На очевидного изменника Лукича зла уже не держал. Всё-таки мужик неплохой был, дедка-ёжка нашей кластерской революции, комсомолист недорезанный, при всей его ущемлённости зелёным змием с неугасимо горящими трубами, и даже с учётом того, что он теперь уже наверняка меня кому-то сдал. Разумеется, по неизбывной доброте душевной.
Человек-то всегда слаб, а уж наш особенно. Лучше бы старичок по девкам таскался, подлинную затаённость свою сублимировал, миллиграммами последними с ними делился.
Ладно, бог с ним, помер или сбежал окончательно, когда-то это непременно раскроется.
Поэтому даже сейчас я ему всё прощаю, всё-всё. Пусть с богом тем самым, якобы стерегшим каждый последний волосик на его голове, теперь уходит в свой камышовый рай или в сад Гефсиманский с тридцатью серебрениками под мышкой навстречу иной неотвратимой погибели, заслужил, чего уж.
Все мы достойны своего финала, все!.. Кроме, разве что, Кластера, единственного всечеловеческого включателя-выключателя, выразителя идеи существования рода двуногих во Вселенной. Но и тот, предчувствую, тварь ещё та получится. Его же ещё объезжать придётся, усмирять. Чувствую, не один раз сбросит башкой об камень, пока не укрощу.
Владимиру Мартиновичу, видимо, совсем надоело к нам летать. Он же не дельтаплан на птеродактильском приводе, как я всё ещё надеюсь. Всё же накладно руководить операцией на таком расстоянии. Или же разочаровался и махнул на нас рукой, как на явно запоровших великое дело. В таком случае с его подачи всех нас постепенно спишут ясно куда. Конкурент Борману, обещанный его сменщик, кстати, так до сих пор и не обнаружился. Хотя по всему чувствуется, что всё равно объявится. Да ещё и какую-нибудь неподъёмную предъяву выкатит. Как только получим готовый продукт, так сразу и пожалует, красавчик, лавры с бабками делить, точнее, забирать не своё. Встанет он тогда над нами во весь свой карликовый рост и скажет с безапелляционной уверенностью властвующего недоумка: «А вас тут и не стояло! Это я всё сделал! Замучаетесь теперь пыль за мной глотать!».
Изменилось всё и все. Порой дико и до неузнаваемости. Все всему конкретно изменяют и ещё бесконечное число раз изменят. Серебреников давно на всех не хватает, а всё равно прут и прут, словно на нерест. В последнее время даже и я изменил, но лишь один раз и пока только своим потёртым джинсам, тем самым, в которых ещё недавно перед леди Ксю щеголял и в которых так неистово билось, стукотало моё горячее сердце. Хватит, добилось, достучалось. Хожу теперь от греха подальше – в костюме, галстуке, на всех хмурю начальственные бровки, слова человечьего вымолвить не могу, вылитый правитель. Ни у кого из моих подмастерьев с этих пор язык не поворачивается обратиться к своему грозному и бессердечному шефу на «ты». Да и вообще что-либо не то сказать. Просто не знаю, что на меня стало находить.
Изменилось так изменилось. Умерла прежняя жизнь так умерла. Ни на каком дельтаплане больше не летаю, наверное, и не летал никогда. Мало ли что приснится.
Летаю, это да. Но только самолично и смачно. Я сам себе дельтаплан. Большой да чёрный. Возносящий правительства ввысь и низвергающий их пачками. Я представляю собою то самое Абсолютное Средство и Абсолютную цель, которые столь долго и упорно созидал и в итоге таки достигаю. Я и есть Абсолютное Оружие. Абсолютный антибиотик от заразы прежних типов власти. Не восприемник событий, как все, – а их непосредственный модератор, регулятор, но прежде всего автор, продуцент. Даже прямо скажу – аз есмь Хозяин, не побоюсь же и такого слова про себя. Мне никаких отличных слов не жалко, а уж про себя, любимого, в особенности.
Моя персона и только она в эксклюзивном порядке сидит на кране, подведённом к моей планете. Как может восседать только Кластер. Хочу – включу, а захочу – так и выключу! Кластер ведь! Словно щипцы акушера возлежат на пуповине планеты мои руки, сверкая плоскостями астральных пальцев. Мною космос взял Землю за горло, приканчивает старую земную историю, делает новую. Выводит планету на следующий захватывающего «дум-дума». Мною захлопывает её старые, давно отработанные возможности и открывает новые. Я это осознаю, поэтому достаточно, чтобы так оно и стало.
Теперь оно и грянет, но только после того, как число мёртвых сравняется с числом живущих на Земле. Думаю, в ближайшие год-два планета накроется окончательно. Это и есть истинное «Число Зверя», Число Апокалипсиса, обозначаемое отметкой в девять миллиардов, на которой вот-вот сойдётся штатная подушевая численность с того и с этого света, – теперь, с этого самого момента по другому уже точно быть не может. Там, на девятке, запечатанной девятью нулями, на этой ключевой точке перелива из одного океана в другой я и водружусь. Начну контролировать потоки – туда-сюда, туда-сюда.
Но главное – в Верх – в Низ! Таможни обязательно расставлю по всем ключевым развилкам, да и другие планы тоже возникают по ходу дела, чтобы перед пришельцами за свою планету не так обидно было как сейчас.
Это непременно произойдёт, никуда ему не деться! Тому слишком много примет, признаков и обстоятельств. Сам жизненный драйв изменился очень даже ощутимо. Отныне летаю, дельтапланю только в стратосфере. Все мои слётки, как и всё остальное человечество, так и остались где-то там внизу, застряв на разбомбленной моими преследователями взлётной полосе. Скоро-скоро полностью оторвусь и тогда окажусь полностью недосягаемым. Уйду под облака, ввинчусь в шагающую по планете грозу закатного дня и ловите тогда среди молний Апокала свой последний мираж!
Это у меня теперь подбадривающая молитва такая, вместо прежнего императива для бандерлогов: «отче ваш, иже еси на небеси». А теперь всё то же, но только про меня. Именно я теперь их «отче». Вот так, строго по учебнику для демиургов – сам на себя смотрю, сам себя хвалю и сам себя тем подстёгиваю, потому что больше некому. Первая заповедь любого Кластера. Изменяясь, не измениться, пропадая, не пропасть. Пусть может быть она и несколько нескромная – но это моя заповедная молитва. Хотя ей и далековато станет до неистовых девичьих молитв на Кольцевой, но убеждён – удержит, поднимет лучше прочих. Да не авось, а точно удержит, поддержит и протолкнёт, куда я давным-давно наметил. Хватка у меня теперь совсем-совсем другая. С иною статью и лицом, спасибо Ксюхе с Лукичом – довели до нужной кондиции!
– Всё, Мартинович, – именно так я и сказал вечером своему попечителю, своему пока неизбывному куратору, – ни хрена не тяну! Хоть и не старый я конь, как кое-кто у меня был ещё недавно – а борозду всё равно неглубоко взял, можно сказать, практически попортил. Прокляли меня наверное! Сглазили. Не сорвал я цвет своей удачи. Даже в самое-самое её цветенье – а не сорвал. Все сроки пропустил, лопухнулся просто по-чёрному.
Не получилось у меня даже простой дойной звёздочки, не то что огромного человеческого супер-стара. Философия моя споткнулась на лету и сходу накрылась не очень красивым медным тазом. Форточка везенья, как вы и предупреждали, слишком быстро захлопнулась. На глазах льдом затягивается. Даже на пол-шишечки не успел пролезть через портал сбычи мечт. Так может он и не открывался вовсе?! И мы с вами, молодой и старый идиот, как дельфин и русалка, просто надували друг друга на потеху всем остальным дуракам?!
Борман рассмеялся и радостно потёр руки.
– У вас, Савва, используя вашу метафоричность, к концу эксперимента сформировалась психология самого настоящего форточника. Вы созрели к самому плохому в своей судьбе, готовы хапнуть малое, хоть что-то. И скрыться пока можно, пока за рукав не схватили. Имейте в виду, это первый признак готового неудачника. Пенять на изменчивость удачи всё равно что сетовать на невезучесть в лотерее, «самом бессовестном обмане трудящихся», как, помнится, предупреждал ещё дедушка Ленин. Потому что любой розыгрыш везения – есть не охота за удачей, это охота за неудачниками. Поскольку ты отнёсся к превратностям своим как к лотерее, тем самым расписался в своей готовности принять неудачу, стать жертвой. Разве по жизни можно надеяться на удачу?! Господь с вами, Савва! Если у тебя на роду не написано – её никогда и не будет, хоть голову расшиби.
Вновь пришлось ответить шефу по всем пунктам его жутко голословного наезда.
– Во-первых, это не моя, а ваша терминология. Ваш метафорический ряд – с форточками везения и прочими «окнами Овертона». Я просто использовал её для лучшего понимания вами состояния моих дел. Во-вторых, могу сказать и по-другому: данные аудиовизуальные петли меня самого вконец достали. Это же сугубо кластерский недуг. Крыша едет по всем параметрам. Даже простое радио слушать не могу. Понимаю, что это профессиональное, а ничего с собой поделать не могу. Противогазов от этого нет и быть не может.
– Рад за вас по-прежнему, Городецкий, рад. Марку держите. В смысле удар. Это самое главное. – Мартиныч покровительственно похлопал меня по плечу, но я увернулся и продолжил:
– Другое дело, что основания для пессимизма всё равно остаются чрезвычайно серьёзные. К примеру, откуда на нас повалилось столько проблем, причём внезапно, словно их кто-то подгадал под самый занавес?! Разумеется, они не случайны именно сейчас. Можно я договорю?! Почему у нас из серьёзного, величайшего, глобального эксперимента фактически образуется локальное шоу «Крысы за стеклом», то бишь, «Дом-2»?! Не могу понять! Как и повсюду в стране, в которой, по мнению одного великого русского лингвиста, что ни начни делать, обязательно получится только одно.
Это вы меня сглазили, Мартиныч, довели своими беспрестанными опусканиями на землю. В результате куда-то выпала и совсем затерялась полётность мысли. Даже элементарной стратегией в делах почти не пахнет. Иногда не только действую локально, но и мыслю так же. Как вы хотели, всё и получилось.
В результате стратегического смельчания дела пошли совсем наперекосяк. Подопытные буквально сбесились. Балаган за балаганом устраивают. Живут не по правилам и даже не по собственным понятиям. Зависли программы, диски. Хотя всё нами сделано грамотно, скрупулёзно отработаны почти все стадии. Вывод один: изъян тем не менее есть и засел он где-то в самом замысле проекта. Поэтому неприятности столь согласованно и атакуют со всех сторон. Другого объяснения быть не может.
Мой не совсем любимый куратор Борман опять потёр ручки, чем-то мне всё же кого-то напоминая. Выглядел он сегодня на редкость удовлетворённым, не совсем следя за тем, как выглядит, что и как говорит. Затем партайгеноссе изрёк следующее, во всё том же, фирменном своём, убойно-оптимистическом ключе:
– Видите ли, Городецкий, если бы вы когда-нибудь в своих лабораториях имели дело с настоящими крысами, я имею в виду – с первокрысами, на четырёх лапах, маленькими такими и хвостатыми – вы бы обязательно заметили, что даже в экспериментах пуганые крысы живут дольше спокойных.
Чем больше вы гоняете крысу по стендовому терренкуру, чем сильнее стращаете, тем парадоксально более она невозмутима, тем дольше живёт, тем лучше себя в итоге чувствует. Такую, прошедшую крым и рым, уже ничто не возьмёт. Так что не переживайте, то же будет и с вашими подопечными. Вы были правы, когда вспоминали, что дольше всего живут именно обреченные. Не только живут, но ещё ходят и вперёд продвигаются. Что касается ваших… наших проблем. Вряд ли тут можно обнаружить чьи-либо происки – в этом внезапном умножении проблем сверх необходимого. Просто Вы слишком всё затянули. Только и всего.
Накидав все эти надоевшие бесспорности до кучи, Борман внезапно замолчал, с презрительной некрофильской, типично гитлеровской гримаской принюхиваясь, как будто кто-то испортил воздух. Мол, а чего ещё от людей ожидать?! Сплошь унтерменши!
У меня неприятно похолодело внутри. Даже внешне Борман в этот самый момент резко напомнил мне Ксюшку Алек-хан. Практически один в один. Как только холёный респектабельный джентльмен из весьма непростых органов может напоминать придорожную леди с органами весьма простыми. Не исключено, что она-то как раз и есть мой второй куратор?! Параллельно работающая его напарница в нелёгком кураторском ремесле. Вот это был бы номер! А почему бы и нет?! В таком случае обрабатывают они меня по испытанной системе «Добрая – злой»! По меньшей мере, леди со мной никогда не злится, всё делает точно и к месту, своевременно осуществляет допуск-пропуск, а как писать слово «невротик» знает уж точно лучше всех. Не забывает вовремя стимулировать загадочной улыбкой Джоконды: «Ну что, дурачок, прорвёмся?!». Грех на такого куратора обижаться, пусть даже и теневого, зато тёпленького.
– Все великие поумирали, да и мне что-то нездоровится. – В завершение высказал я своему главному шефу Борману, после чего и отчалил в окончательном расстройстве всех дел, мыслей и чувств. С одними предчувствиями. Разумеется, плохими, потому что хороших не бывает. Просто физически почувствовал, как и чем все наши дела непременно закончатся. Традиционной национальной загогулиной. Как они мне все надоели! Ужо скоро закончу с ними эти самые дела делать, скажу по-японски странное, но старинное русское слово «Хусим!», да и умчусь куда подальше и насовсем. Скажем, под облака.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70798069&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
