– Ну? Чего молчишь? – фыркнула кика, и Фёдор чуть шептуна не подпустил с испугу. Да больше пугало то, что речь человеческая из уст её клыкастых звучит.
– Да я, тут, вот, ну… – замялся Фёдор, да взгляд подозрительный на себе поймав, выпалил. – В подмастерья хочу податься. А ты что, кика?
– Кика, – отвечает тварь зелёная. – Ну, может не полностью, но кика. Отец мой кика. А мамка, она человеком была. Но попросила ведьму облик кики ей дать, таковой и осталась.
– Зачем? – удивился Фёдор.
– Вот дурень, – фыркнула тварь. – Любовь у них получилась. А ты с каким мастерством решил в подмастерье податься?
– Да, я и сам точно не знаю. Ничего из меня толкового не выходит, – объяснил Фёдор, а сам смотрит на кику и думает, что вроде и не страшная она. Вроде и не злая. – А ты с каким мастерством?
– Я вот хочу петь научиться. Голос то мне от мамки достался. Моего возраста кики вовсе говорить не умеют по-человечески. А я и говорить, и петь могу. Только вот правильно петь не умею. Не очень красиво выходит. Вот и пришла сюда, услышав, что этим летом попрядуха себе учеников набирать будет.
– Попрядуха, – округлил глаза Фёдор. – Это ж та, что славится обликом ужасным и злобой?
– Ну, ты как человек судишь. Попрядухи и петь умеют красиво, и хозяйки они хорошие, и в любви мастерицы. К тому же, кики им для их варева не пригодны, – кика спокойно отмахнулась когтистой ладонью, показав, что за неё можно даже не переживать. – Ну, а ты кого думаешь в мастера себе найти?
– Да я вот уже даже и не знаю, – Фёдор огляделся. В свете луны пришедшие на поляну будто преобразились. У кого-то торчали рожки, кто-то рыл землю копытом. Малец, которого сопровождала целая свита, и вовсе будто с ума сошёл. Он как ненормальный пытался сбежать. То обращался в старика, то в змею, а то и вовсе в птенца крипа. Однако, сопровождающие его были куда ловчее и проворнее. В каждую свою попытку, каждый раз мальца быстро излавливали и усаживали на выделенное ему место, не обращая внимания на слёзы, сопли, мольбы и угрозы порвать всех в клочья.
– Смотри, смотри, – дёрнула за рукав Фёдора кика и немного насупилась, будто заподозрив что-то. Но, быстро взглянув туда, куда указывала, она забыла о своих подозрениях.
На поляну вошёл худосочный человек. Бледный, с впалыми и немного безумными глазами, он уверенно двигался вперёд опираясь на изысканную трость.
– Вон, смотри какой мастер. У такого ты многому научиться можешь, – прошептала кика.
– А кто это? Чем промышляет? – осторожно спросил Фёдор.
– Да ты что, совсем глупый? Это же Костяной. Из обычной кости может вырезать что угодно. А из человеческой, так вообще всё. Видишь его руку? Так она из костей вырезана и собрана. По слухам, владеет он ей куда проворнее, чем мы с тобой своими собственными. А трость его так и вовсе, мечта многих. Это и трость, это и острое лезвие. А если нужно, что-то там Костяной поворачивает, что-то нажимает, и обращается трость в грозное орудие, которое с сотни шагов взбесившегося слобня валит. А знаешь, чем? Зубами человечьими. Такое пух раздаётся, и летит быстрее молнии зуб, пробивая череп зверю. Вот бы посмотреть. Попросись к нему.
– Да не. У меня руки корявые. Мне такому мастерству за всю жизнь не научиться. Мне б попроще. А вон то, кто? – Фёдор указал на съёженного старика, что с надеждой разглядывал народ.
– Не смотри на него. Дурак что ли? – кика отвесила парню оплеуху. – Это Дед – всеед. Дурной он. Ничему он тебя не научит. Разве что, на зуб к нему угодишь. Лучше вон туда смотри, на того четырёхрукого. Тот, с красной рожей. Это мастер. Всё что хочешь изготовит. Хоть нож не тупящийся, хоть верёвку нервущуюся, хоть крынку в которой молоко не скисает никогда. Попросись к нему.
– Думаешь сможет меня чему обучить?
– Думаю да. А, нет уже. Гляди, мальца того дурного себе взял в подмастерья. Вот интересно, чему мастер многоликого научить может?
– Эх. Наверное, зря я сюда пришёл, – раздосадовано махнул рукой Фёдор.
– Ничего не зря. Ночь длинная. Кто-то и на тебя найдётся.
Кика тараторила без умолку, рассказывая то про одного, то про другого. Из её рассказов Фёдор узнал, что гнилая сила не так однобока, как о ней говорят. Оказывается, тварям не чужды такие чувства, как верность или предательство, честность и ложь, любовь и ненависть. Одни из них любят трудиться, другие же предпочитают всё получать на халяву. Всё как у людей.
Неожиданно кика замолчала, вытянулась в струнку и сделав глубокий вдох начала петь. Скорее, это было мурлыкание приятного мотива без слов, но весьма красивое мурлыкание.
Кика смотрела куда-то в даль и мурлыкала свою песенку не обращая внимания на окружающих. Туда же, в даль, уставился и Фёдор.
По поляне брела старуха. Сутулая, седая. Её одежда как-то странно болталась спереди, будто не по размеру. Когда же она подошла ближе, Фёдор застыл от ужаса. Старуха была нага, и лишь на её плечах был наброшен огромный меховой платок. А то, что Фёдор принял за странно болтающуюся одежду, было огромной пастью, что тянулась от горла до самого живота, разделяя утробу надвое. Кривые редкие зубы, длинный и слюнявый язык, волосатые губы. Жуткое зрелище настолько, насколько и противное.
Подошла старуха и глазом не добрым на Фёдора посмотрела, будто подозревает что-то. Да быстро внимание своё всё кике отдала. Пение её послушала немного, да слова не проронив, жестом велела за собой следовать.
– Ну вот, – вздохнула кика. – Теперь я подмастерье. Научусь правильно петь, и, как знать, может ещё встретимся с тобой, и я тебя пением порадую. А тебе желаю своего мастера сегодня отыскать.
Как ушла кика, так Фёдору даже как-то тоскливо стало немного. Чудище болотное, с клыками и когтя, а забавная, да и не злая. Без неё как-то жутко стало вокруг. Твари разные то тут, то там. И, может быть всё ничего, да то один себе мастера найдёт, то другой. Всё меньше и меньше народу. А вот к Деду – всееду что-то в подмастерье никто не хочет. А сам дед явно подмастерье не прочь себе найти и, как назло, в сторону Фёдора поглядывает. Сперва вскользь смотрел, а потом будто и прицениваться начал. Да только самому парню такое внимание не шибко было в удовольствие. Начал уже думать, как бы с поляны украдкой ускользнуть, да понял, что раньше надо было. Народу уже толком никого, заподозрят неладное.
– Эх, будь что будет, – прошептал сам себе Фёдор, когда старик неприятный глазами в него впился и уже не раздумывая к парню зашагал.
Стоит Фёдор, дышать боится. А старику будто того и надо, будто в удовольствие это. Заулыбался, шагу прибавил. Да вдруг кто-то в плечо сильно Фёдора толкнул, чуть с ног не сбив. Мужик какой-то в тряпье, пьяный в сливу синюю. На ногах мужик не устоял, падать начал, из рук бутыль выпустив.
Сам того не желая, не думая, а поймал Фёдор одной рукой бутыль, а другой мужика за шкибон схватил, по земле растянуться ему не дав.
Мужик замер, громко икнул и осторожно встав, протянул руку за своей бутылью. Посмотрев на Фёдора мутными глазами, он заулыбался и хлопнул парня по плечу.
– Молодцом! Ловко ты меня поймал. И бутыль поймал не расплескав. Пошли ко мне в подмастерье? – покачиваясь промямлил мужик.
Парень оглядел его с ног до головы. С виду обычный мужик, слегка смугловат, будто не местный. Одет в тряпьё какое-то, на голове шапка молью тетерена. Обычный забулдыга. С таким многому не научишься, но всё же лучше, чем к Деду – всееду на зуб попасть.
– Согласен. А чему учить меня будешь? – спросил Фёдор смело, потому как никакого страха перед пьяным, едва стоящим на ногах мужиком он не ощущал. Да и старик неприятный раздосадовано рукой махнул и в другую сторону побрёл.
– Полезному мастерству научу, не сомневайся, – пошатываясь, уткнув кулаки себе в бока, пролив при этом часть содержимого бутылки себе на штаны, заявил пьяница. – Ты, главное, помоги мне до дома добраться.
– А где ты живёшь? – поинтересовался парень.
– Ты, главное, плечо подставь и вот, бутыль держи, чтоб не упала, – велел мужик.
Взял Фёдор бутылку в руку крепко, второй рукой руку мужика себе через шею перекинул, вроде как поддержать. Да тот как прижал парня к себе, да с такой силой, что не вырваться. Да как на месте стоял, так вверх и прыгнул, парня за собой увлекая. Выше сосен чёрных, где и воздуха уже особо нет. Да как давай по верхушкам сосен скакать, да быстро так, что парень от страха и вовсе забыл, как дышать. Как есть, с испугу обмочился бы, да как это делается, позабыл.
Замелькал Чёрный лес под ногами, да вдруг и кончился весь. Полетел Фёдор вниз, глаза от ужаса зажмурив и приготовившись в лепёшку разбиться. Да мужик мягонько так на землю опустился и руку с шеи парня убрал.
Открыл тот глаза и обомлел. Стоит он на берегу песчаном, что волной тихо омывается. И сколь в даль не гляди, кругом лишь вода. Другого берега и не видать.
– Ну, почти пришли. Бутыль не потерял? – громко отрыгнув пробормотал мужик.
А Фёдор про бутыль уж и позабыл. Как услышал, про ту бутыль, так и…, слово такое смешное как-то слышал я, как же ш там? А. Как услышал про бутыль от мужика, так и очканул. Ну, то бишь, заиграло хезло у него. Думал он, что бутыль потерял. Глянул на ладонь, ан нет. Вцепился в горлышко бутыли мёртвой хваткой. Да так, что пальцы не разжать.
– Где мы? – испуганно спросил Фёдор.
– Знамо где. Плоское озеро это.
– То самое?
– Какое, то самое? Оно вроде всего одно такое, другого не имеется. Дай выпить, – мужик вырвал из оцепеневших пальцев Фёдора бутыль и, приложившись губами, сделал несколько больших глотков. Утеревшись рукавом, он протянул бутыль парню предложив сделать глоток. Тот не раздумывая сделал сразу три.
– Сейчас, немного совсем и на боковую, – мужик взглянул на восток, где тусклым светом заиграла зорька.
Как-то тихо вокруг стало, холодно. Неведомо откуда над озером появился густой туман.
– Иди за мной и не отставай! – велел мужик и шагнул в воду.
Возможно, Фёдору бы следовало бежать прочь. Но после того, как он пролетел над лесом, проделав за одну ночь путь длиной в пару, а может и тройку лун… А коль с твоим брюхом, и коль через первый Княжеский тракт надумаешь, так все шесть. Так вот, после такого войти в затянутые смертельно опасным туманом смертельно опасные воды Плоского озера, где на каждом шагу смертельная опасность поджидает, что смерть сулить и муки смертельные, уже не казалось таким страшным делом.
