ISBN :
Возрастное ограничение : 18
Дата обновления : 04.10.2023
– Но тебя сразу могли посадить, а могли и пришибить на допросе.
– Не совсем же я идиот, была блестящая возможность стрельнуть из рогатки колотым чугуном. Впрочем, это не более чем лирическое отвлечение от темы…
Я изумился:
– Ничего себе – лирическое, глаза человека лишить.
– Что тут особенного? Я ж не ногу оторвать ему хочу, а всего лишь гуманно лишить половины зрения. Может он прозрел бы тогда, что натворил… Не подумай, что я злыдень, в душе, мной давно принято христианское смирение, но и добро, как кто-то сказал, должно быть с кулаками. Если ты помнишь, даже святой Пётр отрезал или оторвал ухо одному нехорошему человеку… Стоп, чуть не забыл с тобой о чём речь. Слушай дальше. Обнесли мы тёмной осенней ночью богатенькую квартиру. Добра – немерено: золотище, ювелирщина, полмешка денег, огромный цветной телевизор, килограммов тридцать весом и кучу шмоток, целый тюк кожаных турецких курток. Ребята в квартире остались, а я с утра смотался к матери – перекусить (не нравится мне ресторанная пища). Перед обедом возвращаюсь – квартира опечатана. Мигом мчусь к дочери хозяйки, она с матерью в том же подъезде живёт, двумя этажами ниже. Марина мне рассказала, как дело происходило: когда меня не было, налетели менты, повязали всю мою команду и отволокли в ближайший РОВД. Надо бы туда заглянуть, выяснить что к чему. Решил я первым делом посоветоваться с мужем двоюродной сестры – он человек опытный в уголовных делах и живёт поблизости. Заявляюсь к нему, так мол и так, а он меня тащит к бабке, знахарке и гадалке, она в их доме обитает и устроила на первом этаже лечебно-предсказательный салон. Я поупирался немного (что за вздор?!), потом согласился, под убедительным напором двоюродного шурина, которому ведьмоподобная предсказательница свела лишаи с бородавками. Смотрит на меня бабуля сквозь трёхлитровую банку с водой, даже лёгкий ужас меня пробрал, как смотрит и заявляет: «Какой интересный молодой человек. Тебе сегодня никуда ходить не стоит – ждёт тебя опасность и бородатый мужчина в кожаном плаще. Четыре раза будут тебя судить и четыре раза будешь сидеть в тюрьме. Человек ты, однако, не конченый, душа твоя светлая, да отравленная жизнью теперешной – бесовской». Я-то себе на уме. Вот, думаю, плетёт старуха, но я осторожен и дальновиден. Балбес, одним словом… Идём мы с Маринкой в районную управу. Внутрь, разумеется, я не пошел, подтолкнул подругу, а сам около дверей отираюсь. Долго её не было, потом вышла и мы направились к ней домой, совсем не вовремя расслабленные. Пересекаем дорогу и вижу боковым зрением четверых, идущих явно на перехват и перестраховывающих друг друга, в штатском. Опера! Точно, они, дожидались, кто дочку хозяйскую встретит. Руки заломили и, прямиком – на допрос. Мысли лихорадочно замелькали: как выкручиваться? Понёс абсолютную пургу и чушь. Мол, перекупил вещички у кавказцев, около дома. Сам их не знаю, впервые увидел вчера вечером. Следователь мне: «Не лепи горбатого, тебя уже сдали подельники». Ну, думаю – влип, но вида не подаю в том же духе продолжаю: «Как угодно воспринимайте, что мне известно – я вам рассказал, а других версий у меня нет». И тут, как назло, заглядывает в кабинет некий майор, восклицает «Ба!» Этого гуся я забираю – он в областном розыске». Вот попал, так попал… К счастью, ночь я провёл в районном ИВС, и мы перестучались и перекричались с подельниками. Оказалось, они в полной несознанке, но все показали на меня, как на арендатора квартиры… Дальше – СИЗО, а у меня первая ходка, с порядками совсем не знаком, только по наслышке кое-что. Захожу: камера – десятиместка, я – десятый. Место определили, расположился. Хоть я и новичок, но что-то не то вокруг творится: кого-то бьют, кого-то тащат на «дальняк» насиловать… Про «дороги» я слышал на воле, а тут увидел и …отправил смотрящему маляву. Сокамерники смотрят косо. Им-то какое дело? Через час малява ответная приходит мне. О моих «подвигах» многие были наслышаны, а иные ребята знали меня лично. Смотрящий за централом пишет мне: «Ты, парень, попал в пресс-хату. Если хватит у тебя духа – попытайся обломать сук, но, если чувствуешь, что не в силах – ломись с хаты, хоть это и не принято в нашей среде, но в данном случае – допустимо.
Гады смотрят с явным интересом… Тут я совершил ошибку: на соседней койке лежал тихоня и показался он мне нормальным мужиком. Пошептались мы с ним о содержании записки и он, сука драная, тут же меня сдал гоп компании мусорских шестёрок. Загудели, разошлись они не на шутку. Сученок – смотрящий на меня прикрикнул: «Ну! Что скажешь? Как вопрос с тобой решать?» Душа ухнула куда-то вниз, но внешне держусь невозмутимо: «Я ложусь спать, подумаю, а утром будем решать». На койку завалился, глаза закрыл, но о сне и речи нет. Так и пролежал в напряжении до подъёма – боялся, что нападут шакалята… Но и у них, оказывается, душа в пятки ушла – тоже не спали, а до утра перешептывались. После подъёма, гадский смотрящий вскакивает на стол, держа в руках заточку, с пристальной злобой глядит на меня и вопит: «Ну, ночь кончилась. Что надумал?» Я молчу, не знаю, что сказать, а тот с треском рвёт на себе тельняшку, изображая зверский вид, но явно фальшивит. Мне это придало уверенности и, построжав лицом, я сделал вид, что поднимаюсь со шконки. Дальше происходит нечто анекдотичное: этот хрен в рваной тельняшке бросается к тормозам и лупит что есть силы по железной двери. За ней уже стоят ФСИНовцы. Придурок кричит (а заточка ещё в руке): «Мне в санчасть, срочно!» Его уводят, а через двадцать минут забирают и четверых его стукачей-прессовщиков. Так я, случайно, толком не понюхав тюремной жизни, разморозил камеру и временно стал героем СИЗО…
Обитатели исправительного учреждения деловито сновали туда-сюда мимо нас по своим делам, делишкам и заморочкам. Серёга вопросительно взглянул на меня:
– Следующую историю рассказывать?
– Нет-нет, – заторопился я, – эту бы успеть записать, а то забуду…
– Ну, как хочешь, у меня их много – подходи… Ой, забыл совсем.
– Что забыл?
– Помнишь бабка предрекла мужика бородатого в кожаном плаще?
Я пожал плечами:
– Вроде было что-то.
– Так вот, по фабричной краже, дело поручили следователю с бородой и в кожаном плаще. Оказался очень приличным мужиком…
Я скорым шагом направился в отряд, но, как обычно случается, если ты торопишься, тебя через каждые десять метров останавливают, интересуются делами, литературными планами, просят прочесть что-либо, а то и хуже – написать для них стишок, или нечто ещё, исходя из их блажи. Да чтоб ей провалиться этой местечковой популярности! Практически всегда я отказываюсь, но пыл жаждущих не сбавляется и не ослабевает.
Кучака я застал спящим. Тот задавал хорошего храпака, натянув на нос одеяло.
Пока я вчерне записывал Серёгину повестушку, дряхлеющий лев изволил выспаться и уставился одним глазом (второй прятался под одеялом) на мою руку, бойко водящую авторучкой по строчкам. Первый его вопрос ввёл меня в ступор:
– А Васька где?
– Какой?
– Не понял, приснилось мне что ли?
Александр Васильевич в заторможенном темпе приподнялся и сел, нашаривая тапочки ногами. Руки его одновременно полезли в тумбочку. Он вслепую достал пачку сигарет со спичками, задумчиво закурил и уставился мучительно-непонимающим взглядом в пол. Я постарался сосредоточится на литературном процессе, однако, долго не меняющаяся поза Кучака и третья подряд выкуренная сигарета (что совершенно не соответствует поведению ясногорца преклонных лет), заставили меня забросить писанину. Спустя примерно, полчаса, Александр Васильевич рассказал мне свой невероятный сон, который я тезисно записал вчерне, а сейчас литературно его обработав и, извиняюсь, кое-что добавляя для красного словца (совсем чуточку), поведаю его читателям. По просьбе владельца сна, делаю это как бы с точки зрения стороннего наблюдателя:
Сон Кучака
Александр Васильевич прилёг на кровать, обдумывая каким способом плетут бредни при помощи кольца, начиная с узкой части мотни, круговым способом. Мысли путались и сбивались, сконцентрироваться никак не получалось. Перед ним, неизвестно откуда появился некто, весьма симпатичного вида, человекоподобный и крошечного роста, покрытый короткой светло-серой шерсткой. Этот непрошенный фрукт безапелляционно заявил:
– Любезный! Будь добр, подвинься, или ноги подожми. Кучак послушно согнул с легким скрипом коленные суставы и радостно спросил:
– Ты чей же будешь, лохматенький?
– По документам – Василий Леонардович – чистых кровей, нечистый – черт, одним словом, – чертёнок в шортах, обутый в кроссовки неведомой фирмы, ловко вспрыгнул на кровать, фамильярно облокотясь на торчащие вверх колени старикана, – но, по факту, Василий Васильевич, прозванием Васька Светлый.
– Ничего не понял, – заявил Кучак, – но обувь у нас принято снимать.
Чертёнок послушно скинул кроссовки. Носков на ногах не оказалось, а мелкий непоседа объяснил:
– Что носки? Одна вонь от них.
– Коли ты чёрт, где же твои копыта и хвост?
– Я же тебе говорю, любезный Александр Васильевич, что одно по документам, а на деле совсем другое: мамаша сблудила – вот я таким и уродился.
– Почём ты знаешь, как меня величают?
– Какой ты тугодумный, за ушком почеши, да не у себя, – чертёнок досадливо сморщился, а у меня, я тебе всё тогда расскажу.
Васька счастливо зажмурился и как кот замурлыкал. Казалось, он сейчас заснёт, но минуты четыре спустя, придя в довольство и поскребя пятернёй подбородок, продолжил:
– Я о тебе всё знаю – в базе данных чертонета покопался и обнаружил. Мужик ты прекрасный, меня не бойся, я не подведу, для тебя расстараюсь… что хочешь сделаю, а уж если морду набить… о, только свистни.
– Да как ты, эдакий малявка, можешь с кем справиться?
Чертёнок гордо задрал головку:
– Я полторы тонны лёжа выжимаю, а стоя – 999 кг.
– Силён! – воскликнул Кучак.
Васька с хвастливой скромностью лукаво посмотрел на собеседника:
– Был трёхкратным чемпионом Финансового тупика по тяжелой атлетике в наилегчайшем весе. Это элитный, один из престижнейших районов Чернобурга.
Донельзя удивлённый Кучак деликатно поинтересовался:
– Но как ты сюда попал?
– Как да как, передразнил Чертёнок, – покинул истерическую родину в знак протеста: не выдержал гибели своего любимого ездового козла…
Александр Васильевич так и остался сидеть с открытым ртом, пока Васёк объяснял ему причины своей эмиграции:
– Представь Сашок: интеллигентнейшая семья, папа – сам Леонард Темнейший, мама – Амалия Темнейшая, а я разгильдяй, с утра до вечера на стремительном козле Пафнутии скачу и совсем не хочу вникать в их финансовые аферы. У папани одних научных трудов более шести сотен, а я (по его выражению) вульгарный мордобивец. Там, понимаешь, общество неоднородное:
Есть тёмные элитные черти, есть рыжие – те, всегда больше по рабочей и крестьянской части, где-нибудь в обслуге, а уже светлым чертям два пути: спорт, либо бунт, работать нашего брата не заставишь…
– Странно.
– Ничего странного, я когда выпью, тоже могу накуролесить. Не то, что дома у меня не пьют, но по чуть-чуть и только лучшие вина, а я-то водку, спирт, чуть ли не одеколон хлестал. Зато добрый, зверолюбивый – мясо в пищу не употребляю. Вот рыбу ловлю – пуд могу съесть.
Кучак не поверил:
– В тебе всего пуд и рост полметра. Куда в тебя влезает?
– Экий ты критикан. Во-первых, рост мой – 77 сантиметров, а вес 21 килограмм, во-вторых, у нас нет желудочно-кишечного тракта… Кстати, помощник из меня на рыбалке незаменимый, а уж за грибами… Пока ты будешь слепо щуриться, я полгектара обнюхаю – все лучшие грибы наши будут.
– А вдруг ты поганки уважаешь?
Васька ударил себя в грудь кулаком, аж набатоподобный звон раздался:
– За кого ты меня принимаешь? Я ж по своему биологическому отцу – твой соотечественник, кроме белых грибов, рыжиков, подосиновиков и груздей, на дух ничего больше не переношу. Молчи, не говори опять, что ничего не понял – сам объясню. Когда мать меня в эмиграцию провожала, шепнула, что настоящий мой отец – Васька Альбинос, из Тульской губернии, а благородный Леонард Давидович – интеллигент в триста восемнадцатом поколении, стойко принял удар и решил воспитывать меня как своего сына. Толку-то? Да, ещё мамаша, под строжайшим секретом поведала, что никакая она не Амалия, а просто Валька Козлова.
– Да, дела! – озадачился Кучак – я-то, грешным делом, думал, что у вас-то всё идеально.
– Эх Васильевич, одна пыль в глаза. Придумывают правила, нахваливают сами себя… Возьми любого деграданта – ну идиот же полный, а ему рейтинговое агентство, какое-нибудь Муди, или Кац энд Эйзель, высочайшие баллы выставляет. Светлым чертям – никакой перспективы, но замалчивают, гады… Сколько протестов я возглавлял верхом на козле. Боролся за наши права… Эх, Пафнутия жалко – пока я пьянствовал, его свели со двора и пустили на колбасу и рулеты. Одни титановые подковы чего стоили! Но я его останки похоронил и даже эпитафию на могилке написал.
Кучак непонимающим взором уставился на Ваську:
– Если ты его похоронил, кого же на колбасу и рулеты пустили?
– Его и пустили, даже рога, а у Пафнутия были полуметровые рога, один мелкорогий недоделанный чёрт себе приспособил, типа как у вас парики носят… Похоронил же я копыта с подковами, целую траурную процессию организовал – козёл был наш сообщник, или, скорее соратник по борьбе за равные права светлых представителей общества, он тоже имел светлый окрас. Три дня сочинял надпись на памятник. Недаром всё-таки тридцать два класса окончил, да семейное окружение… Вот, слушай:
Козлище изумительный
Я часто тебя стриг
Пафнутий мой стремительный
Пал жертвою интриг…
– Дела! – только и сказал Кучак, потом подумал и добавил:
– Где же ты братец жить собираешься?
– У тебя, конечно, ты меня братом уже назвал, теперь назад дороги нет. Главное – не беспокойся, много ли мне надо – маленькую конурку, могу на первых порах даже под койкой пристроиться. К осени в Астрахань поедем, рыбки вдоволь поедим…
– Вася, опомнись. Какая Астрахань? Мы с тобой в колонии строгого режима.
– Александр Васильевич, ты меня оскорбляешь недоверием. Я тебе УДО состряпаю в десять секунд. А сейчас, эх, душа горит – в магазин махнём, водочки купим…
– Деловой! А как ты пойдёшь? Ты учти, я под колючку не полезу.
Чертёнок всплеснул руками от непонимания старика:
– Шура, ты о чём? Я глаза всем вашим контролёрам, режимникам и операм так отведу…
Васька не соврал, и они беспрепятственно вышли в магазин, близ проходной. Водки в нём не оказалось – это была торговая точка колонии-поселения.
В магазинчик стремительно вошел грозный пучеглазый майор и заорал от дверей:
– Кто такие? Ну-ка, придурки, быстро выметайтесь отсюда!
Кучак заробел, а баламут чертёнок щёлкнул пальцами и презрительно повернулся к строгому служаке. В какое-то мгновение майор преобразился:
– Ой, виноват, не узнал вас Василий Леонардович и вас уважаемый Александр Васильевич. Может быть, могу чем-нибудь услужить?
– Могёшь, – Васька подтянул шорты, – добудь водки и пойдём пьянствовать под кроватью.
– Почему под кроватью?
– Голова садовая! Чтобы никто не увидел.
– Вася, ты гений! – восхитился пучеглазый. – Пойдём сразу на спиртзавод, тут рядом, за пять минут по рельсам доберёмся.
На заводике им вручили четырёхлитровую канистрочку чистейшего спирта, а майор, куда-то смотавшись, припёр детский аккордеон. Он скороговоркой бросил, что умыкнул инструмент из директорского кабинета.
Василий взорвался:
– Ты, сволочь, запятнал честь офицера! Марш домой! Кстати, до дома пойдёшь с песнями и плясками вприсядку.
Чертёнок, слабый на алкоголь, глотнул прямо из горлышка канистры, повеселел, проводил взглядом нелепо пляшущего и поющего майора и ухарски заиграл весёлые мелодии.
Девки на проходной встретили возвращенцев радостным визгом. Васёк наяривал «чардаш», пританцовывая. Дамы потребовали похабные частушки. Чертёнок немного покобенился, для порядка, а потом, под мотив цыганочки, выдал пару хамски-скромных:
Я играю в КВН,
Я команды нашей член.
Ну, а Танька Борозда,
Кто она в игре тогда?..
Ножик взял в ладонь руки –
Режу член на пятаки.
Пяточечки новые
Жалко, что… членовые.
– Вася, обыщи меня! – закричала самая бойкая.
Чертёнок, у которого на уме была выпивка, только досадливо махнул рукой. Она не отставала:
– Нельзя нарушать инструкцию. Без личного досмотра никак нельзя.
Озорник решил подшутить:
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом