***
К тому моменту, как старшие женщины вернулись с воодушевляющей проповеди пастора Лукаса, а мужчины – с рыбалки, сестры успели накрыть на стол. Не разговаривая друг с другом всё время готовки, они расселись по разным концам стола. Нелли порой загадочно переглядывалась с Вильгельминой и больше не расстраивалась из-за выходки сестры.
Всё шло хорошо ровно до тех пор, пока Эмилия не поинтересовалась у мужа:
– Дорогой, вы сегодня помолились за мою сестру?
Как и Нелли, в перемывании соседских косточек он не участвовал. Но поговаривали, что ни одному прихожанину он не отказывал в совете или сочувствии, если его спрашивали. Лукас по привычке поправил очки, пригладил и без того идеально аккуратную причёску и промычал:
– Угу.
После герр Аслунд вернулся к чтению газеты, но Нелли знала – это была только первая удочка.
– А ты, бабуля?
Анна, всё ещё нарядная после посещения церкви, подхватила тему:
– Да я каждый день молюсь, чтоб ей наконец послали добротного мужа. А то, ишь, сидит себе, в ус не дует, а мы руки заламываем.
– Да-да, согласна с тобой, – добавила Эстрида. – У нас же всё в жизни удалось, мы же всё правильно сделали. Осталось только младшую пристроить. Болит у меня за неё сердце, очень болит.
Прожевав фрикадельку, которая никак не лезла в горло, Нелли ответила им всем:
– Что ж, жаль быть пятном на вашей прекрасной картине мира.
– Нелли, милая! – Вскрикнула мать фальцетом. – Разве ты не видишь, как повезло Эмилии? Я надеюсь, и у тебя будет дом-полная чаша.
Том показал на тётю вилкой и с ухмылкой съязвил:
– Кому она нужна? Она уже старая. Ста-ра-я!
Его младший брат хихикнул. Агата, вышедшая замуж в более позднем возрасте, нахмурилась.
– Томас! – Притворно возмутилась Эмилия. – Не говори так.
– Старая недоучка! – Не унимался он. – Ста-ру-ха. Не-е-е-уч!
Вопрос Анны о том, кто же она тогда, затерялся в криках ребёнка и матери, пытавшейся его успокоить. Эстрида уточнила:
– Что ты имеешь ввиду, дорогой мой?
– А вы разве не в курсе? Мама говори-и-ла, что Нелли выпнули из колледжа и что она будет работать дворницей. И состарится одна.
Нелли будто ударили под дых. Она встала из-за стола со словами:
– Лучше ещё раз помолитесь за меня господу. Однажды ваши молитвы будут услышаны. – Она отнесла свою тарелку в раковину и вышла подышать.
Перешёптывания за её спиной стали разговором на повышенных тонах, как только она закрыла дверь. Она побродила по участку, досчитала до тысячи по-французски и вернулась в дом. Коридор, венчавшийся столовой, имел ответвление в спальню Анны. Оттуда раздавался ритмичный стук, будто кто-то играл в футбол. Заглянув внутрь, Нелли убедилась, что так оно и было: мальчики пинали… её пирог. Её память о дедушке Фергюсе. Результат её двухчасового труда. Верхушка вскрылась и нарезанные кубики лимона выпали. Лишь порванная пустая оболочка летала по всей комнате.
Заметив, что Нелли наблюдает из дверного проёма, Андрес прекратил и съёжился. Том развернулся на пятках, тётя медленно приближалась к нему.
– Убери, дворница. – Тявкнул он, толкнув разрушенный пирог в её сторону.
Нелли села на корточки и также неспеша подняла дырявое тесто. Старший племянник сглотнул. Она улыбнулась и рывком надела мятый корж ему на голову. Всё, что оторвалось, она запихнула ему за шиворот. Том заверещал, Андрес выбежал в коридор с криками: «Мама! Мама!»
Разъярённая тигрица за долю секунды материализовалась в комнате, чтобы защитить своих малышей от опасности, в проходе за ней возникло несколько любопытных голов.
– Ты ненормальная?! – Взревела Эмилия, схватив сестру за грудки. – Что ты сделала с моим мальчиком? Как ты могла-а-а?!
Нелли перехватила её запястья и с высоты своего роста рявкнула:
– Это следовало надеть на голову тебе, раз ты такая посредственная мать!
Том стоял в ошмётках пирога и ревел, весь пол был заляпан кусочками начинки, последние свидетели покинули уютную кухню и толпились у дверей.
– Вы видели, что она сделала с моим мальчиком? Видели?! – Орала Эмилия, пытаясь трясти сестру за плечи.
– Вы видели, чем они играли. Видели? – Передразнила её Нелли.
– Кто-нибудь, разнимите их! Олаф, Расмус, сделайте уже что-нибудь! – Потребовала Агата.
Мужчины вышли из ступора и вмешались. Им потребовалось только отцепить старшую сестру от младшей: как только её цепкие пальцы разжались под давлением сильных рук, вторая сразу же отпустила её запястья. Осознав, что она не одержала безоговорочную победу, Эмилия завопила, пока Олаф выводил её:
– Я тебе ещё покажу, гадина! Ты у меня попляшешь! – Её крик приглушила закрытая дверь.
Агата обратилась к пастору:
– Лукас, успокойте свою жену, поговорите с ней. – Как только он отправился в комнату, в которой старший дядя закрыл племянницу, она обратилась к Тому. – А ты иди со мной, надо привести тебя в порядок.
Он протащился мимо тёти. Агата положила руку ему на плечо и подтолкнула в сторону ванной. Она сказала дочери:
– Минни, идём с нами, будешь помогать.
С младшей Гюллинг остались мать, дядя Расмус и бабушка. Дождавшись подходящего момента, Эстрида схватилась за голову, вопрошая:
– Что же ты натворила? Как ты вообще… Он же ребёнок! А ты ещё и недоучка! Теперь мы всё знаем. Я разочарована в тебе. Окончательно и бесповоротно!
– Бога ради, Эсси, ты хоть помолчи! – Расмус сжал её плечо. – Этого сорванца давно надо было проучить! – Он вывел её на кухню, несмотря на слабый протест.
Нелли разрыдалась и кинулась собирать куски еды.
– Прости, ба. Я не хотела портить твой день рождения. Я наведу чистоту, дай мне только пару минут. – Бормотала она.
Бабушка опустилась рядом с ней на колени и оторвала её трясущиеся руки от уборки.
– Я сожалею только о том, что мы не попробуем твой пирог в этот раз. Но скандал был самым выдающимся за последние годы. – Хохотнула Анна. – Оставь это. Убираться будут Том и Андрес.
– Прости, пожалуйста, – взмолилась Нелли, давясь слезами, – прости меня, прости! Я уйду прямо сейчас, чтобы никого не обижать.
Бабушка обняла её, гладя по спине.
– Всему своё время, дочка. Она поцарапала тебя?
– Я не знаю. Не важно. – Закачала головой Нелли. – Нет, наверное.
– Переоденься. Если увидишь ранки, мы их обработаем.
Она вытерла слёзы внучки рукавом, прижала её к себе.
– Я уеду, ба! Не хочу быть здесь! Я ужасно виновата перед всеми.
– Хорошо, Нелли. Но знай: я всегда буду тебе рада.
***
Она обнаружила шесть кровавых отметин от ногтей под своими ключицами, но не стала сообщать об этом бабушке: и без того создала много шума. Нелли быстро покидала распакованные вещи в саквояж, чмокнула бабушку на прощанье, проигнорировала свою мать, которой Олаф измерял давление, и вышла наружу.
Эмилия зыркнула на неё из окна и показала кулак перед тем, как кто-то задвинул шторы.
– Подожди! – Крикнула Вильгельмина, сбегая вниз по лестнице.
Нелли вернулась в дом, чтобы девочка не простудилась. Та впопыхах потеряла равновесие, но старшая кузина успела её поймать.
– Вот. – Она протянула свой маленький зажатый кулачок и раскрыла пальцы. – Феи просили тебе передать.
Сердце Нелли учащённо забилось: девочка возвращала ей булавку со стразами, которую она считала утерянной много лет назад.
– Спасибо тебе. Спасибо, я так рада. – Она крепко обняла кузину и, попрощавшись с ней, вышла к дяде Расмусу, который прогревал мотор.
3. Сделка с сумасшедшим
Неделя после возвращения пролетела как в тумане. Нелли подобно фуникулёру курсировала между своей мансардной квартирой на Тегельгатан[3 - Tegelgatan (швед.) – Кирпичная улица.] и нотариальной конторой на Фридрихгатан[4 - Friedrich Gatan (швед.) – ул. Фридриха.]. Она всеми силами старалась вытеснить из памяти неприятный инцидент, отвлечься от самобичевания из-за расправы над невоспитанным ребёнком. Другая её часть радовалась силе, способной напугать обнаглевшее существо.
Будь она истовой прихожанкой, то смогла бы оценить себя с позиции праведности-греховности или отдать свой личный самосуд на откуп священнику. Но Нелли не посещала церкви. Единственной связью с каким-либо приходом была статуя святой Биргитты, которой она иногда показывала язык.
Постепенно фрекен Гюллинг начала оттаивать. Она вновь воткнула вилку домашнего телефона в розетку и стала выходить на балкон по вечерам. До полноценных прогулок было ещё далеко, но ступенька за ступенькой она возвращалась к своему былому состоянию.
В понедельник она выпорхнула из офиса, оставив там груз тяжёлого начала недели. Целый день ушёл на перепроверку буковок и цифр в одном заковыристом договоре. Когда она преподнесла фру Ларссон свой вердикт, та полулежала на столе, вчитываясь в ещё один мудрёный документ.
– Да, да… Я посмотрю твои вычитки позже. Сходи на обед. – Предложила эффектная женщина, даже не взглянув на неё поверх оправы «кошачий глаз».
Удивлённая её внезапной человечностью, Нелли не преминула воспользоваться шансом. Она посчитала, что булавка вновь начала приносить ей удачу. Всем в конторе, за исключением самой фру Ларссон, разрешалось носить только чёрную и серую одежду и никаких украшений кроме серёжек-гвоздиков. Не избалованная ювелирной роскошью, но прикипевшая к своей броши Нелли зацепила её за ворот вязаного кардигана.
В свежем осеннем воздухе с нотами мокрых листьев её нос ухватил тёплый аромат пекарни: топлёного масла, корицы, травяного чая и расплавленной карамели. Она услышала хруст багета, мысленно надавила на мякиш свежеиспечённого хлеба, её обдало жаром из духовки – дедушка Фергюс будто передал ей привет из прошлого. Не тратя времени на раздумья, Нелли пошла по следу, который привёл к переулку Багери[5 - Bageri (швед.) – пекарня.].
Искомое место оказалось скромной ресторацией с менее, чем десятью столами. Из них лишь половина была занята такими же запоздалыми клерками. Миновав вращающиеся двери, Нелли ощутила тот же запах, что и в начале своего пути, но в концентрате. Она прошествовала вдоль полупустой витрины и обратилась к скучающей девушке в белом фартуке:
– Здравствуйте, фрекен. Пожалуйста, чёрный чай без сахара и круассан с сыром и ветчиной.
– Добрый день. – Она пробила покупку по кассовому аппарату. – С вас шесть крон пятьдесят эре.
Нелли заплатила, булочница выдала ей номер на специальной стойке и, вооружившись длинными щипцами, отправилась добывать круассан.
Место у окна выглядело самым привлекательным. Как только она расположилась на диванчике, перед ней разложили приборы и поставили белую ажурную тарелку с начинённым круассаном. Его хрустящая маслянистая корочка вызвала ворох воспоминаний, но стоило откусить первый кусочек, как всё впечатление раскололось вдребезги: наполовину чёрствый, осевший от выпущенного через надрез воздуха, он и приблизиться не мог к тем простым хлебам, что Фергюс пёк каждый день.
Она рассчитывала только на чай, который мог спасти положение. Но перед ней поставили вовсе не чай, а горячий имбирно-облепиховый отвар. Она приподняла брови, вперилась в стеклянную кружку и уточнила у официанта, который не спешил уходить:
– Простите? Я этого не заказывала.
– Поверьте, я старался ради вашего блага. – Отрапортовал он. – К здешнему чаю лучше и близко не подходить. Можете считать меня своим спасителем.
Она взглянула на него исподлобья и оцепенела: студент, раздававший листовки на площади. Нелли покосилась на его обувь.
– Как ваши дела, фрекен? – Спросил парень. – И если вам важно знать, то шнурки у меня действительно жёлтые. Смотрите.
Он вскинул ногу в балетном арабеске, покрутил пяткой, демонстрируя своё неоднозначное стильное решение со всех сторон. Недовольная тем, что её подловили, Нелли проворчала сквозь зубы:
– Отвечая на ваш первый вопрос: всё идёт своим чередом. Видимо, вы ждёте, что и я спрошу то же самое в ответ?
– Я этого не жду. Вы позволите сесть напротив? – Уточнил он, скорее для того, чтобы проинформировать Нелли, нежели чем получить её разрешение.
Не успела она и рта раскрыть, как он уже плюхнулся на диван. Ей оставалось только откинуться на спинку, увеличивая дистанцию между ними. Несмотря на её фырканье, парень улыбался самым дружелюбным способом из возможных и не вызывал подозрений в фальши. Не понимая, как кто-то может быть настолько рад, пялясь на незнакомого человека, она упрекнула его:
– Какая наглость! Если позволите возмутиться, герр Безымянный. Посмотрите, – она указала рукой на центр залы, – там несколько свободных столов. Чем они плохи для вас?
– Там нет вас, фрекен. А я к вам по очень важному делу.
Она смерила его взглядом.
– Слушаю, герр… Как вас зовут?
– Ох, приятно, что вы спросили.
Парень стал называть длинное имя, которое приобретало всё больше составных частей. Глаза Нелли округлились. Она запомнила только то, что имя начинается на «М», а в остальном, кажется имелась завязка, развязка и несколько сюжетных поворотов. Она очнулась на фразе:
– … видя, как вы заскучали, и отдавая себе отчёт в сложности моего имени для людей, предлагаю называть меня просто Муз. А также обращаться ко мне на ты, чтобы создать доверительную атмосферу. К чёрту герров и фрекен!
– Хорошо, Муз. Меня зовут Нелли.
– Безумно рад!
Он протянул ей руку. Когда она робко протянула свою в ответ, он сжал её обеими ладонями и энергично потряс. Пальцы Нелли онемели, предплечье почти свело. От прятавшейся в парне силы у неё внутри всё сжалось. Но он снова улыбнулся ей столь приветливо, что её мышцы размякли.
– Перейдёшь к сути дела? – Предложила она.
