– Спасибо. Ты видела мои работы?
– Разумеется.
– Ты в восторге?
– Не всегда.
– Погорячился со вкусом. Ладно. Какие лучше всех? – продолжал он допрос.
– Не скажу.
– Ну пожалуйста, – добавил Мирон, сверкая своими синими глазами.
Я рассмеялась и очень нагло предложила:
– Скажу, если подаришь мне эту.
Я кивнула на свежую работу.
Теперь расхохотался Мирон.
– Какая ты наглая! Во-первых, она не закончена.
– А во-вторых?
– Во-вторых – нет.
– Тогда убери мои глаза оттуда. Я запрещаю их использовать.
– Можно подумать я выковырял их из твоей головы. Не пори чушь, Тина.
Мое имя из его уст звучало так чувственно.
– Ты хотела задать мне вопросы, – напомнил Мирон. – Давай. Я весь твой.
Он завалился на кушетку и заглотил в раз остатки пирога.
У меня все мысли разбежались. Я готовилась к этому разговору, но после внезапного позирования и флирта с объектом моего исследования напрочь забыла цели и задачи самого исследования.
Вместо этого я спросила:
– Здесь есть туалет, или ты писаешь в бутылку?
Мирон скорчился в приступе хохота.
– Это все, что тебя интересует? – спросил он, успокоившись.
– Нет. Много всего. Но мои заметки в телефоне, а он остался в рюкзаке в гостиной.
– Что ж… – Мир встал и стряхнул с себя крошки, взял тарелку. – Тогда придется вернуться и продолжить наверху.
– Значит, ты все-таки выходишь к людям? Не прячешься здесь, как вампир в гробу, постоянно?
– Я выхожу, Тина, – проговорил Мирон. – В студии нет туалета, а пИсать в бутылку весело только в машине. Пойдем. Обрадуем предков моим появлением.
Глава 6. Прием
– Понятия не имею, что делать, – говорила я по громкой связи с Катей, одновременно примеряя платья.
– А что Сережа тебе сказал? Он возьмётся?
Я вздохнула. Разговор с Сергеем мне не понравился. Я не стала сразу звонить Кате, потому что ее друг-юрист был неприятно солидарен с Мироном. Мне были не по вкусу перспективы, но пришлось открыть карты.
– Он возьмётся, но придется доказывать, что Степа мошенник или что он был не в себе. Мне не нравятся оба варианта.
– Да, паршивая стратегия. Понимаю тебя, – подтвердила Катя.
– К тому же я не уверена, что Наташа не подаст встречный иск, чтобы распилить дом или отменить некоторые решения Степы по галерее. Он столько всего подписывал. Как быть с этими договорами, если я подчеркиваю его недееспособность или обвиняю в мошенничестве? Все так сложно, Кать.
– Очень сложно. Сочувствую тебе, Крис. Мало что Стёпку похоронила, теперь еще это все на тебя свалилось.
– Мгм, – промычала я, вылезая из очередного неудобного платья. – Ты бы знала, как хочется все бросить. И пусть сама Наташа с Мироном разбирается. Но мне нужно продолжать дела в галерее. Не могу игнорировать текучку.
– А что Мирон? – зацепилась Катя. – Вы не общались после кладбища.
Я вздохнула еще раз. Подруга задавала очень неудобные вопросы. Я не рассказывала, что мы поехали домой после кладбища. Не упоминала и о предложении Мира. Но и врать мне Кате не хотелось. Может, стоило посоветоваться с ней? Я ведь до сих пор ничего не решила.
Я попыталась начать издалека.
– На кладбище мне стало нехорошо, и Мир отвез меня домой.
– Господи. Что случилось?
– Нервный срыв.
– Милая, что же ты не позвонила. Я бы…
– Ничего особенного, Кать, – успокоила я ее. – Это мое нормальное состояние рядом с Мироном. Но еще сильнее раздражает проклятое платье.
– Какое платье? – удивилась Катя.
– Для благотворительного приема. Вечернее. Мне сегодня нужно блистать и лицемерить. А, еще речь толкать придется.
Она засмеялась:
– Твое любимое занятие.
– Стерва, – ругнулась я беззлобно.
Катя прекрасно знала, что я ненавижу публичные появления, тем более – выступления. У Степы намного лучше получалось участие в светских вечеринках и красивые бездушные речи на публику.
– Ты одна идешь? Первый раз? – поняла Катя.
– Да, первый раз без Степы. Там будет несколько лотов молодых дарований от живописи. Я заодно посмотрю на них.
– Одна? – повторила Катя. – Почему меня не позвала?
– Я устала быть слабой, дорогая. Надо продолжать жить.
– Две недели прошло, Кристин. Ты в трауре. Почему они позвали тебя вообще?
– Они позвали давным-давно. Я подтвердила специально. Меня не надо списывать со счетов.
– Милая, ты имеешь право быть слабой и грустной.
– Расскажи это Наташе, которая только и ждёт, чтобы пнуть меня побольнее и загрести еще что-нибудь, – огрызнулась я. – К тому же, Кать, это сбор средств для детей с онкологией. Я не могу забить на такое событие.
– Тебе всегда там тяжело. Добьешь себя, Крис, – не унималась Катя.
– Нет. Ради такого и нужно продолжать жить. Степа точно не пропустил бы.
– Эх, ты умница.
– Все еще хочешь со мной? – запоздало предложила я по большей части ради приличия. Сегодня мне ни с кем не хотелось делить «праздник-обязанность».
Катя отказалась, слава богу.
– У меня поздняя встреча. Не смогу, Крис. Прости. Если бы заранее сказала…
– Все нормально. Я справлюсь, – пообещала я ей, чувствуя легкие угрызения совести за все, что я не договорила.
– Удачи, – пожелала мне Катя и отключилась.
Я пыталась сказать ей о предложении Мирона, но язык не поворачивался. Не хотелось обсуждать это, хотя раньше я делилась с Катей всем.
Очередная грязная тайна, связанная с Миром. Как будто мало мне было грязи с ним.
Зато Катин приятель Сергей, с которым я встретилась накануне, очень позитивно отнесся к идее Мирона.
Сережа не обнадежил меня по части суда. У него было несколько таких процессов. Мои шансы вернуть галерею стремились к нулю по его версии. Если Мирон вступит в наследство и отдаст мне свою часть – я должна радоваться.
Радости я не испытывала. Сергею я тоже не рассказала подробностей о предложении Мирона жить со мной в доме. Мне казалось, что каждый сразу начнет меня убеждать позволить ему.
Хотя только я в полной мере знала, насколько важен Мирону дом и студия в подвале.
Между нами было всякое, но сейчас я стояла между мастером и вдохновением. Меня ранило, что он не пишет, не в состоянии писать. Это преступление какое-то – просто жить, как обычный человек. Имеет ли гений право на банальное существование?
Имею ли я право отказать ему в попытках вернуть себя в искусство?
Я задавала себе этот вопрос уже миллион раз. У меня был ответ, но я тянула. Знала, что потом начнется ад.
Выбрав платье, которое надевала на прием в Лондоне, я спустилась вниз. Цвета графит, простое, в пол, закрытое, но с эффектной драпировкой на груди.
Машина ждала меня у дома. Водитель молча вел авто в центр. Я смотрела в окна и представляла, как буду звонить Мирону. Вряд ли стоит подбирать слова. Он наговорит сам с три короба.
Мне стоило подумать о приеме и подготовиться к речи. Я достала телефон и пробежала глазами бездушный текст.
Разозлилась. У Степы действительно всегда получалось лучше. Он умел быть очень человечным и убедительным.
– Приехали, Кристина Дмитриевна, – сказал мне водитель.
– Спасибо. Я позвоню, когда закончим.
– Конечно.
Водитель вышел и открыл мне дверь, подал руку. Я поблагодарила его улыбкой.
Передо мной мигал огнями один из лучших отелей города.
Войти внутрь – уже победа. Но мои ноги вросли в землю. Я с трудом сделала первый шаг.
– Позволь составить тебе компанию, – проговорил Мирон, пугая меня до чертиков.
Я вздрогнула. Он словно из-под земли вырос.
– Какого черта, Мир? – зарычала я, не поднимая на него глаз.
Я мазнула взглядом по черной ткани пиджака и белоснежному манжету рубашки. Нарядился, скотина.
– Ты не звонила, и я решил сам тебя найти.
– Ты мог найти меня по телефону.
– Мог, но это не так весело. Бесценно наброситься из-за угла и наблюдать, как ты старательно не смотришь на меня.
– Я бы очень хотела сбежать, но каблуки не позволяют, – цедила я сквозь зубы.
– Уверен, ты все еще ненавидишь светские сборища сильнее, чем меня.
– Не уверена.
– Брось, Крис. Я уже здесь. Нам лучше держаться вместе.
– Не уверена, – повторила я. – Ты меня компрометируешь.
