Продаю себя
Княженика
"Продаю себя" – яркий современный роман, три истории жизни, которые по ходу сюжета сплетаются воедино.Элитная жрица любви, жизнь которой похожа на прекрасную сказку. Но чем она поплатится за свое легкое счастье?Студентка, которая отчаянно пытается влиться в круг it-girls – и зарабатывает на этой почве расстройство пищевого поведения.Драматург-алкоголик, который пытается любыми способами заработать на лучшую жизнь и начинает оказывать услуги крупному мафиози.Критики о романе "Продаю себя":"Вы как будто смотрите яркий фильм, который не отпускает вас до последнего кадра!"
Княженика
Продаю себя
Глава 1.
Эмма.
Город одержим сексом и не спит по ночам. Я люблю город. Его холод, его разобщенность, его суету. Его анонимность. Что тебя заводит? Где бы ты хотел сделать это со мнои?? В машине? Не смеши меня – расскажи правду. Вот так, уже лучше. На заброшеннои? строи?ке. Мы отправимся туда этим же вечером. Поставим камеру рядом с нами. Я, конечно, украдкои? отключу ее – безопасность превыше всего. О, милыи?, кажется, ничего не записалось! Не расстраиваи?ся, в следующии? раз я сама лично проверю, нажата ли кнопка записи. Как же потрясающе быть женщинои?. Потрясающе и трудно.
Быть на его стороне. Хвалить – тонко и мягко. Периодически вставлять "мы" в беседу – он почувствует единение, близость. Он позвонит еще раз.
Не спи, когда вы ночуете вместе. Ты не знаешь, как выглядишь во время сна – как выглядит твое лицо, что делает твое тело, изящна ли твоя поза. Если он настаивает – притворись, что задремала. И никогда не буди его, если он уснул. Ну, почти никогда. Причина, по которои? ты прервешь его сон, должна быть очень уважительнои?. Ты уверена, что покажешь ему то, чего он никогда не видел прежде? Если нет – лежи тихо.
Ночь располагает к откровенности. Держи рот на замке. Никому не интересны твои проблемы. Ты всегда игрива, нежна и беззаботна. Пусть лучше он сочтет тебя глупои?, чем пои?мет, что ты совершенно обычная баба с истеричными месячными и злыднями-коллегами. У меня нет коллег. И это прекрасно. Я не могу уживаться с чужими людьми против своеи? воли.
Будь для него всегда в новинку. Каждыи? раз, когда он озадаченно восклицает: "Да я, кажется, тебя совсем не знаю!", мысленно ставь себе плюсик. Скучать он может и без тебя.
Выглядеть уверенно в дорогом костюме, идти быстро, не привлекая внимания, пряча взгляд, пряча неуверенность и вопросы в глазах. Уметь быть забываемои?. Это качество мне пока неподвластно. Меня запоминают сразу и навсегда. Ну хорошо, надолго.
Мне все равно, как меня называют. Это всего лишь слова.
Я идеальная девушка. На одну ночь. Некоторым нужны именно разговоры. Ты выслушиваешь их, гладишь по голове, обнимаешь. Это самые легкие свидания.
В секс-марафонах главное – довести его до первого оргазма. Потом он расслабится и сможет шутить, обниматься и курить. Время между первым оргазмом и вторым подходом – самое приятное. В эти моменты вы больше всего напоминаете пару. После первого оргазма он становится покладистым и разговорчивым, и тебе только и останется, что слушать его бесконечные истории про начальника и жену – бывшую или настоящую. А последняя задача – это его последнии? оргазм. Утром. До того, как ты уи?дешь. Его утренняя эрекция должна наи?ти выход благодаря твоим стараниям – и только твоим.
Но пока он расслаблен – я сосредоточена и начеку. Говорить непринужденно, ни в коем случае не начинать самои? тему о его жене. И никакои? политики.
Мужчины помешаны на политике. У каждого из них есть развернутое мнение о том, что творится в стране и как это исправить. Но разговоры об этом убивают эрекцию.
Когда я только начала работать в секс-индустрии, больше всего мне нравилось то, что больше не нужно было вставать рано утром. Пока все остальные по утрам сходили с ума, с чашкои? кофе в однои? руке и телефоном в другои?, я нежилась в кровати до полудня. Мои? рабочии? день начинался тогда, когда у других он уже заканчивался – и это заставляло меня чувствовать неимоверную гордость за себя. Я сломала систему. Я больше не раб, не винтик, я – свободныи? человек. Честное слово, если бы не моя лень, из меня вышел бы отличныи? революционер – я всегда шла против системы, презирала традиционные семеи?ные ценности и привычныи? для всех уклад жизни.
Окна моеи? квартиры выходили прямо на оживленное шоссе, и иногда по утрам, если я не могла заснуть после работы, я стояла у окна и разглядывала ревущии? поток машин. Люди едут на работу каждое утро, возвращаются с нее каждыи? вечер, видят в пробках одни и те же лица – я готова была спорить на что угодно, что в какои?-то момент каждыи? из них чувствовал себя продажным. Люди продают себя – за деньги, за блага, и я это считаю гораздо более скучным, чем то, чем я занимаюсь. Обменивать каждыи? день восемь-десять часов своего времени ради оплаченного счета за квартиру? Ради того, чтобы босс отпустил тебя на две недели в отпуск в середине апреля? Ха, да мои восемь часов работы (а точнее, ночь) оплачиваются гораздо выше, чем скучная офисная суета! Не говоря уже о том, что кувыркаться в постели гораздо приятнее.
Не пеи? пива и шампанского. Вообще не пеи? – отрыжка в момент поцелуя, багровая физиономия и нос крючком, как у алкаша. Но пусть он нальет тебе бокал, поухаживает. Взгляд через стекло – в глаза, пальцы танцуют на ножке бокала – старо и пошло, как этот грешныи? мир, но парни обожают такие штуки, когда женщина соблазняет явно, открыто, пусть даже он эту женщину уже не раз видел голои?. Обнимаи? его на людях лишь за плечи – ты шлюха, но шлюха с безупречными манерами, та, которую не стыдно показать всем. Пусть он лапает тебя за обтянутую тонким платьем задницу – неважно. Твоя рука вне спальни – только на его плечах.
Скажи ему, что он не такои?. Не такои?, как все остальные. Он – особенныи?, даже если он скучнее прошлогоднего отчета, тоскливее, чем налоговая декларация. Они все хотят слышать только это. Никому не нужна твоя чертова душа, твои? внутреннии? мир со всеми его премудростями. Он – особенныи?. А ты – нет. Играть роль – это все равно, что быть. Только более искренне и по-настоящему.
Ты играешь роль его девушки – и он даже не думает, что настоящая обошлась бы ему дешевле. Настоящие – скучны и однообразны. Они одинаковые. А ты особенная. Потому что особенныи? он.
Кажется, что полжизни я провожу, эпилируя ноги, подмышки и зону бикини. Качая пресс, ягодицы, чтобы выглядеть незабываемо в нижнем белье ручной работы. Я причиняю себе боль – и боль эта сладкая, со вкусом победы, с запахом мужского изумления и восторга от прикосновения к моеи? безупречнои? коже.
Меня не насиловали в детстве, я никогда не имела зависимостей, не имею долгов и детеи?. Врагов имею – и этот факт удивляет даже меня саму. Ну какои? из меня враг? Как враг я скучная. Скучная и равнодушная. Неприязни к себе имею склонность не замечать. Я вообще мало кого замечаю, мое внимание всегда сосредоточено на других вещах, поинтереснее. Ноготь сломался или пришла в голову идея для оргии. Когда уж тут думать о том, что я кого-то вывожу из себя.
Я ужасно ленива – и поэтому выбрала жить хозяи?кои? самои? себе. Не могу подчиняться чьим-то глупым правилам – приди во столько, уи?ди не раньше, надень то, что хочется кому-то видеть на тебе. Ску-ка.
Я люблю планировать свое время. Не спеша готовиться к встречам, принять ванну, выпить чаю, листая журнал, втереть в ступни манговое масло легкими движениями, подобрать чулки под цвет кожи. Молочко для тела с запахом кокоса. Бретельки выровнять безупречно. Проверить маникюр. Не дергаи?те меня, я не мобильная. Всему свое время, да.
Чувство контроля над своеи? жизнью вселяет в меня уверенность.
Очень важно как можно быстрее понять, чего хочет мужчина – и дать ему это. Кто-то обладает этим искусством, получив его в подарок при рождении. Мне пришлось с боем отбирать свои? подарок, зализывая раны, теряя и обретая вновь.
Перед их приходом я всегда распускаю волосы, они струятся невесомыми прядями по плечам, волосы цвета туши для ресниц, цвета пятен, которые оставляет эта тушь на моих щеках после ночи любви. Лишь совсем недавно я научилась не пользоваться тушью перед приходом мужчины. Матовые коричневые тени по всему контуру век, оттенок "маррони", завить ресницы щипчиками, румяна мягким мазком на ненакрашенные скулы – я свежа и прекрасна и могу принять душ вместе с ним, а могу целоваться до утра, и он ни разу не утрет губы, не сморщит лицо, не отвернется от меня.
И дело ведь даже не в том, что они платят мне за это – я честна с ними потому, что ни с одним из них я не делаю этого без собственного острого желания. Они – мои, принадлежат мне так же, как я принадлежу им, безраздельно и до конца.
Марек.
Алмаз был настоящим цыганом, и имя его было настоящим. Красивыи? и свободныи?, он обожал смех, выпивку и женщин. Делил мир на черное и белое, потаскух и будущих жен, богачеи? и нищих. Должно быть, в тои?, прежнеи? яркои? цыганскои? жизни он был заправилои?-мафиози или крупным игроком. Но сеи?час, высмеивая модное сложное словцо «дауншифтинг», он скатился на самое дно, где я его как-то и подобрал.
Летнеи? душнои? ночью я слонялся по барам, бесцельно, от скуки приставая к людям. В одном из этих баров – самом дрянном – у стои?ки сидел он.
Я купил его за бутылку бренди – и, поверьте, для такого душевного собеседника это была отличная цена. Он смотрел на меня ласково, теплыми карими глазами, иногда икал, деликатно прикрывая рот ладонью, и, кажется, искренне удивился, когда я предложил ему увидеться снова.
С ним мы по-настоящему сблизились.
Встречались пару раз в неделю, глазели на девчонок, катались по городу на моеи? машине и каждыи? раз напивались.
Алмаз показал мне самые жуткие места в городе. Места, в которые меня никогда бы не пустили без него. Места, где мне никогда не стать своим.
Алмаз белозубо улыбался мне, и я отвечал ему улыбкои?. Я любил его.
Мои? старыи? приятель притащился ко мне на работу в четыре часа дня, размахивая литровои? бутылкои? виски.
– Ну пои?дем, Марек, – упрашивал он меня, смешно скривив лицо, – неужели твою задницу тут некому прикрыть?
Я недолго думал.
Велев прикрывать свою задницу стажеру и удостоверившись, что шеф до конца дня не высунется из своего кабинета, я удрал в бар с Алмазом.
**
– Я не боюсь смерти, Марек. Я хочу быть худои?. Ради этои? цели – единственнои? доступнои? мне – я терплю вялость, тошноту, вечную усталость и голод. Я иду через боль, через слезы, и я уже не знаю, что дрожит сильнее – мои ресницы под тяжестью слез, или мои руки, когда я не могу подкурить первую с утра сигарету.
Она выговаривала мне все это, глаза ее лихорадочно блестели – она выглядела прекраснои?. И совершенно безумнои?.
Я любил сжимать ее в своих объятиях – она опускала свои пушистые тяжелые ресницы, обмякала, обвисала на мне, и казалось, сожми я ее еще немного – и ее тонкие косточки хрустнут, и она рассыплется, словно песочныи? замок.
Саша – студентка, но в своем университете она появляется редко. Она пишет длинные шизофазии?ные статьи в свои? блог. Его мало кто читает (я, например, ни разу не заглянул в него) – но, кажется, еи? на это наплевать.
Почти каждыи? вечер она идет в кофейню со своими приятелями. Все они зовут себя «творческими личностями», носят с собои? «Никон», а один – даже «Леи?ку», у них длинные неприятные волосы и разномастные сигареты в мягких пачках. Саша знакомила меня с ними – я не запомнил ни одного. Мне наплевать, с кем она проводит время.
Потому что после этих посиделок она неизменно идет ко мне, в мою темную квартиру, и в прохладнои? комнате снимает с себя пушистыи? свитер, и молча обнимает меня. И каждыи? раз я убеждаю себя, что стон, которыи? я слышу в эти моменты – это всего лишь мое воображение.
Я познакомился с Сашеи? в парке. Была глянцевая, идеальная осень, теплая и нежная. В превосходном настроении я шел в любимыи? бар, не торопясь, вдыхая густои? сладкии? воздух. Почти все скамеи?ки в парке были заняты молодыми мамочками с яркими колясками и влюбленными парочками.
Но на тои? скамеи?ке сидела она одна.
Меня поразил ее взгляд – она смотрела сквозь. Сквозь людеи?, сквозь листву, сквозь само небо. В ее розовых, немного эльфии?ских ушках – крошечные наушники, концы которых прячутся в карман. Я машинально отметил, что она не сидит, уткнувшись в телефон, как все люди в этом парке – даже те, кто пришел сюда не один. И от этого она выглядела еще более одиноко и притягательно для меня. Мне сразу же остро захотелось узнать ее, узнать таи?ну ее взгляда, понять, куда уводят ее мысли.
Моя схема знакомства была отменно отточена. Я нисколько не сомневался, что она примет мое предложение выпить кофе.
И так оно и вышло.
Я привел ее в кафе неподалеку.
Мы представились друг другу – Марек, работаю на парочку киностудии?, частые командировки, люблю музыку и все виды крепких напитков – от чая до виски, чем крепче, тем слаще, да.
Саша – студентка, живет в небольшои? квартире неподалеку, главное для нее – книги. Книги и музыка, да.
Я заказал нам обоим самыи? дорогои? кофе, я сделал еи? несколько самых изысканных комплиментов в духе ретро, я рассказал пару беспроигрышных истории?, в которых я был героем.
Она вежливо слушала, склонив голову, задавала вопросы. Мне было легко говорить с неи?. Несмотря на то, что она ни разу не улыбнулась.
От второи? чашки кофе, от салата и десерта она отказалась, и сидеть в кафе и дальше без заказа была решительно невозможно. Чувствуя на себе буравящии? взгляд официанта, я положил на стол пару купюр без сдачи и встал, чтобы подать еи? плащ. И машинально отметил, что она даже не притронулась к своему кофе.
Мы стали видеться с неи?. Сначала – раз в неделю; я часто опаздывал на эти встречи, и вскоре Саша сама предложила встречаться в кино, где она могла бы сидеть по тридцать-сорок минут одна, не привлекая внимания и не вызывая жалости. Я был не против.
С морознои? шумнои? улицы я нырял в душныи? теплыи? полумрак кинозала, ощупью пробирался на последнии? ряд, находил ее – она неизменно сидела там, серьезно глядя на экран. Я сгребал ее, угловатую, тонкую, жадно целовал ее сухие теплые губы – она пахла сухими осенними листьями, а, может, это я сам приносил этот запах с собои?.
Она молчала, гладила мои волосы прозрачными пальцами, запрокидывала голову, подставляя мне себя открыто и невинно.
Я никогда не спрашивал ее о том, где она бывает до наших вечерних сеансов. После того, как фильм заканчивался (еи?-богу, если бы мы деи?ствительно смотрели каждыи? из них, мы могли бы стать отменными кинокритиками), я провожал ее домои?.
Я до сих пор не знаю, где живет Саша. Каждыи? раз на углу квартала она целовала меня в щеку – легко, мимолетно – и исчезала за углом.
Я мог бы за неи? проследить. Если бы захотел.
Но я по-прежнему не видел ее улыбки, и равнодушие было моеи? маленькои? местью в ответ на ее жадность.
Лишь однажды отказала она мне во встрече – у нее намечалась какая-то поездка, встреча или конференция… Я не стал вникать в детали.
Ласково улыбнувшись, я спросил, когда я снова смогу увидеться с нею.
Сдержанным ровным голосом она пояснила, что не знает точнои? даты возвращения и непременно известит меня о приезде.
Я смутно, нутром чуял, что дал маху, что дело во мне, а именно – в моих скорых, настырных соитиях с нею, когда я бросал ее, не успевшую отогреться с мороза, на узкую кровать и впивался в нее, и синяки, которые оставались на ее белои? коже, не сходили неделями.
Но Саша взяла мою руку, я мотнул головои?, отгоняя от себя дурные мысли – вот же она, Саша, всегда рядом, и еи? не нужна эта глупая романтика, мы оба знаем, что самое важное – это эти мгновения, когда она задыхается, но не кричит – у нее нет сил, и я кричу за двоих.
В тот день, когда она уехала (у меня не было ни малеи?шего желания провожать ее до станции, и я был благодарен еи?, когда она вскользь упомянула, что ее подвезут туда друзья), я сильно напился.
Мне бы и в голову не пришло считать дни, проведенные без Саши.
Если уж совсем честно, то они сбились в один плотныи? тугои? комок; пары алкоголя, дешевых духов, которыми пользуются проститутки южного квартала, смех мерзавцев – самыи? страшныи? смех.
Саша.
Мия едва не погубила меня, раз или два, а, может быть, двенадцать или двадцать, когда я пожирала свиное сало после трех днеи? голода, я умоляла ее остановиться, слабела и умирала, и мои? желудок делал самыи? последнии? отчаянныи? кульбит. Мия смотрела на меня, улыбаясь, и в ее глазах отражалась Вечность. Вечность, в которои? жили лишь юные, прекрасные и сильные, свободные от предрассудков. Эти юные отпивали чаи? из тонких чашек, гладили друг друга по прозрачным пальцам, и лунныи? свет просвечивал их совершенные тела насквозь.
Я не могла сказать Мареку, что проведу выходные в доме Виктории. Просто не могла. Я солгала ему о научном форуме – а он даже не спросил у меня ни о чем. Он не любит меня и никогда не полюбит – но я сеи?час не могу думать об этом, просто не могу, сеи?час я была слишком взволнована предстоящеи? встречеи? с неи?.
Моим совершенным идеалом.
Викториеи?.
Она сама, сама пригласила меня в гости! Она приготовила пасту, она застелила стол льнянои? скатертью, она запекла форель и достала бутылку вина – того самого, которое я никогда не покупаю в магазине из-за его цены. К еде она не притронулась.
– Ана – это религия, Саша. Наша религия, со своими мучениками, грудои? костеи?, с великими тотемами и стигматами. – С этими словами Виктория мягко приподняла рукав дорогои? шелковои? блузки, и я увидела, что ее белоснежную кожу покрывают тонкие глубокие шрамы. Я протянула руку и погладила их.
– Они прекрасны, Виктория. Как прожилки на осеннем листе. Как лучи солнца, которые пробиваются сквозь стекло по утрам.
