Удивительно, как меня из больницы еще не погнали.
– Ты что, пьяная? – Встревоженно.
– Вроде нет. – Направилась к раковине. – А который час? О господи!
– Что такое? – Испугалась Оля.
– Ох… – Уставилась в отражение, тщетно пытаясь поправить свободной рукой взбесившиеся волосы. – Думала, что чудище завелось в палате, а это зеркало оказалось.
– Еще бы… – Послышались Олины шаги. – Ой. Насть, а лекции уже через полчаса начнутся. Нужно бежать. Ты придешь?
От паники у меня глаза разбежались, да так, что не смогли сразу сбежаться обратно.
– И… иду, конечно! – Заметалась, отыскивая глазами свою сумку. – Только ты возьми мои учебники и все, что необходимо, ладно?
– Конечно. А как ты доберешься? Опоздаешь ведь.
Мой сонный мозг усиленно включался в мыслительную деятельность. Бежать до остановки? К метро? Все равно не успею к первой паре. Да и единственная активность, на которую способно было сейчас мое тело, это активное шевеление по сторонам выпученными от паники глазами.
– Не знаю…
А еще мама. Мы с ней толком и не повидались из-за того, что я задрыхла.
– Погоди, я попробую с Женькой договориться. Он на машине в универ ездит.
– Исаев?
– Ага. Как раз живет где-то рядом с твоей больницей. Вдруг еще не уехал, сейчас позвоню. Спускайся пока вниз.
– Спасибо… – Только и успела сказать я прежде, чем звонок разъединился.
– Ступай, Настенька, не волнуйся, – словно прочитав мои мысли, сказала женщина, – с мамой все будет хорошо. Я позабочусь.
– Даже не сомневаюсь. Спасибо огромное, Елена Викторовна. – Улыбнулась ей и спешно отвернулась к раковине.
Нужно хотя бы умыться. Выгляжу я ужасно, а холодная вода должна привести в тонус кожу. Исаев не может увидеть меня в таком виде. Он хоть и ботаник, но все же парень. Да еще и в очках, а это значит, все мои недостатки перед его глазами будут как на ладони.
14
Роман
Соскочил с постели в шесть утра.
Практически не спал. Не потому, что проклятый еж топал всю ночь по гладкому полу спальни, а потому, что не мог сомкнуть глаз. Сон совершенно не шел ко мне. Возился, возился, менял позы, то на боку пытался лежать, то на животе, на спине. Вставал, открывал окно, курил, не боясь того, что мать будет ругать за пропахшие дымом занавески, снова ложился – и бесконечно слушал в темноте скрежет по ламинату крошечных ежиных лапок.
А еще не переставая думал о его хозяйке.
С рассветом бодро поднялся с кровати и отправился на кухню, прихватив колючего засранца. Угостил его мясом, себе заварил кофе. В пустом желудке неприятно посасывало, а во рту горчило после сигарет, но позавтракать не получилось. Кусок в горло не лез. Аппетит пропал напрочь. Наваждение какое-то – ни пить не мог больше, ни есть. Ну, и не спать тоже, ведь каждую секунду теперь думал об этой девчонке. И проклинал себя за подобную глупость.
Бросив недопитый кофе, спустился вниз и выгнал машину из гаража. Съездил, сделал кучу срочных дел, вернулся домой, запер ежа в своей комнате, прихватил тетрадки подмышку и помчал в университет.
«Настя. Настя… Да откуда ж ты взялась?»
Это все потому, что она была не такой, как все. Вернее, такой же – просто добыча посложнее. Нужно было изловчиться, чтобы заполучить ее. В этом-то и вся фишка. Поэтому меня к ней и тянуло сильнее, чем к другим. А не потому, что она какая-то особенная, и при виде нее меня торкало так, что поджилки тряслись. Нет.
Припарковал тачку на парковке возле учебного заведения, заглушил двигатель, вышел, выкурил торопливо и жадно сразу пару сигарет и направился внутрь.
– Привет, Гай!
Стайка краснеющих первокурсниц. Кажется, мы зажигали на днях с одной из них. С блондинкой? Брюнеткой? Вот черт.
– Привет, куколки. – Небрежно махнул рукой и заспешил вверх по ступеням.
Не стал сдавать в гардероб кожаную куртку, прошел так – сразу к расписанию. Впился взглядом в ряды цифр и буквенных обозначений. И зачем они так зашифровывают названия групп? Как мне теперь отыскать ту, в которой она учится? Здесь же просто тьма факультетов и всяких специальностей.
Пораскинул мозгами. Пожалуй, если она долбаный экономист, то «Ф» в названии могло означать «финансы». Ого, да тут по две таких группы. На каждом курсе. Мне нужна цифра два – второй курс. Ага. Значит, первая пара у нее в одной из двух этих аудиторий.
Постарался запомнить, в каких именно.
Зачем мне это было нужно? Не знаю. По крайней мере, у меня имелся хороший повод – вернуть ей Серегу. А мои внутренние цели – мое личное дело. И вообще, пересплю с ней, и сразу отляжет. Проверено. Это самый простой способ на все времена. Получил своё – потерял интерес. И никаких иллюзий по поводу того, что ты реально мог что-то к ней чувствовать.
Мне повезло сразу же. В первой же аудитории на самой первой парте я узнал ее подружку – ту, что вечно ходила в толстенных окулярах и с бубликом на голове. Еще одна звезданутая зубрилка с поступью робота.
Значит, я пришел туда, куда было нужно. Но вот только Ежовой среди студентов не наблюдалось. Взглянул на часы. Семь минут до занятий – где же она, черт возьми?
– Эй. – Обратился к девчонке, которая прошла мимо меня к входу в кабинет.
– Зовут лошадей. – Буркнула она, не оборачиваясь.
Пришлось схватить ее за плечо и резко развернуть к себе.
– К тебе обращаюсь.
Чернявая смерила меня недовольным взглядом и дернула плечом, сбрасывая мою руку:
– Ты берега попутал, мажорище? Пакли свои убери.
– Как ты меня назвала? – Наклонился к самому ее носу.
Бить девчонок не входило в мои правила, но вот любой парень точно получил бы в табло за такие слова.
– Уши с утра не почистил? – Скривилась она брезгливо. – Я смотрю, вы совсем ошалели, золотые детки.
– Я что тебе плохого сделал, коротышка? – Мои брови поползли вверх.
– «Эй» будешь своих подружек звать, понял? А ко мне обращайся «девушка, простите, что отвлекаю». Ну, или «глубокоуважаемая» тоже подойдет.
Я шумно выдохнул, с удивлением оглядывая это исчадие дерзости.
– Я тебя вообще не знаю, какая ты мне глубокоуважаемая?
– Всё ясно. – Отмахнулась, разворачиваясь. – До свидания. – И сквозь зубы: – Грубиян.
– Подожди. – Прикусил губу от ярости.
Догнал ее в два шага и осторожно тронул за плечо. Девчонка обернулась, а я обнаружил, что наше присутствие уже заметили все, кто находился в аудитории.
– Прости. Как тебя?
Она довольно усмехнулась.
– Оля.
– Меня Роман. – Протянул ей руку.
Недоверчиво скользнула взглядом по моей фигуре и остановилась на протянутой руке.
– Я вроде слышала, что тебя зовут по-другому. Как-то типа «самодовольный красавчик» или «ну, назовите хотя бы одну, кто с ним не спал»… а-а, нет… «Гай», кажется, да? – Саркастично улыбнулась и пожала мою руку. – И что вас заставило заметить присутствие возле вас простых смертных, Роман?
Я был ошарашен.
– Что ты сказала? Как меня зовут? – У меня даже глаз задергался.
Она, что, серьезно?
– Не обращай внимания. – Улыбка сползла с ее лица. – Так что ты хотел, лапуля?
Обвел странную девчонку взглядом. Я, конечно, подозревал, что ботаники иногда обращаются в нормальных людей, но не поставил бы больше сотни на то, что это может оказаться правдой.
– Наверное, мне показалось, но… ты, кажется, подруга Ё… Насти Ежовой? Так?
Ее карие глаза зажглись хитрым огоньком интереса.
– Да. А тебе-то что от нее нужно?
– Она с тобой в одной группе учится, да?
Брюнетка неохотно кивнула:
– Мы с ней подруги.
– Отлично. – Сказал я, пряча руки в карманы джинсов. – Где я могу ее найти?
– А зачем? – Прищурилась она.
Я бросил раздраженный взгляд на аудиторию. Третья ботаничка уже вытянула шею, пытаясь расслышать, о чем мы ведем разговор.
– Это… личное.
Оля прочистила горло.
– Не смеши. – Прошлась глазами от моей макушки вниз до подошв дорогих найков. – Что может быть общего у нашей Настюхи с таким, как ты?
– Каким таким? – Нахмурился.
Она сделала глубокий вдох.
– Таким, который кроме себя никого не любит.
По сути это было правдой. Но все равно звучало неприятно.
– Так где она? – Перешел к делу, проигнорировав ее выпад.
Взглянул на часы.
Не мог же я признаться, что набирал ее номер трижды за последние двадцать минут, но трубку Настя не брала, и это чуть не заставило взорваться мои мозги.
Оля покачала головой:
– Не знаю. Должна прийти. Ежова никогда не опаздывает.
– Спасибо.
Развернулся под ее пытливым взглядом и направился прочь, к выходу из здания. «Кроме себя никого не любит». И что в этом такого? Ну, не люблю. Да что я знаю о любви? Только то, что эта кудрявая зажатая и перепуганная девчонка не выходит у меня из головы со вчерашнего дня? Так это вообще из другой оперы. Не про чувства, а про желания.
И еще я планирую выцарапать ее оттуда. Самым привычным, легким и доступным способом. Провести время с удовольствием и больше о ней не вспоминать.
Вышел на улицу, вдохнул прохладный осенний воздух и огляделся. Но не заметил среди спешащих в университет студентов ее щуплой фигурки. Отошел на несколько шагов и закурил, чтобы успокоиться. Поднял воротник куртки, защищая шею от ветра, и окунулся в ароматный табачный дым. Затянулся, выдохнул. Еще раз. Это отвлекало.
Она вышла из подкатившей на стоянку белой БМВ совсем неожиданно. И мое тело привычно, словно по щелчку пальцев, оказалось в невесомости – теперь так случалось всякий раз, стоило мне ее только увидеть.
Не вышла, а выпорхнула, легко, как птичка. К телу крепко сумка прижата, волосы танцуют на ветру – легкие, пушистые, цвета ранней пшеницы. Талия узенькая, просматривается даже через объемный свитшот, стройные ножки мягко облегает тонкая ткань спортивных брючек.
Настя была в той же одежде, что и вчера. Неожиданно для молодой, хорошенькой девочки, желающей нравиться парням. Торопливо вылезла из чужого автомобиля и хлопнула дверцей – неаккуратно, слишком сильно и громко, отчего тут же боязливо втянула голову в плечи.
– Ой, – ее голосок звонко разлетелся по стоянке.
Я, было, двинулся вперед, но тут же завис. Сердце перехватило, стоило ее волосам, подхваченным порывом ветра, взметнуться вверх. И это простое зрелище будто прорвало черную реальность и затащило меня в параллельный мир, где я сам себе уже не принадлежал. В мой персональный жестокий ад. Моё проклятие. Там, где всё было подчинено ее воле, каждое мое движение, каждый вдох, каждый стук моего сердца.
Она улыбнулась кому-то. Я еще не видел, кому. Но ее улыбка остановила время. Пухлые губки, блеснувшие между ними белоснежные зубы, свет в глазах – непорочный, почти ангельский, наивный. От них веяло какой-то странной, почти колдовской силой. И от звонкого смеха, который отдавался тупой болью в моей груди, потому что вместо него я чувствовал, как захлопываются дверцы невидимой ловушки, в которой я теперь оказывался.
