– Как и всегда.
– Ну и хорошо. Пусть так будет и дальше, – крикнул я, отходя подальше.
Тьма! Что ж за тьма-то такая, непроглядная? Никак моя плоть не желает успокоиться. Дождь бы пусть пошёл, что ли? Охладил бы. Но остальные-то не виноваты, что у меня такие проблемы с невозможностью удовлетворить буйствующие желания. Как хорошо и просто было никого не хотеть. Хотя нет. Я лучше помучаюсь, чем представлю свою жизнь без Миратэи.
В общем, ночка выдалась не из простых. Если моё желание и улеглось, то не сильно. Пропала только наружная составляющая, готовая подняться обратно в любую секунду. Перед глазами неуёмная фантазия то и дело разворачивала прекрасные и различные варианты развития событий, задержись я в шатре ещё хоть на мгновение.
Духи, дайте сил дожить до того прекраснейшего момента в моей жизни, когда наступит ночь после нашего с Миратэей брачного обряда. Я даже не знаю, что я с ней буду делать. То есть, знаю что, но как и в какой последовательности?..
Стоп-стоп-стоп. Стоп! Боюсь, ой не скоро это будет. Есть шанс, что «сегодня» подтолкнёт Миратэю к мысли скорее стать моей, но незначительный. И боюсь, как бы наоборот не сработало. Она же может и испугаться нашей близости, себя и меня. Не просто так она переживала перед началом. Болтала и смущалась, заранее начав краснеть, зная, что будет за что краснеть. Вот это будет грустно, если она начнёт побаиваться оставаться со мной наедине. Это ж насколько тогда может затянуться моё ожидание?
К середине ночи возбуждение уступило место переживанию. Как она там, вообще? Бросил одну. Вдруг обидится? Или вдруг она ещё хотела прогуляться до навесиков? Хм, давно я начал вслед за Мирой нужник навесиками называть? А, какая, к тьме, разница, как называть? О состоянии и нуждах я не спросил, и пофиг, что был не в себе. Всё равно должен был о ней побеспокоиться, а не сбегать как ошпаренный. Теперь придётся беспокоиться, пока не освобожусь.
Местность около своей охраны я исходил вдоль и поперёк, проклиная неторопливость времени, но оно не слушало моих просьб и стенаний и тянулось медленно-медленно. Когда солнце, наконец, поднялось, бросился обратно, убедиться, что всё в порядке.
Племя уже потихоньку просыпалось, но в шатре пока никого больше не было. Только Миратэя лежала на боку, безвольно раскинув руки перед собой, и тихо дышала. Слишком тихо и незаметно. Я успел испугаться, подскочить к ней и только совсем близко увидел, как грудь слегка шевелится от дыхания. Но совсем слабо.
За последние проведённые с ней ночи я успел запомнить, как она спит. И сейчас сон отличался. Он был настолько глубокий, что я начал сомневаться, что это не потеря сознания. Я же её бросил! Кто знает, как она, обессиленная, отреагировала на наши обоюдные и весьма активные действия. Вдруг вместо улучшения ей стало хуже?
– Рэйм, ты уже здесь? – зашла знахарка в свою обитель. – Бежал, что ли, с дежурства?
– Почти. Мне стало как-то неспокойно за неё, ближе к утру, и я поторопился проверить.
– И? Что-то не так? – заволновалась мама, пристраиваясь рядом.
– Не знаю. Вроде спит, но дышит очень слабо. И лежит, на вид не очень удобно. Она любит руки ближе к себе подтягивать.
– Вижу. Похоже даже на обморок. Неужели ей снова хуже стало? С чего бы? – задумчиво и жалостливо погладила девушку Каяна. – Подождём немного и, если ничего не изменится, попробуем разбудить и напоить настоем. И отвар бодрящий приготовлю.
Делиться своими опасения, с чего ей могло стать хуже – не стал. Подождём. А, ожидая, я взял её ладошку и легонько сжал. Она неожиданно вздрогнула, вздохнула чуть глубже и слабо пошевелилась, щурясь и пытаясь раскрыть глаза.
– Рэйм? – хриплым и тихим шёпотом спросила она.
– Да, Миратэя. Ты как себя чувствуешь? – спросил я, глядя на обеспокоенную мать, активно толкущую травы.
– Не… пойму… но… мне нужно… отнесёшь?.. – медленно проговаривала она, будто проваливаясь обратно в сон между словами.
Отвечать ничего не стал. Подхватил у входа накидку, усадил её, одел, поднял и понёс. Она на мои действия не реагировала и словно спала. С учётом её спины, задачу мне это не облегчало. Хотя вчера я был готов взять её, держа на весу, так что до навесов, спящую, тоже донесу без проблем.
Подбегая к месту, подумал, что, может, уже и не надо? Выглядела она совершенно спящей. Словно мне показалось, что она заговорила, но я попробовал разбудить.
– Мира, – прошептал я. – Прибыли.
И она снова ожила и проснулась. Молча встала на ноги, не сразу поймав равновесие, и так же молча, неуверенно, но целенаправленно и настойчиво пошагала. Обратно шла так же неуверенно, с почти закрытыми глазами, и, не дойдя последний шаг, начала оседать на землю. Утро было не очень ранним и посетителей было достаточно. Все с любопытством и жалостью следили за падающей девушкой, и за мной – пытающимся её устроить на своих руках. Справившись, побежал быстрее.
– Ну что, готовы настои и отвары?
– Ещё нет. Клади её и сбегай в центр. Там готовка завтрака только в разгаре, но попроси, чтобы по-быстрому один-два клубня испекли. Принесёшь, и я с отваром закончу. Будем её поить и кормить, как в былые времена.
Кормить, так кормить. Я аккуратно уложил бесчувственную девушку и поторопился добыть ранний завтрак. Вроде никто и не был против помочь, но всё равно пришлось упрашивать и сбегать три раза за водой. Но когда вернулся, женщины выдали не только запрошенные клубни, но и ещё одну полноценную порцию для меня. Моей благодарности не было предела, оставлять Миратэю снова одну, даже на время завтрака, я не собирался.
В шатре уже и Фиса обнаружилась, намешивающая остывающий отвар. Миратэя лежала так же, как я её оставил, так же еле дыша. Духи, что за тьма? После такой реакции на наш далеко зашедший поцелуй я сам буду бояться продолжения. Мало ли, как она в следующий раз отреагирует…
– Всё, мы готовы. Я кормлю, Фиса поит, Рэйм будит и приподнимает.
Приподнимать я не стал, решив поднять нормально, всё-таки сидя и глотать удобней. Сев, подтянул Миру поближе, облокачивая себе на грудь, взял её ладошку, потеребил, и когда она слабо зашевелила головой, прошептал на ушко.
– Миираа, проснииись… – погладил я прохладную щёчку. – Тебе нужно поесть.
– Не хочу, – прохныкала она, не открывая глаз.
– Совсем немного и очень быстро, – ласково убеждал я. – А потом можешь уснуть, и я позабочусь, чтобы тебя не беспокоили. Давай, открывай глазки и ротик.
Мать с сестрой в этот момент выглядели весело. Они вроде и переживали за Миратэю, но моё общение с девушкой их умилило и рассмешило одновременно. Зато Миратэя послушалась, и ей начали быстро скармливать и спаивать всё подготовленное.
– Вот и всё. Теперь спи, – прошептал я.
– Будь здесь, – попросила Мира, снова уплывая.
Опустив её на постель, принялся поглощать завтрак.
– Какой ты бываешь миленький, – хихикнула Фиса.
– Как будто с вами я обычно грубый.
– Нет, но всё равно. Ты так смешно говорил. Не думала, что твой голос может быть таким… – перестала она улыбаться и задумалась, подбирая слова, – мягким, ласковым и… нежным… А ещё заботливым. То, что тебе с Мирой повезло, я давно знала, а сейчас думаю, что и ей с тобой, наверное, не меньше.
– Спасибо, сестрёнка. Ты мне всегда правду говоришь, какой бы она нелицеприятной не была, поэтому от тебя слышать похвалу мне вдвойне приятно. Но с Миратэей я не могу иначе.
– Это мы поняли, – добродушно хмыкнула Каяна. – Доедай и иди, спи, мы за ней присмотрим.
– Не-не-не. Я от неё не отойду. Ты же слышала, она сказала: «Будь здесь».
– И что? Она всё равно спит и тебе надо. Ничего страшного не случится, если ты отлучишься.
– Угу. На одну ночь уже отлучился, так что она теперь вообще в себя не приходит. Попытаюсь объяснить: вчера она сделала предположение, что ей становится лучше по ночам, потому что я провожу их рядом с ней. Знаю, – не дал я высказаться ни Каяне, ни фыркнувшей Фисе. – Звучит неправдоподобно и странно, и мне так думать, признаюсь, просто приятно, но это основано на её ощущениях после сна ночью и сна днём. А эта ночь была пропущена, и вот она вообще не просыпается, – максимально убедительно пояснял я, хотя сам не верил в свои слова, зная ещё один нюанс вчерашнего вечера, который сработал в точности до наоборот от ожидаемого. – Поэтому я сейчас беру Миратэю, отношу в ваш дом и там же сам ложусь спать, – отставил я опустевшую плошку. – Фис, отнеси, пожалуйста, за меня посуду.
Я начал поднимать Миратэю, и на помощь мне молча пришла сестра, заразившаяся от нас желанием любить. Я был бы счастлив, найди она кого-то, кто любил бы её так же, как я Миратэю. Но где его взять? В том, что в округе нет странных людей, она права.
Миратэя была безвольна и на мои манипуляции никак больше не реагировала. Я её уложил, придал, как мне казалось, позу поудобней, поцеловал в бледную щёчку и завалился на спину поближе к ней.
Что же вчера пошло не так? То, что причина её состояния кроется в нашем эксперименте – очевидно. И это значит, что она была права, и я каким-то образом на неё влияю, но, видимо, мы не до конца поняли, каким именно, потому что, вместо того чтобы чуть больше восстановиться, она, наоборот, совсем истощилась. Я не могу понять. И рассуждать о том, чего не понимаю, тоже не могу. Эту проблему может решить только Миратэя. Осталось дождаться её пробуждения.
Повернувшись на бок, пододвинулся поближе, чтобы, засыпая, улавливать её запах, обнял и взял ладошку, переплетая пальцы.
– Здесь? Вместе? Ему шатра мало?! Там мы их хоть как бы не видим. Но здесь?! – выдернул меня из сна голос отца.
Он громко возмущался, но всё равно будто сдерживался, чтобы не разбудить.
– А он и в шатре с ней в обнимку спал? И ты знал?! И ничего ему не сказал? – так же сдержанно громко ответила Каяна.
– Сказал. И был послан куда подальше. «Ничего страшного не случится, если он пообнимает свою спящую будущую жену».
– Будущую. Так что пусть потерпит, пока не станет настоящей. А то, может, Миратэя и не в курсе, что она уже чуть ли не жена.
– В курсе, – вышел я из-за занавески. – Она прекрасно знает обо всех моих намерениях и не против. В целом. Только не сейчас и не в ближайшее время. И да, мам, я потерплю, а пока могу, буду бессовестно пользоваться тем, что это нужно Миратэе, – уселся я недалеко от отца, попивающего чай, приготовленный мамой. – Я тебе это уже говорил. Можно мне тоже?
– Что ты уже говорил? – переспросил отец.
– Глупость он говорил. Будто девочка решила, что ей лучше, когда он рядом спит, и сама его об этом попросила. И даже если попросила. Как связаны её самочувствие и ты? Как такое возможно?
– А как был возможен уговор с животными, которые намеревались ею перекусить? Никак. Но произошло же?! Я тоже плохо понимаю принцип моего воздействия, но я и не берусь понять. Просто делаю, раз это может помочь. Заодно и удовольствие получаю, чего уж там.
Все задумались и этой темы больше не касались. В течение остатка дня я занимался мелкими делами, обедал, ужинал, но постоянно забегал в дом посмотреть, как там Мира. Иногда оставался ненадолго погладить её и поцеловать в щёчку, уговаривая собраться с силами и проснуться, но она никак не реагировала.
* * *
Когда Рэйм сбежал, я начала понемногу осознавать то, как развязно целовала его, как прижималась, как подставляла шею под поцелуи и даже укусы, и как мне всё это нравилось. Его нетерпеливые руки под моей одеждой, страстные, ненасытные губы. Это физически ощущаемое желание. Это тянущее чувство пустоты внизу живота.
«Господи! – в ужасе обняла я себя за колени, спрятав в них лицо. – Это я? Я стонала, нетерпеливо ожидая продолжения? Я так хотела Рэйма, что забыла даже себя?! Господи! Это всё была я!»
Я отключилась, полностью отдавшись чувствам. Вот так просто. Будто и не контролировала их всю жизнь. Или не контролировала, а просто из последних сил сдерживала? Врала себе и всем, что я главнее, а не они, а на самом деле просто нужен был повод, толчок, чтобы сорваться и сойти с ума? Рэйм стал поводом, и… я этому рада. Я хочу жить и любить, но всё же думала, мне нужно будет привыкать к этому, а вышло так, что стала ещё хуже держать себя в руках и сразу ринулась с головой в омут безумия и плотских удовольствий.
Вот так и узнаёшь о себе всю правду. Что ты никогда не была тем, кем себя считала. Всего лишь подражала. На самом же деле, ты простая, испорченная, похотливая баба, думающая только о низменных желаниях. Только животное сношение и размножение – и никаких высоких ценностей, никакого света в тебе нет. Даже Рэйм – и тот более осознанный, хотя мог плюнуть и получить от меня всё, чего пожелает. Мне даже претензии потом было бы некому предъявить: сама предложила, сама поддержала, сама совратила и сама отдалась. Бери – не хочу.
Но он сдержался и предпочёл сбежать. Теперь он совершенно обосновано может считать, что я притворяюсь и играю в страх перед мужчиной и замужеством. Набиваю себе цену, как сказал Верн. И кто бы мог подумать, что он будет настолько недалёк от истины.
Я завалилась на бок, продолжая себя обнимать. Несмотря на стенания и слёзы, оплакивающие моё великое самомнение, гореть моё тело не переставало, и дыхание оставалось учащённым. И даже, наоборот, жар распространялся, сердце стучало всё чаще и чаще. Моё желание наложилось на нежелание и самоедство, наказывая за жуткое поведение.
Так я думала ещё достаточно долго и продолжала заниматься самобичеванием, пока не стало совсем плохо. Я горела, задыхалась, а сердце билось с такой бешеной скоростью, что грудной клетке было больно держать его взаперти. Сглупила ещё раз. Надо было кого-то позвать на помощь, что ли, а не думать, что это просто сильный стыд. А теперь я уже не могу ничего сделать. Теперь я уже не могу даже пошевелиться. И что со мной?
«Должно же стать лучше…», – было последней мыслью, посетившей меня, когда всё прекратилось.
Сердце встало, дыхание остановилось, жар сменился холодом, и меня накрыла тьма. Опять?!
Я отключилась. Или умерла?
Нет, не умерла. Я слышу, что дышу, как стучит сердце. Редко, тяжело, но стучит. Однако я не чувствую себя, своего тела, но сквозь темноту то и дело прорываются звуки, голоса. Только я не пойму ничего.
Меня взяли за руку. О… теперь у меня есть рука, и я чувствую, где она, а относительно неё можно найти и другие части тела. Например, глаза. Попробуем их открыть. Ммм… видеть получается не очень, но, похоже, я даже моргаю, судя по ярко белым вспышкам. М-да, беда и оу… новое чувство.
Ну, теперь я точно уверена, что жива. Если дыхание и биение сердца можно и придумать, так как без них никуда, то без желания сходить в туалет я бы как-то уж пережила. Непростая задачка. Что я могу сделать? Ответ очевиден – ничего. Но что-то надо. Для начала мне нужно добраться до самого туалета, а для этого меня нужно отнести, а для этого я должна сказать. Где там, примерно, мой рот и горло находятся?
– Рэйм? – позвал кто-то незнакомым голосом, или это с моим проблемы?
– Да, Мира. Ты как себя чувствуешь? – спросил он, явно не представляя моё плачевное состояние.
Хотя откуда я знаю, как я, если не чувствую? Но, видимо, плохо, раз не чувствую.
– Не… пойму… но… мне нужно… отнесёшь?.. – медленно выталкивала я слова, напрягаясь для произнесения каждой буквы.
И тишина. Руку мою отпустили, и я снова растворилась в темноте. Так всё же отнесёт? Что сложного было ответить? Теперь гадай, что там происходит.
– Мира, – прозвучал где-то вдалеке шёпот. – Прибыли.
Значит, отнёс. Хорошо. Что дальше? Наверное, надо снова попробовать открыть глаза, и снова вышло так себе. Белые вспышки – и ничего не видно.
«Тааак… соберись! Сконцентрируйся хотя бы на одном сощуренном глазе. Давай, давай… молодец… вот ты уже и навес смутно видишь. Ой… да ты стоишь уже… да ты идёшь! Интересно, а я тут, вообще, нужна, или моё тело и само прекрасно справится? Без наблюдателя со стороны».
Проверять, правда, пока не хочется. Сначала закончу с тем, зачем прибыла, а на обратном пути попробую перестать себя направлять.
Не подумала я только о том, что результат проверки не узнаю. Тепла или рук не чувствовала, видеть перестала. Может, я там, вообще, бегаю, а может, валяюсь на земле.
Что ж со мной всё-таки произошло, что меня так разорвало-то на части? Я должна была активнее пойти на поправку, но пошло что-то не то, не туда и не так. Странно и непонятно. Должна была получить силы, поспать, переваривая их, и проснуться более здоровой. А что, если?..
– Миираа, проснииись… – снова глухо послышался приятный голос, отрывая от важной мысли. Что ещё? Вроде же уже всё сделали. – Тебе нужно поесть.
– Не хочу, – попыталась я отвертеться и не потерять нить размышлений.
– Совсем немного и очень быстро, – убеждали меня. И ведь не отстанут, и мысль, паршивка, всё равно ускользнула. – А потом можешь уснуть, и я позабочусь, чтобы тебя не беспокоили. Давай, открывай глазки и ротик.
А глазки-то зачем? С ротиком бы справиться. Им ещё и работать придётся. Где он? Гладят меня по щеке, и я чем-то только что говорила… ну, где-то здесь. Нет, глазки походу тоже нужны, а то не понятно, получилось, вообще, или как? Что происходит? Снова попыталась открыть один глаз и узрела, как в меня что-то пихают и льют. Получилось.
– Вот и всё, теперь спи, – оповестили меня.
Уже? Быстро. Хорошо, а то мне надо отправляться на поиски убежавшей мыслишки. Только Рэйма бы рядом оставить. Мало ли. Да и вообще, он вроде собирался пробыть со мной свой следующий день, если это он.
– Будь здесь, – сумела выговорить я перед отправкой на блуждания в непроглядной темноте.
О чем я там думала? Придётся начинать сначала.
Итак, со мной явно не всё нормально. Меня разорвало на физическую оболочку и разум, когда должно было стать лучше. Я хотела получить от Рэйма, от поцелуя с ним, энергию. Потом бы поспала ночку, усваивая её, и проснулась бы бодрой и здоровой. Прекрасный план! Жаль, не сработал. Но почему? Я должна была получить запланированное и…
А что, если получила? Только много. То он просто спал рядом, и всё происходило само собой, по чуть-чуть, и успевало во сне усвоиться, а тут я специально пыталась собирать и Рэйма просила пробовать отдавать, да ещё и увлеклись мы не на шутку. Что, если сработало слишком хорошо, и я набрала слишком много чужеродной энергии? Могла она вытеснить меня из моего же тела? Наверное, да. И мне стоит теперь только надеяться, что это временно.
Вообще, хорошо, что Рэйм сдержался, а то боюсь представить, что было бы, продолжи мы начатое. Там выбросы и обмен были бы значительно больше, и мог получиться ещё более неожиданный результат: у меня бы, вероятно, банально не выдержало сердце, а у Рэйма образовалась бы психологическая травма.
Да. Думаю, так всё и есть. Ещё бы понять, сколько мне теперь понадобится времени на преобразование. А то витать в темноте, без времени, места, тела и ощущений – невесело. Ждёшь-ждёшь чего-то, в этом нигде и никогда, но ничего не происходит. Может, уже неделя прошла, или пять минут. Да уж, опасно играть с тем, чего не должна касаться.
Что это? Ммм… снова неясные далёкие звуки голоса. Но приближаются, может, меня снова разбудить пытаются? Ну-ка, ну-ка…
– С утра не просыпалась и не шевелилась, – разобрала я слова Рэйма.
С утра? Ага, значит сейчас день, вечер или ночь. Какого дня, непонятно, правда. Посмотреть бы. Я старательно поплыла на голос, то есть начала активно это представлять, и пытаться открыть глаза.
– Ты же с ней не всё время был. Бегал туда-сюда. Может, и шевелилась, – сказал Кардэк.
