проникает в нее сквозь солнечное сплетение, и белый свет насыщает оба тела: физическое и астральное.
Что-то надлежало делать еще: визуализировать момент своего присутствия в другом месте или сначала отключить сознание почти совсем, а потом, дождавшись освобождения астрального тела, включить его, но не полностью, а только настолько, чтобы управлять движением экстериоризированной себя. Нина запуталась, пытаясь вспомнить процесс создания ментальной проекции, и тяжело вздохнула, опустив голову на грудь.
– Я совершенно бестолковая в этих делах, – с досадой призналась она себе. – Бабушка Ким ужаснулась бы, увидев, кому достались родовые силы и как беспечно они пропадают во времени.
– Ничего ужасного нет в том, что ты не научилась управлять своими способностями, – услышала Нина незнакомый и одновременно родной голос. – Будто у тебя была такая возможность…
– Бабушка? – насторожилась Нина. – Это ты?!
– Кто же еще? – раздался старческий скрипучий голос. – Давно я ждала встречи с тобой, Нинья. Честно говоря, уже всякую надежду потеряла, что ты меня позовешь.
– Но как такое возможно? – изумилась Нина.
– Почему же это кажется тебе менее возможным, чем проникновение в сознание Била или, как, бишь, он теперь, Гая?
– Мария, – автоматически договорила Нина, все еще не веря до конца в то, что видимое не иллюзия, созданная ее воображением.
– Да какая разница: Гай, Марий, Гай Марий … – грустно сказала Ким. – Бил уже отработанный материал. Но ты и сама это знаешь.
Нина не нашлась, что ответить.
– Спрашивай, – настойчиво произнесла Ким. – Я не на века здесь с тобой – ты еще не умеешь проецироваться надолго.
– Я экстериоризировалась?! – воскликнула Нина.
– Конечно, – чуть слышно усмехнулась Ким. – Посмотри на себя, – и указала рукой вниз, на пол, где прямо под ними находилось физическое тело Нины с ногами, скрещенными в позе лотоса, и головой, безжизненно упавшей на грудь.
Нина увидела два своих тела: привычное, спящее в сидячем положении на полу, и совершенно необычное, мерцающее холодным белым свечением, висящее над первым в такой же позе и соединенное с ним шнуром, похожим на пуповину. Шнур присоединялся между глазами на спящем теле и в области затылка на том, что висело в воздухе, отчего создавалось ощущение, будто кто-то тянул за голову. Это была астральная проекция, о существовании которой Нина знала из книг и рассказов матери о сверхспособностях бабушки Ким. Светящееся тело не могло быть ничем иным, и эта информация не нуждалась в обосновании – она принималась как данность, как безусловное знание. Нина испугалась того, что увидела.
– Господи! – только и успела выкрикнуть она прежде, чем острая боль пронзила ее тело.
– Реперкурсия от резкой интериоризации, – услышала она голос бабушки, полуочнувшись. – В первый раз всегда больно, когда просыпаешься. Но этим можно управлять. Я научу тебя.
Сознание Нины включилось, и она испытала неприятные болевые ощущения при соединении астрального тела с физическим. Она больше не была призраком, а призрак Ким Бер истончался на глазах, его материализация исчезала.
– Научись расслабляться, не ешь несколько дней и сконцентрируйся на желании, я приду снова и помогу тебе спроецироваться, – последнее, что услышала Нина перед тем, как призрак растаял бесследно.
Нина не сразу смогла сообразить, что это был не сон о бабушке, которую она никогда не видела, не иллюзия, порожденная возбужденным мозгом, а реальность, управляемая подсознанием и существующая всегда, но не осознаваемая в обычном состоянии. Из-за того что астральное тело быстро интериоризировалось – соединилось с физическим, Нина чувствовала потерю энергии, и сон навалился на нее весом гранитной глыбы. Она упала на кровать, с трудом найдя в себе силы раздеться, и тут же отключилась.
Было раннее весеннее утро, розовое и теплое, как пятка младенца; птицы утопили лес в разливе голосов, щебет, свист, переливистое гортанное пение доносились со всех сторон; иногда сладкозвучный хор многоголосого оркестра пронзал громкий треск. Нина зачарованно смотрела на аистов, свивших гнездо в каминной трубе, из которой, она точно помнила, раньше шел дым, пахнущий можжевельником и березовой корой. Сейчас воздух едва дрожал над трубой на другой стороне крыши.
Лес напоминал набросок, сделанный рукой импрессиониста: во всем присутствовало начало, прекрасное и завораживающее, видя которое, не хотелось думать о завершенности. Почки на деревьях набухли, на некоторых даже прорвались, и из прорех высунулись сочные, клейкие зеленые листочки. Они еще не были похожи на себя – гофрированные треугольники развернутся и расправятся в полноценный листок примерно через неделю. Судя по всему, весна в этом году пришла ранняя и бурная.
Нина помнила это место, скрытое от посторонних глаз сугробами в самой чаще леса, и сейчас удивлялась тому, сколько света и простора здесь оказалось, когда зима отступила. Там, где двор не был выстлан камнем, пробилась трава, и этот живой зеленый ковер придавал дому сказочный вид, делая его похожим на хижину лесных гномов – если бы гномы были двухметрового роста, то вполне уютно чувствовали бы себя здесь.
Нина приблизилась к дому и сама не поняла, как оказалась внутри: дверь не скрипнула и не хлопнула, закрываясь за ней. В гостиной, в которой она была лишь однажды, все осталось по-прежнему, только корзина с поленьями стояла рядом с другим камином. На столе в вазе лежали яблоки, которые Нина обожала. Ей страшно захотелось надкусить одно, чтобы почувствовать, как сладко-кислый сок заполнит рот и прольется в гортань. Она протянула руку, чтобы взять яблоко, и не смогла этого сделать, рука прошла сквозь вазу, а Нина этого даже не почувствовала.
«Я сплю, – подумала она. – Какой приятный сон! Вэл… хочу тебя увидеть…» Сердце ее забилось быстрее, Нина поднялась по лестнице на второй этаж, не коснувшись ни одной ступени, и оказалась у двери спальни. Она видела его сквозь стену и не удивлялась ничуть, зная, что во сне и не такое возможно. Вэл спал, лежа на животе на «ее половине», правая рука свешивалась с кровати, словно он пытался обнять ее во сне и, не сумев этого сделать, заснул, не двинувшись с места. Волосы были острижены и теперь, вероятно, едва доходили до лопаток, но в таком положении точно определить их длину было невозможно: голова Вэла наполовину съехала с подушки, и волосы повисли над полом. Нина приблизилась и долго не могла отвести взгляд от широкой седой пряди, которой раньше не было. Она провела рукой по его голове, но ничего не смогла ощутить. «Странный сон, – подумалось ей. – Почему видеть можно, а чувствовать – нет?»
Она села на пол у его головы и, «держа» его руку своими, не отрываясь смотрела ему в лицо, жалея, что все это нереально и она не может войти в его ментальное пространство, чтобы обменяться мыслями и попросить его проснуться. Нина не знала, сколько еще продлится прекрасное видение, и оттого желание взглянуть в любимые синие глаза становилось мучительным. Она шептала, сидя на полу у его кровати: «Открой глазки, открой глазки…»
– Вэл, просыпайся, соня! – услышала Нина знакомый некогда голос, и в то же мгновение прямо перед ней появился полупрозрачный силуэт Фима. Призрак улыбался, если можно было так назвать плавно искажающееся, еле-видимое бестелесное лицо. – Нина? Вот так сюрприз! Какими судьбами в наших краях?
Пока Нина приходила в себя от потустороннего сюрра, Вэл, услышав голос Фима, проснулся и открыл глаза. Открыв глаза, он увидел Нину. Увидев ее, Вэл закричал страшно, но глухо, как человек, испытывающий сильные эмоции, но не пробудившийся настолько, чтобы найти силы их выразить…
Нина очнулась от болезненного ощущения: тело словно раскололось по линии позвоночника, голова болела тупой, давящей затылок тяжестью, на лбу между бровями кожа зудела, будто в этом месте ее ободрали и намазали жгучим перцем. Ни рукой ни ногой Нина пошевелить не могла, не получалось даже открыть глаза. Придя в сознание, она испугалась, что во сне ее парализовало. Через несколько секунд мышцы на руках и ногах начали самопроизвольно поочередно дергаться, но поднять веки все еще не получалось. Состояние, похожее на паралич, длилось минуты две, после чего чувствительность начала восстанавливаться, и Нина смогла открыть глаза. «Астральная каталепсия, – мелькнула мысль. – Получается, это не сон был, а проекция, – изумилась она сделанному открытию. – И я действительно побывала в Небесах и видела его, настоящего». Вслед за тем вспомнила явление призрака Фима и страшный крик Вэла, который, судя по всему, и стал внешним толчком, заставившим ее астральное тело интериоризироваться с непостижимой скоростью. Каталепсия прошла, а Нина все еще пребывала в оцепенении от того, что всего несколько минут назад находилась рядом с Вэлом: «Невероятно, на что способна наша подсознательная воля! – думала она, оценив свои способности и похвалив себя за успех. – Нужно обязательно рассказать бабушке, когда она появится в следующий раз». Нина посмотрела на часы: с момента, когда Ким пообещала ей помощь в создании проекции, прошло не более пятнадцати минут… «С ума сойти, какая скорость перемещения! Десять тысяч километров от точки А до точки Б за взмах ресниц…» Осознав возможности проекции и восхитившись ими, Нина сосредоточилась на постановке целей, теперь казавшихся достижимыми с помощью экстериоризации.
3. Упавшие с небес
– Она умерла? – едва растаял образ Нины, спросил Вэл.
– Не уверен, – ответил Фим. – Я не успел понять, что это было. Но, помня Нину, могу допустить, все что угодно.
– А как еще она могла здесь оказаться в таком виде?! Мне ведь не приснилось? Ты же ее тоже видел…
– Конечно, видел. И слышал, как она говорила тебе: «Открой глазки», – довольным голосом подтвердил Фим.
– Она умерла… – обреченно заявил Вэл.
– Хочешь так думать – твое право, – неодобрительно произнес Фим. – Я все же подожду: не верю, чтобы она так быстро сдалась.
– У тебя там есть связь с другими духами? – глаза Вэла блеснули надеждой. – Можешь выяснить: она жива или нет?
– Я не знаю, как это сделать, – признался Фим, – но что-то мне подсказывает, что скоро она снова даст знать о себе – сам спросишь.
Вэл ничего не ответил. Он сидел на кровати, поставив ноги на пол, упершись руками в колени. Из глаз его скатились две слезы, и он поймал их уголками сжатых губ. Проглотив в горле ком, Вэл медленно поднялся и так же медленно, как сомнамбула, спустился вниз, подошел к столику в гостиной и изо всех сил пнул по нему босой ногой. Столик подлетел вверх и приземлился метрах в трех. Медная ваза с грохотом покатилась, рассыпая яблоки по деревянному полу. Вэл вскрикнул: боль в ноге была такой острой, что в глазах на миг потемнело.
– Супер! – произнес Фим. – Ты сломал ногу. – Вэл сидел в кресле, стиснув зубы, молча сжимая руками ступню. – Членовредительство не поможет, – попытался расшевелить его Фим. – Тебя же не в армейские генералы выбирают. А даже если бы и так – не спасет.
– Мне все равно, – безучастно ответил властитель.
– Как это? Референдум через четыре дня. Соберись, Вэл! – подбадривал Фим. – Сейчас самое время что-нибудь сделать: провести пресс-конференцию, встретиться с народом, открыть кафе, театр, парочку музеев. Чего ты ждешь? Выползай уже из своей берлоги!
– Фим, ну хоть ты не доставай меня, – умоляюще произнес Вэл. – Мне Марка и еще двух Мэнси хватает с лихвой, честное слово… И устал я, правда. Надоела эта государственная возня за двадцать лет.
– Поверить не могу… – только и выговорил призрак. – Ты сдаешься?
– Я ни с кем не сражаюсь, Фим. И в окружение меня никто не брал, чтобы мне нужно было сдаваться. Как будет, так и будет. Мне все равно. Я с удовольствием проведу остаток жизни в тишине.
– Капусту собрался выращивать? Уж не в этой ли хижине?
– Почему бы и нет? Мне здесь хорошо.
– В таком случае, я тебя покидаю. Раз ты решил стать просто людином, я тебе не нужен: жизнь у них незатейливая – сам справишься.
– Поступай, как сочтешь нужным, – раздраженно ответил Вэл и закрыл глаза, откинув голову на спинку кресла.
Призрак замолчал.
Вэл не знал, выполнил Фим свою угрозу исчезнуть или нет, поскольку при дневном свете увидеть его было невозможно. Спустя минуту Вэл пожалел, что так пренебрежительно ответил Фиму – он не хотел терять его, но видение Нины спутало мысли, он нервничал и вел себя, как мальчишка, все делая наперекор. Что бы ни сказал сейчас Фим или кто угодно другой, Вэл непременно начал бы возражать – он и сам осознавал это, но поза была принята, а ничего такого, что могло бы ее отменить, пока не случилось: в то, что Фим покинул его навсегда, он ни секунды не верил и продолжал упорствовать в своем упрямстве.
Время, однако, приближалось к половине седьмого, и нужно было подниматься в Небеса и приниматься за работу – день сегодня обещал быть насыщенным, и исполнение государственных обязанностей никто ему пока не отменял. Вэл встал и тут же снова сел, с ужасом глядя на свою правую ногу: пальцы распухли и деформировались, вставать на них было невозможно.
Превозмогая боль, он оделся, с трудом всунул ногу в домашний ботинок и вышел, прихватив с собой заранее приготовленную для аистов коробку с улитками. Высыпав лакомство в кормушку во дворе, Вэл двинулся в сторону периметра.
Идти ему было трудно. Он старался не вставать с обычной силой на правую ногу, поэтому двигался медленно и устал, не пройдя и половины пути. Вэл прислонился к дереву, чтобы немного отдохнуть, и тут увидел Кербера, идущего ему навстречу с двумя гвардейцами.
– Господин властитель, – с укоризной произнес Кербер, подойдя к нему. – Почему вы бродите за периметром один? Это небезопасно, особенно сейчас, – но, заметив изможденное лицо Вэла, смягчился. – Что с вами?
– Все нормально, Кербер. Как вы меня нашли?
– Кир, господин властитель, обеспокоился вашим отсутствием и сказал, где вы можете быть.
– Кир? – удивился Вэл. – Однако, – он улыбнулся, отходя от дерева. – Пойдемте, Кербер. Мне нужно с вами поговорить.
– Почему вы хромаете? – спросил Кербер, увидев, что Вэл припадает на правую ногу. – И почему на вас домашние тапочки?
– Пустяки, – отмахнулся Вэл. – Я уже вызвал Ашуру.
– Вы меня пугаете, господин властитель. Обопритесь на меня.
– Это лишнее, – возразил Вэл и уверенно пошел впереди, стараясь ничем не выдать, что каждый шаг дается ему с невероятным трудом…
– У вас три пальца сломано, – заключил Ашура, просканировав ногу Вэла. – Что вы делали, господин властитель, этой ногой?
– Так, разминался и неудачно присел, – отговорился Вэл. – Вы сможете зафиксировать как-то, чтобы я мог свободно ходить? И обезболивающее какое-нибудь понадежнее, чтобы надолго хватало.
– Зафиксирую, но ходить будет проблематично, если только с тростью, – сказал привыкший к строптивости Вэла Ашура. – Обезболивающее я вам введу сейчас, а потом сами будете инъецироваться – просто приложите эту кнопку к доступному участку тела и надавите. Но не чаще трех раз в сутки – препарат, действительно, сильный и может оказывать седативное действие.
– Что это такое? – не понял Вэл.
– Заснете на ходу – вот что, – довольно резко ответил Ашура. – Не более трех доз в сутки. Договорились? Вы меня поняли?
– Конечно, доктор, – улыбнулся Вэл. – Спасибо.
– Меня печалит, что в последнее время я зачастил к вам, господин властитель, причем не в гости, заметьте. Позавчера я лечил непонятный обширный ожог вашей руки, сегодня – сломаны пальцы ноги… Что завтра?
– К чему вы клоните, Ашура? Обычное дело, простая случайность – не повезло. Не вижу причин для вашего пессимизма.
– Дай бог, чтобы так, – мрачно ответил доктор, ламинируя сломанные пальцы, отчего они становились похожими на отстрелянные гильзы.
Вэл пристально посмотрел на Ашуру. Их взгляды встретились, и доктор первым отвел свой куда-то в пол.
– Есть еще что-то? – настороженно спросил Вэл. – Мне показалось, что вы хотели мне что-то сказать, но не решились.
– Нет, – поспешно ответил доктор. – Больше мне нечего вам сказать, господин властитель. Берегите себя. Если это входит в ваши планы, конечно, – Ашура начал быстро складывать инструменты в кейс, собираясь к выходу.
– Хорошо, в другой раз, видимо, – заключил Вэл. – Скажите, доктор, как себя чувствует Дэн?
– С ним все в порядке. Мы подлечим его. Думаю, через три-четыре дня сможете забрать. Дальше ему нужно будет просто нормально питаться и принимать витамины. Страшного ничего нет.
– Отлично, – с облегчением сказал Вэл. – Спасибо, док. Я ваш должник.
Ашура как-то виновато посмотрел на него и, явно смутившись, вышел, не попрощавшись.
Размышлять о странном поведении доктора властителю было некогда, он вызвал Сэла и попросил найти ему трость и позвать к себе Кербера. Сэл напомнил, что господин еще не завтракал, и предложил принести еду сюда, в спальню, на что Вэл категорично заявил, что не болен и доковыляет до столовой, как только получит трость. Но Кербера он затребовал вперед, и через три минуты шеф его безопасности с удивлением рассматривал остекленевшие пальцы на ноге властителя.
– Что с вами? – испугался он, видя, что Вэл не встает на ногу.
– Пустяки, срастутся. Это всего лишь пальцы, – равнодушно заметил Вэл. – Не могли бы вы подать мне носки, – сконфуженно попросил он Кербера. – Они в том ящике, – он показал рукой на старинный платяной шкаф из темного орехового дерева с выдвижным ящиком внизу. – Мне не хочется лишний раз вставать, пока Сэл не принесет трость.
– Конечно, – засуетился Кербер и ринулся к шкафу, в ящике которого обнаружилось несколько дюжин свернутых трубочками пар носков от светло-серого до черного цвета разной фактуры и плотности. – Какие вам нужны? – спросил он, растерянно глядя в ящик.
– Да все равно, – отмахнулся Вэл. – Выберите те, что потеплее и пошире. Они должны быть самыми светлыми и лежать с правого края.
Кербер без труда нашел нужную пару носков, удивляясь, что властитель так хорошо ориентируется в содержимом какого-то ящика. Подойдя к кровати, на которой сидел Вэл, он присел перед ним на корточки.
– Вы с ума сошли, Кербер?! Я сам надену, дайте!
– Мне не трудно, – извиняющимся голосом произнес тот. – Просто хотел помочь.
– Спасибо, – глухо ответил Вэл. – Но я вполне могу сам, – и, взяв носки, начал нервно натягивать их на ноги.
В это время в комнату вошел Сэл с тростью и тоже поспешил к нему на помощь.
– Да что с вами такое?! – раздраженно выкрикнул Вэл, выхватывая трость и отгоняя ею от себя обоих. – Я не нуждаюсь ни в чьей заботе, я не инвалид, вполне справлюсь сам.
С этими словами он, опершись на трость, легко встал и довольно грациозно прошелся до двери.
– Я собираюсь пойти на завтрак, – сказал он с улыбкой, полуобернувшись. – Приглашаю следовать за мной.
– В носках? – уточнил Кербер.
– Да. Пока дома, буду ходить в носках, – с вызовом произнес Вэл. – Или это запрещено?
Никто ничего ему не ответил, и Вэл, опираясь на трость и даже слегка гарцуя, дошел до столовой, где уже заканчивали завтракать его домочадцы: Марк, Ева и Кир.
– Всем доброе утро, – дружелюбно произнес Вэл, не обращая внимания на удивленные взгляды, направленные на него, и сел на свое место во главе стола.
