– А, ну так у нас тут нигде не ловит… Лес же кругом. Хотя есть одно место… Вон там, на горе, домик видишь?
– Ну.
– Это сестры моей домик. Вот там, с южной стороны, есть сигнал. Не слишком хороший, но есть.
– Далековато…
– А ничего, к ней весь посёлок звонить ходит… Я и сама туда иду. Калитка у неё открыта, мы двери-то и не запираем… Да, там во дворе собака большая, так ты ей скажи: «Свои!», она по-русски понимает, не тронет тебя.
– Собака? По-русски?
– Ну да. А то некоторые только по-карельски понимают.
– По-карельски? – удивился Санёк. – А есть такой язык?
– Конечно есть, – улыбнулась бабушка. – У нас половина посёлка на нём разговаривает. Тут ведь разные люди – и русские, и карелы. Так-то все по-русски говорят, но у себя в семьях карелы по-своему общаются.
Незаметно они прошли почти всю улочку. Саньку показалось, что он волшебным образом перенёсся в какую-то сказку: дома вокруг деревянные, бревенчатые, на окнах наличники резные, занавесочки белые. На заборах крынки висят вниз горлышком. Впрочем, стеклянные банки тоже встречаются. По улице ходит петух красивый, с яркими бордовыми перьями, вокруг него куры-пеструшки ногами песок разгребают. Вот прошла женщина с вёдрами, воду из колодца понесла. А на лавочке возле дома две бабушки сидят судачат. И бабушки какие-то старомодные, не в джинсах и кроссовках, а в платьях в мелкий цветочек. Санёк и не знал, живя в Москве, что такая жизнь ещё существует. Думал, только в сказках народных осталась. Он во все глаза смотрел вокруг. И даже про группу свою забыл, настолько всё здесь было необычно. А сейчас ещё собака появится, которая по-русски разговаривает… или только понимает?
Из сказки его выдернул большой синий туристический автобус, который вырулил с соседней улочки и остановился перед ближней избой. Из автобуса высыпали люди (эти-то как раз были в джинсах и футболках), бурно что-то обсуждающие на ходу, и пошли в дом. И ни слова из их разговора Санёк не понимал.
– Это и есть карельский язык? – спросил он женщину, всё ещё идущую рядом.
– Что ты, милой! Это финский. Финны приехали!
– Финны? Сюда? Зачем?
– А карельский язык изучают. У нас тут курсы карельского языка баба Нюра ведёт. И денежка ей, и общение, опять же. Финны с удовольствием приезжают.
– Ничего не понимаю. А зачем им это?
– Кто ж их знает! Язык-то родственный. Может, культуру сохранить хотят?
Так, за разговорами, Санёк дошёл до домика на горе и даже сумел оттуда позвонить домой. Русскопонимающая собака посмотрела на него из будки, всё поняла вообще без слов, а выходить не сочла нужным. Потом бабушка, с которой он пришёл, дала ему пакет пирожков, и он побежал обратно к реке.
Приблизившись к берегу, мальчик понял, что что-то не так. То есть он знал, конечно, что подзадержался в посёлке, но чтобы всё было так серьёзно… Ребята высыпали на берег и гудели, как растревоженный пчелиный рой. На подошедшего Санька смотрели по-разному. Селена недобро усмехалась, Боря хмурился. Даже Веня не шутил и не смеялся. Поплавок и девочки смотрели как-то устало, а у Василисы глаза были круглые, словно она увидела привидение.
Зато уж Татьяна Терентьевна откровенно метала молнии.
– Саша, ты где бродишь?! – спросила она, как только Санёк подошёл.
– Я позвонить хотел…
– И что, позвонил?
– Позвонил.
– А мы уже не знаем что и думать! У нас ребёнок пропал!
– Не такой уж я и ребёнок, – обиженно сказал мальчик, – и вовсе не пропал… А мне порожков дали, вот…
– Судя то твоему поведению, совершенно детсадовский ребёнок! Ты же в магазин пошёл, ни о каких прогулках по посёлку и речи не было. Тебя что, только с нянькой отпускать можно? Я уже до магазина два раза бегала! Хорошо, что МЧС вызвать не успела…
Санёк хотел было сказать, что для того, чтобы вызвать МЧС, пришлось бы идти к тому самому домику на горе, где ловит телефон, а там бы все и встретились… но посмотрел на Татьяну Терентьевну и передумал.
– Короче, следующий котёл – твой! – вынесла вердикт руководитель.
– Да меня и не было-то… ну, наверное, всего минут десять! И куда бы я делся? – начал оправдываться Санёк.
– Два котла! – сказала Татьяна Терентьевна.
Санёк почувствовал, что тут пахнет арифметической, а то и геометрической прогрессией, и нашёл в себе силы промолчать.
Прошло несколько секунд. Напряжение, висевшее в воздухе, начало спадать.
– Быстро понял, – произнёс Поплавок, – А Веня однажды так до четвёртого котла дошёл…
Веня осторожно подкрался к нему сзади и изобразил «Отелло в гневе».
Петя, ощутив холодные руки у себя на шее, завопил:
– А-а-а-ааааа! Татьяна Терентьевна, он меня задушить хочет! Дайте ему котёл!
– Сейчас я тебе котёл дам, за провокацию, – отозвалась та.
– А я нашёл дом, где сеть ловит… и ещё там собака, оказывается, по-русски понимает… – сказал Санёк, которому не терпелось поделиться своим открытием.
– Вот видишь! Даже карельская собака понимает по-русски! А московский мальчик не понимает, что уходить в посёлок без разрешения нельзя… – покачала головой Татьяна Терентьевна.
– Я понимаю. Но я же быстро. И я финнов видел…
– Больше никаких таких «быстро». И никаких финнов. Всё, по байдаркам!
И все побежали занимать свои места.
День выдался хороший, солнечный, у всех было отличное настроение, порогов не предвиделось, и ребята весело болтали и перекидывались шуточками, подкрепляясь карельскими пирожками. Ширина реки позволяла лодкам идти по две-три параллельно, чтобы общаться.
А Санёк думал о своём первом в этом походе наказании. Сначала ему было жутко стыдно, что его отчитывают перед всей группой. И даже возникло было опасение, что его вообще отправят за плохое поведение в Москву… Но потом, когда он получил свои два котла, а Тэ-Тэ вроде как успокоилась, он понял, что проблема решена.
Как сказал однажды Веня, «отмоешь горшок – отмолишь грешок». Сам Веня получал и отрабатывал наказания легко. Судя по его рассказам, котлы – это такая же часть походной жизни, как и дежурство. «Кто-то же должен их мыть, в конце концов!» – говорил он. Да и Поплавок получал котлы, и даже девочки, вот, например, Селена.
Значит, всё идёт как надо. И всё же лучше больше не влипать…
– Петя, ты что делаешь? – послышался над водой грозный оклик Татьяны Терентьевны.
– А что? – не понял Петя, который всего-навсего пил речную воду, набирая её для удобства в пластиковую бутылку.
– Сырую воду пьёшь!
– Ну чистая же…
– Схватишь дифтерию, будет тебе чистая. Прекрати немедленно. Воду пьём только кипячёную! Тем более возле посёлка!
– Но я же бутылирую! – попытался отшутиться Поплавок.
– После Сашиных следующий котёл – твой!
Петя понял, что благоразумнее промолчать и согласиться. Конфликт был исчерпан.
6. Черничкины пяточки
В обед сделали привал на песчаной отмели. Дежурили Поплавок и Селена. Пока они доставали продукты и каны, группа углубилась в лес, чтобы собрать веток для костра. А в лесу оказалось полным-полно черники! Она и раньше встречалась ребятам на стоянках, но не в таких количествах. Теперь каждый, кто выходил к берегу с охапкой сухих веток, сиял фиолетовой черничной улыбкой. Глядя друг на друга, все улыбались и показывали зубы и языки. Селфи с высунутым «чернильным» языком, одиночные и коллективные, приобрели невиданную популярность.
– Вот же они – черничкины пяточки! – ликовал Веня, скосив глаза и пытаясь рассмотреть свой высунутый язык. – Я же говорил!
– Я вижу только черничкины язычки, – возразила Катя.
– А вот завтра проснёшься и посмотришь на свои пяточки. К утру как раз до них дойдёт, вот и покрасятся!
– Что, правда? – спросил Санёк.
Ответом ему был дружный хохот.
– Уж больно ты доверчивый! – сказала Катя. – Для Вени – просто находка!
Через некоторое время ребята стали выходить к костру не только с черничными языками, губами и зубами. Аня и Катя сделали друг другу жутковатый черничный макияж, а Поплавка раскрасили под тигра. Потом Веня пожелал стать индейцем, и вскоре все, включая даже серьёзную Фиму и молчаливого Борю, улюлюкали, раскрашенные в зигзаги, полосочки, ёлочки и цветочки.
После обеда двинулись дальше – в таком виде. Татьяна Терентьевна только качала головой и говорила:
– Вот вернёмся, всех отправлю в старшую группу детского сада.
За весь день на реке попалось всего несколько шивер, и больше пока не предвиделось, как сказала Тоня. И тут Санёк с удивлением узнал, что группа идёт по реке не просто так, вслепую, а имея на руках лоцию (слово-то какое, прямо настоящее мореходное!), на которой показан весь их маршрут и отмечены пороги, перекаты, шиверы, удобные места для стоянок. Сложные пороги нарисованы подробно, чуть ли не до каждого камня, со стрелочками по линии самого удобного прохождения. А Тоня не только следит по карте, где находится группа, но и вносит изменения, если надо. Ведь бывает, что одни камни исчезают, а другие, наоборот, выступают из воды, иногда намываются новые отмели, а иногда река и вовсе меняет своё расположение, словно ей надоедает течь строго по карте. Тогда она прокладывает новое русло, а на месте старого образуется так называемая старица. Старица со временем мелеет, зарастает травой, может и вовсе пересохнуть, а может остаться в виде озерка. И всё это надо не пропустить, отметить в отчёте. А по новой лоции, которая получится после этого похода, вполне возможно, пойдёт другая группа, и она будет ориентироваться на те замечания, которые сейчас выводит Тоня своим аккуратным каллиграфическим почерком.
К тому моменту, когда Татьяна Терентьевна велела искать подходящее место для стоянки, получилось так, что впереди шла байдарка Санька и Василисы.
– Вот здесь нормально будет? – спросил Санёк, показывая на пологий берег.
– Причаль, посмотри! – ответила Татьяна Терентьевна.
Санёк причалил, как положено, развернув байдарку на границе улова и зайдя к берегу снизу по течению, оставил Василису возле байдарки, а сам выбрался наверх. Место было ровное и красивое.
– Хорошая полянка! – крикнул он остальным.
– Причаливаем!
– Место на нашу палатку займи! – крикнул с воды Веня.
– Ага!
– Нет, нет, мы первые! – завопили Аня и Катя. – Тоня! Вера! Вы ближе, займите место под нашу палатку!
Санёк пошёл занимать место. Обычно для этого достаточно было бросить на полянку весло или спасжилет (а лучше то и другое), а потом уже подтаскивать остальные вещи. Но оказалось, что бросить весло решительно некуда: весь берег был занят густым черничником. Санёк растерялся.
– Я не могу… я не знаю… – Санёк развёл руками.
– Что случилось? – спросила Василиса, поднимаясь навстречу.
– Там сплошные ягоды! Черничник!
– Так это же здорово! – ответила она.
– Черничкины пяточки! – пробасил Веня, взбираясь на полянку. – Такого я ещё не видел! Ну и чего место под палатку не занял?
– А куда ставить? Не в чернику же!
– Конечно, не в чернику! Всю чернику придётся съесть! Приступаем немедленно!
И вот, прежде чем ставить палатки, все ползали на карачках и объедали черничные кустики. Ведь жалко же – и грязную палатку, и раздавленную чернику.
– А я думал, что так не бывает: и вкусно, и полезно, и крайне необходимо для общества! – говорил Веня, облизывая перепачканные ягодой пальцы.
– Для общества, вообще-то, не только это необходимо, – послышался Петин голос. – Кто-то должен ещё и за дровами ходить!
Ребята оглянулись. Петя выходил из леса, держа на каждом плече по еловой сушине.
– Ну, Петь, ты гигант! – восхитилась Тоня.
– Уважуха! – поддержала Катя.
– Подожди, постой минутку, я сфоткаю! – крикнула Селена и полезла за телефоном.
С брёвнами на плечах Поплавок казался уже не увальнем, а настоящим богатырём. Он и правда был сильным, и всеобщее внимание ему понравилось. Но когда девочки затянули фотосессию, снимаясь по очереди на его фоне, вид у него был уже не гордый, а измученный. Наконец ему позволили сбросить брёвна. Мальчики сходили в лес и принесли ещё дров, но внимания девочек этот процесс не привлёк. Поплавок же занялся костром.
