Однажды Герман сказал:
– Мне важно с тобой первой делиться своими новостями, исключительно – хорошими. – И взял её за руку.
Аня, смущаясь, ответила: «очень рада такому желанию и хорошим новостям».
Через год после знакомства, когда она училась на последнем курсе училища, Аня перебралась жить к Герману. Они могли бы жить и у Ани, но Герман заметил: «легче принести твою «скрипочку», чем моё пианино». Родители Германа хорошо приняли девушку, уже давно старшим было понятно, что эти двое созданы друг для друга. Юноша был единственным ребёнком в семье, папа с мамой работали на заводе «ЗИЛ». Отец – инженером в автосборочном цехе, мама – в отделе сбыта. Сами родители музыкой никогда не увлекались, в их семье было два музыканта – Герман и бабушка. Именно она привела мальчика в музыкальную школу и посадила за рояль. Несмотря на то, что бабушка жила отдельно, она регулярно приходила к ним в квартиру, проверяла уроки, ставила оценки внуку, и вообще вела себя как профессор консерватории и домоуправ. И никто никогда ей не возражал.
Во время учёбы Анна с Германом играли в симфоническом оркестре Академии, их связывала музыка, они уже не представляли жизни друг без друга. Герман увлекался изучением биографий исполнителей и композиторов, его очень интересовали личности великих музыкантов. Музыка в его жизни была идеалом, стремлением, целью; перед ним никогда не вставал вопрос «кем быть?» Несмотря на Анину любовь к музыке, её увлечённость была менее глубокой. Но это не помешало ей принять решение сделать музыку своей профессией. Впереди была долгая жизнь и стоило озаботится дальнейшей карьерой профессионального музыканта, войти в состав оркестра.
Неоспоримый факт, что «без бумажки ты – букашка, а с бумажкой – человек!» в музыкальной среде работает как в любой другой, и диплом лауреата международного конкурса значительно облегчает открытие дверей в профессиональное музыкальное будущее… Такую пользу конкурсов Анна оценила гораздо позже. В то время для девушки участие в конкурсах было мотивацией к росту, к большой работе над собой. Ни один концерт не давал такого стимула. Только потом пришло понимание, что все работодатели заглядывали в начало резюме, где указано место обучения, и в конец резюме, где указаны как раз победы в конкурсах. Два лауреатства в поздних сольных конкурсах и несколько ранних, давали преимущество на место в оркестре.
Уже тогда Аня знала, что девушек на работу в оркестры брать не любят. Работодатель видел в глазах Анны исключительно желание выйти замуж и немедленно уйти в декрет. Объяснять, доказывать и обещать что-то бесполезно. Понятно одно, чтобы получить место, даже самое распоследнее в оркестре, нужно было играть в разы лучше любого музыканта мужского пола. Она не один раз слышала, как бы здорово девушка ни играла, отдадут предпочтение мужчине, даже если он играет несколько хуже. Проходя собеседования одно за другим, раз за разом Аня слышала: «Вы великолепно играете, но мы не можем себе позволить взять Вас в оркестр. Не расстраивайтесь, Вы очень молоды, у Вас вся жизнь впереди, семья, дети…» Анна упорно ждала, когда же ей повезёт. И действительно, везение пришло в ее жизнь, вместе с той самой «скрипочкой». С ней Аня могла не опасаться услышать отказ.
Непосвящённым кажется, что участие в конкурсе – это просто. Взяла скрипку, вышла на сцену, поиграла, победила! Но одно большое мероприятие осталось в памяти чем-то вроде ночного кошмара. Конечно, Анна вспоминала с огромной благодарностью людей, которые вложили в процесс подготовки своё время и силы; педагоги, профессора, концертмейстеры, родственники, друзья… Подготовка была очень серьезной и началась за полгода до конкурса.
Программа международного конкурса скрипачей была объёмной, он проходил в четыре тура, против обычных трёх, как это было на всех предыдущих испытаниях, в которых Анна принимала участие. Выйти на сцену в течение недели четыре раза – серьёзное испытание на физическую и психологическую выносливость. Мало кто из не-музыкантов мог это понять. Аня мгновенно вскипала, когда слышала от знакомых, не имеющих отношения к миру музыки: «Хорошая у тебя работа, сидишь себе, ничего не делаешь, играешь на скрипке!»
Невозможно было объяснить, что даже просто держать инструмент по четыре-шесть, а то и десять часов в день – трудно. «Попробуйте вывернуть левую руку, как это делают скрипачи, да постойте так хотя бы пятнадцать минут, а потом поговорим!» – Так и хотелось крикнуть каждый раз. А несимметричные нагрузки на мышцы спины приводят к неизменному искривлению позвоночника.
Также не объяснить и силу психологического напряжения, которое музыкант испытывает, играя концерт. Анна читала когда-то, что психологи приравнивают страх публичного выступления к страху смерти. Она научилась принимать как должное свое состояние перед выходом на сцену. Пульс учащается, давление подскакивает, сердце выпрыгивает из груди, адреналин зашкаливает, руки леденеют, ноги трясутся. Анна даже стала считать, что такое состояние помогает сосредоточиться. Ведь на сцене нужно следить за несколькими вещами одновременно; за текстом, если играешь наизусть, за нотами, если играешь по нотам, за руками дирижёра, если играешь с оркестром. И постоянный слуховой контроль: как у тебя звучит, какая у тебя вибрация, насколько летит звук в зал, совпадаешь ли ты с оркестром и своими коллегами по оркестру или ансамблю, какой динамический баланс, не нужно ли играть громче или тише. Когда Аня училась, на это уходили все ресурсы организма. Потом научилась все это делать в автоматическом режиме, сосредотачивалась на главном – на музыке. Ведь именно любовь к музыке каждый раз заставляла преодолевать все эти страхи, переступать через панику и выходить на освещённую яркими софитами сцену, чтобы рассказать при помощи музыки слушателям о том, что невозможно передать словами, чтобы ощутить, как под влиянием неведомых сил пространство вокруг исполнителей начинает изменяться, и всех причастных к таинству выбрасывает в другую реальность… Познав это чувство однажды, остановиться уже невозможно. Это было словно наркотик, серьёзный допинг, с мгновенным привыканием, регулярно требующий новой дозы.
Но и плата за это удовольствие была высокой: на восстановление сил требовалось время. Минимум двое суток, этого было достаточно, чтобы лишь слегка прийти в себя и вновь обрести способность вложить часть души в музыку, которую играешь. Для полного восстановления душевных и физических сил Анне требовалась неделя. А на конкурсе приходилось играть через день, а второй и третий туры и вовсе проходили ежедневно. Требовалась огромная выдержка и умение дозировать эмоциональное напряжение, чтобы исполнение не было мертвым, безжизненным, ведь и это учитывалось жюри, помимо технического совершенства. Именно эту выдержку Анна тренировала, обыгрываясь перед конкурсами по многу раз. Несколько концертов, где нужно было сыграть непременно всю программу целиком.
Анна быстро поняла, что у музыкантов, как у спортсменов: занятия, занятия и снова занятия. Каждый день, много часов подряд. Тщательно следить за своим физическим состоянием – хорошее питание, сон и гимнастика для спины – необходимость.
Эмоциональное напряжение конкурса и обычного концерта нельзя было даже сравнивать. Выходя на сцену на концерте, Анна видела перед собой людей, которые пришли в зал пережить вместе с ней эмоциональный подъем, или же расслабиться после трудового дня, окунуться в другой мир, который дарит музыка. На конкурсе же перед ней сидели члены жюри, задача которых оценить ее, сравнить с другими конкурсантами, поставить оценку. А в это время в артистической, да и просто в каждом свободном уголке разыгрывались конкуренты, и казалось – все играют лучше неё. А ещё от каждого исходит волнение, страх и адреналин. Этот коктейль густым невидимым туманом пропитывал воздух, ощущался буквально кожей, застилал разум и тисками сжимал грудь. Сделать вдох удавалось не с первой попытки.
Вдобавок к этому, Аня умудрилась простудиться прямо перед финалом. Насморк остановить было невозможно, уши закладывало в самый неподходящий момент. Способность соображать быстро стремилась к нулю, а бессонная ночь накануне выступления довершила свое дело. Аня всерьез подумала: «Ну куда я лезу… вокруг такие серьёзные скрипачи, с лёгкостью играют свои концерты, не то, что я!» Однако вспомнились месяцы занятий, десятки звонков и сообщений от знакомых, друзей, педагогов со словами поддержки… и Аня заставила себя собраться с духом.
Финал состоял из двух этапов. Сначала нужно было сыграть один из скрипичных концертов Моцарта с камерным оркестром. После прослушивания всех участников с концертами был запланирован часовой перерыв, после чего нужно было сыграть романтический концерт с большим симфоническим оркестром.
Моцарта вначале тура удалось сыграть легко и даже с удовольствием, насколько это было возможно. Самочувствие было удовлетворительным: действовали таблетки. Потом играли остальные конкурсанты\конкуренты, потом был перерыв… и свой концерт Бартока Аня играла спустя несколько часов томительного ожидания. Ждать в состоянии стресса – нет ничего хуже, подумала скрипачка. Выходя на сцену, здороваясь с дирижёром и концертмейстером, она внезапно поняла: «У меня нет даже сил для того, чтобы сдаться. Вся моя жизнь последних месяцев была организована ради этого конкурса, именно ради этого момента. Никогда ещё, ни в одном предыдущем конкурсе, я не доходила до финала, и вот оно, случилось… Интересно, а когда объявят результат? Пора начинать, мое вступление. Ой, а я, кажется, утюг не выключила… или выключила?! Не может быть, вроде и шнур смотала… да, точно, я его даже на пол поставила, подальше от розетки. А где в это время был Герман? Не забыть потом хлеба купить. Господи, о чем я думаю? Так, побочная партия, сосредоточились, делаем красивый звук… фаготы молодцы, на репетиции им не удавалось так ритмично сыграть. Ой, вот и финал. Тут у нас что? Да, весёлый праздник. Мамочки, как же страшно, не забыть бы текст на последней странице. Упс, не попала на ноту, столько учила и не попала. Как кореянка это сделала, не понимаю, это невозможно, надо ж было так написать… так, последняя страница, сосредоточились! Оркестр играет, последний проигрыш, я могу отдохнуть. Десятый такт, одиннадцатый, тут размер меняется… пора!»
Последняя страница была сражением. Действие противовирусных закончилось, и Аня чувствовала, как температура поднимается откуда-то снизу, ползет к голове, застилает глаза, закладывает уши. Оркестр звучал как из-под воды, мозг постепенно делался ватным, но руки автоматически что-то играли. Как назло, самое сложное – именно на этой странице. Аня взметнулась в финальном пассаже, с изумлением обнаружив, что даже попала на последнюю ноту. Боже, неужели все?? Не может быть…
Дальнейшие события скрипачка потом не могла восстановить в памяти, как ни старалась. Помнила нестерпимое желание чихать и как слезились глаза, ломоту во всем теле тоже помнила. Как объявляли результаты – нет. Домой они ехали, кажется, на такси, и уже знала, что ей дали третью премию – значит, результаты объявили сразу после тура. А той кореянке – первую, ну что ж, заслуженно… Через день был концерт лауреатов, его тоже не удавалось вспомнить. Помнила только, что простуда оказалась гораздо более серьезным заболеванием, которое пришлось лечить почти месяц.
Радость победы пришла спустя… месяц. Аня внезапно осознала, что сбылась ее мечта – стать лауреатом крупного международного конкурса. Конечно, мечтала-то о первом месте. Но позже узнала, что в тот год были необычайно сильные участники конкурса. И ее третья премия была буквально выгрызена непосильным трудом, и даже в какой-то мере чудом, учитывая все обстоятельства.
Международный конкурс скрипачей в Беларуси дался гораздо проще. Подготовка шла по накатанной колее: занятия, обыгрывания. Три тура, всего один концерт в финале, и тот Аня уже играла. Самым ярким моментам остался первый тур в девять часов утра, ей «повезло» вытащить на жеребьёвке первый номер. Обычно в это время суток она с трудом могла жить, а тут пришлось играть каприс Паганини. И почему она не выбрала что-то попроще?! А ещё внезапная аллергия на дезодорант – причем проявилась она аккурат за час до выхода на сцену в финале. Платье было с открытыми плечами, и багровые подмышки даже нечем было прикрыть. Никогда в жизни не было никакой аллергии, а тут… Списав все на нервы, Аня вместо спокойного разыгрывания побежала в душ, а потом пулей в аптеку. Фармацевт предложила антигистаминные и нейтральный дезодорант в форме солевого кристалла, и к моменту выхода на сцену Анна была уже в полном порядке. Только разыгрываться пришлось в процессе игры. А первая премия запомнилась толстенной пачкой наличных в белорусских рублях. Минск сдался без боя и серьёзных потрясений. Поезд домой был через несколько часов, и нужно было успеть поменять «белорусскую котлету» на российские рубли, но в воскресенье утром ни один обменник не работал. Поменять все же удалось, и сидя в поезде, Аня подумала, – «надо же, а ведь это точно та сумма, которая нам с Германом сейчас необходима…» Но особая гордость была за то, что это был первый конкурс в жизни скрипачки, к которому она готовилась полностью самостоятельно, без помощи педагогов. Анна поняла в тот момент, что выросла, приобрела профессиональную самостоятельность. А Герман для неё стал надёжной опорой в музыке и в жизни.
Анна была уверена, что с мужем они навсегда, как и «скрипочка» будет с ней до глубокой старости, но её музыкальные пристрастия ушли со сцены в зрительный зал, а мужа не было рядом. Складывалось впечатление, что муж с музыкой договорились покинуть её после того, как Анна утратила желание играть. Связь была нарушена.
Скучала Анна и по музыкантам оркестра, но не по репетициям и концертам. Порой закрывала глаза и представляла как оркестр в полном составе ждёт взмаха руки Германа. И как только он опустил руки – дал долю первого такта – мелодия полилась и соединилась в одном звуке на разных тонах. Музыканты оркестра имели тонкую связь между собой – это делало их отношения особенными. Они могли дружить годами, но также, сидя за одним пультом, годами не разговаривать. На фоне чувства вины перед Германом, стал преследовать один и тот же страшный сон: она плохо играет соло: пальцы не слушаются, все смотрят на неё, давая понять: ты что творишь? Аня понимает, что испортила концерт, но ничего сделать не может. После вся струнная группа – скрипачи, альтисты, виолончелисты, контрабасисты – игнорируют её.
Аня хорошо понимала, что-то сломалось не в руках, а в голове, играла так же превосходно, но ей казалось, что в звучании нет вкуса жизни, нет душевности… Решила, что надо собрать себя в кучу, навести порядок в мыслях и сердце. Стала писать, писательство захватывало, отвлекало от всех событий и обязательств.
В собственности супругов был загородный дом, который они купили лет пятнадцать назад, но прожили в нём максимум три года, остальное время прошло в постоянных турне. Участком так и не занялись, посадили только парочку яблонь и летом косили небольшой участок лужайки перед домом для парковки машин. Не обзавелись животными, хотя иногда думали о том, чтоб завести кошку или собаку, но… Гастроли, фестивали… животных не бросишь. Дом был приличного размера, имел большой зал-гостиную, впечатляющего размера кухню, несколько спален и пару ванных комнат. В зале стоял чёрный лакированный рояль. Будучи дома, Герман много времени проводил сидя за роскошным инструментом, изучал различные произведения. Играл в удовольствие – оттачивал сюиты, симфонии, а когда стал дирижёром, изучал партитуры. В связи с его длительным отъездом рояль замолчал: инструмент тоже расстроился, как и семейная жизнь. Нельзя сказать, что Анна упала духом, нет, с духом было всё в порядке. Она обустроилась на первом этаже в светлой комнате для гостей, организовала комфортные условия для своего проживания: письменный стол, удобный стул, диван и телевизор. На второй этаж поднималась редко, всё время проводила в одной комнате за письменным столом с ноутбуком. Изредка выходила во двор подышать свежим воздухом, в магазин выезжала только тогда, когда холодильник приходил в состояние «шаром покати». Писательство стало её новым смыслом.
За это время она дважды навестила мужа, и второй визит оказался последним: они даже не встретились. Перед второй поездкой Герман вёл себя необычно, в несвойственной для него манере: сам практически не звонил, мог не отвечать на звонки жены, а когда Аня в редком случае дозванивалась, общался с ней неохотно, говорил коротко общими фразами и старался побыстрее закончить разговор. Не зная, что именно случилось, Анна понимала, что такие изменения с человеком не происходят без причины. Решила сыграть субито и прилетела внезапно, без предупреждения. Где-то в глубине души маленький червячок подозрения уже начинал подсказывать возможную причину, но увиденное по приезду всё же оказалось неприятным сюрпризом. Муж, как в скабрезных анекдотах про командировочных, оказался не один. Но если анекдоты бывают смешными, то реальность приносит только боль. Открыв дверь служебной квартиры мужа своим ключом и очутившись в прихожей, Анна сразу поняла: у него появилась молодая женщина. Возможно, сам бы не признался, но женский шарфик, висевший на вешалке, элегантные дамские тапочки с меховыми помпонами, стоявшие на полочке для обуви, дали понять, что в квартире живёт хозяйка этих вещей. Анна резко выдохнула и прислонилась к стене. Судя по всему, дома не было никого. Женщина немного постояла, приходя в себя, потом вышла из квартиры. Это был первый случай, когда Анне пришлось потянуться за «ритуальной» пачкой сигарет. Она не могла вспомнить, когда последний раз закуривала, но пачка всегда лежала в сумочке. Непривычный дым заставлял кружиться голову. Или это всё нервы? Сделав всего пару затяжек, она выкинула сигарету в урну. Пора было принять действительность. В конце концов, чего она ожидала? Достав телефон, она позвонила мужу.
– Герман, кто она? Зачем? – по её тону муж понял, что нет смысла пытаться говорить, что эти вещи принадлежат домработнице Тамаре. Жена всё поняла. Юлить бесполезно, да и смысла не имеет. Они взрослые люди, а не нашкодившие подростки, прячущие сигареты от родителей.
– Прости, не знаю, что сказать, – виновато ответил Герман. – Это именно то, что ты думаешь.
Анна повесила трубку. Чёрт возьми, она догадывалась, что такое возможно. Нет, такое даже должно было произойти, но как больно! Душила обида, злость. Надо было постараться успокоиться и прийти в себя.
Она устроилась на ночь в гостинице, в которой они жили с ним на гастролях. Это был неправильный выбор, обстановка еще больше нагнетала боль, но менять временное жилище Анна не стала. Совсем не спалось. Хотелось с кем-то поговорить. Несмотря на поздний час она позвонила Васе и рассказала, что произошло. Василий со времен молодости был общим другом как Германа, так и Ани. Вася выслушал не перебивая, потом произнес успокаивающим тоном:
– Анют, не переживай. Так бывает иногда у мужиков. Это не может быть серьёзно. «Набалеринится» и успокоится. Ну, сама посуди: он один, ты его отпустила, с ним не поехала. Это был твой выбор, оставить мужика одного. Думаю, он очень крепко обиделся, а теперь сам не понимает, что мстит. Ты сама допустила к его телу посторонних…
Вася не стал отрицать, что знает, что у друга кто-то есть. Он уважал обоих, Анну и Германа, и пытаться обманывать кого-то из них считал неправильным. Некоторое время назад он сам завел интрижку на стороне, стал встречаться с молодой особой, даже не задумываясь о последствиях. Жене все стало известно. Она подала на развод. Василий тысячу раз пожалел о том, что сделал. Пытался вернуть жену, но она чётко дала понять, что такой муж ей не нужен. Любовница родила мальчика еще до того, как узнала жена, но Вася все равно решил с ней расстаться, это была не любовь. Жену он любил гораздо больше, чем ему казалось раньше и горько жалел о случившемся. Встречаться с милой молодой любовницей и жить вместе – это разные вещи, как оказалось. Вася ушёл, хотя ребёнка не бросил, и всеми силами помогал его матери. Из-за своей ошибки он остался один, ни семьи, ни уютного дома с любимой женой. Помня свою ситуацию, Василий пытался успокоить Аню, хотя где-то глубоко в душе нехорошая радость успокаивала, что не только у него плохо сложилось, другие ничуть не менее грешны…
Анна держалась как могла, но, когда закончила телефонный разговор, проплакала почти до утра. Самым ранним рейсом улетела домой. Переступив порог родного дома, словно лишилась сил, рухнула на пол, и в один миг накрыло такое отчаянье, что перестало хватать воздуха, она задыхалась, казалось, что сейчас задохнётся насмерть. Внутренняя паника захватила её, вызвала дикий страх, ужас! Потом Анне психолог объяснил, что это была настоящая паническая атака. Когда приступ отпустил – завыла зверем, вой, рёв шёл из живота, словно наружу выталкивал обиду, отчаяние, привезённые из другого города в багаже под сердцем. Около часа прокорчившись на полу, выкричав всю боль, обессиленная, кое-как поднялась. Сил не было даже раздеться, только стянула сапоги и скинула пальто на пол. Как в тумане, опираясь о стену, дошла до своей рабочей комнаты и упала на диванчик, накрывшись пледом с головой. Так пролежала до следующего утра. Старалась прийти в себя. Это был удар по голове, под дых, в спину, в сердце – одновременно…
Вместе с утром пришло осознание, что осталась одна. Сын давно живёт в чужой стране, делает карьеру. Мама с папой для него остались близкими людьми, но взрослый парень в них не нуждался. Переняв некоторые новые для себя ценности и понятия, родителям сказал однажды: «вы живёте в стране, в которой отсутствует «институт семьи». Мужики бросают своих старых жён и женятся на молодых, перестают общаться с детьми». Такие выводы он сделал задолго до расставания родителей, в то время, когда развелись их друзья, Вася с Олей, после двадцати лет брака, когда Василий завёл роман с молодой. Когда сын узнал, что у папы появилась женщина, сказал, что оба виноваты, но любит родителей по-прежнему одинаково.
Серёжа в их семье появился через два года после того, как Аня окончила Академию, ещё во время обучения её взяли в оркестр, поэтому работу не нужно было искать по окончанию учебы. После родов молодая мама полгода сидела дома с ребёнком, потом вернулась в оркестр. У Серёжи была няня, но родственники всегда говорили, что он сам себя вырастил. Серёжка с детства был при деле, а бабушка Германа переключила на него все свои музыкальные пристрастия. Включала ему Баха, Шуберта, почти всё время мальчик был в окружении классической музыки. Правда, его самым любимым занятием в детстве было ходить с барабаном на шее. Как-то родители уступили просьбе маленького четырёхлетнего сынишки и купили ему испрошенный барабан. Серёжа любил играть на барабане. Даже не так. Серёжа очень, очень, очень любил бить в барабан. Вследствие его громких барабанных талантов вся семья, вместе с соседями по лестничной клетке, а также с теми, кто жил этажом выше и ниже, вынуждены были обзавестись бесконечными запасами таблеток «от головы». Остановить Серёжу никто не мог.
Сергей пошёл в отца, умного, увлечённого, волевого и целеустремлённого человека. Учился в музыкальной школе, как все дети музыкантов. Научился играть на многих инструментах: гитара, пианино, балалайка, ударники. Куда же Серёже без ударников? Скрипка ему не далась, мамин талант обошёл стороной. В юности ему нравилось всё. Его бы не взяли ни в один приличный оркестр, но для простой компании он был находкой. Музыка была сродни празднику, в строго ограниченное время; отдохнул, развеялся – и за работу. Он освоил международную экономику и уехал от родителей, которых и так редко видел в силу их занятости, а потом и своей. Аня говорила, что таких как, Сергей, можно было семерых родить, но «скрипочка» отнимала всё время, рожать было некогда: гастроли, репетиции, концерты… И всегда вдвоём с мужем, вместе. Герман с отличием закончил Академию и получил несколько предложений о работе, но остался в Академии преподавателем. Преподавал, играл, принимал участие в телевизионных музыкальных проектах… Академия Гнесиных открывает большие возможности хорошим музыкантам.
Слова бабушки на счёт Василия оказались пророческими, в Академию он не поступал, его карьера пианиста закончилась с окончанием музыкальной школы. Он понял, что никогда не будет играть, как Герман, да и не манила его карьера музыканта, и поступив на продюсерский факультет, успешно его закончил. Вася стал музыкальным продюсером, о котором мечтают классические музыканты. Он вышел на международный музыкальный рынок, продвигал российских музыкантов по всему миру, а в Россию возил иностранцев. Имея удивительное чутьё и коммерческую жилку, быстро из юного Васи стал солидным и деловым Василием, обрёл изрядный вес в соответствующей среде. Долгое время Герман был его музыкальным проектом, сначала как солист пианист с разными оркестрами, а потом – как дирижёр. Когда Василий обзавёлся виллой на побережье, Герман стал посмеиваться: «это я тебе её наиграл, и остальные твои протеже».
На утро после возвращения от Германа, Анна смогла взять себя в руки. Встала и начала день как все предыдущие дома: приняла душ, выпила кофе и села работать. На выходные пригласила в гости подруг из оркестра, «отметить» развод. Лена с Таней приехали обеспечить поддержку. Аня эмоционально рассказывала о случившемся, отмечая, что всё же это явилось следствием её решения, но чего тут больше – ее упрямства или глупости – она пока не поняла. Одной бутылкой вина посиделки не ограничились, затянулись за полночь и превратились в банальную женскую пьянку на тему «все мужики-козлы». Разговоры были тяжёлыми, злыми. Со слезами и обидами, с болью и последующей пустотой.
Позднее утро напомнило, что несмотря на всё случившееся, начинается новый день и жить дальше всё равно придётся. Очухиваясь от вчерашнего возлияния, девчонки сползлись на кухню, и за утренним кофе разговоры продолжились.
Когда Таня спросила: – Ань, если бы ты могла отмотать время назад, и, зная, что они встретятся, ты поехала бы к мужу?
Аня задумалась. Помолчав, твёрдо ответила, – Нет!
Тут вступила в разговор Лена. – Честно скажи, почему ты не поехала с Герой? Ведь это для него важно. Глупо думать, что, будучи одиноким, окруженным молодыми красивыми девчонками, он не увлечётся какой-нибудь пигалицей от скуки? – она отпила глоток кофе и внимательно посмотрела на подругу.
– Ему даже делать ничего не надо, он и так нарасхват, – перебила Таня. Женское любопытство неистребимо, и она добавила вопросительно: – А кто она, ты знаешь?
– Балерина, – пожав плечами, почти равнодушно ответила Аня. – Его покорил балет, а теперь он встретил свою балерину, – она грустно улыбнулась. – Разучивают сейчас в спальне поддержки, адажио, обводки, вращения, прыжки. – В ее голос вползали обида, злость, насмешка. Она встала из-за стола и стала прохаживаться по кухне, едким тоном описывая картину, сценично растягивая слова.
– Он вбежал к ней в спальню мелкими «пакурю», а потом сделал большой прыжок «гранд жетэ» и упал на возлюбленную, распростёртую на кровати в томной позе в ожидании соития со своим Великим Маэстро! – Анну злость выручила и было уже не так больно, только противно. – В балете куча статичных поз времён античности, а у Геры всё просто: начал с па де-труа перешёл на па-де -де… – Аня развеселилась.
– Знаем мы этих Манон! – прыснула Лена. – Ты думаешь, прям влюбился? Эх… Нам бы тоже не мешало перейти на па-де-де, и обводки с вращением отработать. – Ленка мечтательно потянулась, облокотившись на спинку венского стула, и открыла баночку пива. – Ну, или выучить пару поз, чтобы хоть раз почувствовать себя античной возлюбленной, – она хихикнула. – Может его гастроли закончатся, и балет останется там вместе с балериной? Сколько ему там дирижировать? – Уже более серьёзным тоном спросила подруга.
– Сколько захочет, столько и будет! – Решительно заявила Анна. – Даже не смотря на срок контракта, таких маэстро, как Гера, не увольняют, они сами уходят. Вася ему уже организовал гастроли по Европе с труппой балета на это лето.
Помолчав немного, она добавила: – Почему я не поехала, сама не могу понять. Ощущение такое, что кто-то принимает решения вместо меня, а я просто выполняю указания, причём, без всякого сопротивления. Как-то так. – Она пожала плечами.
– А что ты вообще делаешь? Чем занимаешься? Почему ты оставила скрипку? – спросила Таня, – и услышав в ответ коротенькое «пишу!», живо заинтересовалась. – А что пишешь?
– Книгу, – ответила Аня. – Будучи скрипачкой, я погружалась в мир, который создавали композиторы, а сейчас я сама создаю мир, в который будет погружаться мой читатель… – немного смущаясь своего пафоса, рассказала она.
– Надеешься, что читатель погрузится? – уж совершенно бестактным тоном спросила Лена, но тут же поправилась. – Увлечь за собой – это не просто. Ты как будто посвятила себя книге, которая стоила тебе мужа и семьи… Ты вообще любишь Германа?
Анну этот вопрос мучил уже давно, но, высказанный сейчас подругой, как будто ударил.
– Я… я не знаю… Парадокс какой-то… Мы столько лет вместе, нас связала музыка… Так надолго. Я решила оставить музыку… Получилось, что и мужа… Я совсем не думала, что так сложится… И я на самом деле не понимаю, мне так плохо от того, что осталась одна или от того, что потеряла Германа… Чем отличается любовь от привычки?
Все промолчали. Подруги не могли помочь Ане разобраться в себе. В конце концов, грустить второй день подряд никто не хотел, и разговоры постепенно перешли на другие темы. Обсуждались планы отпусков подруг, выбор новых обоев в квартире Лены и то, как Таня случайно поцарапала машину соседа, паркуясь во дворе. Остатки дня пролетели незаметно, расставались уже в весёлом настроении, подруги отправились по домам.
Когда девочки уехали, Аня вернулась к работе над своей книгой. То, что произошло с мужем, выбило её из колеи, но позволило привнести в сюжет некоторые новые повороты и усилить эмоции героев. «Нет худа без добра», подумала Аня. Изложение мыслей и эмоций помогало ей хоть немного обрести душевное равновесие. Книга спасала её.
С Германом больше не созванивались, говорить было не о чем. Речи об официальном разводе тоже не шло. Это даже не предполагалось. Как будто жизнь семейную поставили на паузу, без разговоров, выяснений, решений. В глубине души Аня верила, что Герман обязательно вернётся, и они снова будут вместе, словно ничего и не было, и эта неколебимая вера давала надежду, что она любит его. Она решила: допишет книгу, а там будь, что будет.
Жизнь Анны вошла в колею: проснувшись утром принимала душ, завтракала, садилась за ноутбук и писала до вечера, изредка отвлекаясь то на перекус, то на редкий случайный звонок знакомых. Совсем уж нечасто отправлялась в магазин пополнить запасы продуктов и хозяйственных принадлежностей. Готовить и делать уборку тоже приходилось. Но самым главным занятием была книга. Это занятие помогало отвлечься от душевных переживаний. Однажды появилась физическая боль под грудью в области левого ребра, следом заболел желудок. Со временем от этой боли отключиться уже не получалось. Молодой терапевт, к которому была вынуждена выбраться Аня, поставил диагноз – остеохондроз. Она прекрасно знала, что все музыканты подвержены остеохондрозу, а еще у скрипачей – радикулит, искривление позвоночника, у виолончелистов – проблемы с поясницей. На вердикт врача решила не обращать внимания, почему-то не восприняла этот диагноз, как источник своей боли. Она хорошо знакома с остеохондрозом, эта боль отличалась от остеохондрозов, которым она была подвержена.
Всезнающая подружка Лена, выяснив анамнез, заявила: «это психосоматика, на нервной почве. У тебя седина в голову, а сама знаешь, кто в ребро… Оставить мужа одного! Тоже мне! И теперь ты хочешь, чтоб ничего не болело?» Посоветовала не нервничать и больше налегать на молочную продукцию.
Анна и так питалась умеренно, молочку любила. Всё же, вняв совету молодого врача, стала использовать прописанные им препараты. Боль не уходила. Подключилась сестра Мила, помогла попасть в больницу на полное обследование – диагностика показала полный порядок внутренних органов, никакой болезни не нашли, очередной раз посоветовав обратить внимание на питание. Ленка продолжала твердить про психосоматику. В очередной раз выслушав упрямые заявления подруги, Аня посоветовала ей пойти во врачи, и каждому ставить такой диагноз, раз Лена такая умная и точно это знает.
Время от времени звонил Вася. Во время повсеместного локдауна он жил на своей вилле на европейском побережье. Василий очень сокрушался закрытию границ и отмене всех публичных мероприятий по всему миру. Это был его хлеб, жизнь, движение. Однажды он позвонил и сообщил, что разорён. Все проекты, в которые вложены деньги, не будут реализованы, весь мир закрыт, нельзя выйти из дома, люди мрут, как мухи. Два его партнёра находятся в реанимации в критическом состоянии. Новый вирус косил людей, как испанка в начале ХХ века. Продюсер хотел прилететь в Россию, но самолёты не летают, аэропорты закрыты, вариантов выехать нет, границы перекрыты. За нарушение условий локдауна и выход на улицу – огромный штраф. Улицы обычно веселой и шумной Франции пусты, закрыто всё, кроме продуктовых магазинов и аптек, да и туда можно выйти только по согласованию с властями пару раз в неделю. Люди просят у соседей собак, чтобы прогуляться. До смешного: в интернете пишут, что некая изрядно упитанная собака пожилой женщины значительно похудела, потому что все соседи по очереди ходили с ней гулять в течении дня. Народ потихоньку осваивал прикладные ремёсла: кто-то вышивал, кто-то плёл корзинки и учился готовить. Василий на своей вилле чувствовал себя зверем, запертым в клетке.
Сын рассказал Анне, что работает дома, удаленно, как и все работники его компании. Аня даже представить не могла, что такое может быть, пока жестокая пандемия не накрыла Россию. Примерно через месяц после страшных новостей от Васи коронавирус добрался и сюда. Объявили локдаун, больницы были забиты заболевшими коронавирусом, плановые операции и приём больных в лечебных заведениях ограничивался только срочными случаями.
Анну продолжали мучить боли. Они не проходили, измученная ими женщина просыпалась даже ночью, пила обезболивающие, но помогали они слабо и ненадолго. Однажды боль накрыла так сильно, всё словно горело внутри. Промучившись несколько часов, Аня всё же вызвала скорую помощь, чтобы хоть каким-то образом попасть в больницу, терпеть боль сил больше не было. Необходимо было более тщательное обследование.
Доктор во время узи брюшной полости спросил: «Что с вами?» Услышав ответ, что мучают боли под левым ребром, сделал озабоченное лицо, и молча продолжил диагностику, двигая датчиком по телу. Аню такая реакция врача насторожила, она спросила: «Доктор, что у меня там?» Врач ответил, что выдаст заключение только дежурному врачу. Анна догадалась, что доктор увидел что-то серьезное… Аню попросили подождать за дверью. Опухоль? Большая? Сколько осталось? Страх захватил Анну, отчаяние сводило ее с ума. Если это конец, то сейчас не время! Сейчас так важно не умирать! Нет, она не думала ни о сыне – он взрослый, ни о муже, у него всё будет хорошо, ни о «скрипочке» … Книга! Книга!! Её труд, её мечта! Она же пишет, она должна дописать книгу, свою самую важную книгу! Тревога и страх усилили сердцебиение, это состояние напомнило о конкурсах: пульс участился, давление подскочило, сердце словно выпрыгивает из груди, адреналин зашкаливал, руки леденели, ноги подкашивались. Субито! – подумала она.
В реальность её вернул человек высокого роста в защитном костюме яркого жёлтого цвета, которого Анна увидела в приёмном отделении. На голове надет целиковый шлем с прозрачным стеклом спереди, за спиной, как рюкзак, располагался круглый бочонок, от которого тянулась трубка до распылителя, зажатого в руках. Человек медленно шёл по коридору приёмного отделения и методично опрыскивал пол и стены. Стоял стойкий запах какого-то химиката. Всё это было настолько далеко от обыденности, что напоминало фильм «Эпидемия».
Аню пригласил дежурный врач, и объяснил, что никакой опасности нет, при внимательном рассмотрении результатов узи никаких патологий не обнаружено, пациентка может ехать домой. Облегчение Анны было настолько резким, что вызвало легкое головокружение. Опухоли нет, она будет жить дальше!
По дороге домой Анна анализировала реакцию на своё предположение о скором конце, которая возникла во время ультразвукового исследования. Оценила, что самым важным для нее оказалось желание дописать книгу, поняла, что на правильном пути, смысл её жизни – это книга! Не было сожаления об уходе из оркестра, отказа от музыки, от ситуации с мужем. В самый критический момент всё это отошло на второй план. Внезапное осознание того, что человек перестанет существовать очень скоро, что это – смерть, конец, заставляет в короткий отрезок времени оценить самое важное в жизни. И результат оценки происходящего в такой момент чётко отвечает на вопросы собственного предназначения. Именно в острой ситуации, на грани жизни и смерти, человек думает и понимает, что он теряет, что для него на первом месте, а что на самом деле только казалось наиважнейшим. Хорошо, если для человека самые важные ценности – нематериальные. Значит, он живёт не зря. Резкий, внезапный переход – субито!
Позже вездесущая родная сестра Мила нашла врача-гастроэнтеролога, которая смогла поставить диагноз. Во время локдауна врачи проводили приемы дистанционно, по видеосвязи с пациентами. По результатам анализов из больницы и показаниям больной, врач установила диагноз – закисленность организма. «И такое бывает», удивлённо подумала Аня. По словам доктора, основной причиной была увлечённость больной кисломолочными продуктами, которые та предпочитала любой другой пище последнее время. Кефир, йогурты, мороженое и всё им подобное Анна употребляла ежедневно, чаще всего даже вместо полноценного завтрака и ужина. Организм после сорока лет почти не переваривает лактозу, особенно если она употребляется в большом количестве, молочный сахар отравляет мышечные ткани. В результате кислота скопилась в паху, под грудью, в левой груди. Молочку Аня исключила из рациона, стала пить щелочную воду. Желудок постепенно восстанавливался, но левый бок и пах давали о себе знать. Боли стали не такими острыми, но иногда грудь простреливало сильными приступами. Кислота влияла и на эмоции: депрессивное состояние, грусть, тоска. Что с этим делать, Анна пока не знала. Возможно, общее очищение организма поможет справиться и с этим.
Все заведения были закрыты по всему миру. Открыты были только больницы, аптеки и магазины с товарами первой необходимости. Информацию о Германе она узнавала только из редких телефонных бесед с сыном. Анна спрашивала: – «Как папа?» Серёжа отвечал, что тот сидит дома, учит партитуры, читает, работает. Это не было правдой, на самом деле сын не знал, чем занимается и как живет отец. Герман перестал общаться с сыном, но Сергей не хотел огорчать маму, поэтому из раза в раз говорил одно и то же. Сам Герман ей не звонил. Анна понимала, что у него есть другая женщина, он не один. Сама Аня очень остро ощущала нехватку привычного присутствия мужа рядом. Если бы всё так не сложилось, он бы приехал домой, и они сейчас были бы вместе.
В своём дневнике Аня сделала запись: «Что движет человеком?»
Самое сильное, что у человека может быть – это ВЕРА. Если человек верит в себя, но не верит в других – это эгоцентризм. Если человек верит в других, но не верит в себя – это безнадёжность. Вера в себя проходит испытания через риски потерь. По глупости можно потерять ВЕРУ, а по уму – найти смысл и стимул, потому что они основаны на ВЕРЕ. Ведь если нет веры, то и нет смысла, стимула, нет действия и самого движения жизни. Душа не соврёт, сердце подскажет! Я ВЕРЮ в себя, ВЕРЮ в дело, которым занимаюсь и всегда верила. Лично мной движет: играть так играть, писать так писать, любить так любить… Самоотверженное желание найти своё предназначение и верить в достижение цели – с этого начинается любое дело!
Внезапность
Внезапно жить не запретишь,
Внезапно принимать решенья!
Послушать голос изнутри
И не скорбеть о пораженьях…
Внезапность вызвана порой
Самою остротой момента:
Внезапно тихо – всё внутри,
Внезапно громко – всё снаружи!
Увидеть знак, услышать голос,
Быть чутким к людям и себе.
Не надо ничего другого,
Чтоб не бояться перемен!
Девочка на шаре
Герман действительно был не один. После генерального прогона и премьеры балета «Манон», когда жена улетела домой, спустя несколько дней маэстро увлёкся ведущей балериной. За время своей работы он уже успел познакомиться со всей труппой театра. Главный был задействован во всех новых постановках – дирижировал. С балетом театра маэстро проводил много времени, в течении рабочего дня часто пересекался с артистами. Плотная работа над балетом сблизила его с хореографом театра Николаем, они подружились. День своего рождения Николай отмечал в ресторане, куда пригласил и Германа. В этот вечер у маэстро не было спектаклей, и он с удовольствием принял приглашение, переоделся в своём кабинете и прямо из театра отправился на торжество. На счет подарка долго не думал, положил деньги в конверт и вручил имениннику с добрыми пожеланиями. Гостей в ресторане было много, присутствовали все ведущие артисты театра. Именинник усадил маэстро за свой стол, за которым уже сидели жена Николая и несколько приятелей со своими супругами или спутницами и подруги супружеской пары из театра. Одна из подруг, сидящих за столом, ведущая балерина Венера, была без спутника, и Герман составил ей компанию. За лёгкими беседами они провели замечательный вечер. Это был третий выход маэстро в свет в чужом городе. Первый состоялся, когда прилетал друг Вася, они поужинали в ресторане, а второй раз – скромный ужин с женой. В этот раз он по-настоящему расслабился, ему было спокойно и хорошо. Решив не задерживаться до последнего гостя, Герман поздравил ещё раз именинника, попрощался с гостями, поблагодарил Венеру за приятный вечер, вызвал такси и уехал домой.
Спустя несколько дней на сводной репетиции они снова встретились с Венерой, маэстро сразу заметил ее. Главной в этом балете была прима-балерина, но Венера получила свою сольную партию, которую старательно отрабатывала. Увидев её, Герман неожиданно почувствовал внутреннее волнение, словно встретил дорогого человека, затем машинально стал подстраивать оркестр под ноги балерины. Задумавшись о происходящем, поймал себя на мысли, что хочет угодить именно Венере, но всё пошло в разрез, темпы отстают, так не годилось. Тогда переключился на партитуру, и всё пошло замечательно. После репетиции педагог-репетитор сказала Венере, в каких местах всё неплохо, но некоторым моментам нужно уделить особое внимание и доработать. Краем уха Герман слышал их разговор, он хотел поймать взгляд Венеры. Когда балерина, наконец, посмотрела на него, поприветствовал её улыбкой. В ответ она мило улыбнулась и по-балетному выразительно ушла со сцены, но не из головы маэстро. Он решил, если сейчас где-нибудь в коридорах театра встретит балерину, то пригласит поужинать, но случайной встречи в этот день не произошло. Он мало знал о Венере, о её личной жизни, только то, что Венера успела рассказать о себе в ресторане.
Ей тридцать лет, она с раннего детства в балете, как и Герман в музыке. После балетного училища получила приглашение в кордебалет этого театра. За десять лет стала ведущей балериной и мечтает стать примой. Она ничего не рассказала о семейном положении, обручального кольца на пальце не было, а подробно расспрашивать о личном на вечеринке в ресторане Герман посчитал некорректным. Он был старше её на семнадцать лет, был женат. Задумываться, а тем более строить какие-то отношения на стороне, не входило в его планы. Номера телефона балерины у Германа не было, да и расстались они тогда без намёка на новую встречу вне работы. С такими мыслями Герман закончил свой рабочий день и отправился домой.
Дома принял душ, переоделся, для общего фона включил телевизор, чтобы не ощущать пустоту одинокой квартиры и позвонил жене. Анна сразу взяла трубку. Она сидела в комнате за своим ноутбуком. Жена обрадовалась звонку мужа. Время было позднее, но она пошутила, – ты рано сегодня!
– Да, приехал пораньше, чтобы с тобой пообщаться. Когда ко мне собираешься? – спросил Герман.
– Ещё несколько глав – и я твоя. Надеюсь к лету управиться, поедем в отпуск, – ответила Аня.
– До отпуска ещё далеко, летом у нас запланированы гастроли. Ты поедешь со мной? – поинтересовался Герман. – Я скоро уже с телевизором начну разговаривать!
Она перебила его. – Конечно, поеду! Но, понимаешь, мой дорогой маэстро, вот ты дирижируешь балет, оперу – и счастлив! Настал новый этап в твоей жизни, а я пишу, мне хочется писать. Потому что я спрыгнула с шара. Помнишь картину «Девочка на шаре»? Это – мы с тобой, мы – бродячие артисты: я на шаре, но в нашей картине у меня в одной руке – скрипка, а в другой – смычок, а ты сидишь на кубе, как на дирижёрской подставке. Я потеряла равновесие и упала, возможно мой шар покатился вниз по склону. Пикассо про нас написал этот шедевр, ты действительно монументальный во всём, а я – балансирую. У меня нет точки опоры, кроме тебя. Я устала от музыки, но это пол беды, я устала бродить по белому свету, мне нужен дом. Знаешь, когда я брала в руки «скрипочку»?
