хотя и не установленные по участникам. И кляузы есть, хотя и анонимные…»
– Ну па-а-ап! – донеслось откуда-то из тумана. – Чего ты тогда спрашиваешь, если не слушаешь? Я говорю, это дочка его!
Выплыл из мыслей и не сразу вспомнил ни свой вопрос, ни то, что только что услышал.
– Ээ… Дочка? А, ну может. Просто не очень похожа. У него уши вон, какие длинные, а у неё короткие совсем.
– Не выросли ещё! – глядя на него в упор, с невесёлым нажимом улыбнулась Краснова. – Да и потом, это всё-таки девочка, ей не обязательно быть лопоухой! Правда, Марин?
– Я же говорила, неправильно у меня! – выхватив альбом, буркнула та и сбежала.
– Такое впечатление, что вы специально, – покачала Краснова головой. – Ну неужели так сложно было просто похвалить? Кому нужна ваша критика?
– Я похвалил, – искренне не понял претензий Андрей.
– Правда? А я и не заметила! А вы обратили внимание, что, нарисовав семью, Марина не нарисовала маму? Я предложила дорисовать, но она сказала, что маме нет места на этом рисунке. Вам это ни о чём не говорит?
Андрей к этому времени уже снова был в своих мыслях, но тут вдруг его словно по носу щёлкнули.
– Оксана… – с трудом сдерживаясь, поджал он губы, – Васильевна… Вы опять?
– Нет, не опять. Я же не встревала в ваше… воспитание, пока Марина была здесь. Но теперь-то можно говорить по-взрослому? Мы сегодня просто рисовали. Это безобидный тест на самоощущение, который дети не воспринимают напрямую, тем более что рисовали мы неведомых зверушек. Но результат показательный, правда ведь?
– Я запрещаю вам лезть в голову к моей дочери!
– А я и не лезу! Мы просто рисовали. И знаете, то, что вам, возможно, болезненно вспоминать об отношениях с женой, не делает тему матери запретной для детей. Вам бы, наверное, не понравилось, если бы было наоборот, и вашим, оставшимся с матерью детям, тема отца преподносилась бы как табу? До такой степени, что даже на простом рисунке вам не досталось бы места!
– Значит так, Оксана Васильевна… Я ещё раз запрещаю вам поднимать эту тему с Мариной! Она, к счастью, давно уже привыкла, что мамы у неё нет, и относится к этому спокойно!
– Ну да, а ещё она у вас сама в угол встаёт, и не может нормально плакать, когда хочется. Вы хоть понимаете, о чём я? Ей десять лет, а она уже держит всё в себе! Настоящие мальчики не плачут, да? – Усмехнулась. – Вот только Марина – девочка, и закончиться всё может очень даже плачевно! Простите за каламбур.
– Оксана Васильевна, сколько у вас детей?
Краснова поняла. Вспыхнула и отвела взгляд. Андрей кивнул.
– Вот видите, а у меня двое. И когда у вас появится хотя бы один, приходите, обсудим, как их воспитывать. А пока, пожалуйста, – просто обеспечьте уходовый присмотр за Артёмом. Это ненадолго, не беспокойтесь.
Вышел в коридор, вернувшись, протянул ей деньги.
– Что это? – растерялась Краснова.
– Вы же ходили сегодня в магазин.
– Да бросьте, я просто взяла детям молока для какао.
– Сегодня молоко, завтра хлеб, послезавтра ещё что-то, и к концу срока работа выйдет вам в убыток. Берите! И на будущее – вы можете покупать те продукты, которые считаете нужным, для того чтобы готовить детям обеды и ужины, все траты я буду возмещать. Чеки можете не собирать.
Простой бытовой вопрос, который со всеми няньками всегда решался одинаково, но почему-то именно сейчас он повис неловким молчанием, в котором Краснова как-то сконфуженно взяла протянутые ей деньги. Пока она обувалась, Андрей смотрел на её склонённую голову и рассыпавшиеся по плечам волосы и чувствовал себя… странно. Опять.
– Оксана, а вы как до дома добираетесь? – Когда вспомнил про отчество, было уже поздно. Второй раз за день! Раздражённо мотнул головой.
– Автобусом.
Андрей оглянулся на кухонное окно – смеркалось, но было ещё довольно светло. Остановка в четырёх кварталах, местность людная, к тому же в это время во дворах всегда ещё полно гуляющей детворы и бабулек у подъездов. Но всё равно что-то непонятное бередило душу.
– Может вас… – и растерянно замолчал, поняв, что именно едва не ляпнул.
– Что? – обернулась от двери Краснова.
