Екатерина стояла у окна, загадочно разглядывая что-то вдали. На ее плечах ютился шерстяной платок, ведь от холода в замке не спасал даже камин. Оставалось только уповать на фидэ, но у королевы были на тот счет свои пожелания.
Игнорируя невыносимо чесавшуюся голову, я подошла ближе к Екатерине и застыла чуть позади, ожидая приказа.
– Что с Корин? – спросила она, не отрываясь от окна.
Я проследила за направлением ее взгляда, увиденное ужаснуло: к столбу прикована девушка. Она не вырывалась, не пыталась спастись, ее голова безвольно свисла, сама она держалась в вертикальном положении лишь благодаря цепям. Вокруг нее сновали мужчины, чьи лица прикрыты черными масками – они носили сухие ветви и дрова.
Инквизиция.
Подавив порыв нервно сглотнуть, я ответствовала со всем умиротворяющим спокойствием в голосе.
– Приболела.
– Сможешь ее вылечить? – Сказала она тоном, по которому стало ясно, то не вопрос, то приказ.
– Попробую, Ваше Величество. – Я вновь присела.
– А что с Гюго Лавуазье? – Так же завороженно разглядывая предстоящую казнь, Екатерина продолжила спрашивать отстраненным голосом.
– Каждую ночь принимает яд прямо с грудей Клоди, а после, ее лоно отравляет и главное мужское достоинство.
– Когда ожидается завершающая доза?
– Через одну ночь.
– Ты уверена? – Екатерина резко обернулась и посмотрела мне в глаза.
Я пугалась каждый раз, когда она так поступала. Боялась, что могла прогневать королеву Франции. Молилась Богу, чтобы меня не настигло пламя инквизиции.
– Да, Ваше Величество.
– Значит, навещу его следующей ночью. Ведь к тому моменту он поймет, что умирает? – Ее губы исказились в ядовитой ухмылке.
– Да, моя королева. Сначала боль поразит мужские органы, он будет испытывать адское жжение, а позже его целиком парализует.
Я втянула воздух, стараясь сделать это как можно незаметнее. Прикрыв глаза медленно выдохнула. Так старалась справиться с дрожью. Еще одна душа погублена моими руками. Еще одна душа погублена по моей вине.
– О, моя милая Ивет. Я знаю, о чем ты думаешь. – Ладонь Екатерины легла на мою щеку. – Тебе не о чем переживать. – Она подвела меня к окну. Как раз в тот момент девушку окатили ледяной водой, с пронзительным воплем, она пришла в себя. – Ты окажешься на ее месте только если предашь меня. Пока ты верна, на плаху отправятся отвечать перед Богом невинные девушки, которые во имя блага своей семьи возьмут на себя все твои грехи. Не вини себя, Ивет. Их судьба давно была определена.
За пеленой слез я едва видела очертания огня, за колокольным звоном в ушах едва слышала вопли девушки, которую вместо меня обвинили в колдовстве. Екатерина смахнула слезу с моего лица и, похлопав по плечу, отпустила, велев приготовить ей сонное снадобье, ее запасы заканчивались.
____________________________________________________________________________________
[1] Пожалуйста, бутылку минеральной воды с лимоном.
[2] Привет! Эм… Да. Да… Спасибо.
[3] Я очень рад вас видеть. Начнем?
[4]Arctic Monkeys – I Wanna Be Yours
[5] Еще один, пожалуйста.
[6] Foster The People – Pumped Up Kicks
Глава четвертая
Сколько помню, нас всегда было двенадцать. Ни больше, ни меньше. Первые фидейи – фидейи, что привели дар на землю с благословения матери Безымянной богини – положили начало целой эпохе фидей, вот только о них нет никаких упоминаний, кроме как в архивах Фидэ-холла. Впрочем, как и об итейе. Словно нас и не существовало вовсе. Примечательно, что итейе – проклятый род – и свое наказание несут по праву рождения, когда фидэ выбирает будущую фидейю по неведомому принципу. Все мои предшественницы имели разные дары, разные таланты, все из разных концов мира. У остальных так же. Лишь Первая дочь всегда неизменно провидица. И все же, почему мы вне общей памяти?
Из архива Фидэ-холла.
Деланей, Пятая дочь.
Год неизвестен.
XVIII
В кромешной ватной темноте я ощущала только как кто-то настойчиво хлопает меня по щекам, нос резало что-то из ряда вон мерзко пахнущее, оно холодило мозг, и от него слезились глаза. Я застонала и попыталась отвернуться туда, где не будет назойливых прикосновений к лицу, не будет смердящего запаха.
– Давай… Просыпайся… – в ответ я замычала и попыталась прикрыть глаза, пряча их от яркого дневного света. – Надо же было так свалиться… Давай, открой глаза…
– У меня выходной… – бормотала я, смутно понимая, что вообще несу.
– Мгм.
– Не-не, не пила, ты что…
– Открой глаза, – менее спокойно и более настойчиво велел он.
Сама не зная зачем, я повиновалась. И увидела его. Пухлые губы, едва прикрытые короткой бородкой, теплые черные глаза, растрепанный ежик русых волос. Казалось, я никогда не видела человека с лицом добрее, чем у него. Расплывшись в блаженной улыбке, сладостно потянулось. Приятно просыпаться рядом с таким парнем. Только вот он смотрел недоумевающе. Вскинутые брови скоро нахмурились, и вся магия рухнула. Под собой я почувствовала влажную почву, кожу холодил промозглый воздух, даже в носу встал древесно-мшистый запах леса и сладкий аромат разлагающихся еловых иголок.
– Что с тобой случилось? Почему ты одна?
Парень зашел с требовательных вопросов, которые не предполагали увиливаний. От такой настойчивости, я опешила, упорно стараясь вспомнить для начала свое имя.
– Ну? Куда тебя вести?
– К Асли, – уверенно ответила я.
– Отлично. Где он?
– Это она. Моя подруга.
Кряхтя, я предприняла попытку сесть, как голову пронзила жгучая боль, в глазах потемнело. Зажмурившись, коснулась затылка, рука тут же стала влажной, кожу неприятно стянуло. Багрянец на пальцах говорил сам за себя.
– Удивительно, что ты выжила, – он нахмурился еще больше и внимательно взглянул на меня исподлобья.
Почему-то в тот момент я могла думать только о том, насколько притягательны его глаза. Мне хотелось коснуться его зрачков, запустить в них палец, чтобы узнать, насколько те глубокие и правда ли бездонные.
– Ты как? – поинтересовался он, когда молчание затянулось, а я обнаружила себя тянущейся к его лицу.
– Хорошо, – пробормотала я.
Это была правда. Чистая правда. Такого опустошения я не испытывала давно. Словно падение выбило груз из головы, скинуло что-то очень тяжелое.
– Идти можешь?
Попытка встать не увенчалась успехом. Сначала я оперлась руками о землю, затем встала на четвереньки, дальше дело не продвинулось. Как если бы я забыла, как это делается. Потому обратно присела и посмотрела на парня исподлобья, игриво – как мне тогда показалось – улыбнувшись.
– Ясно. Давай.
Я не знала его имени, не помнила даже своё, но отчетливым зернистым изображением, как кадр фильма 90-х перед глазами пронесся его кадык, то, как он вздымался и опускался на каждом глотке.
Парень опустился на корточки и аккуратно запустил одну руку под мои колени, второй схватил плечи. Подняв меня, понес вниз по склону. Я не соображала совсем, только глупо пялилась в его глаза, которые не выражали ничего. Он раздражен? Зол? Я ему нравлюсь? Конечно нравлюсь, нес бы он тогда меня на руках?
– Ты красивый, – мечтательно протянула я. – Станешь моим мужем? – Откинувшись на его плечо, наконец выдавила из себя предложение, которое вертелось в голове с того самого момента, когда я впервые увидела незнакомца. Но он почему-то молчал. – Ты поцелуешь меня?
Он хмыкнул, но так и не ответил. Стало больно и неприятно, и мигом пожалела о сказанном.
– Я передумала. Я не выйду за тебя. Поставь меня на ноги, я сама пойду!
– Давай я просто донесу тебя до больницы, а потом делай, что хочешь, – проворчал он. – Ты слишком сильно ударилась. Сама не понимаешь, что говоришь.
– Все я понимаю! Ты хам! Удивительно гадкий человек! Пусти! – брыкалась я.
Он глубоко вздохнул и положил меня на землю, а сам двинулся дальше. Такого расклада я не ожидала, а потому скоро пришлось просить его о помощи. Он шел нарочито медленно, знал, что так и будет. Потому, быстро вернувшись за мной, велел не досаждать ему.
Если бы снова Клеменс не почтила меня своим присутствием, я бы не поняла, что снова отключилась. Тогда и начала подозревать неладное, ведь сны никогда не повторялись, уж тем более никогда не связывались единым, стройным сюжетом.
– Начнем с начала?
– Клеменс… – прошептала я пересохшими губами.
Размытая комната, освещалась жарким солнечным светом. Клеменс сидела на пуфе так, будто то был трон и скучающе оглядывала обстановку.
– Это мы уже выяснили. Итак, давай по порядку. Опрометчиво было приезжать в Гриндельвальд. Ты бы сразу сдалась итейе с тем же успехом. Но теперь это неважно. Я буду говорить, ты слушать. Поняла? – Нет. Но я кивнула. – Фидэ – особая сила ведьм фидей, дочерей Безымянной богини. Она хранит в себе память каждой предшествующей хозяйки, а когда та умирает, находит себе новую. Как ты могла догадаться, твоей предшественницей была я. Если не хочешь умереть, придется выполнять некоторые мои указания. Кстати, где это мы?
Я непонимающе огляделась. Все было знакомым и незнакомым одновременно. Когда дымка спала, отчетливо стало видно убранство спальни.
– Это моя комната в доме бабушки, – прохрипела я.
– Мило. Идем дальше. Итейе – охотники. Их единственная цель жизни – убить нас.
Я нервно выдохнула и потерла виски. Казавшееся поначалу забавным, стало пугать и раздражать. Клеменс хмыкнула, привлекая мое внимание и вздернула бровь, недовольно поджав губы. Затем медленно выдохнула и постаралась расслабить лицо.
– Одно дело – просто бредовые сны. Другое – бредовые сны, в которых понимаешь, что спишь. Уже скучаю по погоням и несвязной белиберде…– проворчала я.
– Одно дело – понимать, что спишь, другое – настолько узколобо отрицать, что с тобой что-то происходит.
– Со мной происходит то, что я теряю связь с рассудком. Но упорно продолжаю делать вид, что это не так, – я вскинула руки, демонстрируя, как взрывается моя голова.
– Потратить столько лет, чтобы оказаться запертой в сознании пустоголовой девицы… Хорошо. Раз ты не хочешь ничего понимать, я просто буду говорить. Мне все равно веришь ты или нет, но ты должна знать некоторые важные вещи. В нашей памяти есть спрятанные воспоминания. Они сокрыты особым заклинанием, там таятся все самые жуткие вещи. Не советую открывать, если дорожишь здравостью рассудка и не хочешь познать боль тысячи смертей. Сейчас самое важное: не применяй фидэ. Пока не поправишься, не применяй фидэ.
– Бред… Глупый сон… – отмахнулась я как от мухи.
Глупый сон растаял быстрее, чем я успела вздохнуть. Резко открыв глаза, быстро присела на кровати, голову пронзила адская боль. Коснувшись висков, обнаружила, что по окружности наложен бинт. Помещение, в котором я проснулась казалось совершенно незнакомым. Вновь меня охватило дежавю такой силы, что стало подташнивать.
– Рори? – Осторожно позвала я.
Когда в комнате за приоткрытой дверцей узнала ванную, поняла, что мне смертельно нужно в туалет. Поднявшись как можно мягче, на подкашивающихся коленках я дошла до уборной. Просторная светлая комната будто дышала солнечным светом. Ванна стояла возле большого окна с видом на лес (я надеялась, что стекло имело зеркальное покрытие, как в доме Озтюрк, и снаружи не видно помещение), туалет спрятан в отдельной коморке за дверью. Раковина с каменной столешницей занимала половину стены, как и овальное горизонтальное зеркало. Чистота и стерильность настораживали.
Быстро заперла за собой дверь, расправилась с нуждой и осмелилась подойти к зеркалу. Потрепанная, в чужой футболке, – мне стало тошно от себя, и я тихо удрученно захныкала. Бинт не добавлял эстетики, сковывал движения и совершенно мне не нравился, потому быстро нашла кончик и не без труда разорвав узел, стала неспешно разматывать.
Я ожидала увидеть все, что угодно. Но не невредимую голову, на которой, кроме грязи и запекшейся крови на рыжих волосах, не было ни следа от каких-либо травм.
Когда кто-то опустил дверную ручку и попытался войти, сердце нервно подпрыгнуло. Я поискала глазами место, где можно было бы спрятаться, но кроме ванны ничего не нашлось. Осознание глупости той затеи настигло не сразу. Не зная, куда пристроить трясущиеся, липкие от пота руки, быстро заправила волосы за уши, поправила одежду, а когда стоявший за дверью постучался, вновь подпрыгнула.
– Все хорошо? – смутно знакомый мужской голос говорил в самую расщелину между дверью и стеной. – Ты как?
Я тихо подобралась ближе, стараясь сделать свои шаги более незаметными.
– Если ты планируешь там прятаться, очень зря. Мы в моем доме, я могу войти в любую комнату. Откроешь сама или тебе помочь?
В замешательстве я держала руку на дверной ручке, пытаясь пояснить самой себе, что не могу не впустить хозяина дома в его уборную. Промелькнули мысли о похищении, сердце ухнуло в пятки.
– Где я? – прокричала я через дверь.
– У меня дома.
– Кто ты? Почему я тут?
– Ты сильно ударилась в горах. Я тебя нашел и привез себя. До больницы могла не дотянуть. Док приходил, осмотрел и наложил бинт. Кстати, мочить его не советую.
Его слова походили на правду. Хотя и оставалась вероятность, что по голове меня мог огреть именно он, зная свою расторопность, в вариант с падением в горах верилось больше. Зажмурившись, не дав времени на отступление, я открыла дверь и застыла на месте, ведь совершенно не ожидала увидеть перед собой по меньшей мере шкаф. Шкаф с обнаженным торсом. Чтобы посмотреть в его лицо мне пришлось задрать голову кверху на максимум, тогда и вся моя бравада вмиг улетучилась.
– Впустишь? – он вскинул брови.
Усмиряя неугомонное сердце, разогнавшееся от страха и тревоги, я молча шагнула из уборной, уступив парню дорогу. Подыскивая подходящие объяснения, почему не бросилась бежать в тот же миг, когда он вошел внутрь, особенно громко щелкнув замком, присела на кровать и постаралась прикрыть коленки. Вместо событий прошедших дней в голове роились беспорядочные воспоминания, они носились обрывками фраз, разорванными полотнами, разбитыми кусочками. Отчетливо помнила нескончаемый страх, он постоянно сидел на кончиках пальцев, делая руки холодными. Он стал постоянным спутником, вошел в привычку, а в тот момент я словно забыла, как его ощущать. Если бы просто вырезали такое чувство, либо оно перегорело, как старый двигатель или атрофировалось за ненадобностью.
Очередной щелчок дверного замка вывел из оцепенения, в которое я погрузилась, сама того не замечая. Я была заторможена, медленно понимала, что парень говорит, да и в целом где находится. Странный. Был в ванной, а теперь здесь – передо мной, потирая влажные волосы, глядит так, будто ждет ответа.
– Как ты себя чувствуешь? – повторил он, скручивая полотенце.
– Хорошо, – просипела я.
