Звук остановил эту тишину, она разрывала мои мысли на части и разбивала их вдребезги. А он, так же молча, встал из кресла. Открыл ящик, достал плеть, жестом показал молчать.
Соорудил из подушек гору и замахнулся над ними плетью, раздался свист рассекающего воздух бича и громкий хлопок о ткань подушки, почему-то так похожий на удар о живую плоть. Я вздрогнула и затряслась.
Воспоминания подступили твердым комком к горлу, который невозможно было сглотнуть.
Обернувшись, прежде чем занести плеть снова, кивком указал на дверь.
Надо же… в святых стенах подслушивают.
Когда хлыст в очередной раз опустился на подушку, я вздрогнула и спрятала лицо в коленях.
– Да простит Всеотец твои грехи, сим скрепляю очищение, сестра Агата, – произнес он, утирая пот со лба, когда плеть двадцать первый раз ударила по подушке.
Я протянула ему свою кружку с нетронутым, уже остывшим чаем, и он выпил его залпом, а когда закончил смешно вытянул изо рта чайный листочек.
Тяжело дыша он опустился в кресло и наклонился ко мне.
– Тебе нужно сделать вид, что исповедь закончилась именно так, как того хотела бы Настоятельница, – горячий шепот обжег мое ухо. – И вот еще деталь, – ладонью он взъерошил мои волосы, заключил меня в кольцо своих рук и потянулся к пуговице на моей спине, ловким движением расстегнул её, как будто делает это каждый день.
Когда он отстранился, я уже дрожала, не от холода, совсем не от него. Я стиснула бедра, кивнула, совсем не слыша того, что он говорит, поклонилась и слишком поспешно попыталась ретироваться.
Возле двери он меня нагнал и прошептал, как будто не на ухо, а сразу в душу:
– За дверью тебя уже ждет Настоятельница, постарайся быть убедительной. Меня какое-то время не будет, постарайся не наделать глупостей.
Я кивнула, он отворил дверь, и когда я вышла, на меня обрушился привычный шум жизни монастыря: шикала старая сестра Долорес на стайку громко смеющихся послушниц, причитала сестра Хелен, что на несносных девиц не напастись целебных мазей, где-то капала вода. Но в комнате отца Доминика все это как будто переставало существовать, словно у него собственный мир, отдельный от монастыря и всего что с ним связано, да и сам он можно подумать не отсюда.
– Агата?
– Да, мать Настоятельница? – всем своим видом я попыталась изобразить страдания, вспоминая, что чувствовала после прошлых «исповедей».
– Ничего, иди к себе. Пусть Единый очистит твою душу.
– Воистину, – пробормотала я, устремив взгляд в пол, думая только о том, что лицо отца Доминика было так близко, а его шепот возле моего уха…
Я вздрогнула и поспешила, притворяясь, что у меня болит спина. Остановилась, как будто переводила дух, сжала пальцы в кулаки и зажмурилась, а когда завернула за угол, поймала краем глаза на себе изучающий взгляд матери Настоятельницы.
Может быть, ей просто нравится истязать меня? Может быть, мои родители как-то оскорбили её, когда передавали меня в монастырь?
Может быть… все что угодно.
Я плюхнулась животом на кровать и постаралась вспомнить детские стишки, которые мы с гувернанткой разучивали, когда я была ребенком.
Теряюсь в своих мыслях, среди всего вихря из собственных чувств. Они все безумно разные, но я перестаю различать их, как деревья в лесу, после долгого пребывания в нем.
– Пойми уже, глупая, наконец, что с тобой происходит! – громко вскрикиваю я, обрывая конец фразы подушкой.
Я должна собраться. Но я не могу. Я чувствую давление, меня будто снова и снова хлещут кожаным кнутом по ребрам, а я падаю на колени под беспрестанный гул молитвы и сдаюсь.
Почему отец Доминик решил мне помочь? Почему попросил солгать? Разве человек, принявший сан может позволить себе говорить неправду? Или это ложь во спасение? Но чье спасение? Если он спасает грешницу, то не вредит ли это его собственной душе?
* * *
Три дня я усердно притворялась изможденной, обмакнув палец в сажу, нарисовала себе круги под глазами, смотрясь в блестящее дно кастрюли. Вышло так правдоподобно, что даже сестра Долорес освободила меня от уборки территории.
Лежа в своей постели, я так много думала, что совсем не заметила как уснула, чтобы позже проснуться от собственного крика.
Сердце после ночного кошмара бешено стучало, гул в голове не прекращался и я сдавила виски пальцами. Сначала мне показалось, что стук в дверь мне померещился, пока он не повторился вновь.
– Сестра Агата, я пришел справиться о вашем состоянии, – официально произнес он из-за двери.
Я не знала есть ли еще кто-то в темном коридоре, потому не стала открывать, просто подошла ближе.
– Со мной все в порядке, – так же из-за двери заверила я.
– Хорошо, я рад. Буду ждать вас в молельном зале, на уроке слова божьего.
– А сестра Долорес?
– Заболела, – отрезал он. – Отдыхайте, сестра Агата, – проговорил он, отходя.
Я стояла возле двери, пока шаги совсем не стихли.
В самом деле решил узнать о моем самочувствии? Это мать Настоятельница его попросила? Или сам решил, едва вернувшись?
Тряхнув головой я заметила, как сгустились тени в комнате и замерла. Тьма буквально клубилась в углах, шевелясь словно живая. Переливаясь всеми оттенками от темно-серого до глубоко-черного, она двинулась на меня.
Я взвизгнула и выскочила за дверь, и бежала пока не налетела на отца Доминика. Сбивчиво попыталась объяснить, что увидела, но как только слова слетали с моих губ, это превращалось в первосортный бред.
– Вы достаточно спите ночью? – он скептически осмотрел мое лицо и всего на мгновение его взгляд скользнул ниже, туда, где были расстегнуты пуговицы ночной рубашки, которую я планировала сменить.
Я охнула и постаралась прикрыть руками грудь.
– Я провожу и проверю продолжает ли «тьма» караулить вас за углом вашей спальни, – абсолютно бесстрастно произнес он.
Потупив взгляд я шла за ним, коря себя за глупость и детские страхи. Я и правда мало сплю, потому что мучаюсь от кошмаров. Еще бы голая выскочила. Мне хотелось упасть и биться головой об пол.
– Как я погляжу, здесь все в порядке. Отдыхайте, сестра Агата, если не сможете заснуть, обратитесь к сестре Хелен за настоем.
Я разочарованно выдохнула и накрылась одеялом с головой.Я упала на кровать и зарычала в подушку от собственной глупости, когда из коридора больше не доносилось звуков. Мне очень сильно хотелось влететь со всего размаха в стену, чтобы полностью потерять связь с реальным миром и, возможно, забыться. – Надо же, учудила… – прошипела я, обращаясь к самой себе вслух.
