Римид Нигачрок "Родня. Сборник"

Вползает муха еле-еле

В щель ждать весны. И ветер веет
Дыханьем стужи. Приодеться
Теплей, пора достать наружу
Шарфы, перчатки, шапки, шубы.

Льдом тут и там белеют лужи,
И карк вороний хриплый, грубый.
До самых лап в комбинезоне,
Собачка тянет поводок,

Вдыхает запах посторонний,
Убитый холодом цветок.
Хозяйка в курточке, кукожась,
На пальцы дует обогреть,

Ей первый заморозок тоже
Не в радость, дома бы сидеть.
Спешат невольно до подъезда,
Продрогнув, спрятаться в тепло.

На осень теплую надежду
С холодным ветром унесло.

С юбилеем, отец!

Четверг. Июль. Семнадцатое. День.
Обычный день, и всё же необычный.
Из прошлого не свет – приходит тень
Отца – не может он явиться лично.

И тень сгущается до плотности телесной:
Как в жизни предо мной отец живой!..
И страшно чуть, и радостно мне, честно,
Старик за восемьдесят лет, а молодой.

С рукопожатием скажу я: с юбилеем!
Пусть встреча эта лишь воображенье,
Прошу к столу, добавлю посмелее,
Душой к душе осталось притяженье.

И глухо чокнулись, и выпили, молчанье
Красноречивее любых порою здравиц,
Мне о себе поведать хочется отчаянно,
И упрекнуть, что сделать я не вправе…

А он молчит, и смотрит, и внимает,
И я молчу тогда, как хочется сказать,
Без слов меня он словно понимает,
И я учусь молчанье понимать…

Проходит час, минута иль мгновенье,
Настала ночь, что, впрочем, не заметил,
Я за столом один, напротив и ни тени,
Кого хотел, забыл я, нынче встретить.

А он молчит, и смотрит, и внимает,
И я молчу тогда, как хочется сказать,
Без слов меня он словно понимает,
И я учусь молчанье понимать…

Прочерк на бронзе

Автобиографии кто написал страницу
Юным, и стариком в неё же уложится.
Как лаконичен бронзовый квадратик,
Для имени и даты точно место хватит,
Но для судьбы достаточен и прочерк.
Так воображенье питает многоточие,
Смолчал, о чем, другие, жди, добавят,
В судьбе, что было, не было, исправят.
Автобиографию кто уложил в страницу,
Пропасть из памяти людей тот не боится.

Ты здесь не нужен

Там, за оградой холм могильный
И пирамидка, стол, скамейка…
Кем был он: злой, любвеобильный?..
Цветы сухие, стопка, лейка,

И фото с датой …, шелест слабый
Листвы сухой с берез осенних…
Скотину гонят с поля бабы,
Их брань незлобная, как пенье.

Собачья свадьба: визг с рычаньем,
Умчалась прочь, лишь двое: ветер
И посетитель здесь случайный,
Найти, надеются ли встретить

Следы счастливых прежних лет.
Но разве здесь найдешь отраду,
Но разве здесь найдешь ответ?..
И дочь, и мать в могилах рядом,

А там вон школьный твой товарищ,
Еще один, еще …, довольно!
И слепо взгляд туманный шарит,
И видит двор как будто школьный,

Трех сорванцов, с крыльца бегущих:
Куда, домой?.. Давай на речку!..
И напрямки за дамбу, в гущу
Кустов, в их тайное местечко…

Ворона каркнула, косится
На нежеланного пришельца,
Невольно машет он на птицу:
Лети ты прочь! – и камнем целится.

Идет с оглядкой вон наружу,
Его как будто прогоняют:
Зачем пришел, ты здесь не нужен,
Тебя здесь разве вспоминают?..

Отпускаю

Они, мои родители,
В воспоминаньях живы,
Несчастный ли счастливый,
Со мной, в моей обители.

Сквозняк ли тронет шторы,
Тень пробежит по стенам,
Их дух здесь непременно,
Я не один, как здорово!..

Иль голос будто слышу:
«Как настроенье, Вова?
Как дети? Сам – здоровый?»
И далеко, и тише,

Растает голос мамы…
Пригрезилось, наверно.
И за полночь примерно
Звучит тот голос самый:

«Ты держишь души наши,
И мы уйти не можем,
Тоскуем у дорожек,
Зовет, где ангел машет.

Ты отпусти нас, сына,
На волю, с Богом слиться,
Тебе мы будем сниться
С любовью, без причины…»

Я отпускаю, мама,
Я отпускаю, папа…
Начнет слеза ли капать
На ленты телеграммы…

Дедовы сказы

1.
«Царь-батюшка на троне самовластья
Сулит народу равенство и счастье.
Так сказывал духовный агитатор,
А с нас взимал за службу Богу плату.
Страх божий здесь, на небе рая кущи,
Он проповедовал настойчивей и пуще.
Креститься нам, отвешивать поклоны
И в хате, в церкви, где висят иконы.
Пророчил он, читая псалмы басом,
А проповедь растянет дольше часа.
Как твари божьи храните твердо веру,
И будьте честные и добрые без меры.
Ставленник от Бога царь наш император,
Так соблюдайте же его законы свято.
Вы темные людишки, бедные крестьяне,
И Богу то угодно, молитву вновь затянет.
Те речи слушали покорно и крестились,
А как все съедено зимою, то постились
Простыми щами с квашенной капустой,
Скот ест солому, а в амбаре – пусто…

Отрекся царь, от радости бы плакать,
И слух: за власть в столице драка.