НИКТО и НИКОГДА.
С этого дня я буду защищать себя сама. Закрылась ЕЩЕ ОДНА дверь.
А что мальчик? С ним все было хорошо. За то, что он сделал, ему не было ничего. И это было ужасно. Потом в Новой постсоветской России даже будет такой тост: «За то, чтобы у нас все было, и нам за это ничего не было».
Если вдуматься, в тот мой кровавый день я физически ощутила чудовищность слова «безнаказанность».
ПИСЬМО
На соседней улице жила моя одноклассница. И фамилию ее я уже не помню, и не вспомню даже, как она выглядит. Даже не очень хорошо помню название соседней улицы, на которой, аналогично нашей, стояли в ряд сборно-щитовые двухэтажные дома на 8 квартир. Такие бараки улучшенной планировки в два этажа с дровяными печами и выгребными ямами.
Мы все жили в таких «улучшенных» бараках и наизусть знали расположение кухонь, комнат и туалетов соседей, друзей, знакомых.
Мне не разрешали гулять на чужой улице, мне вообще не разрешали гулять где-либо, кроме видимых из окна нашей квартиры мест.
Не помню точной причины, по которой мне это было запрещено делать: во время нашего детства вообще не принято было беспокоиться о ребенке, самостоятельно гулявшем на улице.
Думаю, маме и папе было не комфортно ходить и искать меня, когда время моего выгула по их мнению заканчивалось, и нужно было возвращаться в скучный и строгий дом, в котором не было времени на игру с ребенком, а было время только на футбол-хоккей, уборку, готовку, уроки и обязательное послушное поведение.
Еще мне вспоминается, что мама и папа считали крайне неприличным выходить во двор за ребенком. Достойное дитя само должно было отследить достаточность своей прогулки и возвращение домой в положенные временные рамки.
На первый взгляд, это покажется нелепым и смешным: подумаешь, дочь задержалась немного, заигралась с подружками в «резиночку» или «море волнуется раз» у соседнего дома. Чего проще выглянуть в форточку и крикнуть: «Лада, домой». Или выйти во двор и просто позвать домой.
Конечно, смешно. Но не в моем случае.
В моем случае мне обязательно выговаривали, что приличных девочек не надо искать по всей улице, или кричать в окно. Приличные девочки всегда гуляют на виду и не беспокоят родителей своим настойчивым желанием гулять там, где вздумается лично им.
Как им было объяснить, что так гуляют все? Что мне тоже хочется гулять со всеми в компании? Что гулять одной под окнами квартиры очень скучно и грустно?
Я, конечно же, предпринимала слабые попытки объясниться. Но получала непонимание и строгий наказ, в следующий раз гулять только под окнами.
Будет справедливо сказать, что я частенько нарушала данный мне наказ и сбегала с подружками на соседнюю улицу, или в соседний двор в надежде вернуться вовремя и не выдать себя.
А что мне было делать? Остаться без подружек?
Нет. Это было слишком радикально для меня.
Остаться совсем одной дома да еще, в придачу, без друзей – такого я позволить себе точно не могла.
Один из таких теплых летних дней (если вообще будет уместно использовать формулировку «теплый летний день» для описания погоды в северном городе) оставил с моей памяти довольно интересное воспоминание…
Мы забрели на соседнюю улицу, где гуляли местные ребятишки. Кого-то мы знали, кого-то нет. Знакомились и шли в гости друг к другу тут же, не раздумывая. Так, попав к кому-то в гости, мы познакомились с его или её старшей сестрой.
Совсем не помню имени этой сестры.
Помню, она была совсем взрослой. Она сидела на диване, поджав под себя ноги по-турецки и совершенно спокойно воспринимала появление в их доме посторонних малышей, которые вели себя, как мне сейчас кажется, совершенно бесцеремонно и уверенно на чужой территории.
Помню, она меня сразу заинтересовала: не могу сказать, что она была очень красива или очень хорошо сложена.
Учитывая тот факт, что к тому времени у меня уже был прочно сформирован комплекс собственной неполноценности и четкая уверенность в собственном уродстве – любой человек приятной наружности казался мне сказочно красивым и привлекательным.
Но в ней было что-то еще, такое неуловимое ощущение загадки и волшебства, какое-то чудесное притяжение и спокойствие.
Через какое-то время я поняла, что сижу около нее и, раскрыв рот, боюсь пропустить малейшее слово или движение.
Она уже закончила школу и готовилась поступать в институт, что было совершенно неудивительно, т.к. любой успешный выпускник средней школы рассчитывал на получение высшего образования в доступном ВУЗе нашей огромной страны.
И тут – внимание – я узнала, что она будет поступать в театральный институт в Москве и собирается стать АКТРИСОЙ.
Всё. С этого момента я поняла, что более интересного, авторитетного человека в моей жизни просто нет.
Вот скажите мне, кто из маленьких девочек не мечтал стать актрисой? Каждая мечтала. Мечтала изо всех сил.
В моем случае, я только мечтала, потому что точно знала, что родители НИКОГДА не одобрят такой профессии, и поэтому даже не надо тратить на пустые разговоры время.
Мечты надо оставить только далеко внутри себя и лелеять их в полном одиночестве и бесперспективности их воплощения в жизнь.
Я буквально прилипла к ней с расспросами про театральный институт, про вступительные испытания и про какие-то прочие мелочи, на которые получала обстоятельный и уважительный ответ.
НИКОГДА еще в своей короткой жизни я не встречала человека, который терпеливо общался со мной, отвечал на мои расспросы и не выгонял за дверь, как это бывало с моим старшим братом…
Впервые в моей жизни по отношению ко мне можно было применить слово «уважение» и «внимание».
Так началось наше знакомство, которое продолжалось некоторое время: пару-тройку дней, наверное…
Надо сказать, что к этому времени я прочла уже довольно много детской литературы, чтобы понимать и обсуждать содержание книг и художественных произведений. Конечно, не «Войну и Мир» Толстого или «Горе от ума» Грибоедова. Но, что такое стихи Пушкина и басни Крылова, я знала четко. У меня дома эти книги были, кое-что из них я даже знала наизусть.
Она читала эти басни вслух, показывая мне, как она будет представлять их вступительной комиссии.
Иногда она просила меня тоже прочесть те или иные отрывки вслух.
Конечно же, я старалась изо всех сил! Я старалась вложить как можно больше силы в голос, пафоса в интонацию, эмоций в движения! Ведь всех нас в Советской стране учили читать стихи обязательно громко, почти до крика громко. В жестикуляции вкладывать сумасшедшее количество энергии, сравнимое с порывом сильнейшего ветра. В мимику добавлять элементы трагичности и отчаяния. Иными словами, декламирование стихов и басен должно было быть ярким, отчетливым и громким, что соответствовало открытой, прямой и однозначной жизни в Советской стране.
Вдруг она остановила меня и предложила сама прочесть отрывок из басни.
Она стала читать, и – о чудо – в тихих спокойных интонациях голоса стали отчетливо и даже более активно слышны удивление, загадочность, подтверждающие и чудесным образом раскрывающие яснее смысл прочитанного.
Это было, как волшебство, открытое внезапно и однозначно: нет необходимости кричать и стонать, чтобы обратить на себя внимание, замкнуть мир вокруг себя.
Необходимо добавить несколько ноток удивления в тихий голос, и сразу слушатель как бы весь подбирается, концентрируется, чтобы ни в коем случае не пропустить того, о чем так вкрадчиво и мягко читает рассказчик.
Или максимально серьезно с нотками разочарованности и спокойствия передать смешную деталь, чтобы взрыв внезапного смеха охватил слушателя всего от макушки до пят, как только прочитанное дошло до сумасшедше быстрых нейронов мозга.
Или растянуть фразу на множество огромных пауз, чтобы печальной смысл прочитанного пронизывал насквозь, заставил содрогнуться, задуматься и ответить рефлексом самые дальние уголочки души.
Это был удивительный мир и искусство общения, который вдруг открылся для меня. Этот мир оказался настолько разнообразным и интересным, настолько ярким и огромным по своим возможностям, что я неоднократно впоследствии тренировалась читать вслух басни, передавая удивление автора, недальновидность героев или сарказм финала.
Было невероятно интересно разговаривать с собой в зеркале и, как мне тогда казалось, вызывать интерес своего наблюдателя. Корчить мимические рожицы, тренируя на всякий случай выражения удивления, печали, уверенности…
Как же мне потом пригодится этот неожиданный и странный опыт управления своими эмоциями и внешностью!
Как это будет ценно для меня: уметь, во что бы то ни стало, сохранять спокойствие или внимание, скрывать печаль и разочарование, подавлять внезапный страх и обиду. Сохранять лицо и держать спинку (хотя со спинкой в реальности не повезло совсем: школьный сколиоз и автоавария завершили чудовищную картину красоты в пару к исковерканному носу)!
Научиться справляться со своей ролью здесь и сейчас.
Понятно без лишних слов, чем лучше мы справляемся со своей ролью, тем меньше тычков и затрещин мы получаем.
Этот был первый опыт владения собой и своими эмоциями.
Такой маленький детский театр, который научил меня, еще маленькую, играть свою роль. Играть свою главную роль, не участвовать в массовке, не предавать, не врать, не завидовать.
И играть. Играть изо всех сил. Насколько хватит сил, играть в «счастливого», «уверенного», «успешного», «любимого».
Ни в коем случае не показывать свое одиночество, слабость, потребность во внимании и защите.
О, если бы я тогда знала, куда заведет меня выбранный мной пусть бескомпромиссных и решительных поступков, спрятанных за маской сильной и уверенной девушки!
Если бы я тогда знала, сколько горьких слез обиды и разочарования высохнут на моей подушке.
Понимание придет много позже. Даже слишком поздно, чтобы иметь возможность что-то изменить или, как сейчас принято, нажать на клавиатуре Cntl Z/ шаг назад/ стереть…
Но я, все равно, благодарна той неожиданной встрече.
Я рада тому милому и отзывчивому человечку, который подарил мне частичку себя, своего внимания и своей заботы.
Который научил меня прислушиваться к себе самой, понимать себя, беречь себя изнутри.
Спасибо тебе, добрая, сегодня уже безымянная, старшая сестра моего детства.
Это был мой ПЕРВЫЙ шаг вперед. К себе самой.
ПИСЬМО
Со мной всегда было что-то не то.
Мой не заросший родничок регулярно давал о себе знать. И не только в детстве, но и потом, и очень-очень потом, и даже сейчас, когда я печатаю эти слова.
Я всегда умудрялась попадать в неожиданные, порой курьезные ситуации.
Меня редко отпускали гулять. Вообще редко. Я должна была сидеть дома и быть интеллигентным ребенком вместо того, чтобы со всяким быдлом гонять по улице без толку.
Тогда вся страна так гоняла по улице.
Только спустя лет 30 появится тенденция занимать ребенка с утра до вечера во всех мыслимых и немыслимых кружках, секциях и активностях.
Так вот: меня гулять не пускали. Вот не помню точно, почему. Просто так. Я была ребенком запретов.
Помню, что мама готовила на кухне. Я должна была сидеть в комнате и, наверное, что-то там делать. Но мне очень-очень-очень хотелось на улицу. Я и так всегда была одна. А на улице в компании детей я не чувствовала своего одиночества.
Я периодически выходила из комнаты, подходила к маме и делала такие финты своим передвижением, будто хотела расслабить ее контроль надо мной.
Дать ей предположение, что я не отлыниваю от данного мне дела в комнате, я просто передвигаюсь по надобности: на кухню, в туалет.
Всё, больше ходить было некуда. Ходила по кругу.
А в туалете у нас было маленькое под самым потолком окно, которое на три четверти было застеклено. То есть можно было залезть на ванну, схватиться за стекло на окне, подтянуться и, о чудо, увидеть, как играют во дворе девчонки, как им весело. То есть тоже немного с ними погулять, только со стороны.
Делать это можно было недолго, чтобы, мама ни в коем случае не заподозрила и не раскрыла причину, почему меня нет на «моем рабочем месте».
Что могу сказать: раза три мне точно удалось «погулять с девочками». И я уже собиралась «домой» со своей нестандартной прогулки.
И вдруг случилось страшное: стекло не выдержало моего веса и треснуло.
Сказать по-правде, я сама не сразу поняла, что случилось. Видимо, мой детский мозг еще не умел так быстро перестраиваться и включаться в реальные события.
Может, вся деятельность моего мозга была направлена на то, чтобы подтягиваться на руках. Может, я была всецело поглощена действием детей на улице и совершенно отвлечена от своей настоящей реальности.
Как бы то ни было: я летела вниз.
Как я сейчас понимаю, летела я довольно долго.
Знаешь, есть такой прием в современном кинематографе: замедленная съемка. То есть съемка нормальная, только потом при монтаже замедляют скорость.
Всё происходило одновременно: стекло размножилось на неопределенное количество деталей и перестало «держать» мои руки, руки без дела внезапно взлетели вверх, окно стало быстро «отъезжать» от меня и стал «приезжать» потолок.
При этом мысли внезапно разом и начисто вылетели из головы. Я так думаю, они продолжили «гулять с девочками»
Всё прервалось моим входом в воду, которая была на четверть набрана в ванну: вот вопрос, зачем там была набрана вода? Воду, наверное, отключали, поэтому и был сделан неприкосновенный запас воды в ванной.
В общем, три четверти воды в ванне вышли из берегов, подтвердили закон Архимеда, закон притяжения и скорость свободного падения, и смягчили мое приземление.
Страшно даже подумать, что со мной было бы, если бы не эти три четверти ванны воды.
Позвоночника бы точно не было.
И головы бы точно не было.
И меня бы точно не было.
Но я осталась, потому что кому-то надо было встретиться с моей мамой, которая прибежала на грохот в ванной комнате.
Когда вернулись с прогулки мои мысли, они были все об одном: «что делать вообще? Она меня сейчас убьет».
