Кому рассказать, что он запоем читает Чехова, так не поверят.
Да и насрать бы на их верования.
По диванчику прыгали пятна дискоболов, а по танцполу – конвульсивные тела; в зале было кошмарно душно. Помахивая банкой пива, Авижич что-то кричал в ухо девице, раскрашенной на манер Чингачгука. Обхватив его колено, девица хихикала и изредка переводила красноречивый взгляд на внушительного размера подругу.
Чёрт. «Плавать по волнам» сегодня не хотелось.
Единственной пышкой на его веку, которую можно было бы с удовольствием оприходовать, была блондинка, что дружила с Измайлович. Ангелина, кажется.
Лишний вес её ничуть не портил; эта девица походила на пахучий и пряный десерт.
Но она долго мялась, а к Новому году сообщила, что между ними «ничего не будет».
Авижич. Брюнетка. Монументальная подруга. Больше за столиком никого не было.
Неужели, твою мать.
Так и не решив, что разозлило бы сильнее – их наличие или отсутствие – Варламов с размаху плюхнулся на диван, выложил на стол пачку Винстона, воткнул руки в карманы мокрых джинсов и изобразил максимальную отстранённость.
– А где баба Леопольда?! – наклонившись к Никите, проревел он.
Девицы обменялись многозначительными взглядами; пухлая что-то пробормотала.
– Ушла! – проорал Никита. – Он ей что-то там сказал… Так, надменно, типа. И она…
– В смысле «что-то там сказал»?! – возмутилась брюнетка под боком у Авижича. – Все прекрасно слышали, что он сказал! Он и сказал, чтобы она уходила!
– Так не делают! – подхватила её подруга, заглянув Артуру в глаза за поддержкой. – Академик, тоже мне! Сначала «пойдём вместе», а потом девушка что-то скажет невпопад, так всё! Что она такого сказала, Таня? «Зачем нужны книжные шкафы?»
– Да, – кивнула та, взяв со стола коктейль. – И сказала, что шкафы нужны для одежды.
Авижич отвернулся, тщательно скрывая ухмылку. Из колонок заорала звонкая Chica Bomb[13 - Дан Балан], и голоса певцов скрылись под бабским визгом.
– И что, надо говорить: «Тебе лучше уйти, а то я как выпью, Хромма открываю»?! – плюнула Таня, свирепо глядя на Никиту. – Не хочет ей его проставлять? Дорого?
Авижич зажал ладонью низ лица и страдальчески зажмурился. Моргнув, Артур уставился на полуголых девиц, что плясали поблизости. В горле свербел смех.
Не будь ты сраным занудой, Леопольд, я бы даже пожал тебе руку за такое.
– Фромма, – отдышавшись, выдал Никита. – Эриха Фромма.
– Да какая разница, что в глотку лить! Умник такой, нет сил! – протянула задетая за живое пухлая. – А когда сообщения ей писал, мы всей комнатой с них угорали! Там ошибка на ошибке! Причём глупые такие… Как будто на чужом языке пишет!
– У него дисграфия, – сообщил Никита, примирительно погладив Таню по плечу.
Брюнетка и её исполинская подруга испуганно переглянулись.
– Это специфические ошибки, которые не говорят о безграмотности, – поспешно разъяснил Авижич. – Это особенность мозга.
– Псих он, короче, – резюмировала Таня, разглядывая дольку апельсина. – И второй псих тоже. Мы с Ритой до входа на улице курили и танцевали, так он глянул так… Типа мы полные дуры. И своей этой, лохматой, процедил, что ему ещё полночи мозг музыкой рвать, а тут, мол… Как он сказал, Рита?
– «Топают, как отбойный молоток, и дымом душат». Хам, хоть бы тон понизил! – припечатала оскорблённая пышка. – Дым его душит! Знал, куда шёл! Можно в следующий раз как-то отдельно от них, мальчики?
А давай ещё и от тебя отдельно.
– Психи, что поделать, – закивал Авижич, что явно рассчитывал на пилотку брюнетки. – Не берите в голову, девчат. Эти двое рано уедут – когда она натанцуется – а Олег…
– Так чего вы беситесь? Он за вашей подругой, я так понимаю, пошёл? – подал Артур хриплый голос. – Типа извиняться.
– Да куда, прям! – воскликнул Никита, хлопнув себя по колену. – Вон он!
Проследив за авижичской рукой, Варламов медленно повернул голову, ещё не зная, хочет ли он туда смотреть.
…Покачивая в воздухе банкой пива, на танцполе скакал Петренко.
Как всегда неуклюже.
Ещё в их дебютный поход в клуб – на первом курсе – стало ясно, что оба уха ему отдавил медведь: даже танцуя под трек из двух нот, Петренко не мог попасть ни в одну; все его танцы были максимально нелепыми. Несмотря на адскую духоту в зале, Леопольд не пожелал избавиться от красной кепки, сдвинутой набок. Его белоснежная футболка светилась в ультрафиолете и ловко превращала его в Каспера на выгуле.
Вот у кого стоит поучиться уверенности в себе, твою мать.
Затормозив с прыжками, Олег поднёс банку пива ко рту; ему в спину влетела бухая девица, что еле стояла на адских каблуках. Не устояв, Петренко поднял брови, качнулся вперёд и едва не упал на Уланову, что отплясывала в двух шагах от него.
А вот она попадала в каждую ноту; слух у неё был что надо.
Секунда – и чёрная футболка Улановой, завязанная на животе узлом, оказалась залита петренковским пивом. Пиво затекло ей за шиворот и впиталось в футболочный узел; брызнуло на белые джинсы и носы чёрных сапог. Взвизгнув, Уланова отскочила и наступила Святу на ногу тонким каблуком; тот взревел и отпрыгнул, выпучив глаза.
Клоуны, сука. Были же сносные пацаны.
В горле задрожала сухая злоба. Судорожно моргнув, Артур отвёл взгляд.
Но уже через миг опять смотрел в их сторону.
Петренко что-то кричал, неловко отряхивая улановскую футболку; она заливисто хохотала, беспечно помогая ему. Елисей напористо пытался встрять между ними.
На его лице была написана разъярённая досада.
Вера же в этот миг была невыносимо на кого-то похожа.
На какую-то бабу, которую я знал давно, но никогда не понимал полностью.
Поставив пустую банку на пол у края танцпола, Олег что-то прокричал в ухо Веры, сорвал с головы кепку и разместил её на улановских вихрах. Свят наблюдал за ними взглядом горца, готового разделывать туши козлов; его челюсти напоминали камень.
А вспотевшая шевелюра блестела в свете дискоболов, как обесцененная нефть.
…Почувствовав тычок в бедро, Артур мелко вздрогнул и обернулся.
– Мы в туалет, – трагическим басом бросила пухлая, перешагнув через его колени.
Проводив глазами их чеховские силуэты, Варламов подвинулся ближе к Никите и протянул к его бутылке горлышко своей.
– Как ты умудрился не заржать на Хромме? – крикнул Никита, звонко чокнувшись. – Мужик! Я уж старался не ржать, а то не дадут же.
Рассеянно передёрнув плечами, Артур вновь покосился на танцпол.
Петренко, Уланова и Елисеенко, склонившись друг к другу, о чём-то ожесточённо договаривались. Уланова что-то крикнула между головами парней. Петренко кивнул и заботливо поправил кепку, что съехала с её головы. Свят показательно присвистнул и демонстративно сложил ладони – будто был слепо восхищён. Вера поцеловала его в нос и обняла за пояс. Лицо Елисея немного смягчилось.
В той степени, в какой может смягчиться кирпич.
Дождавшись особо звучной трели, Петренко нарисовал руками мягкую волну и задвигал ногами на манер лунной походки Джексона.
Чёрт бы его побрил, но для чувака без слуха это было вполне сносно.
Досмотрев выпад до конца, Вера сосредоточенно кивнула, в точности повторила за ним и выжидательно поглядела на Свята. Тот засунул руки в карманы и скопировал только движение ног; на его лицо упало несколько чёрных прядей.
Две девицы поодаль уставились на его лунную походку взглядами хищниц.
Не обратив на них никакого внимания, Вера захлопала и захохотала.
Олег коснулся её плеча и указал на неё пальцем, мол, «теперь ты показываешь».
Театр абсурда, сука. Это всё она. Всё её дебильные выходки.
Под кожей зашевелилось оголтелое раздражение.
…Эти их небрежные жесты… Эти нелепые затеи… Сталкивания лбами над одной и той же книжкой… Эти пожатия, похлопывания, поглаживания… Всеобщая опека её изгаженной пивом футболки… Этот оглушительный смех, эти беззлобные подколы…
Они будто закрылись в ЭльКрафте, где вместо стен – зеркала.
Снаружи их видели все, а они видели только себя.
– Артур! – заорал у него над ухом Никита.
Сдвинув брови, Варламов отвёл взгляд от Улановой, что изображала танец яблочка.
– ЧТО?! – рыкнул он, крепче сжав бутылку.
– Я говорю, ко мне можем поехать с бабами! У меня родители свалили! – сообщил Авижич и без предисловий хлестнул: – Чего ты их пасёшь?
Сука, неужели так заметно?
– Да мне насрать на них! – гневно выплюнул Артур.
Никита прищурился и поднял уголок рта в саркастической ухмылке.
Тупой ублюдок. Никогда не слышит слов, зато отлично видит, кто у кого на выпасе.
– Они ведут себя, как дебилы! – раздув ноздри, прошипел Варламов.
Убедительнее, убедительнее.
Самое время изобразить, что он без ума от подруги авижичской бабы.
Что он готов полцарства положить за этого коня.
– Потому что он послал их сраную подругу, и они сейчас нам не дадут! И вечно так! Не могут заткнуть хлебала! Не могут быть как я попроще! А теперь ещё и эта заучка!
Петренко на танцполе усиленно повторял за Елисеенко украинский танец вприсядку, то и дело падая на сраку. Уланова, согнувшись пополам, вытирала слёзы от смеха.
– Да ладно, нормальная она, – глядя туда же, мирно отозвался Никита. – Далеко не такая заучка, как тот же Елисей.
Спокойствие в голосе Авижича подогрело злобу и швырнуло её выше.
Теперь этот кипучий котёл бурлил уже в переносице.
Сбоку замаячили чеховские силуэты, и Артур хмуро подвинулся, пропуская обратно на диван Татьяну и её телохранителя.
– Брось, – проговорил Авижич, будто услышав его мысли. – По-моему, прикольно. Один показывает, остальные повторяют. Расчехлись, чувак, давай не будем обсирать друг другу вечер.
Музыка стихла; со сцены весело и задиристо заорал диджей. Барабанные перепонки могли отдохнуть; настал «час конкурсов и реклам».
– Яблочко! – проорал Олег, плюхнувшись на диван первым; от него пахн?ло потом, смешанным с лимонно-морским дезодорантом. – Яблочко, Вера, было самым зрелищным! Вне конкуренции!
Отъехав в угол диванчика, он столкнулся с Никитой и шутливо ударил его в плечо жилистым кулаком. Втиснувшись на диван следом за Леопольдом, Уланова иронично закатила глаза, обмахивая ладонями разгорячённое лицо.
– Нет. Елисеевская присядка победила, – припечатала она. – Хрен мы её повторили.
– Я повторил! – возмутился Петренко, шумно вскрывая очередную банку с пивом. – Пить, пить… Сука, сдохну сейчас… Я всё повторил!
– Повторил, да жопу отбил, – лукаво парировала Уланова.
Елисеенко, что сел на диван последним, звучно расхохотался.
И хохотал куда дольше, чем весила шутка.
Хмыкнув, Артур демонстративно отвернулся. Каждую клетку тела заполняло унылое… одиночество. Ему здесь больше не было места.
Пора пить что-то покрепче. Быть трезвым уже наскучило.
За спиной разливался трескучий бас Авижича. Он громогласно рассказывал троице, как их танцы выглядели со стороны, и зычно смеялся; смеялись и они.
Кто бы ни смеялся – и как бы громко он это ни делал – переливчатый смех Улановой всегда умудрялся вырваться на поверхность шума.
К каждой бочке затычка.
– Я думал к вам уже пойти, настолько зрелищно выглядело, – наконец добубнив свою былину, Авижич подвинул бутылку к танцорам. – Давайте! Девочки, давайте!
«Девочки» угрюмо выставили вперёд руки с коктейлями; их лица выглядели так, словно из женского туалета выпускали только при условии, что бабы съедали по лимону с кожурой.
