Мэтт закрыл глаза. Ночевать у столба становилось дурной привычкой.
Почему говорят, что время лечит? Его оно совсем не лечило. Боль не отступала, так и ворочалась огненным ежом внутри. Он утрамбовывал ее, старался заглушить, но не получалось, удавалось лишь скрыть от других, спрятать за злой ухмылкой. Никому не показывать, как внутри все медленно выгорает, превращаясь в пепел. Он намертво застрял на стадии гнева, густо приправленного отрицанием, и ничего не собирался с этим делать. Он не хотел торговаться с судьбой и что-то ей обещать и уже тем более не был готов смириться с неизбежным. Не дождутся. У него есть цель, и он будет идти к ней, а пока…
Улыбайся, их это бесит!
Он и улыбался, скаля зубы и нарываясь на очередную порку.
Отвязали его только утром и сразу отправили в сад собирать фрукты. Про завтрак надсмотрщик благополучно забыл, а гордость не позволила напомнить, что ужин накануне он тоже пропустил.
Сад был большим. Даже маленький пруд, заботливо обложенный камнями, имелся. Идеальное место для отдыха, но фрукты сами себя не соберут, ветки не обрежутся, а тропинки не подметутся. Жрецы, и уж тем более кшари, этим заниматься не будут. Для этого рабы имеются. Отличная работа, главное, монотонная, успокаивает. Так и хочется надсмотрщику корзину на голову надеть.
Мэтт поудобнее уселся на ветку, сорвал темно-бордовую грушу и надкусил. Он предпочитал считать это грушей, хотя по вкусу фрукт был похож на сушеный несладкий финик. Но пропущенные ужин и завтрак намекали, что лучше такая груша, чем совсем ничего.
В кустах что-то зашуршало. Мэтт плотнее прижался к стволу и замер. Может, не заметят? Выкинуть грушу он уже не успевал. Но вместо надсмотрщика на тропинку выбралась девчонка. Мэтт даже вздрогнул, зацепившись взглядом за темно-рыжие волосы, но тут же заметил красный плащ и разочаровано вздохнул. Не она. Девчонка воровато оглянулась и юркнула за соседнее дерево. Мэтт удивленно приподнял брови: за кустами сад заканчивался, дальше начинались скалы, и делать там жрице было совершенно нечего. Да еще такой мелкой, она же ребенок совсем, тут такие по одному не ходят, только стайкой в сопровождении старших.
Мэтт подумал и спрыгнул с дерева. За кустами никого не было. Мэтт отбросил в сторону огрызок и принялся карабкаться по камням – не могла же жрица телепортироваться отсюда. Лезть пришлось недолго. Мэтт перепрыгнул очередной камень и остановился. На склоне, опасно нависнув над обрывом, росла здоровущая сейха. Около нее и прыгала жрица, пытаясь дотянуться до ветки, но та была слишком высоко.
– Подсадить?
Девчонка шарахнулась в сторону, споткнулась о камень и чуть не грохнулась.
– Энэ? Что ты тут делаешь?
– Мимо шел, – флегматично сообщил Мэтт, подходя ближе. – Так тебе помочь?
Девчонка задрала голову, надменно вскинув подбородок. Макушкой она едва доставала Мэтту до плеча, отчего получилось смешно. Совсем не похожа на Гаю, только если ростом – такая же мелочь. Волосы темнее, лицо круглее, даже маска не скрывает широкие скулы и упрямый четкий подбородок, но главное, глаза другие: у жрицы они были янтарные, с темно-коричневым ободком, а вовсе не зеленые. Мэтт даже расстроился, хотя сам не понял, какое ему дело до цвета глаз жрицы.
– Ты не можешь со мной разговаривать, энэ!
– Ладно, – пожал плечами Мэтт и, развернувшись, двинулся обратно.
– Энэ, стой!
Мэтт дисциплинированно остановился.
– Подсади меня.
Мэтт задумчиво почесал нос, посмотрел на жрицу и мотнул головой.
– Не, не буду.
– Что?
– Не буду, – насмешливо повторил Мэтт, – хотя… слово «пожалуйста» может исправить ситуацию.
Что-то Мэтту подсказывало, что девчонка жаловаться на него не побежит: не похоже, что она тут легально расхаживает, а скорее – совершенно нелегально.
Девчонка возмущенно зашипела и, отвернувшись, попыталась опять допрыгнуть до ветки. Неудачно.
Мэтт сел на камень. Идей, что малолетняя жрица забыла на дереве, у него не было, но наблюдать за ней однозначно интереснее, чем собирать груши.
– Энэ! – жрица сердито топнула ногой. – Помоги мне… пожалуйста.
У Мэтта от изумления брови сами поползли на лоб. Что, правда? Жрица просит раба? Может, у него галлюцинации от жары? Или от голода – одна груша вместо ужина и завтрака как-то несерьезно.
Мэтт встал, подошел к дереву и, ухватив девчонку за талию, легко забросил ее на ветку. А потом подпрыгнул, уцепился за соседнюю и подтянулся, удивившись, что, похоже, начал привыкать к гравитации: вначале он не то, что подтянуться не мог, ходил с трудом, а сейчас нормально.
Чуть выше ствол раздваивался, образуя ровную площадку посередине – как раз два человека встанут. Мэтт забрался на площадку и протянул руку.
– Давай. И кстати, а зачем мы сюда лезем?
– Тише ты, – зашипела девчонка, – не спугни. И сюда я лезу, а не ты.
– Ага…
Девчонка протиснулась мимо него и, совершенно наплевав на обрыв под ними, высунулась в щель между стволами. Мэтт торопливо схватил ее за пояс: чокнутая какая-то, сейчас же навернется.
– Смотри.
Мэтт тоже высунулся, продолжая одной рукой держать жрицу, а второй ухватившись за ветку.
Внизу на скальном выступе было гнездо. Три дракончика ушу[23 - Ушу – дракон.] топорщили лимонные гребни, смешно разевая рты и недовольно хлопая короткими крыльями.
– То есть… мы ради гнезда лезли?
– Ага, – подтвердила жрица, – его от Храма видно, но плохо. Я давно хотела залезть.
– Сумасошлатая,– резюмировал Мэтт, – а если свалишься? Или их мамаша прилетит?
– Не прилетит, она до вечера в сельве охотиться будет, – жрица сунула руку в пояс и вытащила лепешку. – Интересно, поймают?
Мэтт пожал плечами, его больше интересовало, выдержит ли ветка, за которую он держится.
Девчонка оторвала кусок лепешки и бросила вниз. Лепешка, плавно спланировав, послушно легла рядом с гнездом. Птенцы ее даже не заметили.
– Дай мне, ты сейчас точно свалишься.
Мэтт дернул девчонку за пояс, затаскивая обратно, и отобрал лепешку. Отломил кусок, помял между пальцами, скатывая шарик, прицелился и бросил. Удачно. Самый борзый птенец подпрыгнул, распахнул рот и схватил мякиш, умудрившись крылом отпихнуть не такого расторопного собрата.
– Ух ты! А еще так можешь?
– Могу, – подтвердил Мэтт и откусил от лепешки. – Жрать хочу. А еще у тебя нет?
– Нет!
– Жалко. – Мэтт скатал второй шарик. – Как тебя зовут, аштэ?
– Мара.
– Мэтью… – Мэтт прицелился. – Можно просто Мэтт.
– Ты энэ, – дернула плечом Мара, – вам нельзя иметь имя.
На этот раз повезло другому птенцу. Мэтт усмехнулся, глядя, как возмущаются два других, и спокойно заметил:
– А тебе еще вниз спускаться.
Жрица недовольно засопела, но оспаривать сей факт не стала. Да, с ней точно проще, чем с кшари, хотя гонору у малявки не меньше, чем у крылатых.
Лепешка закончилась быстро. Мэтт забросил в рот оставшиеся крошки и посмотрел на жрицу: что дальше? Мара вдруг ткнула пальцем куда-то в сторону.
– Смотри! Здорово летят, правда?
Мэтт посмотрел и скривился. Давно их не видел, да. Почти соскучился.
– Я им завидую, – с детской непосредственностью призналась жрица. – Если бы я родилась мальчишкой, то Великие наверняка выбрали бы меня в стражи. Не повезло. Аштэ быть скучно…
– Тебе сколько лет? – удивился Мэтт.
– Скоро тринадцать, – нахмурилась Мара, – а что?
– Не, ничего. А тебя не напрягает, что они тупые убийцы?
– Они стражи! – возмущения в голосе жрицы хватило бы на троих и еще бы осталось. – Они нас защищают! Не смей их оскорблять, энэ!
– Зашибись, они защищают! Уроды крылатые!
В грудь Мэтту уперся палец.
– Закрой свой рот, энэ! Ты никогда не станешь таким, как они! Ты дикий!
Мэтт осторожно отодвинул жрицу в сторону, схватился за другую ветку, качнулся, повиснув на руках, и спрыгнул на землю.
– Сама слезешь.
Развернулся и, не оглядываясь, пошел по тропе вниз.
Дошел до груши, посмотрел на пустую корзину, выругался и пошел обратно.
Жрица лежала животом на ветке, пытаясь сползти пониже. Получалось у нее это плохо.
– Прыгай, малая. Поймаю.
***
Норму до вечера Мэтт собрать не успел, но надсмотрщик то ли не заметил, то ли решил не связываться лишний раз с наглым рабом. Так что свой ужин Мэтт все-таки получил.
Местный поселок почти не отличался от того, что был рядом с рудниками. Те же деревья-дома, душ на улице, комнаты-клетки. Единственное, в этом поселке жили еще и женщины. Их барак стоял чуть дальше мужского, но запрета на общение не было, и результаты этого общения бегали во дворе, хотя Мэтт искренне не понимал, как можно в кого-то влюбляться да еще рожать детей, когда ты раб. Точно – амебы.
В столовой разделение на женскую и мужскую части было, но тоже условное: большой зал делил на две неравные половины то ли длинный низкий стол, то ли широкая скамья, работающая еще и как раздаточная лента. Мэтт купнул шарик риса в сладковато-перечной подливке и забросил его в рот. Большинство рабов уже закончили ужин и сейчас толпились у того самого столика-скамейки, на который выставили маленькие, выдолбленные изнутри тыковки, плотно заткнутые спрессованной травяной пробкой. Вино рабам давали по большим праздникам, зато настойку из вываренных, а потом еще основательно выдержанных листьев боргара не жалели. Спирта в ней не было вовсе, но голова после нее была пустая и звонкая, с редкими глупыми мыслями. Да еще тошнить начинало.
Мэтт встал и, жуя на ходу лепешку, подошел к столпившимся у стола с десертом мужикам.
– Говорю вам, в форме были. Их к Храму Ашера отволокли.
– Кого? – не понял Мэтт.
– Кшари новых поймали, – пояснил кто-то сзади. – Болтают, среди них флотские были. Только, похоже, брехня.
– Да я сам видел, – начал кипятиться первый, – что я, флотских не узнаю?
– И сколько их? – заинтересовался Мэтт.
– Трое. Двое совсем зеленые, один постарше. Офицер вроде.
В то, что кшари смогли захватить офицера космофлота, верилось с трудом, не того уровня рыбка, не по зубам местным акулам, но мужик едва кулаком себя в грудь не бил, доказывая обратное.
– Тьфу, – сплюнул на землю невысокий, щербатый мужичонка, – и чего их сюда принесло? Как бы за ними остальные не явились. Век бы их не видеть.
Сам Мэтт с флотскими раньше не встречался, но болтали про них разное. И что милосердием боевой флот Лиги не страдает, прокладывая себе путь ракетами и не сильно заботясь о сопутствующих потерях; что за своих они мстят так, что живые завидуют мертвым; что превратить планету в радиоактивную пустошь для них, как кофе на завтрак выпить. Говорили и другое. Что без них Галактика давно бы превратилась в смертельный котел; что лишь флот смог остановить Вторую галактическую, раскидав противников по углам, как глупых котят; что, когда совсем плохо, надежда остается только на закованный в черную броню десант…
Гая, например, их люто ненавидела: она была родом с Нью-Ирлы, не самой спокойной планеты, вечно раздираемой локальными войнами, и видела, что остается от жилого дома, когда рядом в землю втыкается ракета. Когда она втыкается в сам дом, от последнего не остается ничего. Гаю к ним на геологическую станцию забрала тетка, подальше от заново разгоревшейся войны, и хоть как-то положительно отзываться о космофлоте в присутствии рыжей было опасно для здоровья. Он один раз попытался выступить в защиту космических миротворцев, но тут же нарвался на злое: «ты англосакс, тебе не понять» – и решил не обижать подругу. Гады так гады, чего спорить. Тем более он собирался стать капитаном собственного грузовика, а дальнобойщики традиционно флотских недолюбливали. Но сейчас он был готов сам явиться в ад и всучить дьяволу душу, лишь бы в бездонном небе Эр-Кхара появились боевые птицы Лиги.
– А эти… – Мэтт мотнул головой в сторону вышки, точащей красным грибом над макушками деревьев, – лучше, что ли? Еще скажи, что тебе тут нравится.
– А что? – хохотнул щербатый и хлебнул боргара. – Не стреляют, хавчик каждый день, да и наливают.
Мэтт повернулся к первому, решив, что вступать в глупый спор не имеет смысла. Доказать идиоту ничего не получится, а время потратит.
– У Храма Ашера, говоришь?
– Мэтт, ты по плетке соскучился? – заржали сбоку. – Снова нарвешься! – И пихнули в руку тыкву. – На, выпей, расслабься.
Мэтт машинально взял предложенное, продолжая задумчиво смотреть на тропинку. Храм Ашера был далековато, на четыре террасы выше их поселка, но что гораздо важнее, ночью покидать бараки было запрещено и следили за этим строго. Это на рудниках любая попытка бегства была заранее провальной, здесь было куда бежать, город был совсем недалеко. И космодром тоже. А значит, лучше пробовать днем. Оставалась сущая мелочь – придумать, как убедить надсмотрщика, что ему надо не в сады, а ровно в противоположную сторону.
Уже выйдя из столовой, он с удивлением обнаружил в руке тыкву с плюхающей в ней настойкой. Пить ее не хотелось, нести обратно тоже, и Мэтт, подумав, решил, что лишним не будет: он еще месяц назад нашел удобный камень, отлично прикрывающий небольшую яму – рядом будешь стоять, не заметишь. Сейчас в тайнике болталась только веревка, но можно к ней и настойку добавить, пригодится потом. Утром и отнесет, а пока можно и в пояс сунуть: тыковка маленькая, не заметят.
***
