Через несколько дней группа во главе с Нейтаном двинулась в путь, на котором их ожидало то, с чем юный предводитель не был готов встретиться. Стоило только Нейтану вступить в Пустошь, как она начала менять его, и этот процесс ещё не закончился.
VI
Наше время. Зима 219-ый года со дня открытия Пара Земли.
– И на основании этих фактов я совместно с Григорием предлагаю распустить аристократическую юстицию и вместо неё организовать новый орган надзора за недобродетельными аристократами, – выступил Фарль.
Сейчас проходило очередное собрание высшей палаты, на котором Фарль и Гриша подняли тему неблагонадежности аристократической юстиции. Они некоторое время обсуждали этот вопрос и пришли к общему мнению. С того момента, как конфликт между ними сошёл на нет, то их отношения заметно улучшились. Теперь они могли сосредоточиться на общем деле – развитию государства. Нынешний состав совета значительно изменился спустя столько времени. Такеда Зайн Такира скончался от болезни в возрасте 73 лет, год тому назад. Примерно тогда же и Натали сложила с себя полномочия. На их места пришли Андрей Ново Думский, ранее находящийся под протекторатом семьи Зайн Такира, и подающая надежды юная аристократка Милена Двар Слуцкая. Она была потомком главы совета – короля Артемия – который занимал эту должность в прошлом веке. С тех пор Слуцкие потеряли своё былое величие и стали одной из «низких» семей. Так было, пока их под своё крыло не взял Фарль. Он и продвинул девушку в высшую палату. Милена была членом Рестеда, и хотя по статусу была выше Шарлотты, но являлась её подчиненной, представляющей в совете интересы партии. Палата спустя более десяти лет шаткости наконец достигла стабильности и паритета. Время беспрецедентного главенства Григория прошло. Каждая из семей не имела существенного преимущества над остальными. Так Зайн Такира, Кол Галланды и Ной Кэмплы имели на своей стороне по два голоса высшей палаты. Бен Кильмани же находились в позиции нейтралитета. Поэтому любое решение принималось коллегиально в действительности.
– Это, конечно, всё замечательно, – заявил Сатори. – Но не считаете ли вы, что это всего лишь смена имён. Распустим одно, создадим точно такое же, только в другой обертке. Можете ли вы предложить существенно отличительные черты новой организации от прежней?
– Я поддерживаю опасения господина Сатори, – сказал Эдмунд. – Не подумайте дурного, я лишь стараюсь избежать ненужных трат на ребрендинг.
– Мы с Фарлем предоставили структуру и цели новой юстиции, названной системой выслеживания и травления аристократов. Сокращенно «Свита», – пояснил Гриша. – Мне кажется, название говорит, какие отличия несёт в себе Свита.
– Травление? – недоверчиво высказалась Милена. – Возможно, я путаю, но это звучит крайне некультурно по отношению к людям. Они же всё-таки не тараканы, – посмеиваясь, добавила.
– Они самый, милочка, – обратился Григорий, кинув презрительный взор. – Недобродетельные аристократы даже хуже тараканов на теле общества. Пусть само название несёт в себе посыл, пусть они понимают, что с ними будет, если они посмеют поступать необдуманно.
– Во-первых, я Вам не милочка. Попрошу больше уважения. Хоть я и не так долго в совете, но наслышана о Ваших «подвигах». Время Вашего единоличного правления давно прошло. Отныне Вы такой же, как и все мы – человек.
На лице Гриши тут же появилась злая ухмылка. А вместе с ней у всех в совете пробежались мурашки. Они прекрасно знали, что даже сейчас его не стоит злить, ведь кто знает, что он может вытворить. Девушке было всего двадцать два, талант и ум завели её очень далеко, но опыта ей определенно не доставало. Кол Галланд облокотился на руку, с интересов приготовившись слушать, что дальше скажет эта юная леди. Ныне совет для него был не более чем игрой, развлечением, который скрашивал унылые будни.
– А во-вторых, я уже ознакомилась с документом и смею заметить, что методы Вашей системы крайне деспотичны. Я бы даже сказала тоталитарны. Чтобы не сотворили аристократы, они остаются людьми со своими правами. А также они имеют право на ошибку и возможность её исправления. Вы же предлагаете полное лишение их конституционных свобод. «Свита» сможет вмешиваться в частную жизнь на совершенно ином уровне. Внеплановые обыски даже чистых перед законом аристократов, допросы, полный доступ «Свиты» ко всей личной информации родственников из побочных ветвей. Вы предлагаете абсолютный контроль. При таких условиях и вздохнуть спокойно будет нельзя, – недовольным тоном высказалась.
– А Вам есть что скрывать? – парировал Гриша. – Добросовестного аристократа не смутят подобные требования, тем более факт утечки данных полностью исключается вмешательством стим-тека. Чего же бояться? – улыбаясь, спросил.
– Я боюсь лишь отсутствия гуманизма. Не связаны ли столь радикальные меры с тем, что Вы по рождению не являетесь аристократом? Может, Вы в тайне ненавидите их?
– Почему же в тайне? – ответ её удивил. – Как и любой добродетельный аристократ, я явно ненавижу нечестивых. И Вы правы. Мой статус при рождении напрямую связан с такими мерами. Я и Фарль в отличии от всех присутствующих можем здраво оценить ситуацию. Мы видим картину целиком, – тут на него внезапно напал легкий приступ смеха. – Я тут подумал, что Ваши претензии очень смешные. Вы член партии Рестеда, который борется за справедливость между классами. Кажется, такой лозунг утвердила Лотти, чтобы обойти нелюбимое политиками слово «равность». Уверен, рыжик не упустила бы возможность насолить аристократам. Вы же видно не совсем понимаете желания своего лидера. Строите из себя классового гуманиста, идеалистку, которая хочет исправить этот мир. Это даже мило… только вот последняя идеалистка в совете вызвала «возмущение теистов». Будьте милостивы, не повторите трагедию.
Слова Гриши были ядом, который медленно просачивался в душу. Никто в совете не понимал те изменения, что претерпело сознание Григория, один только Фарль предполагал. Он знал их причину, знал кто источник.
– Ваши слова – явное оскорбление! – воскликнула Милена.
– Хотя постойте, – перебил её. – Может быть, Вас смущает, что Свита распространяет своё влияние и на новообразовавшиеся партии, вроде Рестеда?
– Да как Вы смеете?!
Эдмунд, что был рядом, остановил её, чтобы она не сказала лишнего. Он посмотрел на уставший вид Григория, на его плавный ход зрачков, отражающих полное безразличие к происходящему.
– Григорий, простите за дерзость, – проговорил он. – Но разрешите задать вопрос? – тот махнул рукой. – Вы пьяны?
– Не пьян, но и не трезв, – без зазрения совести ответил. – Утром промочил горло стаканчиком другим.
– Вы же понимаете, что и сами теперь подпадаете под действие аристократической юстиции, Григорий? – спокойно вступил Андрей. – Явиться в нетрезвом состоянии на заседание совета – неслыханная дерзость и явно не признак добродетели души. Что можете сказать на этот счёт?
– Не припомню, чтобы запрещалось пить аристократам. Также не припомню, чтобы фуршет в гостевом зале не был устелен алкогольными напитками. Недобродетельно было бы прийти, находясь в серьезном состоянии алкогольного опьянения. Я же напротив трезв разумом, и кто смеет заявить, что мои слова являлись ложью.
– Давайте отойдем от темы личных взаимоотношений, – попросил Фарль. – Их можно выяснять за пределами этих стен.
– Это было провокацией! – проигнорировала Милена. – Непозволительное отношение ко мне и лидеру Рестеда – Шарлотте Аллаги. Вы назвали её Лотти и рыжик, какое право Вы имели…
– Полное, – отрезал он. – Поверьте мне, я именно тот человек, который смеет называть её так и любым другим словом. Уверяю Вас, я близок с ней куда сильнее, чем Вы, Милена. Если желаете подробностей, можете уточнить у рыжика.
– Думаю, нам стоит отложить решение по поводу юстиции на следующее заседание, – заявил Андрей. – Чтобы искоренить факт неприязни, рожденной сегодняшней стычкой. А также чтобы все члены совета находились полностью в трезвом рассудке и благостном расположении духа.
– Согласен, – наконец заговорил Сатори. – К тому же предлагаю достопочтенным Фарлю и Григорию слегка пересмотреть взгляды на юстицию, чтобы удовлетворить всех недовольных.
Эдмунд, Милена и Симон поддержали их. На этом собрание закончилось. Фарль остановил Григория, когда тот проходил по коридору на пути к выходу. Он был сильно раздосадован обстоятельствами, даже разгневан.
– Что ты творишь, Гриша?! Не мог поубавить напора? Теперь будет гораздо сложнее убедить совет в необходимости Свиты.
– Брось, Фарль, – апатично произнёс аристократ. – Они примут нашу волю, как принимали всегда. Даже если дело дойдет до разногласий, то по количеству голосов проект пройдет. Уверен, Эдмунд поддержит нас, а если и нет, то не выступит против. Вопрос юстиции вне его интересов.
– Григорий, нам нельзя возвращаться ко временам, когда количество голосов было превыше общего решения. Такой подход неверен, – он остановился и помассировал переносицу. – Я понимаю, Гриш… тебе тяжело после всего и всё-таки…
– НИХРЕНА ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ!! – крикнул он и тут же опомнился. – Прости… само вырвалось. В общем, не переживай по пустякам, я всё улажу.
Он пошёл вперёд, пока Фарль решил уладить разногласия с Миленой. Григорий ступал дальше, углубившись в себя, но он внезапно затормозил, когда увидел знакомое лицо. Лицо, которое вызвало у него острую боль. Молодой человек в черном фраке и синем галстуке стоял напротив него, держа в руках букет белых златоцветников. Второй рукой он опирался на трость. От него последовала легкая невзаимная улыбка.
– Что ты здесь забыл? – выпалил Гриша.
– Пришёл навестить старого друга, зачем же ещё? Я был у тебя дома, но, как видишь, тебя не застал. Лишь после вспомнил о том, что сегодня собрание.
– Навестил? – саркастично выдавил он. – А на этом позвольте откланяться.
– Дела… понимаю, – с грустью произнёс. – Вот прими это, – он протянул букет. – Я не смог прийти на годовщина, извини. Тебе приходится нелегко, должно быть. Надеюсь, этот скромный подарок приподнимет тебе настроение. Это златоцветник. На языке цветов он означает…
Григорий агрессивно выбил цветы из его рук, и лепестки разлетелись по полу. Словно первый снег они окропили собой паркет.
– Я ЗНАЮ ИХ ЗНАЧЕНИЕ! – оборвал Гриша. – Поверь, мне ни капли не легче от твоего сочувствия. Поэтому катись в ад, – сказал и обошёл его.
– Уже был. Не понравилось, – его голос отозвался печалью, сродни той, что таится в душе Григория.
Кол Галланд стиснул зубы и молча ушёл. Молодой человек кое как присел на корточки, чтобы прибрать беспорядок. Ему в этом помог подошедший Фарль. Милена стояла позади и лишь смотрела на это. Мужчина был ей незнаком.
– Здравствуй, Фарль, – поприветствовал он. – Рад видеть тебя.
– Взаимно, – Ной Кэммпл собрал букет. – Прости, но нам нужно идти, – тот одобрительно кивнул.
Фарль проводил друга поклоном. После уже на подходе к Атмосу раздался звонок с телефона-гарнитуры.
– Слушаю, – ответил мужчина, ослабив галстук.
– Первый, я собрал Чисел, как ты и хотел, – заговорил Павел. – К полуночи они прибудут в намеченное место. Тебя ожидать?
– Само собой, у нас много тем для обсуждения, – холодно произнёс Первый. – Всё идет по плану?
– Наши люди повсюду. Они контролируют каждую структуру, нет повода для волнений. Нам стоит пригласить крота из совета? Полагаю, он также захочет послушать, что ты скажешь.
– Нет, сегодня обойдемся без него, ему и так есть чем заняться. Я побывал в совете, и мне уже передали всю нужную информацию. Тут всё спокойно, его присутствие излишне. К полуночи я прибуду, а к этому моменту ты закончи дела в Рестеде.
– Понял тебя.
Первый сел в Атмос и приказал шофёру направляться в особняк.
Тем временем Милена закончила разговор с Фарлем, но на этом её работа не закончилась. Следующим пунктом в расписании было посещение центра Рестеда, который обосновался в Рабочем районе. Добравшись до него, она вошла в большое белое здание со стеклянными панелями. Количество членов партии в одной только Артеи достигало почти 20% от населения. Они, как муравьи, ползали по большим залам, похожим на маленькие ячейки с сотрудниками. Пятнадцати этажный офис целиком и полностью заполнился рабочими. Они занимались разносторонней деятельностью: благотворительность, решение социальных проблем, помощь в судебных разбирательствах по делам аристократов, защита прав пролетариата и меньшинств, и, конечно же, участием в политике. И всей этой огромной системой заправляла Лотти. Организовать рабочий процесс ей помогали Фарль и Эдмунд, по первой они были активными участниками строительства нового Рестеда. Однако финансовое благополучие во многом было заслугой самой Шарлотты. Она в своё время занялась скупкой земли и собственности, упавшей в цене в пору «возмущения». В тот период многие уехали из Артеи, Фетры и Кома – центров восстания – в более безопасные города. Этим и воспользовалась Лотти.
Милена поднялась на девятый этаж, там был кабинет Павла. Он сидел, зарывшись в документах. Его стол был завален макулатурой, с которой он мог достаточно быстро разобраться, если на то была бы веская причина. Если таковой не было, то его прокрастинация оставляла стопку бумаг на потом. Вместо работы он любил сидеть в своём кожаном кресле, попивать чашку кофе и смотреть на виды района, которые за эти годы заметно преобразились. Казалось, Рабочий район посветлел, стал свободнее и свежее. Чаще по дорогам стали рассекать Атмосы, да и количество высоток за последний год увеличилось.
Девушка постучалась к Павлу и вошла.
– Моё почтение, – заговорила она, поправив русые волосы. – Госпожа Шарлотта на месте?
– Рад Вас видеть, Милена. Да, она на месте. Правда, не в духе. Переговоры с архиепископом провалились. Оно и неудивительно. Я не знаю, чего она ожидала, желая купить землю бывшего собора. Пусть она и предлагала помощь в реставрации, – сказал он, откинувшись на спинку.
– Вы сомневаетесь в решениях Шарлотты? – угрюмо спросила аристократка.
– Сомневаться в целом полезная штука, предпочитаю руководствоваться логикой чистого разума. Как дела в совете?
– Превосходно, – отгрызаясь, ответила и вышла из кабинета.
Павел улыбнулся и продолжил работу.
«Как же ты всё-таки юна, Милена, – подумал он. – Считаешь, что совет имеет хоть какую-то власть. Считаешь, что можешь что-то изменить. Рыпаешься, пытаешься выбраться из этой ямы, но всё бесполезно. Эти двое уже смирились и просто лежат на самом дне, прекрасно осознавая, что балом правит он. После своего чудесного воскрешения, он назвал себя величайшим дураком, и эта фраза навсегда застряла в моей голове. В тот момент я понял, что этот парень и есть величайшая загадка, которую я желаю разгадать. Человек, что меняет реальность одним своим словом. Разве есть в этом мире хоть что-то занимательнее? Он, и правда, дурак. Тот, кто видит этот мир без иллюзий в своём первородном виде… это подкупает».
Внезапно раздался звонок. Это была Роза.
– Внимательно слушаю Вас, Розалия. Что-то случилось?
– Нет, всё замечательно. Звоню спросить есть ли у Вас время сегодня вечером? Теисты проводят благотворительную акцию, и я подумала, что Вы могли бы прийти как представитель Рестеда.
– Я польщён Вашим предложением, но, к сожалению, у меня есть неотложные дела. Сами понимаете. Если Вас не затруднит, то мы могли бы встретиться в любое другое время и обсудить дела в более приватной обстановке. К примеру, завтра по обеду?
– Я была бы очень рада.
Милена дошла до другого кабинета на этом же этаже. За стеклянной перегородкой было видно Шарлотту, она нервно перебирала в руках пачку сигарет, сдерживая себя от желания покурить.
– Шарлотта, Вы курите? – обеспокоенно спросила Милена.
– О, здравствуй, дорогая, – произнесла, спрятав пачку. – Нет… точнее, да, но я бросила. Не знаю, зачем храню её. Каждый раз как нервы шалят, рука сама прямо-таки тянется. Наверное, такой борьбой стараюсь держать себя в тонусе.
– Никогда не задумывалась, что в Вас есть такая черта. Почему Вы начали курить? – та лишь отмахнулась. – Слышала, что встреча с архиепископом была неудачной.
– Не напоминай. Меня чуть ли не рыжей ведьмой назвали. Этот Авреель, как заноза в мягком месте. Говорил мне Фарль, что ничего не выйдет, а я понадеялась на своё обаяние. Шовинист чёртов. В такие моменты понимаю, что с Феодором было бы проще. С его уходом Церковь ушла от здравого смысла в метафизику, творится полная околесица… Ай, не могу! – она вынула сигарету и запыхтела, как паровоз. – Прости, что тебе приходиться это видеть, но правда нет сил уже. А как у тебя в совете?
– Примерно также… Этот Григорий Кол Галланд точно такой же шовинист. Никакой профессиональной этики! Просто вывел меня из себя! Предложил такую ужасную систему контроля за аристократами.
– Ты про Свиту? – спросила, отряхнув пепел.
– Вы знаете?
– Конечно же. Фарль советовался со мной. Ты права, она слегка деспотична, но справедлива. Пусть меня и не радует факт того, что и Рестед попадает под юрисдикцию Свиты, но это потери, которые мы можем понести. Ты выступила против, как понимаю?
– Я подумала, что это негуманно. Старалась поступать, как Вы. И представить не могла, что Вы будете за… Так мне проголосовать в поддержку?
– Само собой, но если сможешь выбить послабления для партий, то лишним не будет, – тут у неё выскочила улыбка. – А что Гриша таково сказала, что ты его шовинистом обозвала?
– Он назвал меня милочкой, а Вас посмел назвать Лотти и рыжиком. Ещё и тираду устроил, что он имеет право так обращаться. Ну что за нахал?!
Лотти во весь голос рассмеялась.
– Ай да Гриша, ай да мелкий засранец, – Милена поразилась. – Во многом он прав. Григорий, действительно, один из немногих людей, который может меня так называть без санкций. Ты, должно быть, не знаешь, но мы с ним друзья детства. Хотя сейчас наши отношения слегка натянуты. Я дружна с его женой, пусть она, конечно, и редкостная стерва, но благодаря ей я познала прекрасный мир магазинов одежды. Мы все находимся в тесной спайке, Милена.
– Я не знала об этом. Впредь я буду более уважительна к нему относиться.
– Не стоит, милая, – произнесла, потушив сигарету. – Поверь мне, бесить этого человека – одна из радостей моей жизни. Не стоит поступаться с личными чувствами в угоду того, что тебя даже не касается. Мои отношения с Григорием только мои.
– Вы знаете стольких людей в совете, – задумавшись, проговорила Милена. – Может, Вам знаком и этот человек? Я не припомню его имени, но его явно знает достопочтенный Фарль. Он высокий такой, чернявый, – пыталась описать.
– С голубыми глазами? – уточнила Лотти, опустив взгляд.
– Точно. Они были столь тусклыми и безжизненными.
– Я понимаю, о ком ты, – тут она вновь достала сигарету и закурила уже вторую. – Я знаю, кто он.
– Видимо, этот человек не так значим, если я про него ничего не слышала. Так или иначе все Ваши близкие добились успехов в этой жизни. Аж от сердца отлегло. Я уже подумала, что Ваше окружение целиком и полностью состоит из удивительных личностей.
– Уверяю тебя, – она посмотрела на небо. – То, что мы не знаем, зачастую является самой значимой деталью всего механизма. Могу сказать, что человека удивительнее его я не встречала и не встречу. И мой совет… держись от него подальше. Он из тех, кто несёт в себя силу, способную упорядочивать хаос, – сказала и выдохнула серую табачную пелену.
***
Ровно в полночь в баре Аркобалено собрались все Числа, чтобы отчитаться перед тем, кто по праву управляет Артеей. Это был самый настоящий тайный совет, совет детей Пустоши.
VII
Чуть меньше двух лет назад в Пустоши.
