– Янь-ван говорил мне, что ты славилась своей способностью безболезненно убивать, сворачивая шею. Ты можешь сделать это со мной?
Я пошатнулась и попятилась назад, голова закружилась.
– Даня, иди отоспись, ты пьян…
– Ева, я не пьян, посмотри на меня, я в трезвом уме. Мне очень нужна твоя помощь, иначе я не смогу вернуться домой, мне слишком страшно. Меня и так ищут, потому что я нарушил правило номер 322.
– Даня, что ты несешь… Ты предлагаешь мне пойти на преступление и убить своего лучшего друга?
– Ева, но мне очень страшно. Я хочу вернуться, но я не знаю, как.
– Ты точно обезумел, уйди отсюда с глаз долой!
– Ева! От меня через несколько секунд не останется и следа, но мне нельзя надолго оставаться здесь. Посмотри, солнце уже поднимается, оно высоко. Ева, прошу тебя!
Даня встал на колени рядом со мной, его лицо скривила уродливая гримаса.
– Я обещаю тебе, что вернусь через дней семь, ты веришь мне?
Я начала плакать, меня сводило дрожью, я не понимала, что происходит.
– Ева! Я молю тебя! Пожалуйста! Он сейчас придет за мной!
Я схватила его за плечо и тихо-тихо спросила.
– Как помочь тебе? Только скажи, кто сотворил это с тобой, кто угрожает тебе. Я убью всех, кого хочешь, ты только скажи.
– Меня. Прошу! Осталось две минуты, Ева!
Я уже не понимала, что происходит. Я своими руками делала непоправимое. А вдруг он и вправду пьян и не понимает, что несет? А вдруг мне до сих пор все мерещится? Ну ладно, закапываться, так уж по уши.
– Ну ладно, иди сюда и расслабься.
Он подвинулся ближе и облокотился на меня. Я обвила его голову своими руками, мягко, как будто обнимая, взяла за подбородок и затылок и прицелилась. На миг мне показалось, что моих сил уже может не хватить, поэтому я напрягла руки до отказа и метко дернула мощным рывком. Послышался характерный хруст, который безотказно сигналил о том, что все получилось успешно. Даня вмиг обмяк и сполз на мои колени. Я отпрянула и ринулась в другую комнату. Я забилась в угол, пытаясь сдержать судорогу. Из-за неистовой дрожи я даже не заметила, как вместе со мной вибрировал мой телефон. Я еле как достала его из кармана. Черт возьми, где я успела разбить стекло. А как я успела насобирать 20 пропущенных от Андрея! И куча сообщений «ДА ГДЕ ТЕБЯ НОСИТ!!».
Стук в дверь заставил меня уронить гаджет, я не смогла встать и поползла к двери на коленях. На корточках я открыла дверь, даже не задумываясь о том, кто может заявиться ко мне в такую рань.
– Твою мать, Ева!!! – Андрей в ужасе остолбенел при виде меня в таком состоянии. Я увидела его и вдруг произошло непоправимое. Ком подкатил к горлу, сопротивляться было бесполезно. Меня вырвало прямо под его ноги. Это произошло из-за скопившегося ужаса и отвращения к тому, что я сделала буквально несколько минут назад.
– Зачем так нажираться! Ты не можешь даже стоять на ногах! Где тебя носило! Почему ты не отвечала на мои сообщения и звонки! Прости меня, я погорячился, я все сказал и сделал со злости! Ах боже мой, поднимайся! Да что с тобой, господи!
Он поднял меня, потащил в ванную, умыл, затем приволок в спальню, еле как стянул верхнюю одежду, так как мои руки и ноги сводило дрожью настолько сильно, что они почти не разгибались. Потом он засунул меня под одеяло и сжал изо всех сил, тщетно пытаясь хоть немного согреть.
– Анддррей, там Даня лежит, за кроватью, его тело…
Андрей подскочил, с испугом посмотрел в ту сторону и, выругавшись, произнес:
– Сколько же ты влила в себя?! В тебе точно только алкоголь?! Может, тебе уже вообще скорую вызвать? Да что с тобой происходит?
Было видно, что он пребывал в отчаянии и растерянности. Я понимала, что нужно брать себя в руки, иначе я просто сведу его с ума.
– Я в порядке, подожди, я сейчас успокоюсь, дай мне время, иди сюда.
Я лежала в его руках, укутанная в одеяло, дышала глубоко и пыталась забыться. Страх потихоньку отступал, дрожь уменьшалась.
Даня бесследно пропал, а мне оставалось лишь гадать, не был ли он всего лишь плодом моего воображения. Я больше ни разу не напоминала Андрею о том, что произошло. После того события в нем появилась странная, неизведанная ранее холодность. Я мысленно отдалилась от него, зарываясь в собственные мысли и утопая в делах.
Я всецело отдалась дипломной работе, идея которой рождалась в моей беспокойной голове уже четвертый год. Моим научным руководителем был самый молодой и самый уникальный профессор в нашем университете. Войтич Леонид Архипович – тридцатипятилетний специалист по древним и мертвым языкам. Он преподавал на нашей кафедре вэньянь (классический китайский язык, который использовался в Поднебесной вплоть до XX века), но также занимался латинским и санскритом. Он сразу приметил меня, обратив внимание на мои глубокие познания. Я в совершенстве владела диалектом путунхуа, достаточно свободно говорила на кантонском и знала немало традиционных иероглифов. Но самое главное – я испытывала небывалую тягу к вэньяню.
Леонид Архипович как-то пригласил меня в кабинет и положил прямо передо мной на столе выдержку на древнекитайском. «Сможете ли вы прочитать эту строчку?» – спросил он меня, указывая пальцем. Я замешкалась, но все же произнесла: «Здесь написано, что дождь прервал столетний период засухи». «Потрясающе! Просто потрясающе! – воскликнул он. – Как же я сразу не догадался, что здесь имеется в виду именно засуха!». Он не раз обращался ко мне, с чистой душой отдавая даже ценнейшие экземпляры из собственных экспедиций. Я с удовольствием помогала ему возрождать навечно умолкшие голоса некогда живущих людей и приоткрывать тяжелейшую завесу древности.
Я признаюсь, что испытывала благоговение перед древностью. Она казалась мне такой величественной и неприступной. Иногда я ощущала тот же трепет, когда стояла рядом с богами, дедушкой или даже Сунь Укуном. Помню, как он сидел как-то за кухонным столом у меня дома, как всегда непринужденно закинув ногу на ногу и уткнувшись с равнодушной миной в книгу. Я спокойно пила чай, но вдруг в мою голову ударило странное осознание, что возраст существа напротив насчитывает сотни лет. Он сидел передо мной, такой простой и близкий, хотя его глаза видели толщу веков. Я с восхищением уставилась прямо на него и стала пристально рассматривать каждый изгиб его лица и тела, воображая, что он также сидел где-нибудь рядом с Тай-цзуном.
Укун почувствовал мой взгляд и резко поднял глаза, нахмурившись. «Что-то не так? Почему ты так смотришь на меня безотрывно?» – спросил он в недоумении. «Нет-нет! Все хорошо, я просто задумалась…». Я начала оправдываться, хотя он, очевидно, почувствовал мое вранье, но ничего не сказал, а лишь слегка улыбнулся и вновь опустил стеклянные глаза на страницы. Подобное происходило со мной много раз. По этой причине я могла часами пропадать в кабинете профессора и беседовать с ним о мертвых языках.
Язык – это божественная капсула времени, золотая нить, сплетающая древность и современность. Открывая древний язык, вы вскрываете душу мёртвого человека. Изучая иностранный язык, вспарываете голову иностранца. Буквы хранят боль, радость, слезы, доброту, жестокость, страсть, грех и искупление.
Профессор называл меня самородком, всегда выделял среди остальных китаистов и находил время побеседовать. Он фанател по древности, хотя сам был уникальным ее представителем. В свои 35 он выглядел на все 40, имел небольшую проплешину на затылке, всегда носил очки с огромными линзами, заметно увеличивающими его глаза, и поочередно сменял три клетчатые рубашки. В отличие от Сунь Укуна, от него неизменно пахло древностью и ветхостью.
Я никогда не сомневалась, что хочу писать диплом именно с ним. Еще давно в моей голове возник вопрос о том, кто создал кого. Боги создали людей или люди создали богов? После общения со многими из них я поняла одну простую вещь: они мало что решали и почти не умели созидать. Все творения выходили из-под их легких рук скорее случайно. То и дело у меня закрадывалось ощущение, что когда-то давно им будто выдали инструкции, которым они неукоснительно следовали по сей день. Они законсервировали себя и уже тысячи лет соблюдали один и тот же распорядок, питались почестями людей и не задавали лишних вопросов о том, кто или что в действительности правит этим миром. При этом истоки давно позабылись, а все будто появилось когда-то само собой. Как ребенок развивается девять месяцев из одной-единственной клетки, так и мироздание сформировало собственные формы и законы.
Ко всему прочему боги в панике теряли голову от всего нового и неизведанного. Они ненавидели Нэчжу за то, что он так беспечно рвался в мир людей и постоянно что-то исследовал. Именно поэтому он с такой жадностью тянулся к Сунь Укуну. Тот адаптировался к нововведениям быстро и непринужденно, не уставал задавать вопросы и без устали искать на них ответы. Нэчжа хотел от жизни того же, но на Небе не было ни одного существа, которое могло бы дать ему это и удовлетворить его потребность.
Я так долго рассуждала на эту тему, так усердно скрипела извилинами в попытках понять, что может скрываться у истоков и могли ли люди создать богов и выстроить для них искусственные рамки. Для поиска ответов я решила писать работу про мифологическое сознание древности и исследовать источники на мертвых языках.
Моя страсть к Китаю, мертвым языкам и мифологии раздражала Андрея, он не хотел ничего слышать ни про мой диплом, ни про мою очередную занимательную беседу с профессором Войтичем. Однажды, когда он в очередной раз увидел меня за прописями традиционных иероглифов, я услышала фразу, полную раздражения: «Иногда меня не покидает ощущение, что тебе приятнее спать с этими бумажками, чем со мной». Обижалась ли я на него? Скорее нет, чем да. Я не умела злиться на него и тем более кричать. Он стал для меня заменой всего, заставил почувствовать себя человеком, а не чудовищем.
Всю жизнь мир вокруг убеждал меня в том, что я не умею любить. Даня смеялся, что мой холодный панцирь не пробьет ни один ледокол, Ао Бин (любимый сын дедушки, мой дядя) с досадой ворчал, что научил всему, вот только не способности чувствовать сердцем, Лун-ван причитал, что я стою рядом с одиночеством. И это говорили мне те, кто был для меня родным, те, кого я любила всей душой (как я сама считала). Остальные видели во мне лишь зверя и шарахались. Это ранило меня и заставляло плакать по ночам. Я хотела быть принятой и понятой, но оставалась лишь отвергнутой. Юй-ди и остальные боги смотрели на меня с бесконечным ужасом в круглых глазах. «Она показывает лучшие результаты и заставляет содрогаться от звука ее имени», «Она беспощадна и жестока, она не знает сострадания», «Уже ничто не способно пролить свет на разлагающуюся душу», «Жалкая тварь». Какие только слова я не наслушалась от богов, как только не обзывали и не оскорбляли меня. Я хотела поговорить с ними, а они выставляли в ужасе свои острые шипы. Я хотела подружиться, а они швыряли в меня молниями и мечами.
Только одно существо в этом мире говорило мне обратное. Это был даже не дедуля, который носился за мной, как за фарфоровой статуэткой, и верил в меня. Я помню, как в очередной раз рыдала, уткнувшись в подушку и захлебываясь слезами. Он тихо подошел сзади и погладил по голове.
– Что случилось у моей малышки?
– Они…они…! – я не могла сформулировать мысль из-за наполненными солью связками.
Он спокойно лег рядом и позволил мне рыдать уже не в подушку, а в него. Терпеливо дождавшись, когда я хоть немного успокоюсь, он вопросительно посмотрел на меня. Я взахлеб начала жаловаться на богов.
– Они сказали дедушке, что меня лучше убить! – закончила я, роняя слезы.
– Кто сказал? Назови лишь имя – и он покойник. А по поводу того, что о тебе говорят… Ответь мне, тебе сейчас больно? Внутри.
– Очень! Я хочу, чтобы они меня приняли, хочу, чтобы не считали чудовищем, хочу…
– Стоп! Довольно. Тебе больно, ты сама сказала это. Тогда какого черта ты ничего не чувствуешь? Они не могут залезть тебе в душу. А ты и так знаешь, что делается у тебя внутри. Ты не обязана никому ничего доказывать. У тебя же есть друзья. Они знают тебя настоящей, они видят твою душу неглиже и принимают тебя. Я не прав?
– Ты прав, Укун… Ты прав. Но Даня сказал…
– Что сказал Даня?
– Он сказал, что у меня ледяной панцирь.
– Ева, ну иглу тоже из льда и снега, а внутри пылает костер, обжигая своим теплом. Шли подальше ты всех, кто говорит за спиной, распуская злые языки и не пытаясь узнать правду. Им никогда не угодишь, они всегда найдут новую чашу яда, чтобы облить тебя с ног до головы. Они сами стоят по уши в грязи, но смеются над теми, кто испачкал подошвы.
Я смотрела на него с благодарностью. Его слова, как его кровь, заливали мои раны внутри и бережно заживляли их. Я утыкалась в его грудь и, всхлипывая, засыпала. Но какого было выносить все это подростку 13-14-15 лет? Несмотря на нечеловеческие усилия Сунь Укуна, на моей душе остались уродующие шрамы-полосы, которые иногда кровоточили и ныли. Многие установки болезненно пульсировали в моих висках по сей день. Я чувствовала себя пустыней, которой не хватало воды.
Андрей стал для меня живительным дождем, который свалился на мою голову так же неожиданно, как ливень. Я начала упиваться им, стараясь запить горький вкус оскорблений. «Я тебя люблю…». Эта фраза, как разбитое стекло, разлетелась отголосками по моей голове. Эта пуля влетела прямо в сердце и осталась там, внутри. Дрожали ноги, взрывались вены, разлетались ребра. От поцелуя на коже бурлили вулканы, от прикосновения морским узлом скручивало живот. Неужели вместе с рогами на пол в Хрустальном дворце дедушки слетели гордость, холодность и стеснение? А что, если это означает, что я окончательно стала человеком?
Я засматривалась на его четко очерченный профиль, сильные руки и глубокие глаза. Мне нравилось, что он обращается со мной бережно и помогает забыть время, когда каждый день был наполнен опасностями, а глаза кровью. По крайней мере, мне точно казалось, что мне нравится моя новая жизнь. Я чувствовала себя, как за каменной стеной, была расслаблена и спокойна, как лодка, плывущая по течению огромной спокойной реки. Я слаба сейчас? Да. Но пусть я лучше буду беззащитна и стану бояться всех вокруг, чем вновь превращусь в кровожадное чудовище, от которого шарахаются в страхе. Всю жизнь я была злым драконом, а сейчас я смогла почувствовать себя настоящей принцессой. Пусть я не вытравила из себя достигаторство, перфекционизм и принцип никогда не проигрывать, но зато рядом с ним я смогла почувствовать себя маленькой девочкой и, полностью доверившись, отдаться ему.
Андрей показал мне, что такое любовь, поэтому я изо всех сил старалась сберечь ее: я с легкостью шла на компромиссы и уступала, никогда не вымещала на нем свою злость и усталость, решала конфликты через разговоры и поддерживала во всех начинаниях. Андрей не мог скрыть раздражения к моим увлечениям. Ему все казалось, что я уделяю работе слишком много времени, называл каллиграфию бесполезным занятием, а учебники про богов детскими сказками. Я лишь грустно улыбалась в ответ, стараясь незаметно смять очередной листок с иероглифами и сменить тему на более приятную для нас обоих.
Наши отношения были окутаны одеялом тишины и завесой спокойствия, лишь иногда мелкие ссоры сотрясали эту тихую, построенную нами же гавань. Даня врезался в нашу бухту, как цунами, а мое сердце стало чувствовать трепет и беспокойство, будто древнее чудовище пробудили от глубокого сна. С его неожиданного появления прошло пять дней. Андрей несколько раз пытался ненароком заговорить о нем, но я ловко уклонялась от ответа, вспоминая школу своего хитрого учителя. И ждала…
Я все также ходила по бесконечным запутанным коридорам учебных корпусов, но мои шаги стали легче, походка увереннее, на лице в уголках губ застыла еле уловимая улыбка. Сердце предчувствовало нечто необъяснимо волнительное, в жилах родилась давно забытая энергия, а в носу стоял едкий приглушенный запах фимиама из буддийского храма. Почему я стала вновь чувствовать это? Что происходило со мной? Уходите прочь из моей головы…
Я должна была сосредоточиться на важном предложении от Андрея. Он возглавлял подготовку к крупному Образовательному форуму, на котором требовалась помощь умелых синхронистов. Сразу несколько организаторов выдвинули мою кандидатуру, а профессор Войтич обеими руками встал на мою сторону. Я спешила к Андрею, который находился на сборе организаторов, но обещал встретиться со мной сразу после. Я понимала, что припозднилась, поэтому сильно торопилась. В спешке я чуть не налетела на выходящего из конференц-зала Андрея, но тот поймал меня и резко прижал к себе.
– Куда несется такая красавица?
– Андрей! Я так сильно задержалась, машина не хотела заводиться. Вы так поздно освободились…
– Пойдем…
Андрей загадочно побрел прочь, мягко взяв мою руку.
– Я сейчас скажу тебе кое-что, только ты никому! Это пока мало где обсуждается.
– Ты всегда знаешь, что я никому.
– Да что тут сказать… Сегодня уже прибудут первые рейсы с гостями из Китая, а тут такая чертовщина происходит. За эти пять дней каждое утро происходили самоубийства.
– Самоубийства?!
– Тшшш! Мы все заминаем, СМИ не говорит об этом, сейчас это не должно никак разлетаться. Но это просто чертовщина. Это происходило примерно в одно и то же время. Сбрасывались с моста, крыш, телебашни на сопке… Но представляешь, ни одного тела не нашли! Но очевидцев куча, это не просто какие-то алкаши под забором, которым могло почудиться и… Ева, ты слушаешь меня?
Я действительно не слушала его. Мои щеки пылали, внутри поднималась мощная волна. Неужели это он… Но это невозможно. Наверное, какой-то демон обернулся им и старается подобраться ко мне, чтобы убить. Нужно быть начеку. Ничего хуже уже точно не произойдет. Я смотрела вперед и старалась абстрагироваться, чтобы не потеряться в реальности и не вернуться к себе четыре года назад. Пока я отгоняла от себя прошлое, его лицо возникло прямо передо мной. Я помотала головой, чтобы картинка исчезла, но она упрямо и уверенно надвигалась. Андрей в растерянности потянул меня за руку, но ноги приросли к полу и приковались к земле. Я вырвала руку из его теплых пальцев и понеслась прочь, не разбирая дороги. Я сбивала людей и все бежала, сбросив каблуки. Давно я не неслась так быстро, не ощущая пола под разгоряченными ногами. В порыве ужаса я ворвалась в отсек аварийной лестницы и засеменила по холодным ступеням. Сердце взбиралось все выше, пока не добралось до самого горла, где застряло, преградив путь дыханию. Я начала задыхаться и сбавила темп. Именно в этот момент холодный мощный хвост схватил меня за пульсирующее горло и одним рывком скинул с лестницы. Я упала на самый низ и захрипела от пережатой гортани.
– Твой друг у тебя?!
– Нет, – выдавила я из себя, сгорая от обиды и отчаяния.
Я не смогла взбежать по лестнице, мне не хватило дыхалки убежать от женщины-змеи. Нюй-ва одним ударом смела меня и без страха начала говорить гневные речи.
– Если твой неуловимый подонок снова объявится, скажи ему, что боги спустились с небес специально за его головой.
Сказав это, она отпустила меня, отшвырнув.
– Как вы меня уже достали! – вскричала я, осторожно поднимаясь. – Я ни разу за все это время не видела Сунь Укуна! Не знаю я, где он!
– Причем тут обезьяна? Я говорю про твоего второго друга, который поначалу показался мне безобидным. Если он объявится в следующий раз, скажи ему, чтобы он прекращал свои выходки, иначе господин Юй-ди так разберется с ним, что весь Ад вздрогнет. Поверьте, будет не так, как в прошлый раз. Сейчас никто головы уже не поднимет!
С этими словами она спрятала свой хвост под черную юбку-карандаш, кокетливо поправила волосы, уложенные в пучок, и чинно зашагала прочь. Я стояла, стараясь понять хоть что-то. Я пугливо вышла в коридор, стараясь сориентироваться в пространстве. В конце коридора в безумстве метался Андрей, пытаясь найти меня. Завидев издали мой силуэт, он помчался навстречу, размахивая руками.
– Ева, что это сейчас было?!
– Просто Даня снова вляпался куда-то. – ответила я тихо.
– Снова этот странный тип? Что это была за женщина?
– Да это просто… Я не сдала вовремя книги в библиотеку, вот она и гоняется за мной.
– Ева, что за бред ты несешь? Слушай, тебе завтра синхронно переводить, а ты творишь что-то непонятное, странно ведешь себя и вообще…
– Андрей, можно я поеду сейчас домой?
– Что?! Но я же сегодня должен был поехать к тебе.
– Ну надо бы пару раз просмотреть те материалы, которые мне прислали на завтра.
– Не понял. Ты уже неделю должна была зубрить их!
– Я все знаю, мне нужно лишь мельком просмотреть.
– Ева, меня иногда так бесит твоя самоуверенность! В кого ты…?
– До завтра, – холодно ответила я, сверкнув глазами и ухмыльнувшись.
Я отвернулась и зашагала к машине, даже не посмотрев на него. Мою грудь рвало на мелкие ошметки, в животе крутил огромный водоворот. Я поехала домой, но, конечно, не повторяла никакие материалы. Я шерстила местные СМИ и наматывала по квартире бесконечные круги. До конференции оставалось всего ничего, но это «ничего» обратилось для меня целой вечностью.
– Ева, подойди ко мне, – шепнул Леонид Архипович. – Ты даже не представляешь, кто сегодня здесь будет! Это профессор из Пекинского университета. Тебе непременно стоит с ним познакомиться, ты впечатлишь его своими познаниями. А как он говорит по-русски, Ева! Это превосходно!
Он стал легонько подталкивать меня к буфетному столику. Я неохотно продвигалась вперед, подгоняемая его взбудораженными руками.
– Ну же, Ева, поговори с ним на китайском!
Я злобно подняла взгляд, но из головы вмиг вылетели не только китайские, но и русские слова. На меня посмотрели родные глубокие глаза и лицо с добродушной, но хитрой улыбкой. Он заговорил, и его голос гонгом раздался в моих ушах.
– Ева… Он спрашивает твое имя! – испуганно шепнул мне Леонид Архипович.
– Вы понимаете меня? Я могу говорить по-русски.
– Конечно, понимает, профессор Алан! Это наш лучший синхронист!
– Лучший синхронист не может понять простейший вопрос на китайском? – с досадой сказал профессор из Пекинского университета и нахмурил брови, поджигая взглядом изнутри.
