Душа
Мой бывший родился на Украине и прожил там на воспитании бабушки и тети до семи с половиной лет. Они заменили ему родную мать. Он долго уговаривал меня к ним поехать, но я после очень прохладного знакомства с тетей со стороны его отца долго не решалась туда ехать. Мы не были официально женаты, а там я ожидала найти более традиционные представления об отношениях. Наконец я согласилась. Еще я опасалась, что их не пойму, потому что ни разу до этого не была на Украине. Он меня успокоил, сказав, что на Полтавщине говорят на суржике – смеси украинского и русского языков.
Мои опасения частично оправдались – насчет языка. После долгой дороги на поезде мой мозг сделал «кря» при первых звуках их речи – все это казалось мне сплошной тарабарщиной, я не могла и слова выделить из потока речи. Много лет спустя, после нескольких рабочих поездок в Минск и прослушивания песен группы «Океан Ельзи» на украинском языке я начну понимать язык и даже переводить его на русский для беларусов и английский – для американцев.
В чем я абсолютно заблуждалась, так это в том, как меня примут его украинские родственники. Они меня приняли как родную, полностью и безоговорочно. Мне не позволяли ничего делать по дому, а семья большая, да еще мы с собой друга взяли, а дом в деревне без водопровода – мне не дали вымыть ни одной тарелки за все время. Все, что я могла сделать, – это напоить собаку. Со мной обращались как с любимой дочерью и сестрой.
Я бесконечно им признательна за их тепло и сердечность. Даже сейчас мы иногда переписываемся. Они были не только ласковы ко мне и моему бывшему, но были дружны и любили друг друга. Муж тети, дядя Саша, при несчастном случае потерял ногу почти полностью, но он никогда не роптал на свою судьбу и вел совершенно обычную жизнь – работал наравне со всеми и даже как-то научился ездить на велосипеде с одной ногой.
Вдруг в сентябре звонок – умер дядя Саша. Его смерть была быстрой и очень странной.
Они живут не просто на Полтавщине, а под Миргородом, рядом Сорочинцы – это все гоголевские места. И там тот дух чертовщины и колдовства, который так остро чувствуется в произведениях Николая Васильевича, силен и по сей день. Это пронизывает даже воздух. Как-то мы зашли на рынок в Миргороде, а там на входе стоит огромный стол, заваленный засушенными травами. Я проводила много времени с отчимом в рейдах, много знала о растениях, а потом, когда я стала постарше, о целебных и не очень свойствах трав мне рассказывала наша соседка по даче. Так что не только атмосфера, царившая у этого лотка, меня испугала – я вылетела оттуда пулей.
Нам сразу сказали, что такая скоропостижная смерть вызвана чьей-то завистью, кто-то что-то нехорошее то ли сделал, то ли пожелал. А было чему завидовать – такой любви в семье, такого взаимопонимания ни до, ни после я никогда не встречала.
Я поехала на похороны, потому что полюбила эту семью, и мне хотелось их поддержать хотя бы своим присутствием. Я ехала спокойно, потому что точно знала, что нам никто не навредит.
В сентябре там жарко, а ехать туда долго – мы приехали только ночью после похорон.
Утром девятого дня ко мне в комнату входит дочь покойного, Вита, и говорит: «Сегодня мы вызываем папину душу, чтобы попрощаться. Ты придешь?»
От изумления я несколько раз переспрашиваю, пытаюсь понять, что она имеет в виду. Для меня «вызвать душу» – это то, что мы с сокурсниками делали на святки вместо подготовки к экзаменам. «Вызывали души» известных людей и задавали им всякие вопросы. Чертовщина, конечно, но чем только студенты не занимаются во время сессии.
Мои расспросы и ее терпеливые ответы ни капли картину не прояснили. Но в любом случае я собиралась быть там, потому что это было важно для них.
Вечером в комнате, где до похорон стоял гроб с телом, собрались близкие. В эту комнату после похорон почти не заходили, ночевать в ней тоже было нельзя, да и вряд ли бы кто согласился. Комната прямоугольной формы, одно окно – на нем в течение сорока дней нельзя вешать занавески, приоткрыта форточка. Вдоль длинной стены стоит скамейка, на ней расселись пришедшие, перед нами стоит стол. В дальнем правом от входа углу стоит еще один стол, на нем стакан с чем-то прозрачным (уже не помню, водка или вода это была), глубокая миска с зерном пшеницы и горит толстая церковная свеча.
Выключили свет, за окном густые сумерки, ветра нет. Встала вдова, тетя Таня, и произнесла три раза: «Александр, приди на свой последний ужин».
Чувствую себя странно, хорошо, что в комнате много людей, а рядом сидит мой гражданский муж.
Я сказала себе: «Поверю, что есть что-то большее, чем тело, большее, чем наш материальный мир, если увижу сейчас хотя бы намек на необычное».
Все сидели, не проронив ни звука. Я смотрела на пламя свечи, огонь горел ровно и безмятежно. Вдруг огонь стал вдвое меньше – так бывает, когда прогорает фитиль. Огонь стал меньше, больше ничего не происходит – сидим. Мне надоело смотреть в одну точку, и я перевела взгляд на стену и чуть не охнула от изумления. На стене четко была видна тень человеческой фигуры, которая склонилась над столом – над миской и стаканом. Тень не очень плотная – такая, какую бы отбрасывал легкий шелк.
Я в недоумении пытаюсь найти адекватное объяснение тому, что я вижу. Пытаюсь найти то, что может давать такую тень, и не нахожу – на окнах нет даже занавесок. От осознания, что я стала свидетелем чего-то важного, у меня проступают слезы, я боюсь шелохнуться.
Вдруг в дом врывается маленький внук покойного – ему лет пять на тот момент. Мы еще слышим, как с грохотом открывается входная дверь, он еще бежит по длинному коридору, не успевает открыть дверь к нам в комнату, как вдруг резко становится светлее – это огонь стал вновь таким же, как и был прежде. То есть фитиль не прогорал. Тень исчезла.
У меня еще остается сомнение в том, что я видела – ну мало ли мне показалось. Нет, не показалось. Те, кто смотрели на свечу, тени, естественно, не видели. А те, кто смотрел на стену, видели ровно то же самое, что и я.
Потом я долгое время безуспешно спрашивала у всех, кто с Украины, об этом странном обычае. Никто ни о чем подобном никогда не слышал. Все изумляются и, мне кажется, мало кто верит в то, что это случилось на самом деле.
Поехали
Закончилась магистратура, к августу я поняла, что снова хочу учиться и пошла за правами. Теория не представляла собой какой-либо сложности – там все логично.
Первое практическое занятие. Инструктор в общем-то выясняет, насколько хорошо я знаю правила и есть ли у меня хоть какой-то водительский опыт. В конце спрашивает, есть ли у меня вопросы. У меня их было два. Первый – это посидеть за рулем. Тогда я сидела на водительском месте впервые. Второй – открыть капот, мне было жутко интересно, что там. Последней просьбе он очень удивился, сказал, что, если что на дороге случится, мне всегда помогут. В этом он был прав – я ни разу сама колеса не меняла, всегда кто-то помогал. Но я получаю эстетическое удовольствие от вида того, что под капотом. Я и в салонах тоже туда заглядываю – кто-то из продавцов удивляется, а кто-то во мне находит родственную душу. Еще я спросила его о том, когда мы поедем в город, он оценивающе смерил меня взглядом с головы до ног и сказал, что не раньше, чем через пару занятий.
На втором занятии мы ездили на первой, а потом даже на второй передаче (я училась еще на механике). Когда я сравнила принцип с ездой на велосипеде со скоростями, мой инструктор явно обиделся такому сравнению. «Я понимаю, когда с грузовиком или автобусом сравнивают. А вы сравнили с великом». В тот год площадки не было – первые занятия откатывали в более или менее свободном от машин месте. Покатались немного, я освоилась, расслабилась, а тут мне: «Выезжаем в город». Я протестовала сначала: «Вы же сказали, что не раньше третьего!» Я, помню, видела тогда только край капота и полметра впереди.
К четвертому или пятому занятию я уже подрасслабилась, перестала бояться машин рядом, научилась видеть знаки, а перед капотом я видела уже несколько метров. На теории нас вдруг спросили, не начали ли мы глохнуть. Я сильно удивилась такому вопросу – ведь все же хорошо. На следующем же практическом занятия на очень оживленном перекрестке окруженная машинами я заглохла, как только тронулась на зеленый. Я завожусь, снова глохну, начинаю нервничать, завожусь, глохну. Мне инструктор говорит то стоять, то ехать. Я уже разозлилась: «Вы определитесь: стоять мне или ехать». И перестала заводить машину. Тогда инструктор мне говорит следующее.
– Вы же преподаете английский?
– Да, – довольно резко бросаю я, еще не понимая, к чему он клонит.
– И вы свободно говорите по-английски?
– Да, – все еще фыркаю ему в ответ.
– Как вы научились?
– Просто. Я говорила.
– Тогда поехали!
И я поехала, сдала экзамен, потом мы купили машину. Даже после аварии я села снова за руль. И езжу с удовольствием.
Мне очень повезло с инструктором: он всегда оставался выдержанным, внимательным и помог мне найти в себе тот опыт, который помог мне научиться водить машину. Как было бы здорово, если бы родители, учителя, руководители могли так разговаривать со своими детьми, подопечными и подчиненными.
Как я в Одессе Черное море искала
В 2006 году мы с мамой поехали на машине в Приднестровье. С одной стороны, там без машины делать нечего, а с другой, я надеялась забрать бабушку к нам, потому что мамины братья не могли заботиться о ней должным образом.
Вспоминая эту поездку, думаю, какая же это была авантюра: машина, на которой мы поехали, ненадежная, дорога долгая (2 300 км в одну сторону), ночевки в гостиницах мы не предусмотрели, я – единственный водитель. Ехать было тяжело, я сильно устала. Когда мы въезжали на территорию Приднестровья, проверяющие долго смотрели на меня и не могли поверить, что я сама проехала такое огромное расстояние.
На обратном пути мы въезжали на территорию Украины поздно вечером, было темно. И где-то возле пограничного пункта мы заблудились, я ползла на своей машине по иссохшим полевым дорогам, то и дело цепляя днищем землю. Ни дать, ни взять – подводная лодка в степях Украины.
Не знаю, сколько часов я там прокаталась, наконец я выехала на трассу и вдруг увидела знаки на Одессу. Одесса – 120 км. Хм, 120 километров, это немного. Тем более что мама и дядя, который с нами поехал, спали крепким сном. Решено – еду.
Я никогда прежде не была на южном море, а тут такая великолепная возможность увидеть море, может, даже искупаться. Что я зря за десять дней пять с лишним тысяч наматываю?
Я была уверена, что море в Одессе я легко найду. Есть карта с общим планом Одессы, по картам я ориентируюсь хорошо, думаю, море найду. Мои мирно посапывают – спят. Въезжаю в город, беру направление на берег. Еду-еду, а море все как-то не находится. Явно доехала до моря, но в темноте из-за плотной застройки ни одного подъезда к морю не видать. Тыкалась-тыкалась, уже бензин стал заканчиваться, а гривен у меня не было, нужно было еще обменник найти. Смирилась с тем, что не видать мне Черного моря в этой поездке. Стала искать обменник.
У одесситов необыкновенное чувство юмора, а вкупе с одесситским говором все выглядело как какая-то юмористическая зарисовка. Сначала меня направили на какую-то неосвещенную улицу, где явно были только жилые дома. Потом я остановилась у какого-то здания, что-то вроде павильона на остановке, на котором крупными буквами было написано «Обменник». Мужчина, работавший там, искренне удивился моей просьбе обменять деньги: «Девушка, ну шо вы такое спрашиваете?! Здесь нет обменника». Потом стал объяснять, где в это время можно поменять деньги: «Ну там, где раньше был…». Я на него смотрю в изумлении – родной, ты же слышишь, я говорю иначе, я на машине с русскими номерами, я точно не знаю, где находится место, которое всем известно под своим старым названием. Каши я с ним не сварила.
Махнула рукой, поехала наобум – разъезжая по городу, случайно наткнулась на работающий обменник на Пушкинской. Ура, живем – будет, на что заправиться.
С идеей увидеть море я определенно попрощалась, решила, что скоро рассвет, надо бы из города выезжать и возвращаться на маршрут. Думаю, окей – выехать на основную трассу (на Киев) не составит проблем. Не тут-то было – у одесситов свои представления о навигации по городу.
Например, подъезжаешь к большому перекрестку с равнозначными дорогами, ожидаешь увидеть указатели на выезд из города или на Киев. Нет, нигде не было. Один раз по кольцу с круговым движением проехала несколько раз, пытаясь отыскать указатели на Киев, безрезультатно. В таких случаях направление я выбирала наугад. Самое забавное было в том, что на перекрестках, где было понятно, что главная дорога ведет на выезд из города, а второстепенная – точно второстепенная, всегда висел указатель «Киев прямо». Ума не приложу, как я там выезжала, но в Одессе пословица «Все дороги ведут в Киев» явно актуальна.
В 2011 году я неожиданно попаду в гости к родственникам в Одессу. Впервые-таки побываю на Черном море. Узнаю, что море и правда там найти нелегко. Одесса тянется на десятки километров по берегу моря, и все плотно застроено.
Полетаем
Если первая машина спасла меня во время аварии, то вторая, казалась, наоборот.
Дважды летала в заносы – оба раза на ней. Она была переднеприводной, и я знала, что на скользком асфальте перед поворотом нельзя тормозить, но она и без торможения прекрасно справлялась с задачей полетать.
Оба раза случились на новогодние праздники, с разницей в год.
Первый раз была маленькая скорость, километров 30 в час, вряд ли больше. Поворот на 90 градусов и вот мою машину заносит, мне удается ее выпрямить, но дорога узкая, и я влетаю в небольшой сугроб мягкого и пушистого снега на встречной полосе. Я не успела даже осознать, что я в сугробе, выйти, как ко мне подбежали люди из машин, ехавших за мной. Меня легонько так подвинули, подцепили трос, выдернули машину из снега и были таковы. Не уверена, что успела их толком поблагодарить. Самое удивительное, когда машину занесло, на встречной полосе не было никого, потому что на железнодорожном переезде горел красный свет. Через минуту-другую на дороге было уже около десятка машин. Мне очень повезло.
Второй раз случился первого января, кажется, 2007 года. Отмечала Новый год у мамы с сестрой, решили съездить в гости к знакомым. Я, словно предчувствуя, рассаживала маму и сестру с салатниками так, чтобы вес по машине был распределен более или менее равномерно. В тот год новогодние праздники были теплыми, дорогу припорошило легким снежком, температура была немногим выше нуля.
Шоссе было чистым, но нам надо было сворачивать на второстепенную дорогу и по ней ехать километров 15–20. Эта дорога была покрыта тонкой снежной кашицей. Скорость около 70–80 километров в час. Прямой отрезок, знаю, что через 500–600 метров будет неприятный поворот, там нельзя будет тормозить, а скорость будет слишком большой. Думаю, надо подъехать на меньшей скорости. Для этого я чуть-чуть ослабляю давление на педаль газа, и этого оказывается достаточно, чтобы начать крутиться по дороге.
Помню, что была одна четкая мысль, нельзя набирать скорость, надо во что бы то ни стало остановиться. Дорога в две полосы, на высокой насыпи, справа бетонные столбы, слева заросшая деревьями канава. Не хотелось ни туда, ни туда улетать. Не знаю, сколько нас кружило. Мне удалось остановить машину на обочине встречной полосы в направлении обратного пути. Еще подумала – мы точно возвращаемся домой.
Пока нас кружило, двигатель заглох, а мои девчонки как сидели с салатниками на коленях, так и продолжали так сидеть. Вдруг я почувствовала, что под машиной поехал грунт – было тепло, почва раскисла, машину задом утянуло в канаву. Утянуло в единственные два метра, не покрытые деревьями. Кто-то уже летал в этом месте, поэтому деревья вырубили?
Машина мирно сползла в канаву, заполненную водой. Ее было так много, что она доходила до передних дверей, выходить пришлось в воду, а потом ходить с мокрыми ногами.
Удивительное, что и в этот раз мы оказались на дороге одни. Только мы выбрались из канавы, как возле нас остановилась первая машина. Канава настолько глубокая, что машину можно увидеть, только если подойти к краю канавы, настолько крутая и скользкая, что пришлось цепляться за землю пальцами, чтобы выбраться на дорожной полотно. Все, кто проезжал, останавливались и пробовали помочь, но ситуация была такова, что ни одна легковая машина мою бы не вытащила, а вот легла бы сверху на мою стопроцентно. Кто-то вызвал помощь, но за те несколько часов, что мы провели на дороге, никто так и не приехал.
Я позвонила бывшему, который как раз гостил на праздниках у тети – думала, он отвезет мох домой – он был от нас примерно в 15 километрах. Приехал только через час. Помощи от него не было совершенно никакой, впрочем, как и всегда. Мама тем временем позвонила друзьям, к которым мы ехали. Приехал глава семьи и начал вырубать подлесок, чтобы задом через лес протащить мою машину. Он был на Уазике, но и ему не хватило бы мощности. Вряд ли бы получилось, но хоть какая-то попытка.
Темнело, что-то мелкое и непонятное посыпалось с неба. На адреналине никто из нас не замечал, что ноги мокрые.
Неожиданно среди сумеречного тумана и мороси из-за поворота показались глаза фар. Стало понятно, что это большая машина. Я кинулась ее останавливать. Оказалось, это желтая аварийная машина газовой службы. Абсолютно как из фильма «Ночной дозор». Мужчин было трое. Что они делали на второстепенной дороге первого января, да еще и абсолютно трезвые, было совершенно непонятно.
Я начала было просить о помощи, а они, увидев положение дел, стали молча вытаскивать мою машину. Насыпь, темно, скользко и очень узко.
Они ставят свою машину поперек, цепляют мою машину на трос и пытаются ее вытянуть. Скользко настолько, что их ЗИЛ начинает утягивать в канаву. Еще чуть-чуть, и он ляжет на мою машину. Тогда одному из них приходит в голову, что машину уже немного вытянули из воды, можно ее завести, чтобы она себе колесами помогала. Я водитель, моя машина – я несу риски. Никто из них не дал мне даже сесть за руль.
Один за рулем ЗИЛа, другой – за рулем моей машины, третий контролирует и подает команды. Пара минут, и моя машина благополучно оказывается на дороге. Все было очень быстро. Я помчалась за сумкой в машину бывшего, чтобы поблагодарить их за помощь – купили бы что-нибудь для своих семей в Новый год, но они молниеносно запрыгнули в свою машину и умчались в темноту.
До сих пор кажется, что они оказались там, чтобы помочь мне и вытащить машину из канавы.
Ехала в машине одна, потому что было ужасно страшно, вдруг что еще произойдет. После этого появилось ощущение, что эта машина может создать какую-нибудь опасную для моей жизни и здоровья ситуацию. В скором времени я перестала на ней ездить, а потом и избавилась от нее.
Уроки
Для меня Турция стала огромным ресурсом, местом, наполненным солнцем и дружелюбными людьми, местом, о котором я вспоминаю с теплом.
Мужчины, которые мне там встречались, учили меня быть в моменте, осознавать свои малейшие желания и чувства, говорить о них немедленно, учили радоваться жизни. Когда ты на курорте, с тобой постоянно знакомятся. Например, присела я как-то, изможденная жарой, на скамеечку на пирсе, чуть посидеть, напитаться солнышком, сквозь полуопущенные ресницы и солнцезащитные очки вижу, как какой-то турок машет мне с корабля рукой, пытаясь привлечь мое внимание. Делаю вид, что не вижу. Тогда он останавливает мимо проходящего человека и просит его мне передать его приглашение выпить чаю, я благодарю, но отказываюсь, тот идет и передает ему мои слова. Турок с корабля не довольствуется моим отказом, сходит на берег и подсаживается ко мне с повторным приглашением. Достойно принимает отказ.
Другой раз мы были в городском хамаме, одному из парильщиков, который делал пенный массаж, я понравилась, и пока он укутывал меня пеной, он попытался пригласить меня на свидание. Также достойно перенес отказ, но он научил меня, что особо настойчивым надо говорить, что я замужем и что муж ждет меня в гостинице.
В одной из поездок мы с мамой и сестрой останавливались в маленьком семейном отеле. Там я очень понравилась то ли сыну, то ли племяннику владельца. Каждый раз, как он меня видел, он не сводил с меня глаз. И вот одним вечером он попросил передать официанта, что он влюблен в меня. Совершенно обескураживающее признание. Не зная, что ответить, я попросила у этого официанта совета. Он жил какое-то время в России, имел большой жизненный опыт, мы с ним частенько болтали все вместе по душам. Его ответ: «Скажи спасибо». Да, он прав, даже если не разделяешь чьи-то чувства, важно выразить тепло и признательность человеку за то, что ему хватило смелости тебе признаться и ничего не ждать взамен.
С Эрсином я познакомилась в свой первый вечер на море. Купила поездку на кораблике и решила до ужина прогуляться посмотреть, далеко ли пирс. Посидела на рифе, полюбовалась брызгами, которые от ударов волн о скалы разлетались во все стороны как бриллианты. Пошла обратно. Со мной попытался познакомиться местный фотограф, я вежливо отказалась и пошла дальше. Только потом я поняла, что прошла мимо входа на территорию своего отеля, и подумала, что он фотографирует людей там, куда мне надо вернуться, и что ладно, так и быть, я познакомлюсь с ним, если снова подойдет. И действительно, они расположились на фотосессию как раз у входа в мой отель. Эрсин сразу же подбежал ко мне, чтобы снова заговорить. Было забавно: я стояла по щиколотку в воде, он пытался подойти ко мне поближе, и в итоге все время подпрыгивал на месте, пытаясь сохранить кроссовки сухими – не вышло. Пытался говорить по-русски, очень обрадовался, когда я предложила ему перейти на английский.
Мы встретились вечером, посидели в кафе. Оказалось, что он всю жизнь прожил с семьей в Амстердаме, учился в гостиничном бизнесе, а в Турцию приезжал к родственникам на лето и на практику. В нем тогда удивительным образом сочеталось лучшее из европейского наследия и лучшее из мусульманской культуры. Мы проболтали весь вечер – говорили о наших семьях, учебе, работе. Нашелся общий момент – я ушла накануне свадьбы, а он недавно расстался со своей невестой, с которой был обручен несколько лет. Еще мы выяснили, что он будет на корабле, на котором я собралась в Аланью на экскурсию. Так что мы бы точно познакомились. Потом он спросил, чем я хочу заниматься во время поездки. Я ответила, что хочу увидеть Аланью и пиратскую крепость. Он посадил меня на скутер и повез смотреть крепость. Мы побывали в самых романтичных местах Аланьи в ту ночь, и ни слова, ни намека на секс, за что я ему очень благодарна.
Мы встречались какое-то время. Он был очень романтичным. Как-то раз вечером мы пошли в кафе. Иду и издалека вижу, что один из столиков покрыт лепестками цветов, подумала: «Какую красоту для кого-то сделали». Оказалось, для меня.
Он умел признавать свои косяки и извиняться за них. Умение людей признавать свои ошибки и просить за них прощения – это про силу их духа, за которую я им признательна и за которую уважаю.
Но чем больше он находился в Турции, тем меньше европейского в нем оставалось, и он быстро превратился в обычного турка, охочего до курортных романов.
С другим интересным турком я познакомилась в магазине, пока разговаривала с русской продавщицей. Развлечения ради ездила с ним потом на деловые переговоры в Анталью. Но почему-то ему не доверяла, и на свидания с ним я брала все свое семейство – маму и сестру.
Еще одного турка, Озана, я вспоминаю с особым теплом. С подружкой мы поехали осматривать крепость в Аланье. Болтали, фоткались, устроили небольшой пикник в тени деревьев. В это время там были два турка, которые подозрительно долго там гуляли. Я посмеялась и сказала, что они точно по нашу душу. Ведь турки не ходят по экскурсиям, не осматривают достопримечательности, а эти как приклеились к крепости. Один из них попросил мою подругу их сфотографировать. Мы никуда не спешили и вышли из крепости еще через час, наверное. Видим, эти двое стоят на смотровой площадке. Идем себе по дороге, весело болтаем. Вдруг со свистом тормозов мимо нас пролетает кабриолет с открытым верхом, там эти двое ребят. Идем дальше, вдруг видим тропинку, которая позволит нам заметно срезать, спускаемся по ней, снова идем по дороге в поисках новой тропинки вниз, кабриолет вновь пролетает на всех парах, с визгом и пылью останавливается, из нее выбегает парень и бежит назад к нам.
Подбегает ко мне и, заикаясь от волнения, знакомится со мной. В нем было столько естественности, что я разрешила им подвезти нас до отеля. Мы договорились встретиться вечером.
Оказалось, он из Анкары, здесь отдыхает с двоюродным братом. Вот почему они вели себя так не похоже на курортных турок. Он казался милым и открытым человеком. Однажды он решил мне показать все лучшие места Аланьи. Он водил меня по лучшим клубам, ресторанам – везде быстро сходился с людьми и завоевывал их расположение. В каком-то ресторане минут через 10 зазнакомился с официантами и договорился с ними станцевать для меня национальный танец. В ту ночь мы поехали еще в один клуб. Не знаю, каким образом, но персонал всегда предлагал ему лучшие столики, лучшие места. Он был из богатой семьи, представитель золотой молодежи, но совершенно не чванливый, а наоборот, простой и открытый в общении.
Нас посадили за столик, несмотря на то что в этом одном клубе в ту ночь яблоку было негде упасть. Мы разговаривали, когда мимо нас прошел мальчик с ведром роз и предложил ему купить для меня цветок. Он отослал его немедленно, но тут же посмотрел на меня и сказал:
– Я не прав, мне нужно было спросить тебя.
– Да, так и есть.
– Я не люблю покупать цветы, когда их вот так предлагают. Но я должен был спросить тебя.
– Да, ты прав. Я терпеть не могу, когда мужчинам напоминают про цветы таким образом. Если мужчина хочет порадовать, купит сам. Если бы ты меня спросил, я бы однозначно отказалась.
– Я понял, – сказал Озан и попросил персонал найти того мальчика с ведром.
Однако его не могли найти. Чем дольше его не было, тем больше Озан нервничал.
– Сколько ты хочешь?
– Много, – ответила я.
– Я понял, – сказал Озан и купил все розы, которые были у того мальчика.
