На часах – восемь утра, солнце поднимается все выше и выше, готовое дать нам жару. После курятника я вышла потная и вонючая, но смысла умываться не было – меня ждали коровы. С делами я сегодня управлялась медленнее обычного, спасибо разодранным ногам. От пота раны щипало, и я материлась под нос не хуже Мартыныча, когда тот заезжал себе молотком по пальцам.
– Агатка! – позвал дед, – Ты не завтракала что ль?!
Я вбежала в дом, стряхнула шлепки и прошла в кухню. Дедушка уже шарил под крышечками банок на столе.
– Не успела ещё, решила сразу с дел начать.
Дед чуть крутанул коляску, чтобы посмотреть на меня.
– Агатка, – прокряхтел он, придвигаясь ко мне. – Губишь ты себя, золотко мое.
– Дед, мы договаривались, никаких разговоров!
Он долго смотрел в мои глаза, я выдержала взгляд его карих, как куриные перья, глаз. Он протянул морщинистую, мягкую руку и сжал мою, огрубевшую и мозолистую.
– Я бы многое сказал, но не буду, знаю, начнешь ворчать и топать, а у нас и так полы вот-вот проломятся. – высказался дед, подмигивая, – давай позавтракаем.
– Тесто на оладьи только поднялось, подождешь, пока нажарю? – спросила я, отмывая руки от куриного помета.
– М-м-м, а-то! Осталось ещё варенье, которое я крутил, с черной смородиной?
– По-моему, только малиновое да с крыжовником. – ответила я, включая газ и заливая сковороду растительным маслом.
– Понял, сейчас принесу. Погодь-ка, – дедушка присмотрелся к моим ногам. – Что это? Упала?
– Ага. – пробубнила я.
– Чего?! – дед повернулся здоровым ухом.
– АГА! УПАЛА! На тарзанке неудачно повисла!
Я бухнула в сковородку несколько ложек теста и масло зашкварчало, норовя расстрелять меня. Позавтракав, дедушка выехал во двор, скрылся в саду под тенью яблонь и принялся разгадывать судоку. Я похлопотала на кухне и решила все-таки ополоснуться. Выйдя из летнего душа, который представлял собой шторку, кран с минимальным напором и обогревательную байду, которая нагревалась не меньше ста лет, я достала старое белое платье с подвязкой на талии, расчесала ненавистные волосы, снова поклявшись их срезать, надела сережки с незабудками, раз уж меня с ними видели, и пошла пасти коров.
Уже перед выходом я вспомнила, что сегодня тоже намечалась жара, и взяла соломенную шляпу. Соловьи пели громко, словно сидели прямо на моих плечах, но мне не удалось их разглядеть на ветках деревьев. Выйдя в поле, я периодически опускалась на колени и срывала землянику, тут же кидая ягоды в рот. Коровы медленно топтались, вымя качалось из стороны в сторону. Длинные ресницы хлопали, как только на глаза садилась мелкая мошкара. Я любила своих девочек. Фаину, белую с пятью коричневыми пятнами тихоню, вечно недовольную Розу с крупной черно-белой расцветкой (прямо сейчас она громка мычала, учуяв неприятный запах, как делала всегда) и Шалунью – самую любвеобильную, младшенькую корову.
У каждого свой способ медитации. По телевизору показывали занятия йогой или пилатесом, рассказывали о правильном дыхании и позе, лично я медитировала, выгуливая коров. А что? Вокруг – тишина, пустота, километры травянистого поля, местами колосья, цикорий, ромашки. Над головой – небо, беззвучное и чарующее. Слышно только, как коровы хвостом хлещут себя, отгоняя мух. Только сегодня им аккомпанировали соловьи.
Дойдя до той точки поля, откуда не видны были дома, уединившись с коровами, пчелами и шмелями, я села на траву. Провела пальцами по расцарапанным ногам и снова подумала о Дане, Витале, скутере. И в это мгновение какая-то падаль решила нарушить мое уединение! Я хорошо отличала звуки, и человеческие шаги, пусть и крадущиеся, не спутать с коровьими. Коровы отреагировали ещё раньше: учуяли запах и услышали шорохи. Я резко обернулась, чтобы застигнуть нарушителя врасплох.
– Виталик?! – удивилась я.
Он стоял, держа в руках букет полевых цветов и авоську с двумя пластиковыми упаковками. Вот же зараза, знал, что меня можно подкупить творогом его бабушки.
– Агат, прости меня, а? – сказал он, протягивая букет.
Я приняла его и вдохнула ноты знакомых ароматов.
– Давай сюда творог, и я подумаю. – хихикнула я.
Виталик улыбнулся, обнажив кривые зубы, и вручил авоську.
– Надо домой занести, а то на такой жаре закиснет. – между делом сообщила я. – Спасибо.
– Прощаешь?
– Сначала объяснись. Что ты вытворял, а? Знаешь же, что я скорости боюсь! А если бы мы в дерево влетели?!
– Клянусь, больше никогда не превышу пятьдесят километров в час, если ты будешь ездить со мной, – Виталик стукнул кулаком по груди. – Меня просто взбесил этот московский придурок.
– Легко же вывести тебя из себя. – хмыкнула я. – И чем же он тебя взбесил?
Со словами Виталик не нашелся.
– Ладно, Виталь, мы же всю жизнь дружим. Так что я тебя прощаю, но в следующий раз… – я изобразила удар, – тебе кранты. Посмотри за коровами, я добегу до дома, творог оставлю.
И я побежала. Дедушка уже вернулся в дом – со двора было слышно, как орет телевизор. Я крикнула ему, что принесла творог от тети Аллы, и умчалась обратно к Витале и коровам. Виталик сидел в поле, держа в зубах колосок, а за ухом сигарету.
– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы уехать в Москву? – спросил он, не оборачиваясь.
– У меня дед, какая Москва. – я села рядом.
– Вместе с дедушкой.
– Как? Снимать квартиру тысяч за сорок? У него пенсия пятнадцать. Чтобы я смогла работать в Москве, нужно будет нанимать сиделку – это дороже, чем квартиру снимать. Продать дом – ну, проживем полгода, а дальше что?
– Ты могла бы поступить на бюджет и жить в общежитии.
– Виталь, к чему это все? Хочешь, чтобы я уехала?
– Нет, этого я боюсь больше всего. – выдал он, я промолчала. – Я скорее всего пойду по контракту служить, как только школу окончим. Хорошо платят, квартиру могут выдать.
– Что ж, почему бы и нет? – пожала плечами я.
Неужели мы действительно обсуждаем столь скорое будущее? Ещё вчера вопросом дня был выбор между «дураком» переводным или классическим.
– Тебе он нравится, Агат?
– Что? – не поняла я.
– Этот, московский. – выплюнул Виталик.
– Никто мне не нравится, что за глупости. Виталь, я до двадцати даже не рассматриваю себя в паре с кем-то. Не до того мне, правда. Нужно нас с дедом на ноги поставить, образно выражаясь. – фыркнула я. – И не верю я во все это.
– Из-за родителей?
– Из-за мамаши. Для чего эта «любовь»? Пару раз развлечься, ребенка сделать, и свалить, как только надоест?
Виталик повернул голову, солнце светило прямо на наши головы, просвечивало кожу на его больших ушах. Вид у него был странный, и я даже не успела сообразить, когда губы его коснулись моих. Я понятия не имела, как двигать ртом и все такое, и вроде как должна была обомлеть от трепета, но в итоге еле сдержала рвотный позыв от его слюны и ядреного запаха табака. Причмокнув, Виталик собрался углубить поцелуй, и я отшатнулась.
– Это ещё что?! – воскликнула я, вытирая рот.
– Агат… – Виталик схватился за голову. – Извини. Опять напортачил.
– Виталь, мы – друзья. Почти с пеленок, блин, вместе!!! Не смей вытворять такое без моего разрешения, понял?!
– Да. Да. Прости. Я…
– Давай-ка мы неделю побудем порознь, и ты хорошенько подумаешь о том, что сделал.
Виталик нахмурился, вытащил сигарету из-за уха и закурил.
– Как пожелаешь. – бросил он и ушел.
Я смотрела ему вслед, и все внутри клокотало от бешенства. Хотелось подойти к колонке и подставить рот под мощную струю воды, чтобы промыть как следует. О чем он вообще думал?! Что с ним твориться такое?! И как теперь смотреть друг другу в глаза? Нам ещё два года за одной партой сидеть, черт возьми.
– Зеленцов, что с тобой такое, а?! – возмутилась вслух я.
Я посмотрела на руки – пальцы тряслись. Щеки горели, и нет, не от солнца, бьющего в лицо. Я была просто в ужасе. Зеленцов украл мой первый поцелуй. Мой лучший друг! Отвратительно!
Я позвала коров, легонько похлопала их по массивным бокам и повела за собой. Нет уж, ни о какой медитации в поле теперь и речи быть не может.
– Простите, девочки, завтра погуляем подольше. Нет, вы видели, что он сделал?! Тьфу! – сплюнула я, говоря с коровами.
Мне пятнадцать лет. Я не хотела думать о Москве, будущем, мальчиках и прочей дребедени. Я хотела быть уверенной в том, что завтра мы с дедом будем сыты и одеты. Что зимой наш дом выстоит и хватит дров на отопление. Что дедушка проживет ещё много лет, и когда мы поедем на очередное обследование в Курск, у него не найдут никаких новых проблем со здоровьем. Что я продолжу заниматься своим хобби со смолой и, возможно, стану вывозить изделия на продажу. Всё!
Я плелась за коровами, спотыкаясь. Я была зла на Виталика не только потому, что он чуть не поставил крест на нашей дружбе. Он вызвал во мне дурные мысли, о которых я не задумывалась и планировала не думать по меньшей мере ещё лет пять.
Всегда ли первый поцелуй, да и поцелуи в целом, такие мерзкие и безвкусные? Надо будет проверить. Когда-нибудь. И срочно выбросить из головы видение Дани. Загнав коров, я подошла к дедушке.
– Деда! Я прогуляюсь, ладно? Держи рядом телефон. – нужно было скрыться, пока дед не заметил мое нервное напряжение – снова примется расспрашивать и намекать.
– Давай, Агатка, гуляй, ко мне Машка должна прийти к обеду. Скучать не буду.
– Телефон? – спросила я.
Дедушка показал, что аппарат висит на его шее, как и положено.
– Хорошо. Как самочувствие?
– Прекра-а-асное, – улыбнулся дед. – Разгадал последний номер судоку, надо б Мартынычу заказать новый журнал.
– Пока не проси, я что-нибудь придумаю. Все, убежала! – крикнула я.
Я пошла гулять, а куда именно – понятия не имела. Со своими видеться не хотелось, особенно после того, что вытворил Виталик. Я просто шла, куда ноги несли, и смотрела по сторонам, пытаясь разглядеть птиц или лис среди деревьев в лесу. За последние три года лис здесь стало очень много. В конце холма показалась правая сторона деревни, дом некогда жившей здесь ведьмы Прасковьи. Без хозяйки он совсем загнулся и выглядел ещё страшнее, чем я помнила в детстве. Вдруг между ног что-то пробежало, мягко коснувшись щиколотки, и я чуть не подпрыгнула на месте.
– Боже ж ты мой! – воскликнула я.
Черный кот пробежал вперед и сел, глядя прямо на меня, подвернув хвост под лапки.
– Дружочек, у меня ничего для тебя нет. Ты забегай к нам в гости, на отшиб.
Кот мяукнул, и пошел вперед. Я решила, что раз уж компании у меня нет, последую за котом. Я хотела проветриться и забыть, навсегда стереть из памяти сегодняшнее утро. Кот сначала медленно вышагивал впереди, иногда терся о ноги. Его не напугали ни соседские гуси (даже я прошла мимо них с опаской), ни проехавшая мимо иномарка. Черный комочек вдруг ускорился и свернул с главной тропы налево. Кажется, он пошел в сторону спортивной и детской площадок, которые отстроил Титов для детей своих сотрудников. Я следила за мохнатым хвостом, пробираясь сквозь деревья.
– Мог бы и получше дорожку найти, кошак. – пробурчала я.
А потом его лапы ступили на прорезиненное покрытие площадки, и он вдруг завалился на бок, глядя на меня. И начал себя вылизывать.
– И это все?
Я услышала стук мяча и звуки, похожие на музыку, и подняла взгляд. На футбольной коробке, где прямо над футбольными воротами висели баскетбольные кольца, Данил отстукивал баскетбольным мячом, метя в кольцо. Он был в одних спортивных шортах бардового цвета. Уже почти сформировавшееся мужское тело Дани покрывал пот и легкий загар. Я сглотнула, в ужасе распахнув глаза и рот, а затем обратилась к коту.
– Ну, мохнатый, это настоящая подстава! – прошипела я и тихонько развернулась, чтобы незаметно сбежать.
– Агата?!
Я застыла. Кот мяукнул.
Глава 6
Даня
17 июля 2030 года, спортивная площадка
Телефон в кармане негромко проигрывал песню «Девятины», пока я бросал мяч в кольцо. В семь лет родители записали меня в баскетбольную секцию, рассчитывая на спортивное будущее. Я обожал баскетбол, но не считал спортивную индустрию делом своей жизни и не представлял, как спорт может стать работой. В моем случае. Я не видел себя чемпионом, да и в команде не отличался показателями. Просто хороший игрок, не более.
Стук мяча помогал сконцентрироваться на цели и оторваться от звуков реальности. Я снова сбежал от родни и друзей, так как они обсуждали совместный поход на кладбище. Я предпочитал общаться с отцом наедине, чтобы не суетиться вокруг мамы и Саши, переживая за их состояние.
Песня закончилась, я выронил мяч и начал листать плейлист, в поисках нового трека. А ещё напомнил себе, что в следующий раз надо не забыть наушники. Остановив выбор на песне «She Knows», я продолжил тренировку.
– «Плохое случается с теми, кого любишь,
А ты ищешь себя в молитве Небесам,
Но, честно говоря, я никогда особо не сочувствовала,
Потому что всегда видела, как плохое преследует меня.
Я собираюсь убе-убежать, убе-убежать, убежать!»
Пропел женский тонкий голос вступление, когда я заметил движение у леса. Зажал мяч в ладонях и прошелся к забору, чтобы разглядеть. Сначала никого, кроме гусей, не заметил. А потом увидел. Её. И каждый раз органы устраивают полет на американских горках, стоит глазам поймать её образ.
– Агата?! – позвал я, когда та собралась ретироваться.
Она развернулась, а я подошел ещё ближе, выйдя из калитки. Между нами валялся черный кот – Паук, он когда-то принадлежал ведьме и очень полюбил мою маму. Вечно шастал на нашем дворе, особенно после смерти хозяйки зачастил.
