Я любила эти места, любила жить там, хотя мои отношения с бабушкой с самых малых лет складывались не лучшим образом. А дедушкина тяга к алкоголю порой приводила к таким ситуациям, которых маленькому ребенку, конечно, лучше не видеть. Но это были лишь эпизоды, пусть и регулярные, но все-таки эпизоды.
Лейтмотивом тогда для меня были яркие впечатления от того, что я видела вокруг. И это была невероятная красота.
Мне довелось увидеть совсем другую эпоху. Эпоху, которую, к моему огромному счастью – и я сейчас отчетливо понимаю насколько это ценно – мне удалось застать и прожить на собственном опыте.
Это была эпоха той самой русской деревни, какой она была раньше. Много веков до технического прогресса.
1.1. Как мы жили: дыра в полу, мытье в бане и другая суровая «романтика»
В те годы, когда я была маленькой, было принято так: летом детей отвозили к бабушкам и дедушкам в деревню, где они проводили все лето. Так было не у всех, но у многих. Знакомо?
Наверняка, или у вас самих, дорогой читатель, была такая история, или у кого-то из ваших одноклассников. Кто, вернувшись после долгих летних школьных каникул, рассказывал интересные байки о деревенских приключениях и писал красочные – те самые сочинения о том, как «он провел лето».
Так вот. У меня было немного иначе. Я, можно сказать, росла в деревне с 6 месяцев. Но с несколькими эпизодами разных по продолжительности попыток походить в городе в детский сад. То есть, я жила то в деревне, то в городе до развода родителей (до 5 лет), а после – в основном, жила в деревне и там же даже пошла впервые в школу.
Потом пришлось решать, где мне ходить в школу: в деревне или все-таки в городе. Решили в городе – что делать в деревне ребёнку, все равно ведь оттуда потом уезжать в «нормальную жизнь», в цивилизацию[1 - «Все равно потом уезжать» – один из стереотипов. То, что росший в деревне ребенок её покинет не ставилось под сомнение. Это я прочувствовала не только на своем примере, но и нередко видела в других деревенских семьях.], так что лучше сразу привыкать к городу.
Но это было потом. А сначала было оно. Сказочное детство в деревне.
И его сказочность не была такой сказкой, в которой все вокруг радужно-прекрасное. Нет – это была настоящая сказка, реальная: с настоящими, не всегда приятными приключениями. В этой сказке не было места черному и белому. Ее главные герои – мои бабушка и дедушка, были разными, в зависимости от ситуаций – хорошими, плохими, добрыми, злыми, любящими и не очень. В общем, самые обычные люди, как и все мы. Такой же была и я. Просто ребёнком, но «с характером», как мне говорили.
Помню, однажды, на «Ивана Купала – обливай кого попало» – такой у нас был слоган этого праздника, который мы ежегодно отмечали 7 июля, бегая по деревне с любыми емкостями с водой и обливая друг друга всей детворой разных возрастов, было решено обливать ещё и машины. Я была сильно недовольна, эта затея не казалась мне хорошей. Но против толпы разбесившихся детей не попрешь – все равно будут делать, что хотят. И вот, затаились мы, значит, по бокам от дороги в кустах в ожидании машины, которая первой покажется из-за поворота. Я всем сердцем чувствовала тревогу, но ничего не могла сделать, как мне тогда казалось. Хотя сейчас понимаю – могла убежать вперед и предупредить водителя. Так вот, машину, ехавшую на скорости, все-таки окатили водой. И оказалось, что это на практике вовсе не так весело, как задумывалось.
К счастью, обошлось без жертв, но треснуло лобовое стекло автомобиля. Водитель остановился, выбежал, крича и размахивая в гневе руками, и поймал, кого бы вы думали? Конечно же, меня. Разбежались все, кроме меня. Я ведь воду не лила – чего мне было бежать. Такова была моя логика. А цель водителя была проста – получить деньги с виновников на новое лобовое стекло. Я, изначально предупреждавшая всех о том, насколько это все идиотская затея и недовольная своими подельниками (стоя рядом, я же, все-таки, тоже была причастна, по факту) – быстренько автора идеи сдала, где он живет…
Разборки по поводу стекла с родителями тех ребят я не помню. Я помню, как потом меня тащили за ухо до дома (а это от большой дороги было немалое расстояние), покрывая матом и отчитывая за мое предательство. Моя бабушка человека, который меня таким вот образом привел домой, конечно, отчитала еще больше, защитив меня. Но это не было чем-то из ряда вон.
В те времена такое ещё практиковалось – в воспитании детей принимать участие могли если не все, то, по крайней мере, хорошо знакомые соседи. Было ли это плюсом? Часто – да, и далее, знакомясь с моей историей, вам станет очень хорошо понятно почему, уважаемый читатель. Но в той ситуации, когда с интенсивностью воспитательных мер явно переборщили – скорее, нет, конечно.
Осадок от услышанных тогда в мой адрес слов у меня остался неприятный.
Как и после другой ситуации, тоже иллюстрирующей многое в старом деревенском укладе.
На пригорке над нашим домом, за мусоркой, жила не очень благополучная семья. Там были и дети, и пожилые люди – жили три поколения. И это нисколько не мешало регулярному пьянству, причем, не участвовали в нем только первые. Были там даже и наркотики, насколько я помню. Маком в те годы наркоманы интересовались. А у нас он рос. Красный такой, красивый. И булочки с ним были вкусные, которые бабушке удавалось с ним иногда печь. Иногда, потому что мак у нас периодически пропадал – это вообще все, у кого он рос, воспринимали практически как норму.
Так вот. Всей деревне было известно, что, в сговоре с другой, еще более неблагополучной семьей, где при этом было еще больше детей, мужская часть этой семьи участвовала в кражах. Все знали, кто стоит за очередной пропажей чего-то ценного у обворованных, но с поличным поймать этих людей не удавалось, и, по факту, с этим никто ничего не мог сделать.
Однажды, когда между моим дедушкой и тем соседом что-то произошло, я испытала настоящий страх за свою жизнь. Для меня в жизни это было не впервые, но именно так, с участием агрессивно настроенных людей – в первый раз.
Я помню, что иногда дедушка выпивал с ними. Но случилось ли то, что случилось, именно из-за этого – сейчас не могу утверждать, не помню. Вроде бы, дедушка проговорился, что то ли у нас дома деньги имеются, то ли что-то ценное. Решили они, в общем, как-то ночью залезть к нам в дом. Притом, что все были дома. И я тоже. О чем они знали. Соседи ведь.
Я до сих пор помню ту борьбу у входной двери. Помню, как проснулась ночью от шума и, выйдя в прихожую, увидела как дед удерживает входную дверь, а с улицы ее пытаются распахнуть. Помню еще топор в руке. Но в чьей – то ли у деда, то ли тех, кто пытался в наш дом проникнуть – не помню.
Запомнила кадр как в кино – дверь туда-сюда пережимают, руки торчат с улицы, а деда ее всеми силами держит и бабушка ему помогает. К счастью, они ее удержали. Закрыли. Бабушка моя была очень крупной и сильной женщиной, а дед, несмотря на тщедушное телосложение, тоже был весьма силен. Но я тогда, когда это все видела, не знала каким будет итог противостояния, кому поддастся эта тонкая входная дверь.
Наверное, соседи были пьяны. А, может, под наркотиками. Оправдывает ли это их поступок? Конечно, нет. С тех пор мы с ними не разговаривали. Ни дед, ни бабушка, ни я. А потом, спустя несколько лет, они продали дом и уехали. Ко всеобщему облегчению. И купили его уже самые обычные люди. Те же люди, которые потом стали счастливыми обладателями дома моего детства. Но не будем забегать вперед.
Такой была темная сторона жизни в деревне. Такие вещи действительно происходили. Как и поджоги домов на почве склок. Об одном таком случае я тоже точно знаю.
Были и драки. И насилие. И воровство. Все это было. К сожалению, обо всем этом наша семья узнала на личном опыте. Но обо всех этих случаях я не буду рассказывать здесь. Повествование не об этом. А о том, как и чем тогда – в конце 80-х-начале 90-х жила русская деревня.
И, рассказывая об этом, нельзя обойти и бытовую сторону. Которую сейчас те, кому это удалось застать и испытать, наверняка, вспомнят с большим содроганием.
Конечно, все уже поняли, о чем речь пойдет? Да-да, о тех самых удобствах, которые ежедневно делают жизнь современного человека чистой и комфортной.
В те времена ни у кого, даже у самых обеспеченных дачников, строивших себе уже тогда довольно большие дома по сравнению с традиционными деревенскими, не было в них водопроводов с горячей водой и канализаций. Технологии тогда еще не достигли того уровня, который мы наблюдаем сейчас.
Тогда мыться в бане, а ходить, простите, в туалет на улицу, либо если ночью, то в горшочек – было нормой. Это не воспринималось как лишения, неудобства – это было просто житейской, привычной реальностью. Туалет тогда у многих представлял собой ту самую дыру в полу отдельной дворовой постройки с выгребной ямой, и у нас, в том числе. Только из-за лишнего веса бабушки у нас была дыра не только в полу, но и в таком большом и красивом резном деревянном стуле, стоящем над ней. Эдакий деревенский фешенебельный вариант у нас был – ну как тут не рассказать вот в таких подробностях, как не похвастаться-то! Простите за пошлость.
Но даже не это у нас было самым шикарным. Нашей фишкой, которой не было ни у кого из тех, кого я знала, было то, что сам туалет был расположен так, что, если дверь в него оставить открытой – открывался прекрасный вид на реку. Представляете, какая красота – благолепие! Вот откуда у меня, видимо, потом появилась тяга к большим окнам в санузлах.
Баню мы действительно топили по субботам (да-да – раз в неделю!), либо по случаю выкопанной картошки или похода за грибами, например – когда все делали что-то из-за чего нужно было срочно, во внеплановом порядке помыться. То есть мылись целиком (с головой) вот только так – раз в неделю. Либо еще летом на речке.
Но при этом у нас в дом был проведен центральный водопровод и вода на кухню поступала по-современному – из крана. Но только холодная. Бойлеры, проточные водонагреватели и прочие, опять же, блага цивилизации еще не были распространены. По крайней мере в наших краях.
Наверняка, у кого-то это уже было. Где-нибудь здесь, где я живу теперь – в европейской части нашей необъятной Родины. Об этом я ничего не знаю – как было у кого-то где-то. Рассказываю, как было в нашей сибирской деревне. Которая, кстати, и сейчас, и тогда считалась довольно густонаселенной и большой.
Так вот. Помню я и такие живописные картины, которые теперь канули в небытие из-за неактуальности положения вещей. Например, когда я была еще совсем маленькой, за водой к колонке приходили женщины с коромыслами. В русских платках и длинных юбках, а зимой – в тулупах, фуфайках. Очень такие картинные – как на полотнах художников – они набирали водички в два ведра и несли ее в свои дома.
Колонка была расположена на вершине холма над нашим домом, недалеко от той самой свалки, на которую открывался вид из окна нашей кухни, но немного выше в стороне – так что водичка была, думаю, чистая.
Картина прямо как в «Тихом Доне», помните? Как Аксинья за водой с коромыслом ходила, а Григорий ее обхаживал тогда. Только она к реке ходила, а у нас колонка была в конце улицы на пригорке над нашим домом, поэтому к речке ходить было незачем. Все дома улицы, исключая наш, были там – выше. Было очень удобно, ведь людям не приходилось ходить с полными ведрами в гору. То есть уже прогресс прослеживался, однако.
Или вот еще одна яркая картина. Крещение. Ее непосредственной героиней стала и я сама. Одно из самых ярких моих детских воспоминаний. Я думаю, что пришлось это событие на 1998 год – в одну из круглых годовщин Крещения Руси, потому что больше такого на моей памяти на нашей реке ни разу не происходило.
Батюшка крестил людей на реке. Вид на этот старинный храм постройки конца XIX века тоже открывался из нашего дома. Как и другие строения, стоящие по бокам вдоль главной – большой деревенской дороги, он возвышался на пригорке, амфитеатром обнимающем долину той части деревни, что была расположена ниже у реки. Той самой части, которой я пела.
Обряд происходил примерно метрах в 300-х от нашего дома ближе к церкви. В месте, где к реке выходило большое поле, на котором мы с подругой собирали душицу и землянику на склоне тут же у подножия храма. Это поле мы называли аэродромом.
Какое-то время я смотрела на происходящее из дома. Люди заходили в реку, батюшка окунал их в её воды головой, водил руками вокруг человека со всякими интересными движениями и жестами, читая молитву. Чётко молитву я, конечно, издалека не слышала. Только её отголоски доносились до нашего крыльца. Но я всем сердцем чувствовала, что происходит что-то важное, какое-то таинство. И это притом, что в церкви я почти не бывала. Не знала совсем ни обрядов, ни правил.
Хотя я уже была крещёной. Но этого события я не помнила, что, конечно, нормально – ведь обычно деток крестят совсем маленькими. Тем не менее, хорошо знала эту историю, которую мне много-много раз рассказывали. Папа, а в это время родители мои ещё не были разведены, приехал за мной в деревню с бабушкой и дедушкой – его родителями, они увезли меня якобы просто погулять, а сами крестили. На том обряде не было ни моей мамы, ни других бабушки и дедушки, с которыми я проводила на 99 % больше времени, чем с родителями отца.
Я вспоминала эту историю в те минуты, когда смотрела на происходивший совсем недалеко от дома священный обряд – и всеми фибрами души ощущала, что мне надо туда. Всем своим существом я это чувствовала – хочу туда. Хочу покреститься на реке! Бабушка разрешила – и я побежала туда бегом.
Честно говоря, я не помню точно, поставила ли я в известность батюшку, что уже крещёная, но мне кажется, что да. Я почти помню как поделилась тогда своей историей, прежде чем претендовать на участие в таком сакральном действе. Почти помню, будто бы там было несколько священнослужителей, и к обряду допускали после нескольких вопросов. Что кому-то из них я, как мне кажется, поведала о своей семейной драме. И мне разрешили креститься, совершить новый обряд по моему собственному желанию.
Вполне возможно, что какие-то детали я додумала. Может, вовсе и не говорила я ничего священникам, ведь церковью повторное крещение запрещено. Я не уверена, потому что воспоминания в этой ситуации как раз очень смутны, а сильна память именно эмоциональная. Думаю, ещё потому я плохо помню тот день в нюансах, что я тогда очень сильно переволновалась.
Помню воду – как я несколько раз оказывалась под нею, а потом снова вверху, над ее поверхностью, перед батюшкой.
Помню те свои чувства, что испытывала в ходе обряда. Это была радость. Еще раз скажу, дорогой читатель, что о церковных обрядах я почти ничего не знала и ходить в церковь в нашей семье не то чтобы было принято. Но я чувствовала даже не то, что радость, а настоящее, искреннее счастье.
Ощущение прикосновения к чему-то великому, священному.
Помню волшебный, тонкий и очень понравившийся мне аромат елея, которым меня помазали, и как потом я специально долго не мыла руки, чтобы он сохранялся как можно дольше.
Помню по сей день то безграничное счастье.
Это одно из самых моих эмоционально ярких деревенских и вообще детских воспоминаний. Тогда я заменила плохое воспоминание хорошим, а, может, даже изменила в себе что-то значимое, мое отношение к обряду крещения – уж точно.
Что забавно, много лет спустя при поступлении в ВУЗ один из вопросов на вступительном экзамене по истории у меня был именно о крещении. О Крещении Руси, написала о котором я очень вдохновенно, получив пятерку.
Ещё одна из самых ярких историй, которой хочется проиллюстрировать, какой во времена моего детства была жизнь в деревне – про выпас коров. Нет, не наших – у бабушки с дедушкой животных всегда было немного. Я помню только одну корову. После которой больше их они не держали. Это, кстати, тоже история знаковая, интересная, но грустная. Также ярко отпечатавшаяся в моей памяти.
Она короткая: дело в том, что, когда было решено ту корову убивать, когда пришло время, ведь корова была уже немолодая – она начала плакать. У неё по-настоящему текли слёзы из глаз за несколько дней до назначенного, и бабушка ходила к ней и плакала вместе с нею, обняв её за голову. Её мяса она не ела потом, насколько помню. Это тоже произвело на меня неизгладимое впечатление. С некоторых пор говядины я тоже не ем, считая, что коровы итак нам дают достаточно – молоко, из которого делают столько замечательных продуктов: сыр, сметана, сливки, творог, масло…
У нас всегда были куры, свиньи, а когда я была совсем маленькой – еще были кролики. Была и собака, и, конечно, коты. Будка собаки располагалась под крыльцом, с шикарным видом на реку и долину деревни. Когда я была маленькой – иногда влезала прямо в будку к нашему псу Тарзану, который был помесью волка и собаки. И вместе с ним в обнимку дремала прямо в будке, она была очень просторная.
Но вернемся к истории с выпасом.
Несколько коров, и, в целом, гораздо больше животных было у семьи моей подруги, дом которой располагался первым после оврага внизу нашего огорода. Главный «удар» моих вокальных усилий приходился именно на их дом. Но, кстати, сама идея пения у нас с подругой появилась совместно, и она тоже пела, сидя в их огороде. В нашу сторону.
Их огород тоже был очень большим. Думаю, больше даже, чем у нас. Соток 50, наверное. Он простирался на невысоком плато над рекой. В их семье были и несколько коров, и большое стадо овец. Куры, само собой, и, мне кажется, даже лошадь у них была какое-то время, но тут не уверена. Их семья была по-настоящему деревенской. Родители моей подруги были уроженцами деревень (разных), и сама она, и её младший брат тоже родились в деревне (хотя тут могу ошибаться, возможно, родились они в городском роддоме, до которого от нашей деревни был час езды), но вот что жили они с рождения в деревне – в этом никаких сомнений у меня нет.
Семья моей подруги, когда то ли пастух «штатный» деревенский куда-то подевался, то ли какие-то другие обстоятельства тому поспособствовали – участвовала в выпасе коров одно время. И однажды я, в их доме с определенных пор проводившая больше времени, чем в нашем, напросилась с ними.
Это был удивительный опыт. Тот день запомнился мне очень ярко! С рассвета мы бродили по холмам над деревней со стадом коров, заходя в такие места на возвышающихся над домами холмах, куда я из дома постоянно заглядывалась, но сама почему-то никогда не решалась ходить. Там было два интересных объекта. В первую очередь, меня интересовал геоглиф – надпись из деревьев, посвященная одной из годовщин Великой Победы. Я нередко на нее обращала внимание, и мне всё было интересно – а как это выглядит там, вблизи? И в тот день я там, наконец, побывала. Вторым объектом, вызывавшим у меня уже смесь любопытства и страха, где мы коров, конечно, не пасли, но подошли к нему достаточно близко, было кладбище. В тот день я увидела, что находится за ним, что с другой стороны – именно там мне было очень любопытно побывать.
Удивительное расположение этого кладбища всегда вызывало у меня недоумение – находясь на высоком холме, оно просматривалось практически с любой точки деревни. В отличие от геоглифа, на кладбище я пару раз бывала, когда хоронили кого-то из соседей, а также нередко бывала у его подножия – там была лесопилка, где дедушка работал сторожем, и иногда я к нему ходила.
Кстати, еще одна из интересных историй, которую помню, приключилась с моим дедушкой как раз там: к вагончику, где он сидел с открытой дверью, пришел как-то в ночи волк, и вот стоит он у входа и смотрит, а дед понимает – вот сейчас если он взгляд отведёт, волк обязательно нападёт. Так и смотрел он ему в глаза неотрывно, пока хищник не ушёл. Потом дедушка рассказывал, что он в тот момент точно знал – вол не напал и ушёл, потому что дедушка не испугался и не отвёл взгляд.
Но вернемся к тому дню с выпасом коров. Яркости моих впечатлений совершенно точно поспособствовало и то, что в тот день один бычок с чего-то вдруг решил, видимо, что я его «мама». Почему такая странная формулировка? Потому, что он ходил за мной по пятам весь день, а когда я его гладила – сначала облизывал мне руки, а потом стал сосать мою руку, будто вымя коровье. Все смеялись над этим, а я так и не поняла, что он во мне нашел материнского. Наверное, этот случай тоже поспособствовал моему тёплому отношению к коровкам.
Вот лишь несколько историй, что вспомнились мне первыми среди самых ярких.
А сколько в деревенской жизни было всего еще более прозаичного, но тоже такого интересного, значимого, жизненного! Как же много можно ещё рассказать!
Например, о гигантском дождевике, который я как-то после грозы нашла у дома. Размером он был с футбольный мяч, плюс-минус. Правда, просто огромный!
Меня очень хвалили за такую находку, а вкус жареного дождевика мне хорошо запомнился – он был невероятно нежным, похожим на вкус белых грибов, но ещё нежнее.
Другой необычной для современного горожанина деревенской едой были подсолнухи, которые тогда у нас – деревенских детей, были самой популярной вкусностью. Чем-то вроде нынешних чипсов. Срезаешь подсолнух, обрываешь вокруг него лепестки и зеленые чашелистики и ходишь прямо с этим «подсолнуховым блином» по деревне. Гуляешь, поедая нежные семечки – молочные, вкусные, просто невероятные, хотя и не жареные.
В этом году я впервые посадила подсолнухи в нашем саду и их аромат, когда я вдыхала его, просто для наслаждения – открылся для меня таким удивительно сочным воспоминанием о моем деревенском детстве…
Или о черемухе еще можно рассказать: как мы залазили прямо на деревья в поисках самых богатых ягодами веток, и ели их, сидя прямо на деревьях и перекрикиваясь друг с другом – это был целый процесс, отдельный способ развлечения. А иногда мы отламывали ветки и с ними, как и с подсолнухами, гуляли по деревне, показывая друг другу фиолетовые языки.
Или о сплаве по реке на огромной шине от Камаза вдвоем с подружкой.
Понимаете, дорогой читатель, какой уровень был уверенности в самостоятельности детей?
Папа подруги увёз нас выше по течению реки, и сплавлялись мы, наверное, часа 2 до наших домов. Одни. По реке. Местами глубокой. Два ребенка возрастом лет по 10–12.
Просто мы обе хорошо умели плавать и были весьма самостоятельными. И взрослые это знали. Было понимание этого, уверенность в нас и в том, что мы справимся.
Или вот ещё воспоминания – о «городских», как их называли мои бабушка с дедом и наши тоже постоянно живущие в деревне соседи.
Когда приезжали городские, в деревне становилось очень много народа, а пляжи на реке и островах превращались во что-то вроде выездных кафе на открытом воздухе.
Неизменно каждая семья брала с собой на речку много еды. Разворачивались покрывала и на них выкладывалось все это съедобное изобилие, включавшее всякие деликатесы, которые в деревне были не в таком ходу как в городе – разнообразные колбасы, сыры и арбузы. Большие арбузы. Я всегда, в очередной раз, подходя к новым людям поболтать, зачарованно заглядывалась на эти огроменные арбузы. У нас на огороде они до такого размера никогда не дорастали. И частенько меня ими угощали.
Но не в тот раз, когда нам с подружкой встретились очень неприятные люди, которых я тоже запомнила на всю жизнь. Этот случай в моем рассказе о детских впечатлениях, связанных с жизнью в деревне, в контексте главной идеи этой книги, просто нельзя не осветить.
Однажды к реке на пикник приехали какие-то люди. На автомобиле они проехали на самый её берег. Сели там и отдыхали – выпивали, ели. Место выбрали необычное – пустырь над оврагом между нашими огородами (моей семьи и семьи подружки). Обычно особенной популярностью оно не пользовалось, так как было над заросшей тиной заводью, где водились ондатры и было всегда много комаров. Но да неважно.
Мы с подругой то ли мимо шли, то ли специально – подошли к ним. Как обычно с незнакомыми людьми – завели разговор с того, что пожелали хорошего отдыха, рассказали, что мы здесь живем, вот в этих домах. Все это было по-детки непосредственно. Мы были маленькими – нам обеим тогда было не больше 10 лет.
Каково же было наше удивление, когда в ответ на наше, возможно, и слегка назойливое вторжение в их отдых, мы услышали целую гневную тираду. И произнесена она была весьма хладнокровным – спокойным, уравновешенным тоном.
Смысл речи мужчины, решившего рассказать нам о «сути вещей», сводился примерно к следующему: он красноречиво доказывал нам, что мы – деревенские невежды из семей умственно отсталых, что живут в деревнях, не имея способностей и талантов, чтобы как все развитые люди переехать в город и жить там прилично как все нормальные люди и покупать себе и детям нормальную еду, а не выпрашивать объедки у тех, кто как человек приехал отдохнуть на природе.
Хотя еды мы не просили, но, наверное, взглядами как-то ненароком скользнули по их богато накрытой «поляне», когда подошли и стали их приветствовать. Также мужчина возмущался, когда же такие уроды прекратят плодиться.
И это я рассказала сильно вкратце. Говорил он довольно долго, а остальные люди, сидевшие с ним – их было человека три-четыре, не помню точно – просто слушали и ухмылялись, изредка вставляя свои "5 копеек".
Сколько оскорблений мы тогда выслушали – я не буду приводить детально. И зачем мы тогда не развернулись и не ушли – я не помню. Мы стояли, покраснев, и слушали это. Не помню, как у подруги, а у меня горели, нет, даже пылали щеки и уши, а в груди все клокотало, сердце бешено колотилось от такой несправедливости и злобы.
Напор у этого мужика, говорившего хоть и спокойно, был такой, что отпора ему давать совершенно не хотелось, хотя я была ребенком не из робкого десятка.
Что немаловажно – и сам тот человек, и его друзья, были прилично одеты, выглядели как люди довольно обеспеченные. То есть это не были какие-то бандюганы, отщепенцы. Сейчас я бы сказала, что они выглядели как менеджеры среднего звена. Были похожи на тех новоиспеченных дачников, которые строили уже довольно большие дома. А говорил наш хулитель, скорее, даже как какой-нибудь интеллектуал. Повторюсь – интонация была спокойная, слова он произносил уравновешенно, безэмоционально.
Честно говоря, я не помню, как именно та сцена закончилась. Наверное, от души выговорившись, мужик нас «отпустил», сказав что-то из серии «идите отсюда и не мешайте людям отдыхать».
Что побудило его так отчитать детей? Что им руководило? Кто знает.
Возможно, тот случай был специально послан мне, чтобы теперь я рассказала о нем на этих страницах. Ведь такой нонсенс навсегда отпечатывается в памяти, в ощущениях, в эмоциях. Я уверена, многим его слова и отношение к наивным детям покажутся дикостью. Как и то, что никто его не остановил. Но, возможно, что не всем, ведь такое мнение даже сейчас – в 21 веке, разделяют немало людей. Я это знаю, не просто так говорю об этом.
Безусловно, право на свое мнение имеет каждый. Ну а мне всегда казалось, что мерить одним аршином какую-то группу людей, собранных по какому-то признаку, как вот здесь – проживанию в деревне, а не в городе – скорее, более явный знак ограниченности ума, нежели выбор этих людей жить в сельской местности как таковой, хоть добровольный, хоть вынужденный.
Может возникнуть ко мне и ответный закономерный вопрос: зачем же мы лезли к незнакомым людям с разговорами?
Ответ на него прост: в деревне все друг друга знали, в том числе речь и о дачниках – все общались тогда, никто не проходил, скажем, мимо нашего дома со смурным лицом, молча, как сейчас часто бывает.
Нормальным было, увидев человека – поздороваться, и когда не знаешь его, и когда знаешь, хотя бы примерно, кто это (дачник с такой-то улицы или баба Галя из дома № 12, условно говоря), перекинуться парой фраз, как правило о погоде. Нередко у меня могли про бабу-деда спросить, но чаще было что-то из серии «Ну что, детвора, накупались? Ах, какая ты загорелая! Ну прямо смуглянка-молдованка!».
Многие старики шутили и улыбались нам – детям. Я по сей день с большой теплотой вспоминаю эти добродушные широкие улыбки, когда в уголках глаз собиралось много-много морщинок на загорелых лицах этих пожилых деревенских людей, таких душевных, таких добрых!
Так что, будучи простыми и открытыми, когда мы видели незнакомых людей, нередко совершенно дружелюбно, по-свойски, по-деревенски – из невинного любопытства, к ним подходили. Если люди к беседе были не расположены – я или мы с подружкой просто уходили, пожелав всего хорошего, если же людям было интересно – могли завязываться беседы на целые часы. И тогда я с этими людьми могла провести все то время, что они отдыхали на реке, играя с их детьми или просто рассказывая о своей жизни в деревне. Часто при этом меня угощали всякими вкусностями.
Так было лет с 5, наверное, а, может, и раньше. Я рано научилась хорошо говорить и с малых лет была очень общительной.
Чаще я знакомилась одна, так как много гуляла одна, когда подруга помогала родителям по хозяйству, мне далеко не всегда разрешали помогать, хотя чаще разрешали. У нас же на огороде бабушка с дедушкой помогать мне разрешали очень редко, поэтому гуляла я много, а ведению хозяйства училась, скорее, в семье моей подружки.
