– Как там, говорите, его приметы-то, а офицер? – участливо переспросил Кларк, кивая на своего напарника – мол, может он чего припомнит?
– Чернокожий, точнее – мулат, лет около двадцати пяти, ростом пять футов и семь…
– Не, не видели, – тощий не стал дослушивать, пожал плечами. – Точно нет. Слышь, Хэл, заливай уже, а? Поехали отсюда – нам ещё в Даттонвил за сегодня смотаться надо будет, узнать, что там та партия чертовых лосьонов, прибыла или нет… Жара! Спекся, пока таскался на эту гребаную заправку.
На этом блондин вовсе потерял интерес к копам, развернулся и полез в багажник – за воронкой. Вяло переругиваясь, коммивояжеры живо заправили свой «Шеви» и были таковы: Даттонвил и некие лосьоны, видимо, с нетерпением ждали. Фостер, покатав в голове эти соображения, присвистнул – не ближний путь, однако. До Даттонвила не меньше часу еще пилить.
Дэвис досадливо сплюнул – и махнул рукой: пойдем, нам тоже еще за сегодня не одну милю намотать придется. Что ж, ничего другого не оставалось, как последовать примеру коммивояжеров и вернуться к работе, столь же нудной и монотонной, как и у этих торгашей на колесах.
В конце концов удача полицейским хоть слабая, но улыбнулась.
Уже на последней из заправок, которую они посетили – кроме Сэма Прэтта, еще один человек сумел вспомнить, что видел кого-то вроде Буги. А после детальных расспросов заправщик еще и сообщил, что паренька окликнули не по кличке, а по имени – Билли. И добавил, почесав под форменной бейсболкой – с ним еще пара каких-то мутных типов была, только вот лиц я убей, а не помню. Память уже не та, знаете ли, да и сливаются все в одно к концу рабочего дня, когда по нескольку смен подряд работаешь. Я этого мальчишку запомнил-то только потому, что у него такой говорок смешной был, будто он стихами все время старается говорить, знаете? То ли выпендривался, то ли что… смешной парень, ага. «Был» – мысленно добавил Фостер, и многозначительно поглядел на Дэвиса. Тот непонимающе дернул бровью, но пугать заправщика фотографией трупа не стал, решив, что и так получил уже хоть что-то.
На чем уехал Билли-Буги и его спутники, про которых заправщик сумел сказать только то, что они «какие-то мутные» и не словом больше, заправщик тоже не вспомнил – потому что попросту не видел, в какое из отъехавших от заправки авто они погрузились, занят был в тот момент. Больше заправщик, которого Дэвис трепал расспросами, как терьер тряпку, добрых минут двадцать, ничего не сказал – видимо, не знал или не помнил и в самом деле ровным счетом ничего.
Ну что же, стало быть, Билли. И пара каких-то не очень располагающих к себе приятелей, ну-ну. С шансами – пустой след, и это были попросту люди, согласившиеся его подвезти. Но в сочетании со словами Прэтта про долги, хм… Фостер мысленно скрестил пальцы – неужели зацепка? Хорошо бы, если так! Конечно, времени при этом они убили препорядочно – едва ли не полный рабочий день. Дэвис посмотрел на часы, крякнул недовольно и заметил:
– Пора бы и на базу, Фостер, что скажешь? Келли там поди в одиночку с ума сходит, а?
– А как же Симмонс? – Рич пожал плечами. – Наверняка же копается в бумагах. Может, на телефоне висит, ворошит базы вместе с Кэт.
– Да как же! Выгуливает ту цепную кобру поди, – скривился Дэвис. – А может, и вовсе к нам ее приволок! Я так понял, его шеф ему не дал выбора касательно того, как это дело вести, в смысле подсунул экспертессу, но знаешь что? Это не отменяет того, что эти типы из ФБР – чертовы сукины дети. Просто на одного сукина сына находится такой же сукин сын побольше, и все.
Фостер рассмеялся, точно так же глянул на часы – шесть пополудни, действительно, день-то заканчивается… рискнул предложить:
– Мотнемся до следующего городка, может?
– И застрянем там до ночи, – отрицательно мотнул головой Дэвис. – Погнали на базу! А городишко оставим на завтра.
– Хорошо, поехали спасать Кэт от скверной компании, – Фостер хмыкнул. – Надеюсь, что за это время ничего новенького не стряслось на месте.
– Сплюнь, Рич, – мрачно отозвался Дэвис, и Фостер, дурачась, поплевал через плечо.
Хоть он точно так же устал, как и шеф, но не чувствовал себя выжатым досуха по одной простой причине: день оказался вовсе не потраченным впустую. У них есть хотя бы имя – глядишь, кто-то еще припомнит что-то. Или найдется пропавший рюкзак этого парня: ведь в первый день из вещей Билли-Буги удалось найти только спальник, смену белья в нем и пачку презервативов.
– Интересно, нью-йоркские эксперты уже прислали заключение по телу? – пробормотал он, усаживаясь рядом с шефом.
– Вот и узнаем, – Дэвис, тронув «Фалькон» в обратный путь, пошарил по карманам, выудил зубочистку и принялся ее грызть. Шеф безуспешно пытался бросить курить уже в пятый, кажется, раз – вчера, например, с этим делом сорвался и смолил одну за другой, сегодня, видимо, снова попытался удариться в аскезу. Рич знал, что это ненадолго: приедут, и Ник непременно выудит из стола запрятанную туда пачку и надымит, точно дракон, на весь участок. А потом плюнет на все – и снова будет курить по десяток раз на дню, точно. Это было видно по тому, как яростно шеф разгрызал деревянную зубочистку уже сейчас.
В участке тем временем все было вполне мирно и на удивление тихо, в воздухе витали ароматы кофе и сигарет, и то и другое – совершенно свежее, невыдохшееся. Фостер потянул носом, почувствовав внезапно, что за кофе готов сейчас буквально загрызть кого-нибудь. Дэвис же вовсе едва слышно зарычал – и немедленно полез в свой стол, роясь там, как охотничий пес в саду: шумно и неаккуратно. Фостер усмехнулся – да, не прошло и получаса.
Кэт Келли, подняв голову от бумаг со смешком окликнула:
– Эй, шеф. Добрый вечер! Как поездка прошла – нашли чего?
– А, добрый… добрый вечер, агент, ага. Прошла – это главное. Кое-чего нарыли… ага. Вот куда они провалились! – и Ник, откопав пачку, цапнул сигарету, сунул ее в зубы и с остервенелым удовольствием чиркнул зажигалкой.
– Привет, Кэт, – усмехнулся Фостер. – Вы не весь кофе уничтожили, надеюсь?
– Привет, Рич, – она хмыкнула и потерла кончик носа, как обычно делала, когда задумывалась над чем-то. Кажется, она не просто листала газету, а что-то искала в подшивке, как и Симмонс, поприветствовавший вошедших только рассеянным кивком. – Кофе еще есть, даже горячий, как раз пара кружек в кофеварке осталась. Вам налить?
– Да, – хором заявили Дэвис и Фостер, переглянулись – и едва не заржали, как жеребцы. Впрочем, все же удержались, не говоря друг другу ни слова – не одни в участке, а Симмонс не тянул на свойского парня, пусть он и не обращал внимания на беседу копов, только рассеянно кивнул в ответ на приветствие, и снова, вороша пятерней светлые пряди, уставился в такую же, как и у Келли, объемистую подшивку газет, что-то бормоча себе под нос.
Фостер из этого заключил, что до их с Дэвисом возвращения Келли и Симмонс как раз усердно перебирали газетные статьи, и, по счастью, никаких следов присутствия «цепной кобры» поблизости не обнаруживалось.
– Между прочим, у нас тоже есть кое-какие успехи, – Симмонс, отчеркнув карандашом что-то в подшивке, наконец поднял голову, и добавил: – Но я бы сперва выслушал о ваших находках.
– У нашего пострадавшего обнаружилось вполне человеческое имя – его на заправке за Роквиллом попутчики назвали Биллом, и это услышал заправщик.
– Фамилии, конечно же, он не запомнил? – Симмонс усмехнулся.
– Не слышал попросту, – Фостер пожал плечами, глянул на Дэвиса, тот кивнул, мол, продолжай, раз начал. Сам вцепился в кружку с кофе и сунул нос в то, что читала Келли, пытаясь сообразить, куда завела кривая мысли парня из ФБР, что он усадил сотрудницу его отделения читать древние газеты, выуженные, скорее всего, из бетельского архива.
Фостер пересказал все, что удалось узнать про Буги-Билли: упомянул выуженное из Прэтта, посетовал, что описания попутчиков тоже толкового не было, напоследок досадливо пошутил: пара странных типов, куда как точнее! Этак, если вдуматься, это и те бедолаги коммивояжеры могли быть, и даже переоденься в штатское кто из наряда дорожной полиции, тоже вполне подойдет!
– Фамилии нет, описания подвозивших нет… ну конечно, еще бы так все было просто, сразу и то, и это, и даже орудие убийства принес бы кто на блюдечке, – саркастично пробормотал Симмонс, потом вздохнул, но следом неожиданно улыбнулся и, выкопав из-под вороха бумаг на столе небольшой цилиндрик темного пластика, заявил:
– Зато теперь у нас есть прижизненная нормальная фотография этого парня, Билли по прозвищу Буги-Вуги. Будет, точнее, когда проявим и напечатаем. Вот, и с нею уже можно будет опрашивать более детально – узнает ли кто… эй! Что это вы так смотрите? Дэвис, вы что, уже сегодня кому-то показали фотографию трупа?
Фостер и Дэвис снова переглянулись, Рич неуютно заерзал на своем месте и, уходя от ответа, щедро отхлебнул кофе. Дэвис, пыхнув дымом, сердито уставился на Симмонса:
– Да. Нам пришлось – иначе этот парень в забегаловке, Прэтт, вообще не сообразил бы, о чем речь. А так мы хотя бы узнали, что Билли мать его Буги-Вуги был должен неясно кому денег. И что он действительно полный раздолбай. А значит, мог влезть во что угодно. Нечего на меня так смотреть, агент – может, у вас там как-то принято вести дела иначе, но у нас обычно не церемонятся и не щепетильничают, когда дело грозит превратиться в эталонный «висяк»! Чего вы от меня хотите?! Чтоб я плясал под дудку Агентства, упуская важных свидетелей, только потому, что вам так угодно?
– Я хочу только, чтоб мои слова для вас имели хоть какой-то вес, – процедил Симмонс, заметно помрачнев. – Мне кажется, я вполне ясно объяснил, отчего не стоит так делать: спугнем причастных, и поминай быстрое раскрытие как звали!
– Его и так не предвидится, агент – быстрого раскрытия. Вы тут, ха-ха, застряли надолго! – Дэвис ухмыльнулся, снова с остервенением затянулся, предсказуемо поперхнулся, и, закашлявшись в кулак, выдал: – Ведь мы и правда так и не нашли орудие убийства!
– Это нож. Широкий, лезвие около шести дюймов, заточка охотничья или как у национальных ножей – выраженное «брюшко» и поднятый кончик, – Келли подняла пачку отпечатанных бумаг и потрясла ею. Ее холодному ровному тону можно было только позавидовать сейчас. – Сегодня по факсу эксперты пристали результаты по телу, подробные. Ознакомьтесь, шеф.
– Этот нож может гулять по всей поляне в кармане у любого зеленого или краснокожего мудака, – прорычал Дэвис, цапнув распечатку из рук Кэт.
– Или белого, – вдруг тихо добавила Келли. – Шеф, ты не думал про это? Этого парня могли прирезать много за что, это правда. Только с прочими равными Билли Буги-Вуги могли убить просто за то, что он черный. Точнее, за то, что он спал с белыми девчонками – водилось за ним такое, действительно.
– Кэт, да брось, ты чего? – Фостер, услышав такое, аж едва кофе не облился, уставившись в карие глаза коллеги. На милом, обычно довольно смешливом лице Кэт читалась мрачная настороженность. Учитывая то, что ее собственная кожа была цветом, как молочный шоколад, эта озабоченность могла показаться едва ли не граничащей со страхом. Приглядевшись, Фостер понял, что не ошибся: Келли изо всех сил делает вид, что не напугана, но… но ей на самом деле не по себе. Рич тут же попытался разуверить коллегу: – Да что за дремучую ерунду ты городишь, ну правда, послушай, этого быть не может – такого уже лет двадцать никто слыхом не…
– Она не городит, – все так же мрачно заявил Симмонс, перебивая. Видно было, что он едва сдерживается, чтобы не рявкнуть на бетельских полицейских от души, высказав все, что он думает об их самодеятельности: по сухощавому лицу гуляли желваки, и проницательные глаза стянуло нехорошим, холодным прищуром. – Сегодня один из сыновей мистера Ясгура – того, на чьей земле все это свинство и творится, между прочим! – заявил, что его школьный друг состоял в Ку-Клукс-Клане. Если кому-то казалось, что эти ребята распались – то казалось напрасно.
– Что-что? – Дэвис аж от почти докуренной сигареты оторвался. – Я не ослышался?
– Нет, – отрезал Симмонс, и, демонстративно взглянув на часы, сообщил: – но, пожалуй, пусть в курс дела вас введет офицер Келли. Рабочий день на сегодня у меня лично закончен.
С этим он развернулся и собрался было уходить, прихватив плащ и поставив фотопленку на стол перед Келли, но тут отделение огласил надсадный перезвон телефонного аппарата. Кэт поднялась, ухватила трубку и через секунду повернулась, чуть виновато улыбнувшись:
– Вас, мистер Симмонс. Начальник отдела Нью-Йоркского отделения ФБР…
– А, черт побери… – Джон шумно выдохнул, развернулся и подошел к телефону. – Слушаю!
Что там ему говорил начальник, было неясно, но лицо федерала ничуть не прояснилось. Наоборот, под конец он, едва не капая ядом, саркастично поинтересовался:
– Один вопрос, старший агент Терренс – почему на это задание отправили именно меня? Не то что бы я был против своей законной работы – однако тут полным-полно скверно воспитанных подростков, людей, едва переставших подростками быть, и взрослых, едва ли отличающихся от этих самых подростков нравом и умением держать себя в руках – а я что-то не припомню, чтобы я был директором исправительной школы!
Трубка бодро проворчала что-то вполне дружелюбным тоном, сколько можно было судить, и Симмонс еще мрачнее уточнил:
– Что? Я, значит, не считаюсь таковым, верно?
Выслушав ответ, он всего лишь мрачно, но тихо обронил:
– Понятно. По информации – понял. Отбой.
Дверью за собой он, впрочем, хлопнул не настолько сильно: видимо, в этой короткой телефонной перепалке растерял большую часть злости.
Кэт только плечами пожала, недоуменно хмыкнув. Дэвис заковыристо выругался – разом по поводу и ФБР, и фестиваля, и предполагаемых «белых капюшонов».
А что, если и правда – Билли-Буги прирезали белые психопаты…? До сержанта начало доходить, что именно поэтому, вероятно, ФБР и сделало такую стойку на дело, сперва показавшееся Николасу Дэвису разборками мелких наркоторговцев. Ведь героин-то из кармана Билли никуда не девался.
«А что, если Билли прирезали просто за то, что он – черный?»
Только этого, подери их всех, не хватало.
Глава 5
Когда дверь полицейского отделения закрылась за спиной и раскаленно-бронзовый вечер встретил его жарким ветром, Джон с коротким сожалением подумал – может, не стоило цеплять Терри этим вопросом? Он же знал, что ответ ему вряд ли понравится! Нет, шеф, конечно, не возмутился – наоборот, заюлил, точно чувствовал свою неправоту: сперва отбрехивался общими фразами, мол, ты же лучший в таких делах, ты и Мур, но раз я не могу послать и Мура тоже… при повторном вопросе Терренс сдался: видишь ли, признался он, кроме тебя я мог только Мёрфи отправить – мне нужен человек с предельно скептичным умом, а это как раз ты и Тед Мёрфи, но у Мёрфи, такая незадача, запланирована поездка, он под нее специально выкраивал выходные, он… Черт, Джон, послушай, Теда жена с потрохами сожрет: эту поездку она из него буквально выдавила, круиз на пятнадцатую годовщину, ты понимаешь… я не могу портить человеку семейную жизнь настолько! Потом неловко хохотнул – Дора Мёрфи убьет нашего Тедди, серьезно, если я его оставлю в городе, а я, ха-ха, не хочу лишаться сотрудника. Пойми же ты человека, наконец! А на саркастичное «а я, выходит, таковым не считаюсь» лишь фыркнул – не драматизируй, Джон. И добил финальным – ну у тебя же все равно никого нет, и тебе совершенно точно не закатят абсолютно безобразную сцену вплоть до выставления из дому…! Симмонс мало что зубами не скрипнул, услышав такое оправдание, но промолчал. Шеф тут же попытался подсластить пилюлю, заявив: «сходишь в отпуск попозже, и клянусь, ни одна скотина не посмеет тебе позвонить, пока ты не вернешься из него», но настроение у Джона окончательно рухнуло на самое дно, поэтому он свернул разговор. Все равно Терренс не сообщил ничего нового, только то же самое, о чем сегодня Симмонс успел поговорить днем с Мэттом: Мур раскопал очень похожее дело, имевшее место в другом штате пару лет назад, и обещал переслать подробности. На том напарники договорились, что подробности этого дела (выборочно, разумеется!) стоит обсудить и с «магическим экспертом», как Мэтт в шутку обозначал в разговоре мисс (все-таки действительно мисс, как оказалось) Фей. Впрочем, перед этим дело следовало сперва внимательно изучить самому – а вот на это у Джона сегодня решительно не было ни капли времени. В участке при бетельских копах (даже только при одной во всех отношениях приятной мисс Келли) делать этого он не хотел: дело, Мэтью заговорщицким тоном предупредил, из «особых», и данные по нему он добыл едва ли не подкупом и личным обаянием. Терренс со своей «помощью» малость опоздал, да. Может, шеф и не лукавил, когда заявил, что именно Мур и Симмонс идеально подходят для этого задания: своих сотрудников усатый ворчун знал неплохо, что есть, то есть.
Симмонс шумно выдохнул, уселся за руль и еще разок глянул на часы – далеко за девять, но стемнеет вовсе нескоро: середина лета балует долгими вечерами, и это прекрасно. Хоть что-то прекрасное в этом бедламе, действительно…! Служебный «Форд Файрлайн» послушно заворчал мотором, когда Джон повернул ключ зажигания, и покатил прочь из Бетеля, подальше от упертых ослов в форме – Симмонс решил, что на сегодня с него в самом деле работы довольно. И без того день выдался чрезмерно насыщенным: это вам не в офисе торчать над бумагами. Конечно же, Джон не занимался россказнями Ясгура-младшего и газетами весь день, как наверняка подумали полицейские, вернувшиеся в отделение под вечер. Как бы не так!
Горячий ветер, обтекающий кузов машины, забирающийся в салон через открытые окна, скользящий по рукам и путающийся в волосах, постепенно смывал накатившую раздражительность, и в конце концов Симмонс признал – день, за исключением этого идиотского промаха начальника местной полиции, принес немало информации. И даже если часть из нее заведомо пустая, это уже кое-что. Да, с орудием убийства все довольно кисло – тут не поспоришь, но каким наивным новичком нужно быть, чтоб рассчитывать отыскать его на следующий же день?! В данном случае нахождение ножа будет означать и нахождение убийцы, это правда. Что же, найдется со временем и нож – когда все-таки выплывет дополнительный след. Джон понимал, что времени у него немного – буквально неделя, оставшаяся до открытия фестиваля. И десяток дней – до его финала. Пока половина штата не съехалась в этот грешный Уайт-Лейк, нужно разобраться во всем.
Джон вздохнул и свернул на трассу – до мотеля, где он обосновался, можно было проехать и через деревенские закоулки, но ему не хотелось петлять, вяло объезжая выбоины на бетельском городском асфальте. Так, может, будет чуть дальше, зато спокойнее. Мотеля, надо сказать, близ Уайт-Лейк оказалось аж два, оба небольшие. Один, носивший странноватое название «Эль Монако», был чуть больше, но в нем, как Симмонс вчера мимоходом услышал на заправке, мест уже не было, а вот в соседнем, буквально через дорогу, вовсе крохотном «Грин Руф» комната нашлась даже до того, как Джон полез в карман за служебным удостоверением. Может, у него и так на лбу написано, что тип он упрямый, и спорить с ним чревато проблемами, впрочем – Симмонс не обольщался ни человеколюбием держателя мотеля, ни своим везением. Ни в то, ни в другое он особенно не верил, проще говоря.
Пока ехал, Джон заодно успел наскоро промотать в голове весь сегодняшний день – шумное и сумбурное тринадцатое июня, так и не ставшее первым днем долгожданного отпуска.
Началось это тринадцатое июня – вторник, по счастью, потому что хуже пятницы тринадцатого числа может быть только понедельник, тринадцатое, как говаривали у них в отделе, как раз со звонка в отдел, по душу Мэтта. Прекрасно зная нетерпеливую натуру своего напарника, Джон решил набрать с телефона гостевой стойки его сам, опережая приятеля: да, конечно, тому не составит никакого труда узнать номера двух мотелей в таком захолустье, и если в одном ответят, что никакого такого Дж. Симмонса знать не знают, то непременно вышеназванный отыщется во втором. Но Джону не хотелось бы пропустить что-то важное, если Мэтью решит позвонить тогда, когда его уже не будет на месте.
Нет, впрочем, сперва был скудный завтрак – мотель не располагал большим меню, поэтому пришлось довольствоваться простецкими оладьями с сиропом и горьким кофе. Отметив про себя, что непременно нужно будет выбраться перекусить посерьезнее не позднее, чем через пару-тройку часов, Джон и позвонил Муру.
Трубку тот снял моментально:
– Привет! Ты у нас как всегда, ранняя пташка, – жизнерадостно отозвался Мэтью из трубки. – Я тут уже немного покопал по твоей просьбе, Джонни, будет весьма интересно и познавательно, но извини, пока что до полной картины далековато! Закончу к обеду, не раньше – шеф жаждет на меня свалить еще пачку каких-то других ерундовин, но я пока что вполне успешно отбиваюсь. Так что постараюсь оперативно накопать все, что можно, по этой твоей И-Джей, и потом, если получится, суну нос еще в парочку мест – что-то мне твой вчерашний рассказ про дерево и фигурную резьбу напомнил один слушок. Ты, конечно, спросишь, что за слушок, но пока, сам понимаешь, я ничего более точного тебе не скажу. Дай мне часа три-четыре хотя бы, идет?
Слушая быструю, энергичную речь Мура, Джон непроизвольно слегка улыбнулся – так буквально и видел Мэтта, развалившегося за своим столом и наверняка даже взгромоздившего пострадавшую ногу на край стола, в точности как герой из модного кино, какой-нибудь Клинт Иствуд: только каблуков и шпор не хватает. Впрочем, гипсовая повязка отлично заменит и то, и это, если придется с грохотом перекладывать ноги с одного края на другой. Вот наверняка Мур откинулся на стуле, покачиваясь: передние ножки стула оторвались от пола на добрый фут, а то и больше. При этом Мэт наверняка еще накручивает растянутый шнур телефона на карандаш или ручку – бесящая почти всех вокруг привычка, невытравимая, как длинное музыкальное «а» в произношении, которое неведомо откуда вообще могло взяться в речи северянина, каковым Мур, родившийся в Мичигане, и являлся безо всякого сомнения.
При этом соседний стол, принадлежащий самому Симмонсу, надо полагать, наверняка завален горой папок и распечаток, да – и это тоже дело рук Мура, разумеется: любой, кто осмелится взять или сдвинуть хоть листок из этого вороха, получит грозный рык «а ну прочь руки от чужих данных!» Манеры у Мэтью всегда были своеобразные, это точно – но Симмонс, как никто другой, хорошо знал, что при всей внешней расхлябанности мозги у напарника могут работать на совершенно непредставимой, космической скорости: знай подкидывай информацию в топку. Но такие чудеса он, конечно, выдавал только тогда, когда ему было на самом деле интересно разбираться в подвернувшейся теме.
Выслушав это все, Симмонс ответил:
– Не вопрос, дружище – я, собственно, хотел просто предупредить: соберешься что-то прислать, не делай этого, пока не убедишься, что я стою над чертовым факсом и ловлю листочки сразу в грозную черную папку, хорошо?
– Слушай, ну ты за кого меня держишь? – обидчиво вскинулся Мэт. – Разумеется. Тем более что, хм, оно только для твоих мозгов и будет предназначено, больше ничьих. Раскопки могут оказаться слишком интересными. Заинтриговал, а?
– Еще как, – Симмонс невнятно пробурчал ответ сквозь зажатую в зубах сигарету: хотелось избавиться от жженой кофейной горечи во рту больше, чем собственно курить даже. На недовольного метрдотеля он даже не взглянул, как и на чуть выцветшую от времени вывеску «просьба курить снаружи».
– Ладно, не ворчи – я сам пока что точно так же ничего не понимаю, но очень хотел бы начать понимать, что за фокусы там у вас творятся, и надеюсь, сегодня мы хоть что-то да поймем, оба. Тебе, я верно понимаю, нужно с утра выдать распоряжения местным копам, так?
– Так. А еще я надеялся завернуть в Монтиселло – это вроде бы чуть меньшая глушь, чем Бетель. Как раз около полудня я буду там и позвоню из города – переговорим без любопытных ушей поблизости, идет?
– А, ну разумеется, как я не догадался! Джон, ты как всегда.
– Я не параноик, Мэт. Просто предосторожность, как и всегда, да.
– Ты помнишь, что я обычно говорю в таких случаях, – рассмеялся в трубке Мэтью.
– Помню, конечно, – хмыкнул Симмонс. – Ладно, до связи!
Главное, любил говорить Мэтью Мур, во время любых следственных мероприятий не выйти на самих себя. Что же, попробуем – привычно отзывался в таких случаях Симмонс. Он пока что не знал, насколько в точку придется эта безыскусная шутка Мура на сей раз.
– Ты знаешь, а эта И-Джей – та еще горячая штучка, – заявил Мур позже, когда почти что в полдень Джон, закинув монету в аппарат в телефонной будке на одной из улочек Монтиселло, снова дозвонился до отдела.
Городок сверкал и плавился на летнем солнце, переливаясь магазинными витринами, серый асфальт точно потемнел и сделался мягким. Даже стеклянная будка телефона мутновато блистала, как леденцовая, и спину, обтянутую светлой рубашкой, ощутимо припекало. Симмонс про себя только порадовался тому, что он предпочитал именно светлую одежду. Интересно, каково всяким модникам в черном и ярко-красном? На такую одежду даже смотреть жарко ведь. Впрочем, смотреть сейчас было особенно не на что – Монтиселло точно вымер. Неудивительно – обеденное время, да еще такая жара… точно тут не Нью-Йорк, а какой-нибудь Техас или Калифорния, в самом деле. Люди попрятались от жары по домам, офисам и кофейням вроде той, что недавно оставил Симмонс. Это и хорошо, что почти никого – чем меньше людей обращает на тебя внимания, тем легче твоя работа, это Симмонс запомнил накрепко еще с курсантских времен.
– Это я уже понял, – Джон коротко фыркнул. – А поподробнее?
– М-м-м, подробнее, дружище? Первым делом спешу предупредить – если соберешься вести мисс эксперта в бар, проследи, чтобы это не был английский паб! – Мэтью, кажется, долго готовил эту шутку, потому что следом со вкусом заржал, как породистый жеребец, не дожидаясь реакции напарника, и Симмонс только досадливо хмыкнул, прерывая муровское веселье:
– Да иди ты, Мэтт, давай уже к делу.
– Я и так – к делу, – Мэтью живо угомонился и принялся обстоятельно излагать: – Общие сведения – дата рождения и все это вот – будет в полном досье, но сейчас этой даме тридцать шесть, и вот что я тебе сообщу: около трех лет назад она внезапно сделала такую бешеную карьеру, что в пору заподозрить пару-тройку оторванных голов конкурентов в ее рабочем столе! Серьезно – я как почитал, какие там страсти в нью-джерсийском Университете гуманитарных и философских… да, точно, так он и называется! – исследований кипят, подумал, что у меня самая скучная в мире работа.
– Погоди, мы точно про ученых говорим? – Симмонс никак не мог сообразить, паясничает сейчас Мэтью, или серьезно. – Это же, хм, бумажные крысы: отчеты, гранты, бумаги, записи частушек и способов рыбной ловли, разве нет? Антропология и гуманитарные исследования – что они там вообще еще делают?
– Ха-ха, Джонни, ты, как и я сам, купился – так вот, как бы не так. У ученых там такие баталии за места и степени идут – куда уж пираньям в пруду! И да – бумажные крысы, говоришь? Твоя Фей похожа на синий чулок и бумажную крысу, скажи честно?
– Ну начнем с того, что она сама по себе, и да, не похожа… я думал, что это частный случай чудачества, если честно. Тебя послушать, научная карьера это что-то среднее между гладиаторскими боями и гонками на выживание… Мэтт? – в трубке раздался шорох и треск, голос собеседника на миг утонул в помехах, но быстро вернулся:
– Да, я слушаю! Что-то связь не ахти, точно. В общем, ты почти угадал, Джон. Подробнее прочтешь сам, но пока слушай краткую сводку – скандал вращался вокруг одного докторишки, который промышлял незаконными операциями в национальных поселениях. Мисс Эванджелин, м-м-м, Джей – да, у нее ни в одном документе нет полного среднего имени, везде только инициал – Фей примерила на себя плащик Пинкертона и вывела докторишку на чистую воду, да так ловко, что попутно устроила громчайший в истории штата журналистский скандал-расследование. Дальше самое интересное – она подала на докторишку в суд и выиграла его. Докторишка и его ассистентки лишились лицензии на медицинскую деятельность, кому-то из персонала даже вполне настоящий, не условный срок влепили. Да, и на волне этого она сама, представь себе, умудрилась не только не вылететь из университета, но и сделать стремительную карьеру: самое что смешное, степень мисс Фей получила за тему, вообще с расследованием не связанную. Но это уже тонкие детали… скажи, ты примерно через час на месте будешь же? Будешь готов ловить документ – звони, отправлю.
– Так точно. А что там с английским пабом? – поглядев на счетчик времени, Симонс скормил аппарату еще одну монету.
