– Н-да, – произнес он в слух, – весьма достойная кандидатура для прекрасной донны ДеАриес.
– Мне кажется или в ваших словах я слышу иронию? – Долорес выпрямилась, хоть казалась куда больше, ее осанке позавидовала бы и королева Альбанских островов, и сурово свела красивые брови на переносице.
– Ну что Вы, сеньорита Де ЛаВега, как можно, вам просто показалось. Как давно они вст… хм помолвлены?
– Полгода.
– Хорошо.
Роланд замолчал, обдумывая услышанное. Отпив еще глоток чудного терпкого Альенского он произнес:
– Скажите, а слуги не пропадали из вашей асиенды? Может быть, кто-нибудь из обслуги ведет себя не так как всегда, нервничает, ну, что-нибудь такое?
– Нет, – задумчиво ответила Долорес, – слуги все на месте, никто не пропадал и даже не отлучался и поведение…, я не замечала изменений в их поведении. Нет.
– Ладно, донна Де ЛаВега, я понял вас, и займусь вашим тема сенсибле. И да, насколько я понимаю, ваш отец не в курсе произошедшего?
– Нет, и я бы не хотела, чтобы он что-то узнал.
–Это само собой разумеется, только ему все равно придется рассказать об этом, если сеньора ДеАриес и ваша семейная реликвия не найдутся. Вы это понимаете?
– Прекрасно понимаю, – молодая Де ЛаВега побледнела, но смотрела твердо и решительно, – в этом случае, я все ему расскажу.
Роланд кивнул:
– Но надеюсь, о нашем маленьком разговоре вы ему не поведаете?
– Безусловно.
– Отлично. Вы кстати так и не рассказали, что конкретно пропало.
Долорес Де ЛаВега кивнула.
– Это крест. Четырехконечный. Перекладины в виде вытянутых ромбов. Вертикальные длинней горизонтальных. Основание отлито из серебра, лицевая сторона выполнена из бирюзы, голубой как весеннее небо. В центр креста – круг с изображением змея кусающего собственный хвост, залитый прозрачной смолой. Размер чуть меньше моей ладони.
Девушка продемонстрировала Роланду затянутую в перчатку ладошку.
– Выглядит, конечно, грубовато, но ему Бог весть сколько лет. По мнению ювелира моего отца не менее пятисот. Его ни с чем не спутать. Увидите, сразу узнаете.
Роланд, молча смотрел на нее, на всем протяжение разговора его не покидало ощущение, что девушка что-то недоговаривает. Но, несмотря на все сомнения, он решил помочь ей, не сам конечно, а отрядить на поиски пару толковых и преданных лично ему парней – пускай поразнюхают. Хорошим расположением таких высокопоставленных персон в наше время не разбрасываются. И в случае удачи молодая Де ЛаВега будет ему должна.
– Я займусь вашим делом, донна, скажите, как мне с вами связаться, если… когда у меня появятся новости?
Девушка задумалась, об обратной связи она явно не подумала. Наконец она произнесла:
– Люка. Связь будем держать через него, это мой гард[27 - Гард – здесь охранник.], его семья держит небольшой трактир в конце улице горшечников. Отдайте записку его отцу, он даст ему знать, а Люка передаст мне.
Девушка поднялась со стула собираясь удалиться.
Роланд встал и приблизился к ней почти вплотную, грубо попирая все законы приличия.
– Долорес, – он впервые назвал ее по имени и на ты, – а ты не боишься, что твой отец узнает о нашей встрече? Это может плохо закончится, не для тебя, конечно, но для меня уж точно. Никто из твоих, – он кивнул головой на дверь, – гардов не проболтается об этом визите?
– Нет, – Долорес улыбнулось очаровательной улыбкой, очаровательной и холодной, словно ледник зимой, и в свою очередь назвала его по имени, – Роланд, никто из моих телохранителей не проболтается. Они мне обязаны.
– Настолько обязаны, что пренебрегут своим долгом перед грандом Де ЛаВегой?
– Долг? Они должны только мне. Люка обязан мне жизнью. Себастиан, он должен мне еще больше чем Люка.
– Что же может быть дороже жизни, сеньорита? – Роланд был заинтригован.
– Жизни жены и дочери. – Отчеканила Долорес Де ЛаВега.
– Вы опасный человек, – проговорил Роланд, глядя прямо в красивые глаза, – уже личную гвардию собираете.
И добавил:
– Долорес Де ЛаВега, вы далеко пойдете и я не удивлюсь если лет через пятнадцать – двадцать править городом будете вы. Не напрямую конечно, правитель женщина в наших краях нонсенс, но дергать за ниточки будете именно вы. Бедный ваш будущий муж.
И сколько в его словах было сожаления, а сколько восхищения не знал и сам дьявол.
Долорес ничего не ответив, круто развернулась, обдав Роланда едва уловимым терпким запахом жасмина, и направилась к выходу.
– Постойте, – окликнул он ее на самом пороге, – еще один момент. Где в последний раз видели Вашу компанеро[28 - Компанеро – подруга.]?
Долорес замерла на пороге, даже по ее спине было заметно, что вопрос ей не понравился. Она медленно обернулась и, тщательно подбирая слова, сказала:
– Ее видели около дома сеньора Сантьяго Дельгадо.
Вот как? Роланд мысленно вскинул брови в немом удивлении. Такого, он и ожидать не смел.
– Кто?
– Наша горничная.
– Она была одна?
– Нет.
– С кем? – Роланд слегка повысил голос. – Что вы цедите по слову? Говорите.
– С двумя господами. Я не знаю их имен, по виду приезжие.
– Опишите мне их.
– Один высокий, длинные, очень светлые волосы. Второй пониже и поплотнее первого, бритый наголо. Очень похож на хешарца.
– Так, так, так, – очень медленно и с очень нехорошей интонацией проговорил Роланд, – почему вы мне сразу не сказали?
– Я… Я, испугалась, – Долорес опустила голову, – они мне показались очень опасными и их глаза… Я таких ни у кого не видела. Пустые и… словно мертвые.
– Вы с ними встречались?
– Нет, – испуганно проговорила девушка и опустила голову, и сразу стало ясно, что она очень юна и неопытна, – я хотела, даже в гостиницу пошла, где они остановились, хоть Люка и отговаривал меня, но я все же пошла. Но когда я их увидела, я… я просто испугалась.
– И все же вы не обратились к отцу, а пришли ко мне. Почему? Только не надо мне про реликвию говорить, это я уже слышал. Поведайте мне второй, скрытый слой.
– Потому что вы, точнее они, похожи на вас.
Она вскинула голову, взгляд упрямый и одновременно испуганный.
Роланд кивнул:
– Верю. До свидания сеньорита Де ЛаВега.
И все же она что-то не договаривала, он был в этом уверен.
Когда девушка ушла, Роланд налил полный стакан вина и устроившись в кресле принялся размышлять в слух.
– Значит, май куэрдо[29 - Май куэрдо – дорогие мои.] компрачикос вы в городе уже больше трех дней, а на встречу явились только сегодня? Интересно. Вот и начал прощупывается тайный план, прячущийся в тени простого похищения. Что же вы затеяли, мои разлюбезные бывшие ландскнехты?
Бицепс опять заныл, на этот раз Роланд не стал сдерживаться и с удовольствием растер руку. Стало легче, но не намного, это ведь не физическая боль, а скорее метафизическая.
Пожалуй, визит к Изабелле стоит отменить. Это он уже сказал не вслух, а про себя. Хоть и жаль, последнее время они стали видеться реже. Но с весточкой он пока повременит, дождется доклада Джозе и тогда…
Словно услышав его мысли в дверь стукнули условным стуком.
– Войдите.
Дверь приоткрылась и в нее ужом проскользнул Проныра.
– Пей, ешь, – махнул рукой на стол Роланд, – и рассказывай.
– Благодарю, – Джозе, налил себе вина, но есть не стал.
– Компрачикос в гостинице, сначала ели и пили в общей зале, потом в номер вернулись. Подхватили двух лакидос[30 - Лакаидас – проститутки.] и поднялись в комнату. Одна тощая, словно селедка, а другая настоящий балена[31 - Балена – дословно кит (зд. толстуха).], видели бы вы ее зад сеньор Роланд, это просто…
– Джозе, – Роланд прервал его, – данные подробности меня не интересуют. Что они делают сейчас?
Проныра масляно усмехнулся:
– Когда я уходил, они, судя по звукам, ходер[32 - Ходер – трахать.] этих милашек.
– С ними никого больше не было?
– Кого именно? – осторожно уточнил Проныра.
Роланд пожал плечами:
– Мужчин, женщин?
– Малец мой, вы его не знаете, Сезаро Курси[33 - Курси – пижон.] зовут, пока они жрали, пошарил в комнате, там никого не было.
– Надеюсь осторожно? – Нахмурился Роланд.
– Конечно, просто заглянул, ничего не трогал.
– Ладно, наблюдай дальше. Послание помнишь, где оставлять?
– Обижаете сеньор, Проныра на память никогда не жаловался. У старьевщика Федерико. Так я пошел?
Роланд кивнул.
Джозе одним большим глотком допил вино и исчез.
Ну что ж, пожалуй, визит к прекрасной Изабелле можно и не отменять, вот только переодеться надо.
4
Он сидел в изголовье кровати, всем телом откинувшись на стену, обитую толстым гобеленом, на шерстяном полотне родом из жаркого Хешара были изображены лев и львица, слившиеся в любовном экстазе, и смотрел на Изабеллу, спящую у него в ногах. Любоваться ею он мог бесконечно. Гладкая и чистая, ни родинки, ни пятнышка, кожа, очень светлая для коренной уроженки Спании. Те были смуглы, черноволосы и темноглазы, а по плечам сеньоры Дельгадо водопадом струились густые темно-русые волосы, и глаза были изумительно прозрачного, как озера родины Роланда, серо-голубого цвета. Изабелла была безупречна, только чуть более худа, чем нравилось Роланду, но это была сущая мелочь, на которую не стоило обращать внимания.
Лет семь назад он не мог и подумать, что у него будет любовная связь с одной из прекраснейших женщин Оливы, и по совместительству женой одного из столпов города. Того самого, возле дома которого, горничная Долорес Де ЛаВеги видела Габриэллу ДеАриес в обществе Гая Мертвеца и Хесуса Волка, двух скользких и очень опасных наемников, неизвестно на кого работающих. Или после рассказа Долорес известно? Вряд ли. Сантьяго Дельгадо был, конечно, именит, богат и обладал достаточной властью, чтобы стереть Роланда в порошок, ну или как минимум попытаться это сделать, узнай он о его связи с собственной женой. Но к счастью, он был также глуп, как и богат. Так что вряд ли он мог стоять в тени этой интриги. Кто-то другой манипулировал и наемниками, и Роландом, и человеком отдававшим приказы Роланду. А это наводило на кой-какие мысли, надо сказать очень нехорошие мысли, настолько нехорошие, что Роланд гнал их от себя, по крайней мере, пока у него не будет информации больше чем сейчас, или пока наемники не начнут действовать.
Гнать-то он их гнал, да только они упорно вертелись вокруг того во что же он все-таки влез, согласившись помочь сеньорите Де ЛаВега. И как связаны два бывших ландскнехта и один правящий дом, точнее два, если считать Дельгадо. И чем такая связь может вылиться для него. Ничем хорошим для него это закончиться не могло, конечно. А если принимать во внимание заканчивающийся четвертый период в его жизни, то все могло обернуться куда хуже, чем он мог подумать.
Изабелла пошевелилась и, чмокнув во сне губами, перевернулась на спину, открыв его взору маленькую грудь с острыми сосками и аккуратно подбритый темный пушок внизу живота.
Мысли Роланда мгновенно перескочили с наемников на женщину, лежащую у его ног. Пламя страсти вновь зародилось у него в животе, и он уже почти решил разбудить ее, чтобы контюа су люча де амор[34 - Контюа су люча де амор – продолжить любовную схватку], но Изабелла, вновь причмокнув, свернулась калачиком, так что он мог видеть только скрещенные лодыжки и тонкие руки, обхватившие колени, все остальное скрывали волосы накрывшие женщину словно покрывало.
Пусть поспит, решил Роланд, да и он пока не набрался достаточно сил, чтобы доставить ей настоящее удовольствие. Надо еще немного передохнуть. Дьявол! Это не женщина, а вулкан страсти.
Роланд с трудом отвел взгляд от спящей Изабеллы. О чем он думал? Ах да! О девятилетних отрезках его жизни, заканчивающиеся крутым поворотом в его судьбе, иногда хорошим, иногда плохим.
Раньше он об этом не думал, он вообще не любил философствовать, предпочитая действовать, а не размышлять. Но его нынешняя, скажем так работа, не сказать, что была слишком спокойной, но оставляла достаточно времени для размышлений. Да и сеньор Альваро служивший у Роланда писарем, бывший пастор небольшой деревенской церкви, расстриженный за пьянство, лет эдак десять назад, любил философские диспуты. Он же и пристрастил Роланда к чтению, благо библиотека, оказавшаяся в его распоряжении, была весьма богатой.
После прочтения одного весьма занятного манускрипта под называнием «Течение времени и человек» некоего Ласто Симонского, Роланд обратил внимание на эти девятилетние отрезки своей жизни и резкие повороты в этой самой жизни после их окончания.
Первый такой отрезок – счастливое и безоблачное детство, закончился вторжением ландскнехтов в его родной город и смертью родителей.
Второй, продолжался до тех пор, пока его не приняли в роту Мертвоголовых. Роланд вздохнул, о тех годах он особенно не любил вспоминать. Три года жизни в сиротском приюте, из которого он несколько раз безуспешно сбегал. Затем, когда ему исполнилось двенадцать, четыре года скитаний по дорогам Вейцари, Утенберга, Инеции и Талии. За это время он стал настоящим человеком дороги и наконец, в шестнадцать, добавив себе при найме пару лет, поступил на службу в войско приграничного Ижона, там как раз готовились к войне с соседями, и набирали в войско всех подряд, лишь бы будущий воин мог удержать в руках копье. Через два года почти беспрерывных приграничных стычек, заматерев и набравший армейского опыта, он прошел соискание в роту ландскнехтов, и стал Мертвоголовым.
Так начался третий период – полный крови, боли, азарта и женщин. Который кончился ровно через девять лет. Тогда, когда он ушел из отряда, чтобы оказаться далеко от земель, где хозяйничала рота Мертвой головы. После недолгих скитаний он осел в благословенной Спании. Стране славящейся своим вином, благодатным климатом и жарким морем. Где женщины были столь же красивы, как и горды, а мужчины щедры на дружбу и свару, затеваемую по любому пустяшному поводу. Стране давно не знающей войн и ничего не слышащей о чуме под названием ландскнехты.
Вот он четвертый, подходящий к завершению отрезок. Что ему несет следующий и будет ли он?
