Словно в подтверждение его слов, раздался стук копыт, лошадиное ржание, а затем громкий бархатный голос:
– Эй, есть кто дома?
Я поставила чашку на стол, неторопливо поднялась на ноги, вышла на крыльцо.
Ну да, гость. Да какой! Высокий, статный, каштановые кудри ложатся на лоб тугими локонами, карие глаза, как звезды сверкают… Хорош, ох хорош!..
– Здравствуй, хозяюшка, – улыбнулся красавец, спрыгивая на землю со своего скакуна. – Пустишь странника отдохнуть?
– А ты, добрый молодец, что в нашем лесу позабыл? – поинтересовалась я. – Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?
Мужчина закатил глаза.
– Очень смешно, матушка.
– Ты, Слава, первый с политесов начал, – заметила я. – Что стоишь, как не родной? Бурушку своего отпусти, пусть на воле отдохнет. Леший его накормит и напоет. А сам в дом заходи. У меня и щи наварены, и пирожков целое блюдо. Кофе, кстати, будешь?
– А есть? – оживился сын.
– Есть. Если Пафнутий опять банку не спрятал. Эй, избушенька, присядь маленько, дай Мечеславу на крыльцо зайти по-человечески!
– Не нужно, мама, – улыбнулся Слава. – Я и так справлюсь.
Он снял с коня узду, ласково хлопнул его по крупу, а потом одним прыжком взлетел на крыльцо – прямиком в мои объятия.
Я ласково прижала его к себе, с усмешкой замечая, что обнимая сына, чувствую себя маленькой и хрупкой. А ведь когда-то этот сильный мощный мужчина засыпал исключительно на моих руках. Сколько с тех пор прошло времени? Тридцать лет? Кто бы мог подумать…
Пафнутий приезду дорогого гостя, конечно, обрадовался.
– О! – протянул он, когда мы с Мечеславом вошли в горницу. – Ты, Славка, таки вспомнил, что у тебя есть мать?
– Привет и тебе, старый ворчун, – улыбнулся сын, вынимая из висевшего на поясе мешка сверток, от которого в избе сразу же запахло копченой рыбой. – А я тебе кое-что привез.
Глаза моего мохнатого помощника сверкнули, как два изумруда.
– Хороший, говорю, у тебя сын, Афанасьевна, – тут же заявил кот, ловко цапая из рук Мечеслава вкусный подарок. – Всегда с гостинцами приходит. Появляется, конечно, редко, ну так что ж? Жизнь княжеского воеводы заботами полнится. Когда уж тут по родственникам скакать!
– Точно, – с усмешкой кивнул Слава.
– Что ж, не буду вам мешать. Общайтесь на здоровье. Кофе, если что, на окошке. За горшком с алоэ. Накрытый серой тряпкой.
За сим, любовно прижимая к себе сверток с рыбой, Пафнутий удалился.
– Ужинать будешь? – спросила я у Мечеслава.
Он кивнул.
Быстро накрыла на стол, а пока сын ел, отошла к печи, чтобы сварить ему кофе.
– Рассказывай, что у тебя нового, – сказала, усаживаясь рядом с ним за стол. – Как идет служба?
– Служба идет по-разному, – ответил сын, отпивая глоток иномирного напитка. – Интересного в ней сейчас мало, только строевая, тренировки, обучение новобранцев и прочая повседневная ерунда.
– Но ведь это хорошо, – заметила я. – Значит, в государстве мирно и стабильно.
– А еще серо и скучно, – кивнул сын. – Меня, знаешь ли, иногда посещают мысли бросить службу и вернуться к отцу.
– Так возвращайся, – пожала я плечами. – Он будет только рад. Если помнишь, ему твои людские подвиги никогда не нравились. К тому же, рано или поздно тебе все равно придется вернуться домой.
– Так-то это так, – неохотно согласился Мечеслав. – Только пусть это произойдет позже. Кстати, матушка, ты сама-то когда отправишься домой?
– Я и так дома.
– Я имею в виду – когда вернешься к батюшке?
– Не знаю, – ровно ответила сыну, разглядывая стену за его спиной. – Наверное, никогда.
– Почему?
– По кочану, Слава. Мы с отцом в своих отношениях как-нибудь разберемся сами. Не забивай себе голову, ладно? Лучше расскажи, что у тебя стряслось, раз ты прискакал ко мне в гости.
– А разве я не могу навестить свою мать просто так?
– Нет, не можешь. Вы, взрослые дети, живете своей жизнью, а о родителях вспоминаете только тогда, когда что-то случится. Я ведь права?
Мечеслав коротко усмехнулся.
– Права. Видишь ли, мама, я решил жениться.
Мои глаза удивленно расширились.
Вот это новость!
– Так ты приехал за моим родительским благословением?
– Не совсем, – замялся сын. – Тут такое дело… Девушка, которую я хочу взять в жены, категорически мне в этом отказывает.
– То есть как?! – изумилась я. – Слава, за тобой же всегда бегали толпы девиц! Взгляды твои ловили, в окна заглядывали. Стоило головой кивнуть, как любая была готова кинуться тебе на шею!
– Эта – не любая, – грустно улыбнулся сын. – Эта – особенная. И меня она в упор не замечает. Причем, не жеманничает и не играет. Я просто ей не интересен.
– Она слепая?..
– Нет, со зрением у нее все отлично. Но она прихрамывает и немного горбится.
На мгновение я опешила.
– Твоя избранница – хромая горбунья?!
– Мама, я повторю: она немного прихрамывает и чуть-чуть горбится. У нее от природы одно плечо выше другого. Но это совершенно не мешает ей быть самым чудесным и восхитительным созданием на свете.
Несколько секунд мы с сыном молча смотрели друг на друга. Потом Мечеслав вздохнул и продолжил:
– Ее зовут Катерина. Катенька, дочь нашего сокольничего. Из-за этой своей природы она стесняется посещать княжеские гуляния – девицам там положено танцевать, а ей это сделать очень непросто. К тому же, Катя наверняка себя неловко чувствует среди прочих расфуфыренных красавиц, хотя ни одна из них и мизинчика ее не стоит. Однако год назад в княжеском тереме был большой пир – праздновали рождение младшего княжича, а потому все чины должны были явиться туда со своими семьями. Вот Никифор Катеньку с собой и взял – деваться-то было некуда, – на губах сына появилась нежная улыбка. – Она за столом сидела тихонько. Вся такая хрупкая, белая, как Снегурочка. Я бы, может, ее и не заметил, но пошел с другими гостями плясать, случайно голову в сторону повернул, и глазами с ее взглядом встретился. Знаешь, матушка, меня в тот момент, будто в озеро окунули. Забыл, как дышать, истуканом посреди горницы встал и пошевелиться не мог. Потом, конечно, подошел к ней, представился, завел разговор. Мама, какой же она оказалась умницей! Много книг умных прочла, а как здорово поддерживала беседу! На другой день я к ним в гости напросился, а меня там таким холодом окатили, что я потом вне себя был от злости. С тех пор целый год Никифоровы пороги обиваю, как тать за кустами его повозку караулю, чтоб на Снегурочку свою полюбоваться, если вдруг она в город по делам каким поедет. Я уж и сватался к ней, и в любви клялся, и подарками дорогими задаривал, а она холодна, как лед. Говорит, в чувства мои не верит и смеяться над собой не позволит. Я, конечно, этому удивился, навел справки. Оказалось, приятельницы ее, курицы длиннокосые, напели ей, что, дескать, княжий воевода задумал шутку плохую пошутить – ее, калеку, охмурить да кинуть. И так она крепко в это поверила, что я никак обратное доказать не могу.
Похоже, у бедной девушки имеются серьезные комплексы по поводу своей внешности. В нашей реальности, к сожалению, на недостатки тела обращают гораздо больше внимания, чем на достоинства души.
– Хорошо, – кивнула я. – С тобой и предметом твоей страсти все понятно. А что требуется от меня?
Во взгляде Мечеслава появилась щемящая надежда.
– Мама, дай мне приворотного зелья.
В первую секунду мне показалось, что я ослышалась.
– Слава, – сказала я, серьезно глядя сыну в глаза, – ты дурак?
– Мама, я не шучу! Зелья нужно совсем немного, чтобы Катенька могла мне довериться. А дальше уж я все сделаю сам.
Что-то я не поняла. У нас в государстве появилась новая болезнь? Отчего это вдруг молодежь стала такая безмозглая? Сначала Никита, потом дракон, теперь Мечеслав…
– Никакого зелья я тебе не дам.
– Мама!
– Ты меня слышал? Нет. Категорически.
– Но почему?!
– Слава, ты сам колдун, а значит, должен понимать, что такое приворот, и чем он чреват.
– Мама, я дышать без нее не могу! Я ее из дома украду и силой заставлю брачную клятву принести!
– Точно, дурак.
– Как же ты не понимаешь!..
– Я все понимаю, – сказала, чуть повысив голос. – Пойми же и ты, бестолочь великовозрастная, – твоя несчастная Катерина наверняка всю жизнь себя уродом считала! И тут появляешься ты, весь такой прекрасный-распрекрасный. О любви поешь, да сватов засылаешь. Спрашивается: с чего бы, если другие мужчины от нее столько лет нос воротили? Девушка она умная, начитанная, мыслит, скорее всего, трезво и адекватно, а значит, причину твоих приставаний не в чувствах будет искать, а в чем-нибудь другом. Конечно, ей легче поверить в то, что ты – подлец и просто хочешь за ее счет самоутвердиться.
– Мои намерения чисты. Я просто ее люблю. Эх… разбирался б я в травах, давно бы сам зелье сварил!
– А потом всю жизнь об этом жалел, – покачала я головой. – Мне ли тебе говорить, что девушек нужно другими способами добиваться?
– Не работают эти другие способы.
– Тогда, быть может, и не стоит искушать судьбу?
В глазах Мечеслава появилось недоумение.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты не думал, сынок, что будет, если Катенька согласится стать твоей женой?
– Будет свадьба.
– А потом? Не забывай, мой хороший, что она – человек, а ты – нет. Что через несколько десятилетий жена твоя состарится и умрет, а ты еще как минимум лет триста будешь таким, как сейчас. А если во время вашего супружества тебя вдруг призовет отец? Жену-то придется оставить здесь, ей, человеческой женщине, в Навь путь будет закрыт. Да и вообще, согласится ли она выйти замуж, когда узнает, что ты маг? Или ты планировал всю жизнь от нее это скрывать?
– Мы бы с ней обязательно во всем разобрались, – тихо сказал Мечеслав. – И от хромоты я б легко ее вылечил. Но для этого нужно, чтобы она меня выслушала, не принимая в штыки то, что я ей буду говорить.
– Зелья я тебе не дам.
– Тогда хотя бы дай какой-нибудь совет.
– С удовольствием. Отправляйся спать, сынок. Утро вечера мудренее.
***
Кровать сыну я сегодня стелила сама, совсем как много лет назад. Отправив Мечеслава в баньку (Пафнутий согласился оторваться от вкусного гостинца и подготовить для него купальницу), вынула из сундука подушку и одеяло и пошла обустраивать ему спальное место.
Мой мохнатый помощник прав: иногда наша изба действительно напоминает постоялый двор – если путник нуждается в ужине и ночлеге, здесь он их обязательно получит.
С виду мой домик кажется маленьким и скромным. Однако на самом деле его внутреннее пространство организовано так, что места хватает всем. В широких просторных сенях находятся шесть дверей. Одна ведет в горницу, где мы с Пафнутием принимаем визитеров, вторая – в мою личную спальню, третья – в комнату для гостей. Четвертая выполняет роль рабочего кабинета – в ней я варю зелья, наблюдаю через магические зеркала за подведомственной мне территорией и выхожу на связь с нужными людьми. Пятая, зачарованная, открывает проход в чудесную хижину на морском побережье, куда я периодически сбегаю, чтобы побыть в одиночестве и отдохнуть от забот. Шестая же дверь, тяжелая, обитая мифрилом, закрыта на мощный магический замок, отпереть который могу только я. К слову сказать, в последний раз эта дверь открывалась почти полтора года.
Признаться, некоторое время назад я с надеждой прислушивалась к доносящимся из-за нее звукам, ждала, когда с другой стороны кто-нибудь постучит. Тем не менее, заветного стука я не дождалась, а вскоре и вовсе перестала надеяться, что он когда-нибудь раздастся.
Когда Слава улегся в постель, я осторожно заглянула к нему в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи. В итоге мы с сыном проболтали еще полчаса. Он рассказал мне о своей службе, о причудах княжеских любимцев и взлетевших ценах на овес. О возлюбленной Катерине больше не упоминал.
– Я не смогу надолго у тебя задержаться, мама, – сказал сын, когда я, в очередной раз пожелав ему приятных снов, собралась покинуть спальню. – Завтра в полдень уеду обратно.
– Главное, не делай того, о чем будешь потом жалеть, – тихо ответила ему. – И отдыхай. А я подумаю, как тебе помочь без приворотных зелий, похищений и прочей ерунды.
Мечеслав грустно улыбнулся и кивнул. Я же вышла из комнаты и направилась в свой кабинет.
Задал ты мне задачку, дорогой ребенок! Однако над ней я поразмыслю чуть позже – через пару часов, во время купания в Русалочьем озере. Тамошняя магия здорово питает не только волшебный резерв, но и мозг, а потому в голову зачастую приходят интересные идеи. Сейчас же у меня есть еще одно важное дело.
В кабинете я уселась за стол и придвинула к себе самое большое переговорное зеркало. Сколько там на часах? 23.17. Что ж, надеюсь, он уже дома.
Толкнула прикрепленный к узкой овальной раме золоченый шарик, прошептала короткое заклинание. Стекло тут же подернулась голубоватой пеленой, и через пару мгновений в зеркальной глубине появилось лицо красивого рыжеволосого мужчины с янтарными змеиными глазами.
– Гликерия? – радостно удивился мужчина. – Здравствуй, дорогая! Сто лет тебя не видел!
– Привет, Захар, – с улыбкой кивнула я. – Так уж и сто? Года два, не больше.
– Правда? Надо же!
