* * *
Через день, вечером, ко мне зашел Саша. В руке у него была бутылка вина.
– Взял выходной, – пояснил он мне. – Кампанию составишь?
– Проходи, – сказал я.
Саша проставил бутылку на стол и произнес:
– Когда уже невозможно становится смотреть на эти проклятые сосиски, я беру выходной и бутылку вина.
– Послушай, что ты знаешь о Морознике? – спросил я у Саши, когда бутылка наполовину опустела.
– О Морознике? Это тебе Орлов про него рассказал?
– Он.
– Да немного знаю. Здоровались мы с ним, иногда разговаривали.
– Что это был за человек?
Саша задумался на минутку, потом сказал:
– Не похожий на других, совсем непохожий. У него были такие глаза… Как бы это точней сказать, мерцающие, что ли. Мне всегда немного не по себе было в них смотреть.
– Мерцающие?.. – уставился я на Сашу.
Китаец сказал, что людей, подобных Морознику, невозможно отличить от других, разве что по глазам.
– Я хочу его найти, – сказал я.
– Кого, Морозника? – удивленно посмотрел на меня Саша. – Как ты его найдешь? Никто не знает, куда он делся.
– Ходят слухи, что он ушел в Гарлем.
– Так это слухи.
– А есть такой человек, который знал его хорошо?
– Есть один. Луис. Только тут та же проблема – попробуй его найди. Он часто приходил к Морознику. По виду бродяга. С ним были еще двое типов. Одного из них видят иногда на пристани. Говорят, что на барже ходит, помощником шкипера.
– Давно его видели?
Саша пожал плечами.
– Не знаю. Даже не помню, кто говорил мне об этом.
– Может, попробуем отыскать этого человека?
– Когда? – равнодушно пожал плечами Саша. – Мне работать надо.
– Считай, что я тебя нанял на время. Сколько ты зарабатываешь в день?
* * *
Было раннее утро. Гудзон дремал под одеялом плотного тумана, который скрыл не только воду, но и восходящее солнце. День обещал быть солнечным и теплым, но пока было прохладно и сыро. Саша ежился, стоя рядом со мной у пристани, куда, по его словам, должна была причалить баржа.
– Они всегда приходят рано, чтобы до обеда разгрузиться и снова уйти вверх по Гудзону, – сказал Саша, взглянув на часы. – Но ты сам видишь, что творится, – он кивнул на реку.
Мы продолжали стоять. Из тумана время от времени глухо доносились гудки судов.
Прошел почти час, прежде чем появилась баржа. Она медленно приблизилась к причалу, коснулась его, и тут же на берег с ее носа спрыгнула темная, размытая фигура. Человек засуетился, швартуя баржу к причальной тумбе, потом перебежал к корме и растворился в тумане.
– Пойдем, – сказал Саша. – Может, эта и не та баржа, но вдруг нам повезет.
Мы спустились вниз по влажным от росы ступенькам. Баржа примерно на метр возвышалась свом зеленым корпусом над причалом.
– Эй, матрос! – крикнул Саша.
И вскоре у борта возник человек, плотный тип в яркой прорезиненной робе. Национальность его определить было мудрено. Наверное, в нем текла кровь нескольких рас.
– Тут Луисом интересуются, – произнес Саша.
Человек не выразил при этом особой радости.
– Я его давно не видел, – ответил он. – Ничем не могу помочь.
– Мне, вообще-то, нужен Морозник, а не Луис, – сказал я.
– Саня! – удивленно взглянул на меня матрос. – Зачем он тебе?
– Я тоже русский и хотел бы его найти, а Луис наверняка что-то знает.
– Может, и знает, – матрос внимательно ощупал меня взглядом. – Где живет Луис, я точно не скажу, но они время от времени собираются по вечерам на старом месте, под мостом в Квинсе, а когда тепло, остаются там на всю ночь. Они это делают, чтобы не забыть того, чему их научил Морозник. Вместе легче противостоять этому проклятому городу. Ищите Луиса там.
– Они – это бродяги? – спросил я.
– Разве обязательно быть бродягой, чтобы провести всю ночь под мостом у костра? Конечно, если тебе никогда не довелось узнать, что такое ночь, холодное небо над головой и некуда идти, то ты этого не поймешь. Не поймешь, почему иногда вновь хочется испытать такое. Смотреть на холодные звезды из-под моста и искать среди них свою, – матрос вдруг заговорил как поэт. – Да, мы были бродягами, отребьем, презирающим самое себя, пока не появился Морозник. Там, под мостом, мы и услышали его в первый раз. Он жил с нами почти год. Сначала мы смеялись над его словами, но потом кое-кто из нас поверил ему. Мы были просто обыкновенной бандой бродяг, отбросами, которые промышляли чем попало. Правда, среди нас имелся один, звали его Чен. С него все и началось. К нему приходила девушка. Это было невероятно, по местным меркам приравнивалось к какой-то неслыханной роскоши. От бродяги может отвернуться Бог, его могут забыть родственники и друзья, не замечать гуманитарные организации, но женщина, о которой я здесь упомянул в последнюю очередь, всегда уходит первой, а потом уже Бог, друзья и прочее. А в случае с Ченом было наоборот. И потому мы все считали его самым благополучным из нас и полагали, что он выкарабкается. Ему было ради чего делать это. Но однажды случилось так, что она перестала приходить. Не знаю, что между ними произошло, но Чен целыми днями сидел мрачный, ничего не ел и забросил свой промысел. Мет, с которым он дружил, сказал нам, что женщина порвала с Ченом и уехала из Нью-Йорка. Хоть это и не показалось нам чем-то невероятным, но все-таки подействовало на всех удручающе. Что уж говорить про Чена. Короче, парень таял, пока с ним не заговорил Морозник. Они беседовали почти всю ночь… – матрос неожиданно замолчал, достал из кармана пачку сигарет и, закурив, обернулся на реку.
– И что было потом? – нетерпеливо спросил у него Саша.
– Потом, – задумчиво произнес матрос. – Потом случилось чудо. Она вернулась. Не сразу, конечно, через три с половиной месяца. Вот тогда кое-кто из нас и стал прислушиваться к словам Морозника. Чен покончил с жизнью бродяги. У него стала меняться жизнь в лучшую сторону, со временем она поменялась и у остальных. Никто из нас не стал миллионером, но мы стали людьми. Я, например, работаю на этой барже, со мной здесь моя жена. Но я был самым неверующим из всех нас. А вот Чен открыл свой бизнес.
– Ты хочешь сказать, что Морозник поменял судьбу каждому из вас? – недоверчиво спросил Саша.
– Нет. Прежде он убедил нас в том, что никто не может поменять человеку судьбу, кроме его самого, а потом научил, что нужно делать для этого.
– Дела! – посмотрел на меня Саша.
– Ну, мне пора, – произнес матрос. – Удачи вам!
– Спасибо, – поблагодарил я.
– Эй! – окликнул нас матрос, когда мы уже поднялись по ступенькам. – Если вам удастся отыскать Саню, скажите об этом Луису, пусть он мне сообщит.
* * *
Я отыскал этот мост поздно вечером. Под ним никого не было, стояла лишь ржавая обрезанная бочка, в которой жгли костер, несколько деревянных поддонов и продавленный кожаный диван, когда-то имевший черный цвет. Около часа я проторчал около моста, но никто так и не появился.
– Знаешь что, – сказал мне Саша, когда я заявился к нему утром. – Сейчас холодно, но по прогнозу вот-вот должно наступить тепло, наподобие нашего бабьего лета. Вот тогда они и появятся под мостом. Жди пятницы.
– Придется, – произнес я.
* * *
В пятницу вечером неожиданно потеплело. Воздух стал теплым и чуть влажным. «Завтра иду к мосту», – решил я, перед тем как лечь спать.
Я проснулся в три часа ночи. Меня по-прежнему донимала бессонница и мысль о том, что необходимо найти Морозника, любой ценой и побыстрей, пока моя американская биография еще чиста, как белый лист. В комнате было душно. Я распахнул окно и посмотрел вниз, где шла знакомая возня – из темноты появлялись силуэты с большими картонными ящиками в руках и исчезали в подъезде. Шла разгрузка контрабандных сигарет. Машина в целях конспирации стояла чуть в стороне от дома, в самом темном месте. Ее из окна не было видно. Все происходило без лишней суеты, почти бесшумно, и потому звук, чуждый этой криминальной тишине, мое ухо уловило, едва он появился. Это был шум мотора автомобиля, приближающегося со стороны Беккер-стрит. Секунд через десять завизжали тормоза, и звук смолк. На смену ему пришел топот многих ног и короткие выкрики команд. Я быстро оделся и вышел в коридор, собираясь исчезнуть из дома, прежде чем в нем появится полиция. А в том, что она в нем появится, я не сомневался. Сначала они похватают контрабандистов, потом войдут в дом в поисках склада и начнут проверять все квартиры. А когда обнаружат подпольную фабрику Зибельмана или небольшой заводик по производству виски, то поднимут весь дом вверх ногами.
Я сбежал по ступеням на первый этаж и постучал в двери швейного цеха, окна которого выходили на сторону противоположную подъезду. По этой причине там наверняка еще не знали о появлении полиции.
– Кто? – спросили за дверью.
– Ваш сосед из двадцать седьмой, – сказал я.
Щелкнул замок, и двери открылись. На пороге стоял Зибельман-младший.
– Полиция во дворе. Табачников берут, – сказал я и шагнул внутрь.
– Ша! – крикнул Зибельман. – Сворачиваемся, полиция!
Люди, находящиеся в цехе, действовали удивительно слаженно. Швейные машинки тут же попрятали в нишу в стене, а затем полностью прикрыли ее шкафом, стоящим рядом.
– Арон, Беня, материал в подвал, быстро, – командовал Зибельман. – Готовое в мешки и за окно в мусорники.
– Поможете? – обернулся он ко мне.
Я выпрыгнул в распахнутое окно с одним из рабочих и помог засунуть мешки с готовой продукцией в мусорные баки. Возвращаться в дом я не стал, поскольку пора было подумать и о себе.
Мне надо было пройти метров пятьдесят от угла дома до стыка двух других домов, между которыми имелся проход, а за ним сразу же начиналась плохо освещенная улица.
Добраться до прохода мне удалось, но едва я миновал метровое пространство между двух кирпичных углов, как передо мной из темноты возникла фигура полицейского. Не колеблясь ни секунды, я сделал короткий шаг ему навстречу и крюкообразным ударом снизу вверх опрокинул его на спину, а затем бросился бежать. Изрядно попетляв по улицам и порядочно удалившись от дома, я перешел на шаг, размышляя, куда теперь деваться. Потом впереди, возле бара, мои глаза разглядели такси. Цветной водитель сладко спал. Чтобы разбудить его, мне пришлось несколько раз постучать по крыше машины. Открыв глаза, он попытался сделать бодрый вид и тронул такси, едва я в него сел. Я назвал адрес и, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза, надеясь немного вздремнуть. Меня разбудил стук в стеклянную перегородку.
– Приехали, мистер.
Отпустив такси, я пошел вдоль набережной. Океан слабо мерцал в предутреннем свете. Фигура продавца сосисок и его тележка вырисовывались в нем двумя серыми пятнами.
– Четыре сосиски с горчицей, – подойдя к нему, попросил я.
– Ты чего? – удивленно уставился на меня Саша. – Неужто ради этого и приехал?
– Полиция, – пояснил я. – Накрыли контрабанду с сигаретами. Потом наверняка в дом пойдут. Мне с ними лучше не встречаться.
Саша задумчиво потер подбородок.
– Да, что-то не срослось нынче у подполковника Орлова.
– Похоже на то, – сказал я, присаживаясь на парапет и принимая у Саши сосиски.
Я ел сосиски и смотрел на океан. Саша молча стоял рядом.
– А ночь-то теплая, – произнес я.
– Теплая, – согласился Саша.
– Значит, можно под мостом ночевать.
– Можно, но не обязательно. Лучше в гостинице пожить, пока в доме все утихнет.
– Я не о том, Саша. Я пойду под мост и буду ждать там Луиса.
– Ты тоже странный, – сказал после некоторого молчания Саша. – Люди приезжают сюда и стараются как-то устроиться, жизнь свою наладить, денег заработать. А ты надумал Морозника искать. За каким чертом он тебе сдался? Или подобное притягивает подобное?
– Где это ты такое слышал?
– Да от Морозника и слышал. За каким чертом он тебе сдался? – опять повторил Саша.
– А на какой черт нужен океан? Его даже пить нельзя – соленый.
– Ну, океан, это… – Саша задумался на несколько секунд. – Это стихия, простор, возле него хорошо, – Саша замолчал и стал поднимать крышку бака.
От бара в нашу сторону двигались четыре фигуры, две мужских и две женских.
– Парами ходят, – заметил я.
– Из «Ноева ковчега» в одиночку почти никогда не выходят. В основном, парами. Вертеп, – сказал Саша. – Смотри, бабы чуть ли не голые.
Обе подошедших пары стояли в обнимку, от них несло спиртным, табачным дымом и духами. Женщинам было немного за тридцать. Саша, конечно, преувеличил, сказав, что они почти голые, но не намного. Длина их платьев и огромные декольте были вызывающими.
– Суки! – сказал Саша, когда обе парочки, купив сосиски, стали не спеша удаляться вдоль набережной. – Ходят такие, потом покоя нормальному человеку нет.
– Это почему же? – спросил я.
– Почему?! – Саша в сердцах хлопнул крышкой бака. – У меня уже год бабы не было. Америка, черт бы ее подрал!
