Ройс распахнул дверь, но вместо того, чтобы выволочь ее наружу или самому войти внутрь, кинул на сиденье два огромных мешка. Посмотрел на Оливию, которая все еще прижимала к себе грязное свадебное платье, прищелкнул языком, сказал:
– Талер просил передать! – и захлопнул дверь.
Оливия, прислушиваясь, дождалась, пока Ройс отойдет от кареты, и несмело коснулась завязок первого мешка, потянула за узел, который неожиданно легко распустился, и раскрыла горловину.
Платья. Ее платья. Одно плотное, еще ни разу не надетое, из жесткого зеленого бархата со вставками коричневого тройного льна. Оно шилось специально для выездов на охоту и было прекрасно приспособлено для прогулок по расчищенным охотничьим угодьям. Не такой тугой корсет – больше из кожи, чем из ткани. Двойная юбка – не пышная, но с легким теплым подкладом. Плотный, обшитый по краю подол.
Второе платье – из красной шерсти, практичное, для домашних дел. И третье – воздушно-голубое, которым Оливия не раз тайком любовалась, для приемов и балов.
В другом мешке лежали нижние платья и смены белья, чулок, а также чехол с расческами, гребнями, лентами и заколками. Обувь – плотные охотничьи сапожки и еще одна пара простых домашних туфелек.
Выходит, Талер вернул почти половину вещей. Оливия прижала к себе несессер и выдохнула. Внутри внезапно стало тепло и радостно, хотя она осознавала, что никаких поводов для этой радости нет. Бандит всего лишь смилостивился. На время.
Но все-таки воспоминание о его нежном поцелуе согрело Оливию перед сном.
10.
Следующий день начался с крика и переполоха. Кто-то ругался – такими словами, от которых хотелось провалиться под землю, другой отвечал с не меньшим пылом, а потом голоса стихли.
Пока Оливия одевалась и закалывала волосы, мимо кареты прошагали еще трое разбойников, а когда баронесса попыталась выйти, дверцу ее убежища грубо придержали снаружи.
– Куда?! Не велено сейчас! – рыкнул сторож и для верности подпер дверцу спиной.
– Что случилось? Почему? – спросила Оливия, которая не понимала, в чем дело.
Может, бандиты передумали и теперь хотят забрать вещи обратно? Так забрали бы сразу, кто им мог помешать? Или вдруг у герцога получилось добраться до помощи раньше, и теперь на подходе королевские войска? Но почему так быстро? Ведь если разбойники дали ему лошадь, то добраться до своих земель он мог только сегодня утром. Может, отец прознал, что ее держат в плену?
Оливия на всякий случай поплотнее зашнуровала корсет, перестегнула туфельки и прихватила накидку с капюшоном. Но суета вскоре стихла, а потом и вовсе в возгласах бандитов послышалась радость. Оливия приникла к окошку. На главную поляну лагеря волоком втащили двух женщин – служанок герцога. Обе были в грязной одежде, так, словно долго пробирались по лесу. У одной из них подол юбки был темным от воды, а у второй расплелась прическа. Обе плакали и умоляли их не трогать.
Бандиты вытащили женщин на центр поляны, но ничего не предпринимали. Ждали. И Оливия понимала кого.
Талер подошел через минуту, как всегда с легкой улыбкой. Отпустил какую-то шуточку – из кареты не было слышно какую – и бандиты разразились смехом. Потом постоял напротив служанок и с той же улыбкой отдал короткий приказ. Обеих несчастных тотчас же схватили, связали им руки, а длинные концы веревок перекинули через нависшую над поляной дубовую ветвь. Натянули, так что женщины привстали на самые кончики пальцев, и завязали вокруг сука.
А потом один из бандитов, повинуясь слову Талера, небрежно распорол у служанок платья, обнажив спины. Наказание! Вот что собирались сделать бандиты!
Наверняка женщины попытались бежать, их выследили, поймали и теперь…
– О нет! – прошептала Оливия и зажмурилась от ужаса.
Разбойники не походили на тех, кто знает меру в том, как и когда наказывать провинившихся слуг.
В замке де Соль иногда происходило подобное, но отец всегда строго следил за теми, кого наказывают, и теми, кто наказывает, прекрасно понимая, что такой момент – лучше не придумаешь для сведения старых обид или счетов. И если уж кого-то из слуг пороли за провинность, то бедняга, отлежавшись день, вполне был способен встать и дальше исполнять свои обязанности. В том, чтобы тешить внутреннего зверя, запарывая слуг до смерти, бароны де Соль не нуждались.
Оливия прикусила губу чуть ли не до крови. Она угадала – один из бандитов, сухопарый и уже не молодой, скинул куртку, чтобы она ему не мешала, и снял с пояса кнут.
Неспешно распустил его, пару раз взмахнул – сквозь стекло Оливии не было слышно, но наверняка кончик свистел, рассекая воздух. Потом бандит дождался разрешающего кивка от Талера и ударил.
Оливия не знала, силен удар или слаб, но крик девушки зазвенел в ушах. За первым последовал второй, потом третий.
Палач бил по очереди, разукрашивая спины служанок красными полосами.
Оливия смотрела на их мучения и сжимала кулаки, понимая, что ничего не может сделать. Собственное бессилие ужасало и доводило до бешенства. Разбойники не смели так поступать! Эти люди – слуги герцога – ни в чем не провинились.
Хотелось броситься вон из кареты и остановить ужасную забаву, но при всей своей неприспособленности к жизни вне замка Оливия понимала – она сделает только хуже. Чтобы насладиться ее муками, забаву никто не остановит, напротив, могут сделать еще хуже.
Особенно сильный крик резанул по ушам, и Оливия, не выдержав, все-таки рванулась к выходу, но вместо дверцы со всего маху врезалась в чужую твердую грудь, вскрикнула и отшатнулась.
Ройс, а это был именно он, спокойно закрыл за собой дверь на задвижку, стянул с головы черный платок, удерживающий волосы, и расположился напротив. Похоже, что он лично принимал участие в погоне – сапоги у него были грязные, рукав рубашки порвался на плече, а кожаный жилет был испачкан смолой.
– Как тебе зрелище?
– Отвратительно, – Оливия нахмурилась. – Бить женщин, да еще кнутом. Я думала, что вы мужчины…
– Дорогая овечка, мы конечно, мужчины, в чем в скором времени ты убедишься.
– О да! Бить беззащитных…
– Но мы мужчины, которые очень хотят жить, – лениво продолжил Ройс, а потом обезоруживающе улыбнулся. – Эти две шлюхи рванули в лес прямо в сторону одной из пограничных крепостей. А крепости, как сама понимаешь, не стоят пустыми, в них есть солдаты. И вот, дорогая овечка, мы отловили этих двух заноз, когда они уже добрались до реки. Одна из них, оказывается, дочка лесничего герцога и неплохо разбирается в здешних чащобах. Пришлось погоняться. Хорошая вышла охота.
– Вы убьете их? – с замиранием сердца спросила Оливия.
– Скорее проучим. Отобьем охоту убегать без спроса. Но…
Ройс многозначительно пошевелил темными бровями и снова улыбнулся во все зубы.
– Но что? – недоуменно спросила Оливия.
– Но ты можешь сократить их мучения, моя милая овечка.
Бандиты снаружи опять загоготали, видимо, обсуждая умение одного из них владеть кнутом. Талер все также стоял отдельно, лениво рассматривая вздернутых за руки жертв, и его лицо не выражало ничего кроме скуки.
– Как?
– Я хочу, чтобы ты разделась.
11.
– Что?
– Лесные ветры продули эти очаровательные ушки? Я хочу, чтобы ты разделась. Чтобы ты сняла с себя эти тряпки, которые так щедро отдал тебе братец, и показала мне себя.
– Раздеться? – Оливия моргнула ошарашенно.
Предложение было настолько неприличным, что она не понимала, как реагировать. Раздеться догола для знатной дамы – нет большего позора! Даже перед мужем, в темноте супружеской спальни, положено находиться в специальной брачной рубашке, которая, кстати, лежала на дне одного из сундуков с приданым. А здесь, среди бела дня…
– Да, моя овечка. Раздеться. Я уверен, что под этими тряпками есть на что посмотреть… Или докажи мне, что я ошибаюсь.
Снаружи снова долетел женский крик. Оливия вздрогнула.
Ройс наклонился к ней так близко, что она почувствовала запах костра от его волос, и, приподняв брови, договорил:
– Эти девки заставили нас побегать, и будет справедливо, если они тоже помучаются. Стефан, тот, что с кнутом, был у барона Грохи в палачах. Умеет бить так, чтобы растянуть удовольствие. Так что, баронесса, будешь спасать своих служанок?
– Я…
– Я жду. Но знаешь, крошка, я нетерпелив. Или ты сейчас же начинаешь развязывать свой корсет, или я ухожу. Считаю до трех.
Оливия метнулась взглядом к окну. Похоже, что Ройс не врал. Сейчас из-за толпы, обступившей служанок, ей не было видно самого наказания, но крики становились все громче и отчаянней.
– Раз.
Если она согласится, то девушек отпустят. Только вот наверняка этот бандит всем расскажет, что баронесса де Соль…
– Два.
Оливия трудно сглотнула пересохшим горлом. Очень некстати ощутив, как напрягается грудь. От одной мысли о том, что Ройс увидит ее голой и будет смотреть, соски стали твердыми, как горошины. Какой позор! Почему она не может держать в узде желания своего тела… Почему?
– Три.
Ройс пожал плечами разочарованно и поднялся с диванчика, когда Оливия решительно рванула шнуровку корсета.
Распустила первые три стяжки, затянула в прическу выбившуюся прядь и развернулась к Ройсу спиной.
– Если хочешь быстрее – делай сам.
– Быстрее? – голос Ройса стал обманчиво ленивым, как лесная река над омутом. – Нет, крошка, быстрее не хочу. Но помочь такой славной малышке, которая готова показать мне все… Почему бы нет? Тем более что на твои титьки я уже полюбовался, когда их мял его светлость. Неплохие, я бы присоединился. Правда, в другой компании.
Он живо потянул за шнуровку, резкими и четкими движениями вытаскивая тесьму из дырочек, пока верхнее платье не сползло вниз по плечам Оливии.
Она замерла, понимая, что порыв, которому она поддалась – результат шантажа. А значит, в эту игру можно играть вдвоем. Или хотя бы попробовать.
– Пусть девушек развяжут, – сказала она. – Это мое условие. Сейчас же.
– Малышка показывает зубки, хотя еще не показала ножки, – заржал Ройс. – Да не проблема.
Он распахнул дверь кареты и бросил пару фраз на странном языке охраннику, который понятливо угукнул.
– Теперь довольна?
За окном Талер резко свистнул, останавливая наказание. Хлопнул в ладоши, показывая, что закончено, и со скучающим видом ушел.
Бандиты разочарованно заворчали, но спорить не посмели.
Веревку перерезали, а плачущих служанок увели в сторону клетки, где содержали герцогских слуг.
Оливия отвернулась от окна и уперлась прямо в насмешливый взгляд черных, как ониксы, глаз. Ройс приподнял бровь и развалился на сиденье, показывая, что готов к зрелищу.
Оливия стянула с себя рукава верхнего платья, вынула шнуры и, стараясь не наступить на подол, выскользнула из тяжелой юбки. Раздеваться без помощи служанки оказалось непривычно и неудобно, в карете места было мало, да еще этот наглый тип пялится на нее, как на…
Оливия отложила в сторону платье и начала распускать завязки нижней рубашки. Которых, к сожалению, было слишком мало, а стоило снять ее и вторую юбку, как щеки залило краской стыда.
Совсем тонкая нижняя рубашка едва прикрывала грудь. Внизу на Оливии остались только чулки на подвязках и короткие панталончики.
– Дальше, – милостиво разрешил Ройс, внимательно рассматривая каждый дюйм обнаженного тела.
Оливии казалось, что его взгляд осязаемый и горячий – словно не смотрит, а раскаленным прутиком водит по коже. По груди, по плечам, по щиколоткам. Такой собственнический, жадный. Неприкрытый.
Бандиту не нужен был этикет или условности, он не знал приличий. Говорил, что думал и делал, что хотел. А сейчас он хотел смотреть на нее. На баронессу.
Оливия стянула рубашку и торопливо прикрыла грудь рукой, сразу ощутив, что ей не показалось – соски действительно были напряжены и тверды.
Кажется, об ее щеки сейчас можно зажигать лучины – так они горели.
Ройс же без капли стеснения, сыто и довольно, как черный наглый кот, переловивший в замке всех крыс, оглядел ее, сжавшуюся на сиденье, и кивнул:
– Дальше.
Оливия бросила быстрый взгляд на дверь, надеясь, что кто-то войдет и этот кошмар закончится. Но бандит понял ее по-своему.
– Хочешь раздеться при всех? Уверена? Или думаешь, как бы сбежать? Учти, увидев тебя голой, мои парни перестанут разбирать, баронесса ты или нет. И возьмут свое. Так что выбирай – или снаружи для всех, или для меня – здесь.
12.
– Вы негодяй!
– Да ладно! – Ройс захохотал. – Негодяй – это твой славный женишок, который купил за золото молодую овечку и собирается заставить ее рожать младенцев, пока та не помрет от родовой горячки. А я всего лишь парень, который любит удовольствия. Хотя откуда тебе, малышка, знать, что это такое? Всю жизнь за толстыми стенами замка, в компании монашек и пьяницы-папаши.
– Мой отец – барон, – голос у Оливии дрожал, но она пыталась сохранить остатки гордости и самообладания. – Он благородный человек. И не такому как вы говорить о нем.
– Твой отец по утрам без помощи слуг не может найти собственную задницу. А так да, барон. Ты чего остановилась? Хочешь отменить наш договор? – усмехнулся Ройс.
Оливия, внутри которой разгоралось злое яркое пламя, упрямо задрала подбородок. Она – баронесса де Соль. И ей плевать на какого-то там немытого деревенщину и его взгляды. Стесняться ей точно некого! Пусть подавиться! Пусть смотрит! Это ни капли не унизит ее, и не изменит ее положения.
Она убрала руки от груди, выпрямилась и развязала пояс панталон, не очень ловко приподнялась и, все-таки пытаясь не показывать большего, спустила их к голеням, а потом переступила туфлями.
Расстегнула на обуви ремешки, скинула туфли и скатала чулки вниз. Отложив их в сторону, выпрямилась и взглянула Ройсу прямо в глаза. В его взгляде по-прежнему читалась насмешка, а еще что-то такое, от чего снова захотелось прикрыться хотя бы занавеской. Это сбивало с толку, убавляло решимость.
