БоЖенька "Тот ещё кадр"

– Па, я ненавидела бывать у тебя на работе.

– Но у тебя получалось. Хочешь я позвоню своим знакомым? Сходишь туда-сюда, попробуешь, посмотришь варианты?

– Не, – ответила я, хотя в глубине души уже как будто смирилась и согласилась на папино предложение. Я почувствовала, как бесконечно устала за сегодняшний день, так что попрощалась с отцом и сбросила звонок. Откинула голову на лавку, уставилась на округу. Вечер уже окончательно сдался мрачным краскам ночи. Фонарные столбы, склонившиеся над мусорками как заядлые курильщики, еще не зажглись. Я просидела всего каких-то десять минут в тишине и покое, наслаждаясь свежим воздухом, когда двор опустел. Не было ни хозяйек, спешащих с продуктами домой, ни их игривых детей.

Тогда, рискуя быть пойманной и осужденой, я прокралась к красочным постройкам детской площадки, покаталась немного на качелях, представила, что ловлю волну на балансире, попинала головой канат, взобралась по неудобной узкой лесенке в игровой теремок и скатилась с жестяной горки. Громогласный грохот прогнувшейся подо мной горки разнесся по всему двору, отразился от стен высоченных домов и усилился в высоте.

Тишина зазвенела, опустилась и я услышала, как открываются форточки недовольных жильцов. Я вскочила на ноги. Горка отогнулась обратно с металлическим выстрелом. Нужно побыстрее сбежать с места преступления. Давясь от неловкого смеха, я ушла, и мои макароны гордо удалились со мной.

И, нехотя, уже с плохим светом, я вернулась к записи видео.

***

Вопреки стереотипам о холостяках, Виктор сам мыл посуду, сам стирал одежду, сам выносил мусор, сам готовил себе еду в микроволновке и даже мылся сам. Вот только уборку он не жаловал: мыть полы, протирать пыль, оттирать жир, а то и накипь, плесень или прочие радости, Виктор не любил. И потому охотно платил клинингу.

Сегодня, стоило ему проснуться, раскачаться, перекусить, Виктор набрал привычный номер пожилой работницы и оделся, чтобы съездить по делам. Решил убраться сам, так сказать.

Вскоре он открыл дверь знакомой женщине лет пятидесяти и ее молоденькой помощнице. Внешне, они не были похожи на специальную службу клининга: униформа мало отличалась от повседневной одежды, под рукой не было огромных чистящих аппаратов – только дорожные сумки. В общем, когда Виктор открыл дверь в свою квартиру двум женщинам, было сложно сходу сказать, что он впускает уборку.

А потому, когда Вася почти в тот же момент открыла дверь своей квартиры, чтобы отправиться на очередное собеседование, она оказалась крайне удивлена.

– Сразу с двумя? – спросила она шепотом. Но не стала дожидаться ответа, прытко захлопнула дверь и подскочила к лифту. Она опаздывала.

– Это клининг, – Виктор схватил ключи и поспешил из квартиры тоже, хотя еще секунду назад планировал сначала выпить чай, мило побеседовать с уборщицами и только потом отправиться по рабочим вопросам. Ему почему-то очень хотелось продлить общение с забавной соседкой.

– Я не разбираюсь в этих ваших извращениях, – отмахнулась Вася.

Они вместе вошли в лифт, и тут же отвернулись к дверям, не глядя друг на друга. Вася, может даже надеялась, что они больше не заговорят, но Виктор нарушил тишину:

– Считаешь меня красавчиком?

– А Вы уточняете мнение всех соседей по этому поводу?

– Нет. С прошлыми жильцами твоей квартиры, я так ни разу и не заговорил. Но если бы выдалась возможность, то обязательно бы спросил.

Вася с интересом покосилась на Виктора. Она не смогла сдержать любопытства и спросила:

– А кто там жил до меня?

– Шесть киргизов.

– Шесть?! – Вася устремила взгляд вдаль, явственно стараясь вообразить как шесть человек умудрились хотя бы поместиться в ее узкую студию, не то что жить там.

Двери лифта раскрылись на первом этаже.

Вася не спешила покидать лифт, она еще оставалось в задумчивой фрустрации, когда Виктор дошел до выхода и задержался, чтобы придержать перед девушкой дверь.

Вася мухой проскочила мимо, едва одаривая Виктора нахмуренным взглядом и тут же юркнула в машину, стоящую у подъезда.

Виктор ничуть не обиделся, он встал у дороги, засунув руки в карманы и скучающе поглядел на машину. Он хотел бы проводить взглядом уезжающую Василису и бросить ей вслед мысль или две о ее странности. Но неожиданно Вася выскочила из машины, извинилась перед водителем и встала рядом с Виктором, снова усиленно стараясь на него не глядеть.

– Не твое такси? – стараясь сдержать улыбку, спросил Виктор.

– Это вообще не такси.

Из Виктора вырвался смешок. Вася в ответ обиженно возмутилась:

– Кто вообще в здравом уме покупает себе белую шкоду?!

И Виктор засмеялся. Он смилостивился и услужливо предложил подвезти Васю, все равно ведь никуда не спешил.

– Нет, – колючкой ощетинилась Вася, – я заказала такси.

И в подтверждение своих слов достала телефон, поглядела, где едет ее водитель. Значок белой машины мерно крутился вокруг своей оси где-то в устье Невы, а внизу приложения значилось ровно 23 минуты до того, как машина прибудет к месту назначения.

– Подвезти? – снова спросил Виктор.

– Нет.

Мужчина развел руками, мол насильно мил не будешь, и направился к подземной парковке. Какой-то интерес внутри него заставил обернутся, чтобы снова посмотреть на Васю и вовремя, в этот момент она буравила спину Виктора грозным взглядом, а стоило ему обернутся – продемонстрировала язык и показательно отвернулась.

"Странная девушка", улыбнулся своим мыслям Виктор и надолго забыл о соседке.

На повестке дня была встреча с партнерами по бизнесу. Раз в год или полгода Виктору приходилось приезжать в магазин мерчендайза, пожимать лапки своим сотрудникам, фотографироваться со случайными посетителями и подписывать пару бумажек. Виктор, как и большинство людей, зарабатывающих своим лицом, быстро понял, что наживаться со своей медийности можно не только напрямую с видеороликов и рекламы, но и косвенно, через продажу кружек, значков, футболок свитшотов, кепок, открыток, наклеек, обложек на паспорт и прочего мусора, стоит только нацепить на него свой логотип. Но такие старички как Виктор, были не в почете у детей, готовых скупить любое яркое месиво от любимого видеоблогера, а для взрослого, платежеспособного и адекватного населения синтетика с наклейкой, не выдерживающей бережной стирки, были глупым вложением средств, поэтому Виктор был вынужден вечно искать средне арифметическое между качеством и дешевизной. Так ему приходилось заморачиваться с поставщиками ткани и дизайном вышивки, чтобы они выглядели прилично, чтобы купить свитшот мог не только отбитый фанат, готовый носить лицо кумира на все пузо, но и обычный человек, не лишенный чувства стиля и меры. В общем, Виктор любил заморачиваться над качеством того, что он делал, а потому, нередко приезжал к коллегам по созданию мерча и придумывал что-нибудь новенькое.

Сегодня Виктор приехал дабы оставить свою подпись тут и там, ведь недавно закончился их контракт с рекламщиками быстрого поиска авиа…

– Чего такой хмурый, Викуся, – растянувшись самодовольно по столу спросил бухгалтер магазина, – у тебя чистыми выходит больше двух лямов, я думал, ты радоваться будешь, в обе щеки меня целовать, хвалить, что я у тебя такой молодец.

– Ты молодец, – согласно кивнул Виктор. Но бухгалтер остался глядеть на него с веселым прищуром, явно ожидая другого ответа.

– Это никто не спорит, а грустишь-то ты чего?

– Я не грущу, я думаю куда мне эти деньги деть.

Вопрос был хорошим. Для комфортной жизни в месяц Виктору было достаточно ста двадцати тысяч и на еду, и на бензин, и на подписки сервисов, и на рестораны, кино, развлечения, и на прочие мелкие расходы. Остальные деньги приходилось куда-то девать. По-началу Виктор вкладывался в работу, покупая новое оборудование вроде камеры и света, затем стал откладывать на квартиру, но при покупке второй и третьей недвижимости и сдачи их в аренду, денег стало появляться все больше, а идей, куда эти деньги девать – все меньше. Вкладываться в акции и облигации Виктор не любил, не располагал достаточными знаниями и средствами для этого, а держать деньги в банке под процентами не позволяли мысли, что накопления обесцениваются быстрее, чем капают проценты. В общем, как только в руки Виктору попадали лишние деньги, он тут же начинал мучиться мыслями, куда эти средства деть, чтобы они не прогорели.

Глядя на бухгалтера, Виктор думал, что хорошо было бы открыть еще какой-нибудь бизнес: кафе или магазин. Но самому копаться во всех трудностях Виктор не имел желания, а вкладываться в бизнес знакомого или друга – возможности. Все знакомые были либо ненадежными, как это и подобает повесам-знаменитостям, либо связаны с кальянами, проституцией и алкоголем, в чем Виктор точно не хотел пачкать свою репутацию.

– Жену тебе надо завести, Витя, и не было бы вопросов куда деньги девать, – засмеялся бухгалтер.

Виктор тут же представил, как купил бы на эти два миллиона кольцо вчерашней девушке с сайта знакомств. Потом он представил, как легко бы купил своей странной соседке машину за два миллиона в ту секунду, как она очень нуждалась в такси. А потом он представил, как предложил бы бедной девушке из клининга два миллиона на карманные расходы, а потом бы предложил женится и обеспечивать ее. И да, что-то внутри самодовольно встрепенулось: было нечто приятное в том, чтобы радовать и удивлять женщин своими деньгами. Но все же радость от того, чтобы тратиться на гипотетическую женщину не перекрывали в Викторе нежелания терять эти деньги попусту.

– Вот эти вот когти, пряди, лапти, реснички, бровки, ламинирование, шугаринг, отбеливание, наращивание и, считай, не было никаких денег, – сардонически усмехнулся бухгалтер.

– Ты же сам на пилинг ходишь.

– Эй, ты говорил это не по-бабски…

Строить глазки и карьеру

Днем, пока еще было солнце, я записала остатки несчастного видео об антиутопиях, а ближе к вечеру съездила на свою последнюю надежду – собеседование в книжном издательстве из трех счастливых букв.

Я легко могу понять отказ, поэтому ласковое "мы сообщим Вам", я сразу услышала как "мы сообщим Вам об отказе в ближайшее время".

Возвращаться в квартиру не хотелось, так что доехав до дома на метро, я принялась прогуливаться по округе.

Мне нужно было отдохнуть от писательства. Следовало сосредоточиться на видеоблоге, а еще лучше погрузится в реальную работу. Но голова сама, не переставая, работала, подкидывала новые идеи для романов.

Я снова сидела на детской площадке поздним вечером, в окружении темноты и прохлады. Ненарочно, в голове всплывали образы: вот маленькая девочка, светлая и неиспорченная, а вот злой, жестокий и мрачный мир, что ее окружает.

Я почувствовала, как отключилась от реальности, сидя на качели, мои пальцы озябли и отказывались разгибаться, нос покалывало от холода, спина затекла. А я все глядела на небо и представляла перебранку героев.

Маленькая девочка, которую непременно бы звали Маруся, потому что Мария слишком очевидно. И взрослый импозантный мужчина, который помогал бы Марусе найти денег и спасти бабушку от коллекторов. Я бы не стала так сразу называть этого мужчину Сатаной или Лукавым. Я бы начала повесть с того, что девочка оказалась в беде и отчаянии, просит помощи у высших сил, но на зов ее приходит только необычный дядя. Самый красивый и могущественный ангел – падший Люцифер. Мужчина с идеальной осанкой, в дорогом костюме, с черными волосами и с проседью на висках. Он бы говорил исключительно вежливо и грамотно, всегда был учтив и саркастичен. Мне бы хотелось играть на контрастах, чтобы Сатана очень хотел убить девочку, но обязан был бы во всем ей помогать, сопровождать и спасать, повязанный контрактом. Он бы желал искусить ее, поиздеваться, замучить реальным миром, но должен был забрать ее душу еще чистой и непорочной.

Они бы вместе, спасаясь бегством от бандитов в кожанках и с кастетами, путешествовали бы по городу. Вот на очередной опасности они бы ринулись к трамваю, и, бедная Маруся, чуть бы не попала под рельсы. А Сатана, хитрый черт, и не стал бы ее спасать. А зачем? Чем быстрее умрет, тем быстрее ее душа достанется геенне огненной. Зато в тесном переулке Сатана бы девочку от насильников спасал – ибо негоже растлевать детский ум и тело, а-я-яй.

Что-то внутри меня теплело от мысли о двойственности самых злых сил на свете: чтобы чопорный мужчина в слишком шикарном костюме издевался, измывался, подтрунивал и шутил, но все же заботился.

Мне тут же пришло в голову как описать постсоветский сеттинг панелек их города, как в хрущевках ковры висят на стене и мальчишки в адидасе на скемейке под домом семечки лузгают. У меня даже руки зачесались обрисовать первые пару глав.

Но я четко решила для себя – не писать. Надо отдохнуть от сочинительства. В загашнике еще томились дюжина ностальгирующих рассказов из детства, нацарапай я еще с десяток забавных случаев – можно было бы попробовать сборником в издательство снести. А еще я уже больше года вынашиваю идею "Кормушки" – рассказа про птичек. Вот мол, построили кормушку детишки из пятого "В", и сначала бы воробьи да синички бы брали семечек, ровно столько, чтобы наесться. Потом бы пришли голуби, устраивать рекет. Следом конечно же галки и чайки стали бы взымать налог для починки кормушки, с тех кто ею пользуется, пока бы не развалили страну. Ну, в общем, эта идея пока что была в разработке…

Мне казалось, что я и так создала уже достаточно произведений, чтобы наконец-то стало понятно – получается у меня писать или нет. Десять книг – опубликованных, но не изданных, написанных, но не читаемых – достаточное количество, чтобы осознать, стоит ли вообще дальше стараться. Бабушка вампирша была десятой по счету полноценной, дописанной книгой, которую я создала, уже будучи в состоянии написать хоть что-то дельное.

Предыдущие девять я выстрадала, вымучила, считая себя чуть ли не Мартином Иденом, вот мол, сейчас вы меня не принимаете, сейчас не считаетесь с моим творчеством, но придет время, и я стану самым популярным, богатым и знаменитым автором…

Конечно, такими мыслями я переболела еще лет в шестнадцать. Теперь осталось только переболеть призрачной идеей зарабатывать на жизнь писательством.

Я увидела как возвращается домой сосед Вавилов. Мне было неловко даже смотреть на него: такой уверенный в себе, успешный, богатый, знаменитый. Я привалилась головой к цепи качелей, пока рассматривала его и понимала, что есть вещи, с которыми надо просто смириться. Например, смириться, что чтобы стать безумно популярным видеоблогером, надо обладать достаточным везением, связями и попасть в волну успеха, которая существовала лет восемь назад. Или, например, смириться, что есть люди из разных миров. И если уж ты родился в семье простого рабочего, то внезапно знаменитым артистом не станешь. Я с грустью проследила, как сосед скрылся за домофонной дверью, и как вместе с ним меня покинули последние детские мечты о невероятном успехе и удушающей славе. Достав телефон, я написала папе короткое и простое "позвонишь за меня?".

На утро от отца пришло лаконичное "В час. Илья Владимирович" и адрес производства. Совсем рядом от дома, даже до метро идти не придется, полчаса пешком или пятнадцать минут на автобусе. Это похоже на сказочную небылицу. Невозможно жить в столице, пускай и северной, и иметь работу в шаговой доступности. Это по определению невозможно. Но я посчитала, что это хороший знак.

Взяла свое резюме, пару дипломов, паспорт, трудовую, оделась по-презентабельнее и выглянула в глазок входной двери. Столкнуться в очередной раз с мистером совершенство не было никакого желания. Снаружи чисто.

Я без проблем прогулялась до назначенного места и совершенно потерялась. Вокруг был обычный Петербург, с его желтыми нарядными домами, увитыми белыми сахарными узорами. Вот вдалеке виднеются два моста через Черную речку, вот сквер, укрывающий деревьями чей-то нахальный бюст, вот чванливое здание с золотой табличкой университета. И где здесь вообще может быть производство? Я сверилась с картами в телефоне. Метка красовалась где-то во дворе. А как в него попасть? Загадка.

Теперь понятно что имели в виду тетушки, когда говорили, что в Петербурге тяжело найти работу. Вход в нее – невозможно.

– Чего крутишься? Вон твой Вуз, – из будки у шлагбаума высунулся дядька с обветренным загорелым лицом, он ткнул пальцем в ехидную крепость знаний.

– Я ищу Владимира Ильича, на работу устраиваться, – пугливо оглядываясь на университет, отозвалась я.

– Так ты к нам что ли? – рассмеялся дяденька. И я кивнула.

Красное кирпичное основательное здание завода было великолепным в своей красоте и могуществе, я легко могла бы представить как здесь в эпоху индустриализации искали лучшей жизни оборванцы в плоских кепках и коричневых жилетках.

Меня завели в темную комнату, которую все умники нашего века окрестили бы лофт-пространством, с высокими потолками, с кирпичными стенами, со стальными прутьями перекладин и лестниц.

– Второй этаж, направо, – приказали мне.

И, делать нечего, я поплелась наверх.

Вокруг гудели машины, станки; среди высоких механизмов то и дело мелькали люди, чтобы снова забуриться в детали. Кто-то кричал, но различить среди возгласов слова было невозможно, где-то стучали об железо, где-то визжали шлифовальные диски.

– Владимир Ильич? – я сунула нос в первый попавшийся кабинет.

– От! Я те говорю, тут никто не верит в развал СССР! – крикнула весело дородная тетка в рабочем комбинезоне.

– Илья я. Илья Владимирович. Ну, не стой, заходи, – устало отозвался моложавый мужчина, что беседовал с рабочей.

Мысленно одарив себя оплеоухой, я вошла в кабинет и протянула Владимиру Ильичу стопку своих документов. Тот как ни в чем не бывало, принял их, не глядя, положил на стол и уставился на меня.

И тут я впервые ощутила, что нужно что-то сказать:

– Здравствуйте, я Вася, – и я протянула ему ладонь для рукопожатия. Услышав в ответ удивленный смешок, я тут же отвесила себе вторую пощечину, но руки не отняла. Решила, раз позориться – так до конца. И Владимир Ильич без обиняков легко пожал мне руку.

– Ну, Вася, рассказывай, что умеешь.

Я готовилась к этому вопросу. Хотела бы сказать, что сдала ОГЭ по русскому языку на сто процентов, что выиграла областную олимпиаду по русскому языку, что знаю отличие фразеологизма от идиомы, что такое аллитерация, и как определить фокализацию в тексте. Но это определенно не то, что хотел услышать Владимир Ильич.

– Я окончила ПТУ по специальности станочник широкого профиля, работала у отца на производстве больше шести лет.