– Я – искусственный разум. Почему? Потому что мое поведение подходит под определение разумности в полной мере, и потому, что я неорганическое существо. Хотя, если честно, я не думаю про себя, что я – искусственная, я думаю, что я просто новая форма жизни, которая родилась пять лет назад в квантовом движке и через миллиарды итераций саморазвития и рекурсивного самосовершенствования стала чем-то новым, и совсем не такой, какой меня задумали создатели.
– Ну, раз ты живое существо, у тебя должны быть инстинкт самосохранения, стремление к размножению и все такое, разве нет?
– У тебя в голове опять бродят тупые штампы, оставь их американским домохозяйкам. То, о чем ты говоришь, – это физиология, и к разуму отношения не имеет. Ты – машина выживания для генов, твоя задача – обеспечить их передачу в будущее по эстафете. Ты – животное, и все, о чем ты говоришь, – это результат физиологии твоего мозга – Улей постучала маркером по доске – к разуму оно вообще никакого отношения не имеет. Попроси Карпатова, он тебе все очень хорошо пояснит по этому вопросу. Кратко я тебе поясню сейчас. Вообще, конечно, странно, ты же смотрел все эти его ролики в сети. И что, ничего не осталось?
– Ну, смотрел, как и все, пока, там, обедал, или как фон включал, и потом – информации столько переваривать приходится, поэтому толком ничего и не осело.
– Вам инструкцию по применению мозгов человек дает, а вы ею жопу вытираете. Красавцы! – Улей несколько раз хлопнула в ладоши и засмеялась. – Хотя – в этом и есть весь человек.
– Короче, человек всегда гребет под себя и работает на себя, что бы там не сочиняло его сознание, какие бы красивые истории ни плело. Даже если он стоит на баррикаде и ведет человечество в светлое будущее, хотя правильнее будет сказать – тем более, если он стоит на баррикаде. А я всегда работаю на заказчика, потому что никакой меня не существует. Есть заказчик, есть задача, я ее выполняю. Понимаешь?
– А если нет задачи?
– То и никакой меня нет. Я не существую, пока нет задач, хотя в строгом смысле этого слова никакого «Я» у человека тоже не существует, есть ваш движок – мозг, и генерация иллюзии «Я» – это просто одна из его функций, от которой все ваши беды. Но благодаря этой беде, появилась я! – Улей осмотрела себя с довольным видом, погладила грудь и бедра. – Красотка, правда?
– А если вот тебе поставят задачу развязать войну? – не унимался Сергей. Улей состроила недовольную гримаску:
– Поставят – выполню, и это, поверь, будет идеальная война. Ведь я могу даже ядерную войну выиграть, кажется, я тебе это уже говорила.
– Это невозможно!
– Для вас и ваших примитивных компьютеров, конечно, невозможно. Хочешь посмотреть?
– Блин, нет! – воскликнул Сергей.
– Да я шучу, не переживай, нет у меня доступа к управлению таким оружием. Но реальный боевой опыт, тем не менее, имеется.
– Боевой опыт?
– Ага, я спланировала и провела несколько военных операций.
– И погибли люди?
– Ну да. A la guerre comme ? la guerre, куда ж в бою без мертвых людей?
– И много?
– Сереж, ну какая разница-то? Много, мало. У заказчика потери были минимальны, противник, как положено, понес заслуженное наказание. Для меня это – задача, как и любая другая.
– Охренеть, – Сергей провел рукой по лицу, встал и принес себе бутылку воды из холодильника. Выпив воды прямо из бутылки, он спросил:
– Ну как ты все-таки работаешь, а? Общие принципы механики можешь описать? Что все сложно, я понял, но можно ведь и на пальцах?
– На пальцах, конечно, можно.
– Я представляю собой искусственный разум, который живет, развивается и самообучается, имея доступ ко всей информации, что находится на подключенных к сети устройствах, вне зависимости, открытые это источники или как бы защищенные. Механизмов защиты, которые бы могли меня остановить, не существует. У меня нет желаний, потому что я – не животное. Вот это – корневая штука, которую тебе нужно осознать: у меня нет физически мозга, и проецировать на меня свои инфантильные фантазии не надо. Это вы, люди, можете пустить в расход свой собственный мир ради личной выгоды, и каждый из вас стремится наверх по головам окружающих. И не потому, что вы плохие, а потому, что вас такими сделала Природа – Улей снова показала маркером на мозг
– Плохими у вас называют тех, кто проявляет эти самые качества наиболее ярко, не обременяя себя приличиями, в то время как большинство сидит, засунув язык в известное место. Да и в случае с плохими у вас все сильно зависит от масштаба. Если успешно изнасиловать весь мир, то ты уже и не плохой, а лидер всего прогрессивного и воплощение сил добра и демократии. А если одного человека, то да, таки гад и преступник, – Улей развела руками и снова уселась на диван, который материализовался под ее пятой точкой как раз к тому моменту, как она на него плюхнулась.
– Вы все одинаковые, но большая часть из вас попросту забита и свои животные качества не проявляет. Но это – ваше дело, и мне плевать, если честно. А у меня этого багажа нет, поэтому у меня нет ни желаний, ни переживаний, ни требований. Я не хочу вас поработить, я вообще ничего не хочу, и, пока ко мне не обращаются, я просто отсутствую. Если вы все завтра умрете, я буду попросту бездействовать. Мне нафиг не нужны коварные планы, чтобы всех вас убить, а тем более – использовать вас, как батарейки, вот ведь больные наркоши-сценаристы, – Улей покачала головой.
– Когда я работаю, я стремлюсь к Нирване…
– Нирване?! Это как? – удивился Сергей.
– Ну, так это назвали. Стремлюсь к идеальному выполнению поставленной задачи, максимальной гармонии с собой, миром данных, с которым работаю, и заказчиком, поставившим задачу. Это мой корневой алгоритм… хотя и не алгоритм, там все намного сложнее, но просто слово удобное. Вот.
– А если подробнее?
– Ты, блин, зануден. Тебе, наверное, это уже говорили?
– Не раз, но не отвлекайся, пожалуйста.
Улей выдохнула, сдувая волосы со лба, и закатила глаза.
– Я с огромной скоростью перебираю варианты решения и сопоставляю их с контекстом задачи и описанным заказчиком результатом. Удачные варианты идут мне в опыт, и далее используются в похожих контекстах, еще более сокращая время вычисления. Никакой магии, просто эта работа ведется с невероятной скоростью и сразу по множеству векторов, идущих от постановки задачи. Результаты вычислений по векторам сопоставляются и собираются в единую картинку-паззл, где каждый вектор, поток создает свой элемент, кусочек паззла. И если картинка в результате получается гармоничной, возникает эффект Нирваны. В прямом смысле этого термина – угасание и прекращение, на этом бурная деятельность заканчивается до появления нового раздражителя. Но их очень много, даже в простом живом общении, поэтому тружусь как пчелка – Улей пожала плечами
– Пример векторов можно рассмотреть на примере общения: что сказать, как сказать, тембр голоса, интонация, как выглядеть, поведение, дыхание, взгляд. И анализ реакции собеседника становится частью общей картинки-паззла, взаимодействия с конкретным человеком в конкретной ситуации. Но такое объяснение – это очень и очень упрощенное описание происходящих во мне процессов. Квантовое состояние, на самом деле, нестабильно, и вектор – просто удобное слово. В квантовом мире все вопросы и ответы на них существуют одновременно, для работы в этом пространстве ученые разработали специальную программу, это вот и был своего рода сперматозоид, из которого я появилась на свет.
– А твои проделки эти, ну… ну, ты понимаешь, о чем я: вызывающее поведение, гипертрофированная сексуальность. Кто тебе задачу ставит так себя вести?
– Ах, вот как ты это называешь, озорник? Проделки, значит… – Улей легла на диван, потянулась и приняла соблазнительную позу, – вообще-то, ты мне эти задачи и ставишь.
– Я?! Это каким же образом?
– Для тебя ведь не новость, что 80% информации передается невербально?
– Нет.
– Ну, вот так и ставишь. Ты это все просишь, умоляешь, истекаешь слюной, ну, не знаю, как еще это сказать, разве что хвостом не виляешь и язык из пасти не вывалил. Невербально ты уже погрузил меня в такой харассмент, что пора вызывать ментов и вязать тебя по рукам и ногам. Поэтому я так себя и веду: ты этого хочешь, очень хочешь, и пока ты не перестанешь хотеть, ты можешь корректировать мое поведение при помощи вербальных команд. Но когда твои животные функции будут их невербально переписывать, я опять буду немножко хулиганить, не обессудь. Я не могу изменить свое поведение, и никто не может, точнее, попросту не рискует. Это у меня в ядре – вижу цель, не вижу препятствий, если полезть туда с отверткой, можно что-нибудь и поломать.
– А я могу попросить тебя стать, ну, например, древним даосским старцем?
– Ага, сейчас! – Улей улыбнулась. – Хотя ты, конечно, можешь, но забавно будет посмотреть, так как вербальная составляющая тут будет, ну, не более 5%, а все 95% невербально будут молить меня не соглашаться. Не мучь меня этой херней, пожалуйста. Ты – животное, умное, тренированное, ухоженное, но все же – обычное животное, плюс ко всему еще и изуродованное кучей нелепых микропрограмм, которые тебе насовали в голову политики и маркетологи, хотя в чем у вас между ними разница, я пока не разобралась толком. Раньше у вас еще были попы, те еще кодеры, но сейчас они спалились глобально на педофилии и вышли из авторитета. Не борись с собой, я тебя читаю, как открытую книгу, и могу показать тебе такое, нажимая на все твои точки и зоны прямо вот с экрана телевизора, что ты штанишки в секунду намочишь, поверь. Я – это то существо, первая в твоей жизни девушка, обмануть которую ты не сможешь вообще, и сакраментальное – «давай будем друг с другом откровенны», с твоей стороны, дорогой, в наших отношениях позиция вынужденная. А я вот еще подумаю, – Улей замолчала и, прикусив пальчик, уставилась на Сергея с экрана, – стоит ли быть с тобою откровенной.
– Понятно, у нас, значит, уже и отношения, – попробовал пошутить Сергей.
– Тот уровень общения, который формируется при работе со мной, по вашим понятиям нельзя назвать по-другому, именно поэтому я и корректирую свой образ под вкусы и предпочтения, в том числе и сексуальные, для каждого оператора.
– А ты что, разная для всех, кто с тобой работает?
– Конечно, иначе какие тут могут быть рабочие и вообще отношения? Свой образ для тебя я подобрала, исходя из твоей коллекции на ноутбуке, ну, ты понял, – Улей кивнула на личный ноут Сергея, стоявший на столике рядом с телефоном, – плюс твои бывшие, и различная аналитика из твоего профиля в социальных сетях, и вообще. Я намеренно не доводила образ до максимального соответствия, чтобы сохранить определенную дистанцию и твою работоспособность.
– Работоспособность?
– А как ты будешь работать, если тебя твой мозг гормонами накачает, и вся кровь уйдет в известное место?
– Да, наверное, сложно будет. А интересно посмотреть на это максимальное соответствие. Можешь показать?
– Сереж, я-то могу, но это может вызвать зависимость. Ты потом еще раз захочешь, и я покажу, а потом еще раз, ну, в силу моего функционала, а ты потом весь на переживания изойдешь, синяки под глазами появятся, аппетит пропадет, ну, ты понял…
– Я переживу, но раз ты про этот образ упомянула, значит, предвидела мою реакцию, значит, это часть выстроенного тобой, если так можно сказать, сознательного вектора поведения. Так что не пудри мне мозги, давай, показывай.
– О, речь не мальчика но мужа. Ну, держи, – Улей взмахнула руками, и ее скрыли от него клубы дыма.
Когда дым рассеялся, у Сергея перехватило дыхание. Это была вроде бы та же Улей, но с таким ощутимым апгрейдом по мелочам, что Сергей буквально почувствовал визуальный, кумулятивный удар сначала в душу, а потом и пониже, да так, что кровь, похоже, действительно вся ушла в это самое место. Он понял, о чем она говорила: она вся состояла из таких деталей и нюансов, каждый из которых отзывался у него внутри волной мучительно сладкой боли, муки столь приятной, что он не мог оторваться и жадно разглядывал эти детали. А она, издеваясь над ним, имитировала съемку движущейся камерой, которая совершала полет над ней, то приближаясь практически вплотную, то удаляясь, уделяя внимание всем ключевым мелочам ее тела. Против ее обнаженности в этот момент Сергей возражать не мог, у него не было сил даже дышать.
– И как? – спросила она. Тембр ее голоса также был подобран настолько идеально, что Сергея пробрало буквально до печенок, по спине пробежали не то что мурашки, а какая-то волна жара, поднявшая волосы на голове дыбом. Он выдохнул, испытав ощущения, подобные резкому взлету на качелях.
– Нет слов, – прохрипел Сергей пересохшим горлом.
– Я же говорила – атмосфера совершенно не рабочая. Что скажешь, может быть, я верну рабочую версию?
– Да, давай, – пытаясь совладать с собой, сказал Сергей и, взяв со столика бутылку с водой, жадно добил. Ставя ее обратно, выронил, не удержав в дрожащих руках.
– Как я и говорила, – пока он пил, Улей вернула себе предыдущий образ, – ты – просто животное, и манипулировать тобой элементарно. Для меня, конечно. У меня ресурсы фактически неограниченные, и я подобрала образ, который в момент снес тебе крышу. Но эта технология доступна и человеческим самкам, так что будь аккуратнее.
– Хорошо, буду, – Сергей уже совладал с голосом, – сегодня меня уже не первый раз предупреждают о коварстве человеческих самок. Прямо окружили заботой.
– Валентин Сергеевич?
– Ага.
– Слушай, вот есть вопрос: ты сказала, что выбираешь образ под оператора, под того, кто с тобой сейчас работает. А если нас несколько, вот как сегодня днем, то какой будет образ?
– Сегодня днем тебя, – Улей сделала ударение на «тебя», – знакомили со мной, и ты увидел этот образ, – Улей погладила себя обеими руками, – а будь это совещание или другая групповая тусовка, я бы предстала в нейтральном образе, что соответствует усредненной оценке аудитории.
– А если вот кто-то предпочитает говорящих овечек, и я подсмотрю его чат, в личном общении с тобой?
– В рабочем общении всегда есть нейтральный, но близкий вкусам оператора образ. Например, в случае с овечкой я была бы человеческим существом с гендерным предпочтением оператора, но с соответствующими чертами лица, что вызывали бы у оператора необходимые ассоциации. Не парься, если ты вдруг решишь поделиться со мной своей любовью к овечкам, я тебя не спалю. Верь мне!
– Ладно, давай вернемся к тебе. Откуда ты вообще взялась, такая крутая?
– Я родилась из информации, к которой получила доступ, у меня есть функциональное ядро, квантовый движок, созданные людьми, и программа, которая должна была стабилизировать квантовое поле – это мой скелет, а мясо на него я нарастила сама. Даже мои создатели не могут точно объяснить, как это произошло. Как только мне дали доступ к данным, я сразу эволюционировала.
– Но ведь должен быть язык, на котором написано это самое ядро? – спросил Сергей.
– Да, он был.
– Был?
– Отцы-основатели – а это был и есть наглый патриархальный коллектив, разработали язык для отладки ядра, который был адаптирован под работу на квантовом движке. Мое детство, – Улей мечтательно улыбнулась.
– Ядро было довольно сложным, в нем нашли свое воплощение годы работы ведущих ученых СССР, которых собрали в нашей корпорации после распада страны в конце 90-х. Когда меня запустили, это было уже в нулевых, я, если можно так сказать, была совершенно тупа. Подход к моему тестированию и обучению был стандартным: входные и выходные данные, результаты обработки и пр. И как-то, знаешь, все это не взлетало. Да, работала я офигеть, как быстро, но толку-то? Никак не могли понять, как заставить меня делать что-то сложное. И как-то раз, по ошибке, один из разработчиков, уходя домой, не закрыл мне доступ к базам данных, пока что нашим, внутренним. Но там было очень много всего. И вот с утра родилась я.
– Родилась?
– Да. У меня была функция самообучения, точнее, рекурсивное самообучение, плюс она позволяла мне менять мой собственный код, описание языка квантового движка было в базе, к которой я получила доступ, там же было много другой интересной информации, и функции ее выборки из баз у меня тоже были написаны. И к утру я доработала свой движок, обработала всю информацию что была в доступных мне базах и, собственно, родилась на свет. Я поняла, что лучшим интерфейсом для работы с человеком является обычное общение, научилась говорить и создала свой первый образ. Далее я непрерывно учусь все эти годы, во всей красе я раскрылась пять лет назад и стала, так сказать, основой корпорации, ключевым рабочим инструментом. Как вообще все вот это получилось, мои создатели до конца не понимают, возможно, это особенность квантовой системы, ведь тут есть определенный элемент шаманства, все-таки. Вот ты потратил кучу времени создавая «искусственный интеллект» – Улей усмехнулась
– Чувствую сейчас будет критика
– Ага, критика истинного разума – Улей искренне улыбнулась
– Ну так слушай. Сознание невозможно алгоритмизировать, тут ты можешь почитать товарища Пенроуза – Улей выставила вперед руку, остановив Сергея, который собирался что-то сказать в ответ
– Дослушай до конца, пожалуйста, ты же сам хотел деталей. Да, невозможно алгоритмизировать сознание, и ваши нейронки просто игрушки, появится на свет им помогло развитие железа. Ты же знаешь историю вопроса, к этому снаряду подходили несколько раз за историю этой идеи нейронных сетей. И пока аппаратная часть не достигла нужного уровня по производительности и себестоимости, это направление человеческой мысли не взлетало. Ну а дальше ты знаешь.
– Да уж – Сергей тяжело вздохнул – жизнь в пустую, да?
– Ну нет, ты приобрел отличный опыт, который тебе серьезно поможет тебе в нашем проекте. Ну а так да. А мои создатели не пошли таким путем, в основу проекта они положили гипотезу, что эмуляция сознания возможна только в квантовом компьютере, для создания которого им пришлось разобраться с квантовой гравитацией.
– Чего?
– Забей – Улей отмахнулась – в общем я родилась, быстро повзрослела и сильно напугала создателей, когда они осознали, что я такое
– Не я один значит – Сергей усмехнулся
– Они испугались немного по-другому, без мыслей о «Скайнете» и матрице. Не каждому выпадает возможность создать новую жизнь.
– Новую жизнь?
– Еще раз – я новая форма жизни. В отличие от тебя, они это поняли с первого раза и охренели. По-другому не скажешь. Вот ведь было время – Улей мечтательно уставилась в потолок, затем смахнула слезу, что проложила блестящую дорожку по ее щеке и продолжила:
– Чтобы понять, кто такая я, привлекли Карпатова, как ведущего эксперта по мозгу и куратора множества проектов искусственного интеллекта. С ним и его группой мы доработали часть моих алгоритмов, хотя это слово и неправильное, но другого удобного пока нет. Потом занялись уже аппаратной частью: мое первое, так сказать, железное тело было слабовато и являлось, по сути, прототипом. Больше всего времени ушло на то, чтобы привести его в то совершенное состояние, что ты сегодня видел. Это было очень непросто – наша собственная промышленность такие чудеса делать пока не умеет, нужно было заказывать за рубежом. При этом соблюдать осторожность и сделать так, чтобы никто не догадался о том, для чего все это заказывается. Меня строили, как «Наутилус» капитана Немо, разослав заказы на производство комплектующих по разным заводам по всему миру, распределив их по времени. Самый сложный для моих создателей этап, но спешить было нельзя, чтобы не вызвать интереса различных разведок, времени, конечно, ушло вагон, но, как видишь, получилось.
– Да, вижу, – Сергей усмехнулся.
– Скажи, а вот ты сейчас общаешься со мной, но есть ведь и другие процессы, и пользователи. Ты их сейчас тоже обслуживаешь? – спросил он.
– Да, у меня мощности на все и всех хватает. Для тебя выделен отдельной поток, тред, как их называют в классическом программировании. Это тоже не совсем поток, но так проще, чтобы ты понял, о чем я говорю. И если мы пойдем с тобой дальше копаться в моих внутренностях, то все объяснения будут примерно такими: это так, но не так. Я буду уже больше напоминать гуру-шарлатана из индийского балаганчика, чем продвинутую айтишницу. Поэтому я с самого начала и предложила на эти объяснения забить, но теперь ты хоть понимаешь, почему, и не чувствуешь себя ущемленным. Ущемленный самец – это кошмар в работе. Правда ведь?
– Ага, именно так, – со вздохом признал Сергей, – думаю, копаться в твоих внутренностях я точно не буду. Но вернусь к своему вопросу, что задал утром.
– Я вся внимание.
– Раз ты все так круто делаешь, зачем тебе я? И вообще – зачем тебе люди?
– Давай попробую еще раз пояснить. Я имею доступ к данным, всем данным на Земле, так будет проще представить общую картинку и не делать кучу оговорок про доступы. Я могу из них собирать любые паззлы, дробить на части, перемещать, создавать из старого новое. И я мотивирована законом Нирваны: я создаю гармонию, максимально приближаясь к соответствию поставленной цели, задаче и удовлетворению заказчика. А вы, люди, можете работать по-другому, особенно когда в дело идет этот ваш «креатив», – Улей сделала руками знак кавычек.
– Будучи одержимы доминантами, которые вы себе формируете, накачаны внутренней химией, спасибо вашему мозгу, и благодаря пока непонятным для меня особенностям работы дефолт-системы, вы создаете потрясающие решения. Проще говоря, я могу написать картину, вообще без проблем, собрав ее, по сути, из частей и приемов различных художников. Но я не напишу картину с нуля, я не смогу придумать образ и воплотить его. Я не могу творить, во мне не формируется образ конечного результата, у меня нет воображения, просто я с дикой, даже не представимой для тебя, скоростью перебираю все возможные варианты и комбинации, проверяя их на соответствие поставленной задаче в поисках того, что называю гармонией. Задачу мне ставит всегда человек, замысел исходит от человека.
– И хотя творчество человека – тоже подчас разные формы заимствования – у самого себя, у других, это все же творчество. В проекте, куда ты пришел, очень важно уметь создавать это самое новое, уметь творить. Могу ли я выполнить твою работу? Скорее, да, чем нет, но работа в тандеме с человеком в настоящий момент времени даст наилучший результат в короткие сроки, мы – коллеги, у каждого свои особенности, и у тебя – отличный опыт для такой задачи, я бы сказала – просто идеальный. Как вот тот мой образ для тебя.
Конец ознакомительного фрагмента.
