Так в совете остался один только Фарль. Не успело пройти и шести месяцев.
В поместье Кол Галланд тем временем всё было как нельзя лучше. Воспользовавшись своим влиянием, Григорий отправил Костю и Марию в новые поселения в качестве губернаторов, приставив к ним доверенное лицо. Симон был не согласен с его решением, но теперь даже он не мог соперничать с его авторитетом. Но не всё было так мрачно. Однажды в их семью пришла благая весть, которая была настолько великолепной, что даже сам Григорий – образец хмурости – радовался, как ребенок. Она пришла им за завтраком.
Семья трапезничала. Симон и Гриша обсуждали насущные дела, Ракшаса читала новости, а Нат с неестественной молчаливостью ела кусочек торта. На это обратила внимание мать, упрекнув:
– Дорогая, ты что совсем не следишь за своей фигурой? Мне кажется, что по утру кушать сладкое не очень полезно для здоровья.
– Прости, матушка. Просто очень сильно захотелось, – ответила Нат, поглядывая на Гришу. – Григорий, у меня есть очень важный вопрос, – сказала, отложив торт.
– Слушаю, – ответил он, отвлекшись.
– Правда ли, что Григория Кол Галланда называют истинным аристократом? – тот кивнул. – И он несомненно обязан поступать согласно добродетели, так ли? – Гриша снова одобрительно покачал головой, улыбаясь. – Следовательно, он примет на себя бремя ответственности, коль на то будет нужда?
– К чему ты ведешь, Нат? Честно признаться, я не понимаю, а, как ты знаешь, для меня это редкость – не понимать.
Натали сделала глубокий вздох, словно готовившись.
– В таком случае как порядочный аристократ ты просто обязан позвать меня замуж! – громогласно утвердила.
Он такой внезапности Гриша поперхнулся кофе, выплюнул его на стол. Симон, насторожившись, расслабил галстук, который начал его душить.
– Натали, не могла бы ты объясниться? – попросил Григорий, откашливаясь. – Боюсь, что я, что дорогие родители в легком недоумении.
– Ты обязан понести бремя ответственности, если аристократ! – повторила она, смущаясь.
– Это я понял, но что это значит?!
– Это… это то и значит!
– Натали! Я никогда не замечал в тебе такую импульсивность, – разозлился Гриша. – Что за балаган ты устроила?
Девушка вся красная зажалась на стуле, не поднимая взгляда. Она перебирала пальцами, пытаясь подобрать слова. Но, видимо, не нужно было. Вдруг из рук Симона выскочил стакан с виски, а глаза его озарились ярким светом.
– Великая Душа, – выразился он. – Натали, не уж то ты беременна?
Девушка лишь тихонько качнула головой. И вслед Григорий потерял дар речи. Ракшаса вскочила с места и бросилась обнимать дочку, не прекращая целовать.
– Это просто невероятно, родная! – воскликнула она. – Сколько уже?
– Пять недель, – скромно ответила.
Симон был вне себя от счастья, мысль, что он наконец станет дедушкой, заметно ободрила его дух. Все ждали реакции Григория, но, обернувшись, увидели, что он пропал. Молодой человек пребывал в шоке, он ринулся на свежий воздух в сад при поместье. Его дыхание сперло, и только кислород улицы давал ему отдышаться. Он уселся на скамейку, и пустым взглядом уставился на желтеющую траву. На улице было прохладно, но оно было и к лучшему. Легкая мерзлота отрезвляла парня.
«Я стану отцом?»
Эта мысль пробежалась по его сознанию, заставив угрюмое лицо преобразиться. Его чистая улыбка показалась на свет. Мысль была такой заедающей, что он не мог поверить в её правдивость. Он неосознанно выхватил телефон-гарнитуру и собирался набрать того, кто первый пришёлся ему на ум.
«Мама, я стану отцом!», – протрубил про себя.
Но сразу после сознание вернулось к нему, и он отложил идею в сторону.
«Вот ведь… даже сейчас первый, кто приходит в голову – это Роза. Что за глупость? Позвонить ей, рассказать о своей небывалой радости, будто бы она сможет её разделить. После всего, что я сделал, разве это возможно?».
– Неужели это правда? Я буду папой, – произнес он вслух, глупо улыбаясь. – У меня будет ребенок, семья. Как-то не верится… ни разу не задумывался об этом. Жена, дети, родной домик. Какие простые слова и желания, но почему-то от них на душе так спокойно. А ведь если подумать, я не представляю, как воспитывать ребенка. Пусть хоть какие-то представления о семье у меня имеются. Сразу после рождения меня отдали в детский дом, и только в приюте Святого Норта я познал любовь и чувство родного. Но так таковую родительскую заботу понять мне не довелось. А что если ребенок будет таким же, как и я… что если он будет враждовать со мной, как я с Розой? Это же очень больно для него. Что если я не смогу его правильно воспитать? Не рано ли мне становиться отцом вообще. Мне всего 20, – его рефлексия породила огромное количество проблем, которые обрушились на него. – Подождите-ка, мне теперь придется жениться на Нат. Не то чтобы я сильно против, но всё же… Она мать моего сына. Сына? С чего я взял, что будет мальчик? Я что хочу мальчика? То есть если будет девочка, я буду меньше любить её? Не значит ли это, что я буду негодным отцом? По идеи я должен любить одинаково обоих, но если я сейчас бессознательно захотел сына, не означает ли это, что я больше склоняюсь к мальчику? Но я не хочу не любить свою дочку, – он начал рьяно ворошить волосы.
Тут неожиданно Симон легонько стукнул его по голове, чтобы тот очнулся.
– Успокойся, Гриш, – сказал он. – Хватит грузить себя пустыми мыслями. Там Нат ревёт в три ручья. Никогда её такой не видел… видимо, гормоны бушуют.
– СИМОН! ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?! Я СОВЕРШЕННО НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЮ!
Аристократ впервые увидел парня в таком живом смятении. Его лицо не переставало светиться от счастья, но взгляд был бешенным. Зрачки неумолимо бегали по округе, словно ища что-то. Физиономия Гриши невольно вызвала улыбку и у него самого. Он присел рядом и взял того за плечо.
– Знаешь, из-за твоих подвигов в совете и холодной натуре, я напрочь забыл, что ты ещё сопляк малолетний. Такую панику развёл… прямо как я, когда должна была родиться Натали. Это событие всегда вызывает у нас мужчин очень странные ощущения. Я тебе больше скажу, когда у Нат настанет время рожать, ты будешь хотеть оказаться на её месте, видя, как она боится. А уже во время родов благодарить судьбу, что родился парнем и что тебе никогда не придется испытывать этот кошмар. Ракшаса рожала целых двенадцать часов… Ох, если бы не помощь Розы, я бы со страху копыта отбросил, не то что Ракшаса.
Он вспоминал это с ужасом на глазах. За этим выражением лица сразу последовал смех Григория. А следом и на самого Симона напал приступ радости.
– Кому как ни тебя знать, Гриша, что я паршивый отец. Меня с детства вёл лишь статус рода, поэтому я мало был озабочен собственной семьей. Так продолжалось долгие годы. Моя гордыня превратила именитых Галландов в кучку высокомерных подлецов, готовых идти на всё, лишь бы перчатки оставались чистыми. Мой покойный отец, да упокоит его Душа, был великим человеком. Не чета мне. Он возложил на меня священную обязанность, а я всё пустил под откос… Начиная с семьи. И единственное верное решение, что я принял, было усыновлением тебя. Ты изменил эту семью, сделал немного чище. В первую очередь, это касается меня. С тобой мы общаемся, честно высказываем свои желания, даже самые коварные и гнусные. Сначала ради тебя мы играли роль дружных родителей и детей, но со временем игра переросла в реальность. Нат сблизилась со мной через тебя, ты был темой наших бесед годами. Какой бы гадиной не казалась Ракшаса, но даже она по-своему полюбила тебя… стоило ей узнать, кто тебя вырастил. По нашей вине ты испытал столько боли от Марии и Кости. Они результат нашего халатного воспитания. Я знаю, что даже сейчас поступаю с ними несправедливо, позволив отправить их в «ссылку». Но в конце концов не даром же в начале монолога я назвал себя паршивым, так? – с улыбкой добавил. – Ты имеешь право переживать, считать себя недостойным. И это верные мысли. Если ты так думаешь, значит, сделаешь всё, чтобы стать достойным отцом. Я вот в своё время об этом и не думал. И вот к чему меня это привело.
Его взгляд внезапно погрустнел.
– Симон, ты радовался рождению Натали?
– Очень, – кротко ответил. – Был так счастлив, что ночами спать не мог. Но потом, – ему вспомнилась смерть отца. – потом, это счастья просто перестало иметь для меня всякую ценность.
– А что если со мной будет также? – опасаясь, спросил Гриша.
– Не будет. Тот, кто сомневается не совершит ошибки того, кто был ослеплен гордыней. Я считал себя идеальным во всём. Ты же напротив иногда недооцениваешь свои возможности. Ты всё ещё чист сердцем, я это чувствую.
Эти слова вызвали боль в груди Григория.
«Ох, Симон, как же ты ошибаешься… моё сердце такое же гнилое, как и твоё. Ты отвернулся от семьи во имя цели, а разве я поступил не также? Ничем мы не различаемся, если посудить. Однажды я уже пошёл против тех, кто мне дорог. Что помешает мне это сделать вновь? Пока моя цель не будет достигнута, я не буду спокоен. А это может занять множество лет. Мой ребенок вырастет, и будет ненавидеть меня, презирать всем своим существом… Эх, вот бы сейчас позвонить Нейту или Лотти и спросить у них совета. Чтобы они сказали? Лотти, скорее всего, от радости кричала бы в трубку, поздравляла меня и прогоняла все мои дурные мысли. А Нейт… этот обалдуй выдвинул бы длинную философскую речь о необходимости защиты, а после добавил: «Я рад», – эти мысли грели его. – Вот ведь… как же я скучаю по этим двоим. По ним всем. Интересно, что спустя столько споров, я всё равно люблю их. Как бы далеко я не зашёл, какие зверства не сотворил, я считаю их дорогими мне людьми. Жаль, что прошлого не вернуть. Хотя, если задуматься… коль моё сердце ещё способно испытывать такие теплые чувства, может, не всё потеряно? Может, я не потерян?».
Симон хотел добавить ещё несколько слов поддержки, но стоило ему поднять глаза, как Григорий снова пропал. За воротами послышался шум Атмоса, который тут же скрылся за поворотом. Кол Галланд вернулся в дом. В гостиной он застал Ракшасу и Натали. Девушка с надеждой взглянула в дверной проход, но там стоял один только Симон. И сразу же заплакала. Отец положил руку на её голову и с несвойственной для себя нежностью посмотрел на жену. Но та даже не заметила, она целиком была завлечена дочкой.
Гриша вернулся этим же вечером. И первое, что он сделал – преклонил колено перед будущей женой, достав из внутреннего кармана пустую коробочку. В тот вечер Кол Галланды радовались, как настоящая семья.
Не прошло и двух месяцев, как сыгралась свадьба. Женщины отнеслись к этому событию со всей серьезностью, ещё никогда Ракашаса и Натали не общались так близко и душевно. Они даже спорили, подбирая платье. Мужчины же лишь с непониманием наблюдали эту картину, посмеиваясь, всякий раз как смотрели друг на друга. Когда настал день X, к алтарю Нат шла в роскошном золотистом платье, её волосы были украшены венком из драгоценного метала и камнями разных цветов. За руку её вела Ракшаса прямо к Симону. Когда невеста поднялась по ступенькам, в зал вошёл Григорий, одетый в белый с ног до головы костюм.
– Глянь, как нарядился щегол, – произнесла Ракшаса.
– И не говори, а мне травил байки, что на свадьбу готов хоть в халате пойти, – ответил Симон, усмехаясь.
Натали с улыбкой встречала супруга, а он отвечал ей взаимностью. Свет озарил помещение, отчего оно играло красками. Тени ползали по рядам с гостями, сменяясь солнечными пятнами. Играла приятная слуху живая музыка из струнных инструментов. Ноты разлетались по залу и создавали ощутимую праздничную атмосферу, немного грустную, но всё же ласковую. Григорий проходил по ковровой дорожке, озираясь по сторонам в надежде увидеть их: Лотти, Фарля, Эли, Розу и Нейта. Специально он оставил пять мест пустыми, веря, что они придут даже без приглашения. Их силуэты являлись ему перед глазами. В его голове они радовались. Роза тихонько плакала, скрывала слёзы. Бродяга Нейт ехидно посмеивался, указывая на выход мол: «Ещё не рано дать дёру». А Лотти нахально размахивала огромным букетом прямо над почетными гостями, пока её пыталась успокоить грозная Эли.
Свадьбу вёл новый епископ Западной Церкви, под присмотром бывшего, ныне архиепископа Аврееля. Епископ символично связал руки новобрачных красным платком и поставил на него чашу с вином. Супруги по очереди испили из неё, а после передали её родителям. Священник прочитал молитву наставления в брачной жизни и нанёс татуировку на их пальцы. Она читалась как: «Едины здесь и едины в Единстве». Этот жест официально закрепил их узами брака. Вся Аристократия ликовала, погрузившись в празднество, что устроили Кол Галланды в ночь на полнолуние.
Луна серебристым свечением освещала всю Артею, и каждый попадал под её свет. За ней внимательно наблюдала Лотти из окна приюта. Красота неба отвлекла её от чтения. Она села на подоконник и прислонилась к холодному стеклу, размышляя: «Поздравляю, дурачок, сегодня твой день, веселись». Сказала пустоте и вновь села за книгу.
Эту прекрасную луну лицезрел и Нейт, в одиночестве шагая по Пустоши. Он замотал себя куском грубой ткани и спрятал под ней недавно рождённое дитя. Его вид был измотанным, уставшим от бесконечных скитаний. Пятки босы, руки изранены и дрожат, отросшие волосы трепыхаются на ветру. Пусть он еле передвигал ногами, но всё равно продолжал идти, ведомый одной лишь мыслью:
– Совсем скоро, малыш… совсем скоро мы доберемся до дома. Ты только потерпи. Не засыпай.
V
Два с половиной года назад. В Пустоши.
Прошло три месяца с той злополучной стоянки бедуинов. Племени пришлось нелегко, голод настигал их с каждым днём всё сильнее. С охотой им из раза в раз не везло, то дичь убегала, то её вообще не было. Пустошь словно обозлилась на них и посылала своих призраков помешать им. Тибон весь путь ощущал её злобу и дьявольского пса, следующего по их следам. Призрак Пустоши буквально преследовал кочевников, наступал на пяты, отпугивая всякую живность. Они продолжали идти извилистыми путями, но на этот раз Эйс не смел возмущаться. Познав ужас Пустоши в виде её демона, он прочувствовал всю опасность этого места и понял причину бдительности Тибона. Он в целом очень сильно изменился. Стал более молчаливым и сдержанным в отношении Нейта, и мальчика из Пустоши в особенности.
Около десятка человек уже погибли в их пути, кто на охоте, кто от напастей Пустоши. Раздражение внутри племени всё росло. Старейшины с крайним негодованием относились к Нейту после того, как он посмел воспротивиться их решению. С каждым днём люди с ещё большим недовольством воспринимали чужаков, даже размышляли о том, как тайком избавиться от них. Они казались им бесполезными. Чем дальше они шли, тем сильнее забывали о цели их похода: о мечте жить в городах. Всё, что интересовало их – это выживание.
Виды, что окружали их, изо дня в день не менялись. Сплошная песчаная Пустошь. Наконец вдали показался знакомый образ – образ Нового Кома. Всё племя охватила радость, поэтому оно на всех порах поспешило приблизиться к нему. Но, придя, их настигло отчаяние. Поселение было полностью разрушено. Буря четырёх месячной давности сравняло его с землей. Уцелело не так много зданий, привычный ландшафт полностью переменился. Кочевники не на шутку ополчились на Нейта и других антропологов. Они были готовы разорвать тех, кто обещал им блаженную землю, и совершили бы задуманное, коль не защита Тибона.
– Ты солгал нам! – кричал старейшина. – Тут ничего нет, один песок и разруха! Мы шли так долго, чтобы умереть в незнакомых землях?! Так и знал, что нужно было выкинуть всех вас, оставить на съедение демона! Быть может, тогда он смиловался бы над нами.
Ученых окружили, но вновь слово взял Нейт.
– Я не лгал вам. Я обещал, что приведу вас к городу. Это же маленькое поселение, никак не защищенное от Пустоши. Города куда больше. Я говорил, что путь лежит через Новый Ком, где мы и есть. Но я ни разу не упоминал, что он станет местом нашего обитания.
– К тому же не всё так мрачно, – заговорил Эйс. – Тут должны быть склады с припасами. Еда, вода на крайний случай. Если отправить группу, то обязательно найдём.
И это было правдой. В скором времени разведчики нашли сохранившийся склад. Находка заметно приободрила племя. Они решили устроить небольшой пир в честь такой радости. Настроение бедуинов было переменчиво, как и сама Пустошь. Они мыслили, исходя из строгих логических категорий, поэтому, когда что-то шло не по плану, они злились, а если ситуация переменилась к лучшему, то прошлая обида сходила на нет. Их суровая логика и факт жизни в таких условиях практически свели на нет религиозную составляющую общины. Антропологам не удалось наблюдать ни одного ритуала, пока они были в пути. Напротив, их мировоззрение отрицало необходимость в них, по причине бесполезности. Магия, суеверия, попытка договора или усмирение нрава Пустоши никак не работала на практике. В представление племени, Пустошь была неограниченной силой, цель которой поглотит всё живое, сделать своей частью. Ей незнакомо сострадание и сознательность, она забирала любого, и не важно поклонялся он ей или бунтовал. Не было никакой надежды на спасение из иного мира, поэтому человек спасал себя сам. Страдания, которые насылала на них Пустошь, были доказательством того, что нет блага по ту сторону жизни, всё в мире стремится уничтожить их. А значит, в начале мира стоит нечто отрицательное, и если оно хочет разрушить своё творение, то, следовательно, творение не так ужасно, как создатель. Из этого появилась вера в благость мира земного. Их религиозность сводилась лишь к одухотворению живого и неживого. Мир выглядел для них как совокупность душ, которые едины в факте существования в Пустоши. Они считали, что у всего есть цель, в частности у человека. И полезность напрямую связана со следованием высшей цели.
Кочевники расставили юрты, а антропологи разместились в одном из уцелевших зданий. Вместе с ним был и Тибон.
– Послушай, Раэв, – заговорил он обеспокоенно. – Старейшины хотят остаться здесь. Им кажется, что жизнь в этом поселении безопаснее, чем дальнейший путь. Если они и отважатся идти вновь, то только спустя ещё несколько лет.
– Но мы не может так долго ждать, – ответил Нейтан. – Мы прошли так много, неужели всё в пустую?
– Они боятся. Мы никогда не испытывали таких сложностей в путешествии. Однако есть новости хуже. Я боюсь, если племя решит остаться, то первым делом они убьют вас всех. Вы встали комом в горле. А ты, Раэв, сосредоточил в себе весь их гнев. Коль поиск города отложится, ты станешь бесполезным.
– Занятные у вас порядки, ничего не скажешь, – недовольно пробубнил бродяга. – И что предлагаешь?
– Уходить, – резко произнес. – Есть люди, которые желают добраться до города, и они последуют за тобой. Соберем припасы и просто уйдём.
– Последуют за мной?! – удивленно выдал Нейтан. – Почему? Логично предположить, что они пойдут за тобой.
– Нет, Раэв. Я лишь тот, кто указывает дорогу, за мной идут, но к городам ведёшь их ты. Многие поразились тому, как ты заставляешь совет страшиться себя. Они нашли это качество достойным лидера. За это ты стал уважаем. Бросить вызов совету и победить, значит отрицать свою принадлежность к общине. Ты стать новым центром. Ты создал для них возможность выбора, дал некую свободу жить в ином мире с другими правилами. Не удивительно, что они посчитали тебя достойным.
– Но я не лидер, Тибон… Я не могу вести за собой людей, я не рожден для этого.
– Ты не прав. Это ведь ты начал поход к городам. Ты убедил старейшин пойти. И совет пошёл за тобой, он поверил в тебя. Не это ли знак того, что твоя цель быть лидером?
Их разговор прервали. С лагеря кочевников донеслись истошные крики полные страха. Сквозь окно виделись бегающие тени, они носились из стороны в сторону в беспамятстве. Одна толпа ринулась прочь, другая, вооружившись копьями и луками, направилась к эпицентру суматохи. Было видно, как юрту сорвало с кольев, и она отлетела на несколько метров. Послышался дикий рёв, то был крик самой Пустоши. Эти ужасные звуки вгрызались в душу, оставляли в ней щель, в которую просачивался ужас. Огромная тень вздымалась над ними… это был демон Пустоши. Сверх хищник, не знавший себе равных. Высота полутора метра в холке, черная кожа крепкая, как сталь, клыки остры и наполнены ядом, и таких несколько рядов. Массивные лапы, состоящие из голых мускул, и когти, что загнуты крюком. Такие рвали плоть с невероятной болью; жертва, пораженная ими, умирала медленно и мучительно. Алые глаза, налитые кровью, смотрели на своих жертв. Существо разинуло пасть и испускало клубы пара с жуткой вонью. Таково было самое страшное создание Пустоши, с ним и встретился некогда Эйс. Он оцепенел вновь, увидев, этого монстра. Стоял прямо возле него и не мог пошевелиться. Страх заковал его тело.
«Это конец? – промелькнуло в его уме. – Так просто? И вот куда привела меня жадность… к смерти»
Зверь тихо поднял лапу и будто играючи замахнулся.
«Как наши предки выжили здесь? Это просто невозможно… Всякого входящего в Пустошь ждёт погибель, ведь нет спасения от её демонов. И все они живут в ней, жил и он. Какой смысл в статусе, который я искал… он ни за что не спасет меня перед ним. Как глупо… как глупа моя жизнь… бесполезна».
Один удар и голова Эйса слетела с плеч. Это животное убивало не ради еды, не ради спортивного интереса, а ради забавы. Сама смерть была его подругой. Убийство было тем, для чего демон существовал. Нейт сам застыл в ужасе. Пустошь впервые обнажила свои клыки так явно, так яростно. До этого парень не до конца осознавал, в каком аду оказался.
Тибон стремительно покинул их. Не успели они опомниться, как мальчик уже был снаружи. Он подобрал копье с мертвого тела и твердо встал супротив демона. В его душе не было место для страха. Всё, что им двигало, было желание защитить, но не людей, а их будущее. Существо обратило на него свой кровавый взор. Оно с любопытством разглядывало парня, словно ощущая в нём нечто родное себе. Стоило ему сделать шаг к Тибону, как тот направил копьё в его сторону. Животное гордо задрало голову, желая показать своё величие. А после оно точно так же, играясь, нанесло удар, от которого Тибон ловко уклонился и нанёс контратаку. Каменный наконечник копья молниеносно летел к брюху демона, но только достиг, как тут же сломался, встретившись с бронёй. Зверь вновь замахнулся, и вновь Тибон избежал смерти. Нейтан наблюдал за этим танцев с восхищением, в какой-то момент он смог пересилить инстинкт самосохранения и ринулся в бой.
– Раэв! – вскрикнул Тибон. – Что ты делаешь?! Убирайся отсюда!
– Размечтался! Так я и оставил малолетку одного против такой страхолюдины, – ответил Нейт, улыбаясь.
Его улыбка была странна, страх полностью пропал, а вместо него пришел некий азарт. Казалось, эта ситуация начала наполнять его тело живительным напряжением. Он также подобрал копьё и кинул его Тибону. Демон зарычал. Появление на арене Нейта его явно не обрадовало, однако он также заинтересовался им. Он заворожился его яркими голубыми глазами, которые были прямо противоположны его собственным. Зверь сделал резкий рывок в сторону Нейта, но тот смог уклониться, перекатившись. Его рефлексы и инстинкты с самого детства были на высшем уровне, что позволяло из раза в раз выходить сухим из драк. И только демон остановился, чтобы развернуться мордой к жертвам, как Нейт собрал в ладонь охапку песка и бросил ему в глаза. Последовал визг. Воспользовавшись секундной слабостью, Тибон ринулся на него. Он всадил копьё прямо в замыленные глазницы зверя, отчего тот взревел с ещё большей неистовостью. Животное заметалось в панике, впервые ему нанесли ранение. Кровь струёй потекла из пустой промежности. Сам глаз остался на острие копья. Ведомый внезапно рожденным чувством страха, демон начал отступать. Шаг за шагом назад. Нейт и Тибон с двух сторон взяли его в клещи. И тут демон решился бежать. Одним прыжком он добрался до стены здания позади них, а от него отскочил на пустырь. После скрылся в тени Пустоши.
Парни переглянулись и вздохнули с облегчением. Бедуины повылазили из своих нор и встретили героев.
– Ты прогнал это чудище, Тибон! – восхитился Нейт, подняв парнишку. – Предсказания не лгали, даже демон Пустоши тебе нипочём.
– Если бы не твоя помощь, ничего бы не вышло.
Наташа вскрикнула. Она нависла над безжизненным телом Эйса, голова которого лежала в трёх метрах от него. Его лицо запечатлело гримасу ужаса, и глаза смотрели лишь в пустоту. Девушка прижала ладони ко рту, сдерживая крик и слёзы. Нейт желал утешить её, но не знал как. Ему самому было нелегко воспринять смерть Эйса. Как и всем, смерть ему казалась чем-то далеким, тем что никогда не наступит с ним или его близкими. Но тут он вспомнил Гильмеша и Гамлета; вспомнил, как сам оказался на месте того демона, который убил Эйса из чистого инстинкта, коим и являлся Натан. Нейт вновь почувствовал, что его руки испачканы в крови. Это было ужасное чувство, чувство грязи, которая не отмывается водой.
Пока племя радовалось победе, совет старейшин вместе с волхвом насторожились этому нападению. Раньше демон никогда не подбирался так близко, он атаковал лишь, когда кто-то забредал в его угодья. Но всё изменилось. Сама Пустошь изменилась, как только племя впустило в свои ряды чужаков. Старейшины прошли через толпу прямо к Нейту. Тот напрягся от их серьезных лиц, которые бросили острый взгляд на Тибона, словно приказывая, чтобы тот отошёл. Но мальчик и не думал двинуться с места.
– Вам нужно уйти, – без лишних слов заявил старейшина. – Вы угроза для общины.
– О чём это Вы? – спросил Тибон. – Если бы не помощь Раэва, кто знает скольких ещё убил бы демон.
– Совет и волхв решили, что чужеземцы являются причиной всех бед. Как только они пришли, Пустошь опрокинула на нас все эти бедствия. Та буря, неудачи в охоте и вот теперь демон. Всё это не просто совпадения. Жадность Пустоши безгранична, её сущность поглощает всё живое, а мы пошли против её желания. И за это несём наказание, но если мы избавимся от источника бедствий, всё вернётся на круги своя.
– Это всего лишь предрассудки! – выпалил Тибон. – Страх затуманил ваши головы.
– Когда это происходит так долго, то в этом нет никакого суеверия. Совет принял решение остаться здесь для общего благо. А чужаков изгнать. Если они желают добраться до городов, то им предстоит идти одним. Мы позволим им взять часть запасов, но они должны уйти, как только солнце встанет.
На лицах некоторых бедуинов проявилась печаль. Грусть от мысли, что давняя мечта вновь покидает их. Эти эмоции заметил Нейт, вглядываясь в их глаза, опущенные вниз. А после его взор обратился к Тибону, который смотрел на него щенячье, будто умоляя его предпринять хоть что-то. Необходимость в этом ощущал и сам Нейтан. Но он никак не мог решиться. Всю свою жизнь он просто плыл по течению, никогда не вмешивался, считая, что всё разрешится само собой. События недавнего прошлого показали ему, что он способен изменить ситуацию, что у него есть силы на это. Однако парень не мог рассудить, должен ли он действовать.
«Тибон считает, что я могу. Нет, что я и есть лидер. Но, как и мне, понять это? С ранних лет я жил сам по себе, был эгоистом, которому интересны лишь собственные хотелки. Даже спустя пять лет пропасти, где мои друзья выросли, приобрели цели, я остался точно таким же. В свои 20 я являюсь 13-летним мальчиком, который размышляет ни о чём и который не видит ничего, кроме себя. Разве такие эгоисты могут думать о других? Разве они имеют право вставать у руля? Прошло пять лет, и я захотел познать себя и мир, но даже не приблизился к этому. Я много увидел: море, горы, пустыни и саму Пустошь. Встретил огромное количество человек, таких уникальных и неповторимых… особенных. Гриша, Лотти и Тибон они совершенно другого толка, они предводители. Те, кто ведут ведомых. Я же не веду и неведом никем, кроме себя самого. Не человек толпы и не человек в толпе. Я нечто совершенно отличное. Я человек вне толпы. Тот, кто стоит на другом конце дороги и смотрит, не решаясь пойти, – он полностью погрузился в себя, и мир застыл. – Но если вспомнить… когда-то давно я всё же делал кое-что. Это было так много лет назад, что я и забыл… забыл, каково делать что-то для других. При первой встречи с Лотти и Гришей, я нашёл потерянную игрушку. Приложил столько усилий, лишь бы увидеть её улыбку на лице. Обрадовать, показать, что в мире бывают чудеса. Я отвлёк внимание громил, принял удар на себя и спас их, чтобы потом посмотреть в их счастливые глаза вновь. Что случилось бы, если бы я не поступил так… если бы меня не было?»
Его ум нарисовал картину избитого до полусмерти Гриши, он вместо Нейта лежал на холодном бетоне, харкаясь кровью и задыхаясь. А перед глазами разбитого Гриши образ Лотти, над которой надругались трое уродов. Она лежала в полу бреду в разорванном платье, не осознавая ничего. Её прекрасные рыжие волосы потускнели и разбрелись по лицу, скрывая побои. Эти мысли вызывали тошноту, холодный пот проступил на лице, а он сам побелел.
«Я вмешался, чтобы не допустить такого… поэтому это и было единственно верным выбором. Иначе я больше никогда не смог бы взглянуть на их улыбку. Не увидел бы её и у Розы с Эли. Если бы не я, то всё вокруг бы погибло. Почему я забыл это? Почему забыл такое важное желание защитить? Мной двигало именно оно, лишь это стремление заставляло меня вырваться из кокона, чтобы изменить мир. И им же я должен руководствоваться сейчас, взять ответственность. Принять бремя, которое не желаю, но которое должно лечь на мои плечи. Хочу ли я увидеть счастье этих людей? Хочу ли защитить? Я их не знаю, мы чужие, но всё равно. Из всей это безликой толпы, я хочу показать чудесный мир Тибону. Хочу, чтобы мальчик-изгой нашёл себе дом, как и я. Но он никогда не сможет улыбаться, если я оставлю их тут… Всё-таки я неисправимый эгоист, если подумать. Я готов пожертвовать собой, чтобы остальные чувствовали себя в безопасности, только потому что если будет не так, то я сам чувствую себя паршиво… Человек высшего эгоизма прямо-таки».
И тут внутри у него всё переменилось, казалось, что он немного разобрался в себе. Познал крупицу своей необъятной души, и это дало ему уверенности. В тот момент Нейт нашел, ради чего ему стоит действовать.
– Я понимаю вас и ваши страхи, – ответил Нейт. – И я готов уйти. Но прежде я спрошу. Кто хочет идти со мной? Кто хочет увидеть будущее, где нет страха перед Пустошью и её демонами? Если есть такие, то я сделаю всё, чтобы показать вам дивный новый мир, что создало человечество!
Тибон не раздумывал, он сразу вышел вперёд, восхитившись другом. Остальные же окончательно убедились в Нейте, как новом центре, альтернативе их привычной жизни. И, последовав примеру Тибона, ещё человек десять самых молодых сделали шаг в их сторону. Старейшины устрашились фигуре Нейта вновь. Он был для них человеком, который всяким своим действием изменял саму реальность, начинал новую эпоху. И в какой-то степени это было правдой. Как только Нейт решался войти в этот мир, как мир расступался перед ним, сменяя свой прежний маршрут.
