Он же сообщил в институт,и там взялись за это мероприятие с удвоенным рвением. Говорят, лично Барановраспорядился организовать все достойно. Совесть, что ли, проснулась? Вот кактак можно?! По головам…
Но тут же почему-товспомнились слова Алены Ивановой. Она часто их повторяла:
– Не нам судить.
Наверное, да, не нам.Выхватил взглядом Волобуеву. Она стояла с высоким мужчиной, похожим на нее.Отец, наверное. Тоже по форме, и сестра ее там позади, но видно, что ей пофиг.
– Пошли, ребят.
Андрей позвал нас. Да,похороны были статусные прямо. Деревянный дорогой гроб, оркестр из института сСемой в его рядах. Куча людей и скорбные лица.
Мне почему-то показалось,что отец Андрея бы оценил такие похороны. И словно не было событий последнегогода. Словно он снова заходит в кабинет и начинает чморить своего сына, а тотдостойно встречает его идеальными знаниями.
Словно это было в прошлойжизни. Словно не про нас, а про каких-то других курсантов. Решил отвлечься. Изгруппы не было всего пятерых. И то я краем уха слышал, что они просто физическине смогли приехать. Трое на юге, двое билетов не нашли.
Остальные стояли какштыки. Даже гордость за нас за всех берет. Потому что мы даже спрашивать нестали, увиливать. Мы знали, что нужны здесь нашему другу, нашему заместителюкомандира, что поступил бы для нас также.
Да даже вспомнитьвступительные! Как они с Сохиным дотащили Сему. Как горой стояли на парах. КакМакар заступился за Коптева перед физруками, а Андрей за Аленку на логике.Подсказал ей, когда препод отвлекся, когда она сидела перед экзаменатором. Хотязнал, что влететь может.
Да, мы не идеальные, мыспорим и ругаемся, да что уж, хоть мы вместе в клуб и ходили, я все равно немогу назвать Андрея прям другом. Но это что-то большее, что-то иное.
Мы шли и несли гроб.Тяжелый, жесть, но я пообещал, что ни один мускул на лице не дрогнет. Церемонияпогребения была красивой. Рассказали, что полковников хоронят за счетгосударства, и от майора и выше стреляют в воздух три раза.
Вот и тут ребята покоманде дали три холостых залпа. Все закончилось. Народ пошел на поминки вспециально оборудованное место. Нас не пустили за основной стол, да мы и нестремились особо.
Андрюха пришел к нам вугол спустя минут тридцать от начала. Он стойко выслушал теплые слова о своемотце, выразил соболезнования, а потом просто плюхнулся на скамейку перед Олегоми Макаром.
На столе стояли стопки сводкой. Все как положено, но он смотрел на них невидящим взглядом. А потомдемонстративно налил стакан воды. Мне кажется, он теперь на всю жизнь такзакодировался.
Прочистив горло, онпривстал. Никому из офицеров не было дела до нашего междусобойчика. Парниподняли стопки, девочки бокалы. Андрей набрал в грудь воздуха и начал:
– Спасибо. Если бы вызнали, как меня поддерживает то, что вы сейчас здесь. Иногда кажется, что всеэто фигня. Погоны эти, звания. Но конкретно сегодня я понял, что они с тобой пожизни всегда, раз уж ты их надел. И даже вон, в последний пусть провожают…
Он замолчал, а многиеопустили глаза вниз. Бывает так, что слов не хочется. Они рождаются в душе.Изворотов продолжил:
– Говорят, что мы дети,пока живы наши родители. Ну, вот я и повзрослел наполовину. Ребят, цените то,что имеете, даже если вам кажется, что оно какое-то не такое. И вообще… Я таквам благодарен…
Он запнулся… Его глазапокраснели. Первой не выдержала Машка. За ней кинулась Настя. Наплевать наусловности, на то, что люди смотрят. Плевать на все! Мы гурьбой кинулись кнему. Девчонки обнимали его, ревели, а мы стояли рядом и поддерживаливзглядами.
Но в этих взглядах былостолько чувств, что сложно передать словами. Мне кажется, у нас именно в этотсамый момент появилось это самое. То, что наша группа – это не просто трицифры. Это мы. Курсанты уже третьего курса факультета подготовки следователей…
Глава 3. Семен Семеныч
– Предмет непростой, будету вас до пятого курса. Преподавать будем мы вдвоем с Алексеем Ивановичем.
Ой, да как же мне ееуломать? Предыдущая вон сразу на свидание согласилась. А эта ломается какпервоклассница. А если сделать так, что я перед ней на баяне сыграю? Всегдаработало безотказно.
– Письменной работы будетмного, заведите себе папки с листами белыми формата А четыре. Будем формироватьваше первое уголовное дело.
А как баян-то вытащить?Вон, Симон его теперь в кабинете хранит и вообще! Раньше я к нему лазил как кначальнику курса, стремно было, а теперь он начфак вместо этого… Рогатого.
Преподы продолжали что-торассказывать. Мешали мне думать и заниматься своими делами. Первый семинар, онтакой первый. Спрашивают, как правило, по желанию, а мы вопросы давно разобрали,пользуясь случаем.
Машка, как всегда, первыйвзяла. Там что-то про криминалистику как науку и бла-бла-бла. Предмет, метод,методология. Я сегодня в разборе не участвовал. Надо лекции переписать.
Сидел на последней парте иникого не трогал. Был в целом очень увлечен мыслями и процессом. Уголовныйкоторый. Он шел следующей парой, и препод там мне сразу не понравился. Многопро него говорили.
Такой серьезный весь, прямспециалист-специалист. Здесь в институте в принципе все преподы были оченьдаже. Но этот прям впечатлил. Зверь. Копов Евгений Павлович. Он же начальниккафедры уголовного процесса.
Поэтому я методичнопереписывал последние темы. Надо, чтобы все было красиво и очень педантично.Наверняка понравится…
– Товарищ курсант!
А если добавитьтекстовыделитель? Он может подумать, что я как девчонка? Или, наоборот, что ямолодец?
– Товарищ курсант, чтодаже на первой паре умудряется игнорировать сразу двух преподавателей!
– Сема!
– Сема, блин!
– Иванов, встань!
Голос Сохина, прогремевшийпрямо над ухом, выбил почву из-под ног. В смысле? Поднял глаза, на автоматеподнимаясь. И чуть не подавился.
Потому что оба преподасмотрели на меня, вытянув шеи, словно были не людьми, а сурикатами какими.Смотрелось так смешно, что я икнул. Тем не менее промямлил:
– Прошу прощения, товарищпреподаватель. Товарищи. Преподаватели. Товарищи…
– Достаточно. Иванов,значит? Тот самый баянист? А не пойти бы вам к доске с ответом на первыйвопрос. Надеемся, что предмет вы знаете не хуже, чем выгодные позы при падениииз ковша трактора.
Бу-га-га! Аудитория легла.Я же покраснел, и даже уши зачесались. Вжал шею в плечи. Ну сколько можно мне этоприпоминать? Уже два года прошло. Вон, институт узнал новых героев.
Чего сын преподши порелигиоведению стоил. Почему снова ковш-то?! За этим возмущением не сразупонял, что меня откровенно выпиннывают вперед. Блин! Первый вопрос.
Страдальчески посмотрел наМашу, но та лишь безжалостно развела руками, углубляясь в собственную тетрадь.Стандартная схема. Пока рассказывают первый вопрос, ты учишь второй. Но елкизеленые!
– Иванов, вы там аккордына баяне, что ли, вспоминаете?
На этот раз сделалнедовольное лицо. Что это за подход такой? Непрофессиональный! Они решили мнетут всю биографию пересмотреть? Так-то неприятно.
Тем не менее вышел. Чтоотличает настоящего отличника от того, кому, как Гапонову из третьей группы,ставят пятерки, потому что батя-генерал в Москве? Правильно! Умение всегдавыйти и ответить хотя бы на тройку, даже если ни хрена не знаешь.
Оставался лишь одинвопрос… Какой вопрос-то? Что там рассказывать надо? Медленно шел к местуэкзекуции. Краем глаза заметил на парте у Маши список. Фух, предметкриминалистики.
Мой мозг начал судорожносоображать. Предмет – это то, что изучают. Криминалистика про следы там всякие,доказательства. Ну и попер от себя:
– Предмет любой науки —это…
Когда не знаешь, чтоименно говорить, начинай сначала. А именно с базового предмета, который вроде ипрошел мимо нас, но частично зацепился в умах.
Поэтому я живенько такрассказал все, что знал по теории государства и права. Затем понес полнейшуюотсебятину. Обидно было, что преподы молчали.
Они переглядывались иухмылялись. Вообще, парни рассказывали, что тут на кафедре все адекватные.Начальник стебный, тот вообще хохмит напропалую. Да и остальные веселые имолодые в основном. Многие с практики.
Дедушка был, полковник вотставке. Нам он не достался, но про его лекции и сало наслышаны все. Фраза «Очем думаешь, сын мой? О сале?» стала просто визитной карточкой всей кафедры.
Минут двадцать яраспинался. Пока не сдулся. Уверенный, что с чистой совестью наговорил хотя бына четверку, сообщил:
– Товарищ майор, товарищкапитан, ответ закончил.
Такого количестватоварищей я не ожидал. Еще привыкнуть надо. На других предметах тоже по двапрепода: ну, там физо, огневая, тактико-специальная подготовка… Но именно туткак-то странно было.
– Садитесь, Иванов. Напервый раз поставим вам три. Так уж и быть. И то не за знание предмета, а за тепрекрасные моменты положительных эмоций после просмотра откатанных вам пальцев.Между прочим, практически у нас под носом.
Я покраснел пуще прежнего.Да что ж они такие злопамятные-то? Ну, было и было. Два года прошло!
– Иванов, садись на место.
Сохин снова меня вывел иззадумчивости. Да что хоть он такой нервный? После похорон отца Изворотова каксам не свой. Злится, бесится, бросается на всех. ПМС, что ли? Ему Фальцевадавать перестала?
Сел. Бесило все жутко.Теперь из-за этой тройки средний балл низкий будет на следующей неделе. Я хотелфлаг поднять! У нас кто больше всего пятерок и только пятерок заработает,каждый развод флаг поднимает. Я частенько выходил по понедельникам там красоваться.
Даже не проблема, что воркестре был. Все равно классно! И уходить можно в три часа домой, если впожарной команде или наряде не стоишь. Теперь все, придется отрабатывать.Двойки-то закрыть можно, а с тройкой ничего не сделаешь!
Сел на стул и ужесобирался вернуться к переписыванию конспектов, как услышал:
– Иванов, если мы увидим,что вы на нашей паре занимаетесь черте чем, то это самое, чем вы занимаетесь,отдадим преподавателю. Тоже тому самому.
Перед глазами всталакартинка, как Копов Евгений Павлович смотрит прямо на меня, продвигая взглядом.Ой, нетушки! Хотя и без лекции не пойдешь на пару по процессу.
Да что за день сегоднятакой? Насупился. Преподы же продолжили вызывать по желанию. Обычно они впервый день на первом семинаре почти все так делали.
Мол, мягкое введение в профессию. Меня вполне устраивало. Досегодняшнего дня! Еще и Сохин волком смотрит как… Даже не знаю, как кто! Надо,правда, Фальцевой сказать. Пусть там… займется, что ли.
Глава 4. Вероника Фальцева
– Опять без завтрака? Тыне приболела?
Сдерживая приступ тошноты,я постаралась улыбнуться. Токсикоз трепал нещадно, что иногда совершенно путаломысли.
– Я решила попробоватьновый способ питания.
Мать оживилась. Свозрастом и сидячим образом жизни ей стало все сложнее держать фигуру в рамкахотшитой по индивидуальному заказу формы.
– О! Потом расскажешь. Мнетоже надо. Если на тебя подействует, то и на меня.
Вряд ли на тебяподействует мой способ, мамочка… Кивнула. Телефон снова вибрировал. Сохин. Яприкрыла глаза. Сто раз просила его не писать и не звонить, когда я дома.
– Снова по домашкенапрягают?
Голос матери звучалнасмешливо. Она уже задавала неудобные вопросы, и я понятия не имела, что сними делать. Я вообще жила в каком-то вакууме последние два месяца.
Когда я поняла, что могубыть беременна, не поверила. Недели три делала вид, что ничего не происходит.Пока не пришел токсикоз. Нет, меня не полоскало в туалете. Просто мутило двадцатьчетыре на семь. Даже во сне.
Хорошо хоть, внешне несильно сказывалось. Да и, как оказалось, самое верное средство от него – учеба.Отвлекало просто на раз-два. Пока я сидела и боролась с мутевом, мать собраласьи ушла.
Я тоже стала собираться. Уродительницы там проверка какая-то была, и она всю неделю уходила ни свет низаря. Наверняка внизу меня по нашей новой, несогласованной со мной традицииждал Макар.
И зачем я ему тогдарассказала? Я же взрослая девочка, я же все должна сама. Я могу сама! Обязана.Я приняла это решение. И последствия тоже должна нести сама.
Каким местом я думала,когда позвонила ему. Просто он уезжал, и у меня в мозгу переклинило. Какпредставила, что он исчезает насовсем из нашего города, и все. Конец. Всему.
Потом сто раз пожалела. Ясильной должна быть! И уж точно не ожидала, что Макар приедет через неделю отначала отпуска и будет выносить мне мозги. Я запуталась!
Я не хотела с нимвстречаться, не хотела обсуждать и разговаривать. Что мне ему сказать? Что яналажала? Как так вообще получилось? Мы же предохранялись!
Макар несколько разпытался со мной поговорить, но закончилось все тем, что он просто был рядом.Утром провожал в институт, отвозил на машине. Ее он пригнал из родного города,я не спрашивала, откуда она появилась.
Вечером после пар отвозил.Первый раз он не выдержал, когда захотел запретить мне поход на похороны отцаАндрея. Но мы оба понимали, что не можем не поддержать его друга. Тем более язнала какую роль он сыграл в их жизни.
Я находилась в вакууме.Тот момент, когда, вопреки всякой логике и здравому смыслу, надеялась, чторассосется, и лишь по ночам гладила живот, думая, кто же там.
Мне двадцать. Я не замужем,и у меня отношений-то нет в классическом смысле. Как же я скажу матери? Какпризнаюсь, что невольно повторяю ее судьбу? Как учиться дальше?
В высших учебныхзаведениях МВД нет академов. Их просто не бывает. В военных даже заставляютподписывать какой-то документ наподобие отказа от беременности. Мол, еслибеременность, то либо аборт, либо по собственному желанию на увольнение.
Здесь нельзя сделатьпаузу, потому что юридически мы не учимся. Мы проходим службу. Я уже всеузнала. Максимум, что мне положено, так это больничный до родов на недельку ипосле. Ибо больше двадцати одного дня не положено.
И никто, конечно же, небудет тормозить учебную программу. Зачеты и экзамены я должна сдавать в срок, ивсем будет глубоко наплевать. Врач сказала, что ПДР у меня будет на серединуапреля.
Улыбнулась. Наверное, этоединственное за два месяца, о чем я вспоминала с радостью. Ведь Сохин оказалсяна редкость правильным и упертым.
Первым делом он потащилменя вставать на учет и делать УЗИ. На которое пошел со мной. Я, вопреки своемухарактеру, даже не сопротивлялась. Потому что страшно было до чертиков.
Страшно, пока я неуслышала сердечко ребенка, что быстро стучало отраженным звуком от стен.Тогда-то впервые пришло осознание – Макар не сбежал. Не бросил меня, нетребовал сделать аборт. Он… Он хотел этого ребенка?
