– Я попрошу Фрима, он тебе сделает новый. Он ведь изобретатель, – предложил Хомиш и осторожно соскользнул с камня, не переставая осматривать окрестности.
– Фрим? – иронично переспросила Лапочка. – Этот твой братиша, который недоизобрел самополивательницу для полей радостецветов? Который перепутал формулу и вместо порошка для быстрого разжигания печей сделал порошок, взрывающий печи? Который…
– Лапочка, – настала очередь перебить ее муфлю, – не будь такой злючной. Тот самый братиша мой. Ну, другого-то у меня нет. Откуда?
– Хомиш, – наклонилась к нему Лапочка, лицо ее сделалось и смешным, и серьезным одновременно, она эмоционально замахала лапками, – глупышец, я хочу прятаться от неприятностей под зонтиком, а не чтобы неприятности под зонтиком меня замучили до глубокого бомборока. Нам, муфлишкам, бомбороки и неприятности крайне вредны. От первого болит голова, от второго появляются глубокие морщинки. Сама снова сделаю, – сказала как отрезала Лапочка и резко дернула Хомиша за рукав: – Пошли. Разумно будет тебе проводить меня.
И муфли засеменили рядом вниз по поляне к деревне Сочных Лугов.
Хомиша страх еще не совсем оставил, но ему так хотелось загладить вину перед красивой муфлишкой, что он охотно согласился. Рядом с ней ему казалось, что он выше ростом и осанистей. Его муфликовое сердечко билось рядом с ней не от страха, а от другого чувства. От этого муфель периодически придерживал то самое место на груди: уж не выскочит ли?
– Что все трогаешь? Сердце от страха дрожит, как подбородок у морщинистой бабуши Круль? – засмеялась беззлобноЛапочка, но тут же осеклась. – Хомиш, а ты бы меня спас, если бы это страшилище… ой, вспоминаю, и опять меня дрожь бьет. Ты бы спас меня, если бы оно меня захотело… ну не знаю… съесть?
– Я бы очень хотел тебя спасти, – сказал Хомиш и внутри залился густой краской стыда за то, что на самом деле струсил и его муфликовая душа ушла в его пушистые острые муфликовые пяточки.
– Ладно, – фыркнула и задрала нос Лапочка, – будем считать, что спас бы. Мне так интереснее и приятнее считать. А я всегда предпочитаю выбирать считать так, как мне приятнее. Это мой рецепт красоты. Поэтому я не буду тебе говорить, что я все поняла: ты в очередной раз струсил.
– Но как же ты не будешь говорить? – попытался уточнить Хомиш и осекся. – Ты об этом уже сказала.
– Ах, вслух сказала? – взмахнула лапками муфлишка и подперла щечки. – Надо же! Ну что ж. Теперь ты об этом знаешь. Нет, ну а что, лучше уж тебе знать о том, что ты трусишка. Так ты будешь знать про себя правду и не наделаешь глупостей. И не нужно так переживать. Подумаешь. Одни любят кушать, иные любят носить красивые шляпки, а ты любишь всего бояться. У каждого свои слабости. Я вот красивая. Хотя, хм. Это же не моя слабость, это же моя сила. Ну, какая разница. Я красивая, и поставим на этом точку.
– Лапочка, – пролепетал Хомиш виновато, – прости, а? Мне до икоты стыдно.
– Мог бы об этом и не говорить. Видно же. Твоя шкурка поменяла цвет на ягодно-красный. Это цвет стыда.
«Или другого чувства», – подумал про себя Хомиш, но решил промолчать. В этом случае Лапочка была права. Он залился краской стыда.
Быть муфлем, скажу я тебе, мой дорогой читатель, не очень удобно. Точнее, совсем неудобно. Видите ли, шкурка муфля имеет свойство менять свою окраску в зависимости от того, что он чувствует. И это «карашмар» – по выражению самих муфлей и норн – как неудобно.
– Ну, пошли прытче, я ведь тебя чудесно знаю от макушки до шпор на пяточках, так что, Хомиш, перестань стыдиться. Не всем же быть смелыми и отважными. Кому-то надо быть просто радостениеводом, как ты. Я не обижаюсь, вот ни капулечки, ни капулюсечки не обижаюсь.
Глава 5. Норны не носят шляпки
Муфли вошли в редкий лес из невысоких деревьев, с зарослями вальтургия да полянками ковынь-травы и дикой солодрянки. Через этот лес проходила натоптанная широкая тропинка, а за ним раскинулась деревня Сочных лугов. Деревня с зелеными крышами, поросшими травой да цветами. Лапочка рассказывала, что на некоторых крышах даже ягоды и грибы собирать можно.
Хомишу было волшебно хорошо снова идти с ней плечом к плечу. За белоземье накопилось столько новостей, и муфлишка болтала и болтала, а он изучал ее, как новый цветок: кожа Лапочки выглядела мягче и приятнее в оттенке, щечки округлели, глаза стали яснее и больше, пушистые опахала ресниц делали их еще прекраснее, чем в прошлое цветолетье.
Она же рассказывала, как в это белоземье ей плохо спалось. Как она однажды проснулась, и ей до щекотания в носу захотелось, чтобы скорее пришло тепло, и они снова чихали от пыльцы радостецветов и визжали, убегая с Хомишем от докучливых норн. И еще, что она особенно любит цветолетье за то, что можно наконец-то надевать все свои цветастые платья и гулять в них по деревне. И после этого ей сразу пришла идея связать платье для самого любимого праздника всех муфлей – праздника Большой Радости и воцарения вечного мира. Она вязала, а ветер выл так громко, что ей стало тоскливо, и она снова уснула.
– Обожди, – спохватился Хомиш и остановился. – У тебя есть платье, а я как раз нес тебе приглашение на праздник Большой Радости в нашей деревне. – Муфель рылся в сумке, внутри что-то брянькало, шуршало, звякало, тыцкало…
– О радость, радость! – захлопала в лапки муфлишка и невысоко подпрыгнула. – Разумно и правильно будет пригласить в ответ тебя на наш. Когда же у вас праздник? Ах, до икоты люблю праздники. Опять на храмовой площади? Как в прошлое цветолетье?
Хомиш выпрямился, кивнул.
– Он совсем скоро, через тридцать дней. На храмовой площади, где ж еще вместить всех званых муфликовых гостей Многомирья.
– О, Хомиш, – отошла на пять шагов и осмотрела его с головы до ступней муфлишка, словно увидела в первый раз, – я и не заметила от страха. Что за славные стали твои уши. И, – она вернулась и прислонилась к его плечу, – ты ведь стал много выше. – Лапочка искренне восхитилась: – О, Хомиш!
– Вот на столько выше! – вскинул вверх лапки Хомиш и потревожил ветки дерева. Дерево зашуршало и осыпало муфлей, мило беседующих под его кроной, листьями.
– Что за невоспитанное дерево, – возмутилась Лапочка, скидывая со шляпки листву и мелкие ветки, – почему оно сбрасывает листья на нас, даже не спрашивая нашего разрешения?! Хомиш, а ты можешь вывести такой вид деревьев, чтобы они никогда не сбрасывали листья?
Хомиш замер в недоумении, но тут же нашелся. Он укоризненно глянул на дерево и извинился за него. Дерево подобрало ветви вверх.
– Лапочка, мне не под силу это. Но к чему? Любое дерево должно будет сбросить листья когда-нибудь. Иначе оно не родит новое, а погибнет под грузом увядшего. – Хомиш глянул на дерево и добавил: – Видала, оно обиделось на твои слова.
– Может, ты прав, – благоразумно согласилась муфлишка. – Но я не буду извиняться перед этим деревом. Оно-то тоже не торопится извиняться.
– Это дерево арбор, – погладил ствол муфель, и дерево словно откликнулось, покачивая ветками. – Под ним любят прятаться лалани, оно спасает от жары, и еще, если ты ему понравишься, оно может спрятать тебя от любой неприятности.
– А-а-а, привет, дерево арбор! – присоединилась к муфлю Лапочка и тоже погладила древесный ствол. – Это из твоих листьев был сделан мой зонтик? Мой потерянный зонтик. Но теперь я сделаю новый. Хорошее дерево.
Хомиш не отпускал лапку от коры и трепетно трогал сучки и шершавые выпуклости. Дерево шуршало.
– А если сидеть под ним долго-долго, то можно стать его частью. Оно будет защищать тебя, присыпать острыми листьями. Юрливые насекомые начнут на тебя без испуга присаживаться и мыть мохнатыми лапками мордочки размером с крошку печенья. Ветер будет обдувать мягко шерстку, но насекомые не испугаются, а пчелоптицы станут искать на тебе цветы, чтобы собрать мед с нового диковинного растения. Со временем можно врасти в землю и тоже стать деревом арбор.
– Не уразумею, зачем, Хомиш? – недоуменно спросила Лапочка и махнула лапкой, предлагая продолжить путь.
– Чтобы так же защищать тех, кто тебе нравится.
– Странно и сложновато. Чтобы защищать тех, кто тебе нравится, совсем не обязательно становиться деревом, – рассуждала муфлишка.
Они приближались к деревне Сочных лугов и не могли наговориться. Попробуйте не увидеться со своим другом целое белоземье, и у вас накопится звездаллион новостей и вопросов.
– Лапочка, – делился Хомиш, – еще я вывел новый сорт радостецветов. Они взошли и столько пыльцы выбрасывают! Все светится. Я тебе обязательно покажу на празднике. Ты придешь, верно?
– Ты же меня чудесно знаешь, о Хомиш, разве кто-то больше меня любит праздники? Никто. Никто так не любит вертеть юбочкой в праздничных танцах. Никто так не любит петь громче всех на площади. Надо будет придумать новую шляпку для моего вязаного платья.
Лес остался позади, они шли сквозь поляны радостецветов, и впереди уже виднелись зеленые травянистые крыши. Все их разговоры теперь только и были о будущих праздниках, новом платье и испорченной шляпке Лапочки.
– Этот зверь, Хомиш! Кстати, ты заметил, что имя его такое же, как у помощника Хранителя? Шэм!
Хомиш пожал плечами.
– Что с того? Вот и книга есть про какого-то Шэма. Хорошее имя, – успокоил и себя, и муфлишку Хомиш.
– Имя хорошее, зверь престрашный,– отметила Лапочка. – И все-таки, как ты мыслишь, откуда он? В вашу деревню норны не приносили никаких таких новостей?
– Нет, – почесал затылок муфель. – Ни мамуша, ни Афи ничего такого не рассказывали.
– Афи? – скукожила носик Лапочка. – А, это такая юркая норна? Она миленькая.
– Да, и она такая же смелая, как и ты, Лапочка.
Хомиш снова покраснел, в этот раз не от стыда, а от смущения, но Лапочка даже не обратила внимания на то, что шерстка муфля сменила цвет.
– А по нашей деревне норны разносили, но не верила я. Совсем не верила. Пока сегодня ее не увидела.
– Что разносили? – остановился Хомиш, но Лапочка потянула его, и муфель послушно пошел дальше рядом с ней.
– Про эту великантершу. Норны ее видели у жилища Хранителя. Хомиш, как ты думаешь, великантерша ведь никогда не сможет прийти в наши деревни?
– Лапочка, зачем ей к нам приходить? Думаю, что нет.
– О, Хомиш, – продолжала тревожный для Хомиша разговор муфлишка, – кто ж их знает, этих великантерш. Не бывало их никогда в наших краях, и вот откуда-то взялась. Поселилась где-то и живет там с какими-нибудь страшными мыслями, не иначе.
– С какими? – снова остановился Хомиш.
– Вдруг она охотится за Хранителем? – теперь остановилась и Лапочка и внимательно посмотрела на муфля. Хомиш подумал, прислушался к себе и к тому, что вокруг, но решил не показывать больше Лапочке свою трусость.
– Зачем ей Хранитель, – решительно заявил он Лапочке, – сама посуди?
– Откуда мне знать? – призадумалась она. – Может, чтобы его съесть?
– Да что ты заладила, съесть да съесть! – не сдержался Хомиш. – Неужели она может быть настолько опасной?
– Конечно, – кивнула муфлишка, – все, кто одиноки – очень опасны.
– Ну, это не от злости. Это от отчаяния. Знаешь, когда я бываю одинок, мне тоже хочется кого-нибудь съесть.
Лапочка засмеялась.
Им было так уютно вместе, что они даже не заметили, как воздух возле них пошел кругами и из ниоткуда выскочила Афи. Норна сморщила хоботок и, поводив им туда-сюда, подлетела сзади сначала к Хомишу и глубоко вдохнула, потом подобралась к Лапочке, втянула воздух и громко чихнула.
– Кто тут? – ойкнул Хомиш, прижав уши, и Лапочка сделала то же самое.
– Чует Афи, тут пахнет чем-то липучим!
– Афи, – заругал ее перетрусивший муфель, – ты что, хочешь, чтобы я вспуганный стал совсем?!
– Афи и не думала пугать. Афи примчалась спасать! Норны прилетели, наговорили про вас всяких ка… а-а-апчхи, ка… а-а-апчхи!
– Да чего ты расчихалась? – спросила изменившаяся в лице Лапочка, явно недовольная тем, что им помешали болтать с Хомишем.
– А чего ты так пахнешь, а? Карашмар!
– Я пахну? – выпучила и без того огромные глазищи Лапочка и пошла на попятившегося муфля. – Я все же пахну, Хомиш?! Ты мне сказал неправду?
– Не обманул, отчего бы, – перестал пятиться и остановился Хомиш, – я промолчал, ведь расстроить тебя – это было бы очень-очень неправильно.
– Жутчее не придумать! И что теперь? – скуксилась муфлишка. – В моей деревне все пахнут цветами. Представляешь, если я зайду и буду вонять? Меня все засмеют. Даже хуже. Все, все перестанут говорить, что я самая красивая.
– Лапочка, не расстраивайся. Хочешь, Афи принесет тебе новую шляпку?
– Норны не носят шляпки, – сразу решила внести ясность Афи, и ее шарообразное тельце стало чуть больше. – Норны носят новости, слухи и пыльцу радости. Но не шляпки! Нет, не шляпки!
– Афи, ты можешь принести новую шляпку Лапочке? – Афи надулась еще больше и отрицательно цокнула. Хомиш сложил лапки у груди домиком: – Афи, это важно очень. Тебе под силу. Прошу! – взмолился он, и Афи сдалась.
– Так и быть, – выставила вперед лапку норна и уточнила: – А она не тяжелая?
– Нет, нет, – подхватила Лапочка и затараторила: – Прошу тебя, Афи! Не уразумею, что может быть хуже и неприятнее, чем ужасно пахнущая муфлишка. Любую мою шляпку, самую легкую, главное, чтобы она не воняла.
– Не буду я нюхать твои шляпки, – снова цокнула Афи, и Лапочка опять скуксилась.
– Это она от расстройства так говорит, – вступился Хомиш. – Афи, просто принеси любую шляпку, какую сможешь унести. Я тебя за это награжу двумя… тремя порциями меда!
– Хорошо, – любезно согласилась норна, – тремя.
– Уговор! – подтвердил Хомиш.
– Кьююю! При таком случае Афи готова носить вам шляпки хоть каждый день. Я туда и обратно, – заторопилась норна. Воздух пошел кругами, и толстенькое округленькое тельце растворилось, войдя в воздушную воронку. Хомиш хотел было предложить Лапочке мамушиного чая, но не успел. Шустрая помощница уже вынырнула из пустоты. Точнее, вынырнула шляпка.
Лапочка ловко поймала левитирующую шляпку и гордо водрузила на голову, прижав ею острые ушки.
– Ну как?
– Очень мило! – поторопился обрадовать Лапочку Хомиш.
Лапочка залилась серебристым смехом. Афи же, не упуская возможности, начала порхать и кружиться вокруг нее, кувыркаясь и подставляя смеху счастливой муфлишки то одну, то вторую сторону круглого, как снежок, тельца. Каждая ворсинка на нем стала переливаться и напитываться звенящей пыльцой радости. Той пыльцой, которую любая норна ищет во всех мирах, находит, собирает и бережно переносит на поля, чтобы стряхнуть ее в раскрытый в ожидании бутон радостецвета.
– Кьююю, – затарахтела Афи, – норна все сделала, норна понесла пыльцу, – и исчезла в воздушных завихрениях.
– Как невоспитанно. А попрощаться? – скривила милый ротик Лапочка, но норны и след простыл. – Неугомонная она.
– Ага, – кивнул Хомиш. – Есть немного, зато она славится тем, что самая шустрая и сметливая.
– Хм, – снова скривила рот Лапочка, но учтиво промолчала, решив, что можно простить норне Хомиша ее невоспитанность за то, что она спасла репутацию Лапочки. А репутация у муфлей – это все.
Глава 6. Мамушины чаи творят чудеса
Обратно в деревню Больших пней Хомиш шел уже без остановки.
«У Лапочки зонтик, под которым безопасно. Что ж у меня? Лишь вострые ушки да быстрые лапы со шпорами. Да сердце, что трусится, как сердце скоропрыга».
От таких мыслей шаг Хомиша прибавлялся и пружинил.
