Да, хорошо девочка устроилась, – поддакнул троюродный брат мамы Бориса и Леши,
– я вот Лику в первый раз сегодня увидел, но сразу же по лицу понятно, что
она себе на уме, ни с кем особо не разговаривает, хитроумная девка. Про таких говорят: «В тихом омуте черти водятся». Сидит там за столом, даже ни к кому не подходит, это ж ее свадьба, должна интересоваться хотя бы у гостей, все ли у них хорошо, как настроение и все такое. Опять же, к нам подойти, уважить. Ну какая из нее хозяйка будет? Жалко, мама ваша этого не застала, она, может, и не дала бы Борьке жениться. Ну да и он тоже парень не промах, думаю, если надо будет, воспитает из нее жену под себя, как положено.
–
Что вы все к Лике прицепились? Это их жизнь, пусть живут как хотят. Ну правда, что вам, поговорить больше не о чем? – Леша не оставлял попыток прекратить это упоительное перемывание косточек бедной невесты.
–
Да мы же так, по-доброму, по-семейному, зая, что ты так остро все воспринимаешь? – сказала Лизочка и погладила мужа по голове. – Просто ведь и правда слишком быстрая свадьба, да и Лика странная, не очень-то приветливая и открытая, никогда не поймешь, о чем она думает там в своей голове. Все только «хорошо» да «спасибо», даже не расскажет нормально ничего. Не знаю, мне кажется, недолго этот брак продлится…
–
Хорошее дело браком не назовут, – проявил верх остроумия четвероюродный брат Бориса и Леши, сын троюродного брата их мамы, и самозабвенно заржал.
Все чокнулись за счастье молодых, конечно же, и продолжили увлеченно их обсуждать, а Леша раздраженно вздохнул, закатил глаза, покачал головой, обреченно достал телефон и попытался сосредоточиться на бездумном скроллинге.
Подруги Лики с особенным интересом рассматривали и оценивали все на свадьбе. Кто-то сравнивал со своей и убеждался в том, что, конечно же, у них было лучше. Кто-то примечал на будущее и решал, что, естественно, таких грубых ошибок при планировании своей свадьбы не допустит.
–
Нет, девочки, я все понимаю, традиции и все такое, но выкуп – это уже перебор, 21 век все-таки, а тут все эти тупые конкуры «узнай любимую по отпечатку губ на ватмане», «скажи 100500 комплиментов теще». Всем неловко, невеста где-то в чулане изнывает от скуки, зато эта тетя Маша (кто она такая вообще, кто-нибудь знает?) и мама Лики довольны как слоны, вернее, слонихи.
–
Слушай, ну я думаю, что можно и их порадовать, для нас, может, это и дико уже, а для родителей – радость, несложно же часик на это потратить.
–
Это твоя свадьба вообще-то, ты должна радоваться. И вообще, никто никому ничего не должен, надо так жить, чтобы не жалеть ни об одном прожитом дне.
–
Ой, ну все, Катя, опять пошла народная мудрость из пабликов… Свадьба как свадьба, что ты прицепилась? Платье у Лики зато классное, ей очень идет, живот только видно, а так она в нем красотка, конечно. Даже в ЗАГСе как-то трогательно было. Вроде и официоз такой, кажется, каждая фраза уже набила оскомину «Можете поцеловаться», «Согласны ли вы…» и все такое, но все равно до слез.
–
И танец классный. Жених, правда, танцевать совсем не умеет, вести тем более. Зачем ставить вальс, если вы потом топчетесь как медведи? На лице у жениха так и написано «Так, не забыть: дальше поворот, потом четыре шага вперед», а невеста считает ему на ухо «раз-два-три», иногда он еще забывает, что делать, через полтакта вспоминает, дерганым движением выкидывает Лику в открытую позицию, потом так дергает в обратную сторону, что она почти врезается в него. А уж это вальсирование по кругу: как будто не девушку кружит, а холодильник переставляет. Ну просто фейспалм какой-то.
–
Может, Лика хотела именно вальс. Что теперь делать, если мужчины такие немузыкальные? Я вот тоже на своей свадьбе вальс хочу танцевать, это моя мечта с детства, ни за что от нее не откажусь. И потом, все равно трогательно было, до слез.
–
Таня, да у тебя все до слез! Может, ты тоже беременна?
–
Девочки, ну правда, так здорово это все, так романтично.
–
Вот давайте за романтику и выпьем!
«За романтику!» – раздался тост, и девочки продолжили критиковать и умиляться.
–
Ну все, Борис, закончилась твоя свободная жизнь! Потерян еще один боец. Ты давай только, не совсем там погрязай в закупках продуктов на неделю, семейных выездах на природу, а потом еще пеленках и соплях, выбирайся к нам хоть раз в месяц.
–
Почему раз в месяц? Будем каждую неделю в баре собираться, как обычно. Я свободный человек, куда хочу, туда и иду.
–
Ты думаешь, Лика вот так спокойно будет тебя отпускать?
–
Что значит «отпускать»? Я что, маленький что ли, чтобы меня отпускать? Я под каблуком быть не собираюсь, это только для слабаков, слишком добреньких и интеллигентных, как мой брат. Я как раз на них с Ленкой насмотрелся уже достаточно, мне не надо такого, чтобы жена мне указывала, что и когда делать. Она с ним как с ребенком нянчится: то нельзя, это нельзя. Предлагаешь в пятницу вечером в баре посидеть – так это надо у жены сначала спросить, можно ли, или она уже им все распланировала – а она всегда что-то планирует. Это что за мужик, который у бабы отпрашивается? Жена, конечно, нужна. Одному скучно как-то, пусто, но командовать собой нельзя позволять, а то вмиг под каблуком окажешься, даже оглянуться не успеешь. Вы вот, между прочим, книги не
читаете, а
зря. Это еще у Грибоедова Чацкий таких мужей критиковал. Не мужское это дело, так и говорил. И вообще, Бог сначала Адама создал, а потом уже Еву, чтобы ему нескучно было, причем создал из его ребра, то есть, получается, женщина как бы в дополнение к мужчине прилагается и должна ему подчиняться. Я Лику, конечно, люблю до безумия, убью за нее, но в семье я – главный. Она должна быть хранительницей очага, готовить там, прибирать, детей рожать и воспитывать. Ведь все проблемы сейчас почему, почему столько разводов? Потому что люди забыли о разделении ролей. Я тут недавно одно видео смотрел, там психолог объясняла, что раньше мужчина отвечал за внешний круг – за достаток, социальное положение, решал проблемы с другими людьми, если кто-то его жену или детей посмеет обидеть, а жена отвечала за внутренний круг – дом и все, что с ним связано. Вот это, на мой взгляд, и есть гармония в семье. А потом все перемешалось: жена работает, муж дома сидит. Или оба работают, а домашние дела и дети – в свободное от работы время, как говорится. Оба уставшие, раздраженные приходят с работы, а там еще надо ужин готовить, с детьми уроки делать. Вот и начинаются скандалы, быт заедает, а там и до развода недалеко. Нет, я думаю, надо проверенный веками метод использовать: разделять обязанности. Раньше и разводов-то почти не было, не то что сейчас. Если ты мужик, должен работать. Тем более вон у Лики, например, зарплата вообще смешная, смысл ей работать? Она пусть дома сидит и ждет тебя с горячим ужином вечерами. Тогда и будут согласие и любовь. На таком прочном фундаменте семья десятилетия продержится. Вот увидите, еще ко мне на золотую свадьбу придете! – победоносно заключил свою речь Борис, подмигнул и поднял рюмку с водкой, предлагая чокнуться. – За мое с Ликой счастье!
Лика за столом молодых отрешенно сидела одна. Стол был расположен так, чтобы с любой точки зала наблюдать за молодыми, то есть, получается, за Ликой. Под периодическими любопытными взглядами присутствующей на главном торжестве в ее жизни публики есть как-то было неловко, да и просто не хотелось. Она положила себе в тарелку овощей и фруктов для приличия и старательно пыталась изобразить интерес ко всему происходящему. Сидеть одной, по правде, ей было скучно, но и самой подсесть за столик к гостям было как-то неудобно, неловко. Да и не хотелось ни с кем разговаривать. Лика хотела бы сказать, что это самый счастливый день в ее жизни, ведь иначе и быть не может. Но все-таки немного по-другому она себе представляла триумф ее личной жизни. Лика не могла понять, что конкретно не так, но в ее мечтах все было как-то душевнее, праздничнее, радостнее, и веселее, и свободнее. Сейчас все сидели за своими столами, как их рассадили, пили, ели, общались. Им было, пожалуй, даже весело. Но если не знать, что все они находятся на одном мероприятии, что всех их что-то связывает, можно подумать, что это просто отдельные компании в забитом до отказа ресторане. Временами ведущий вытягивал их на пошлые, но уморительные с точки зрения непритязательной публики конкурсы: засунуть в бутылку привязанный к талии на длинной веревке карандаш, передать друг другу засунутый между коленями шарик так, чтобы он не лопнул – и другие плоды фантазии однообразно извращенного ума, видящего смешное только в вульгарном.
Вся программа проходила перед Ликой как фон, как картинка на телевизоре без звука. Она была погружена в размышления о сегодняшнем дне. А что ей еще оставалось делать, покинутой всеми на собственной свадьбе? Вот она и перебирала в памяти недавние события. Перед ее глазами вставала картина церемонии в ЗАГСе. Сама церемония была трепетной, хоть и шаблонной. Торжественный марш Мендельсона, колонны зала, взгляды зрителей, слезы в глазах мамы подействовали на Лику поверх казенных фраз. Однако до этого они полчаса ждали своей очереди среди таких же женихов, невест и их гостей. В фойе было не протолкнуться, белых платьев и синих костюмов с петлицей было пугающе много, все изнывали от жары и духоты (окна были открыты настежь, но воздух из окон был горяч, как в сауне), да и вообще все было больше похоже на ожидание начала выпускного вечера, на очередь в поликлинике, на театральный буфет в антракте – на все, что угодно, кроме знаменательного события вступления в новый этап жизни. Бытовая обстановка торжественной церемонии успешно убивала ощущение значимости момента, которое Лика должна была бы чувствовать и которое не пришло к ней до сих пор. Она была теперь женой, официальной, признанной законом, без всяких добавочных определений, однако никакой разницы она не ощущала. Уже несколько месяцев они жили вместе, она каждый день готовила, пару раз в неделю прибиралась, собирала Борису обед на работу, гладила его рубашки, стирала одежду. Только прошлую ночь она провела у мамы, потому что жениху с невестой нельзя видеться накануне свадьбы. Сегодня она должна была уже вернуться домой, в их совместный дом, а завтра снова готовить и убирать. Лика пыталась почувствовать, что изменилось в ее самоощущении после получения заветного штампа в паспорте, – и не могла. Даже называть себя женой было странно. Не поменялось решительно ничего. И все-таки пожениться было правильно, в этом она была уверена точно. Хотя бы чтобы исполнить давнюю мечту. О, сколько фильмов со свадьбами она посмотрела! Лика не хотела свадьбы ради свадьбы, нет, так она бы могла уже давно быть замужем. Нет, она хотела встретить свою любовь и только поэтому выйти замуж. В ее мечтах все было вроде бы так же: утренние приятные хлопоты, когда ее одновременно красит визажист, а парикмахер делает прическу, мама приносит фамильные драгоценности (бабушкины серьги с топазами), она облачается в прекраснейшее белое платье, ради которого она объездила весь город и нашла только за неделю до свадьбы. Играет Mariage D’amour, все окутано приятной золотистой дымкой и предвкушением блаженства. Потом выкуп, путешествие в ЗАГС, слезы на глазах и ком в горле, вальс с мужем и финальное торжество с танцами, конкурсами и фейерверком. В принципе, все так и было. Все непременные элементы были учтены. Были какие-то мелочи, которые несколько портили идеальную картину: встать пришлось раньше всех и самой делать макияж, весь выкуп она просидела в шкафу (чтобы жениху было сложнее ее найти), день был знойный и душный, она измучилась от постоянного недостатка воздуха и хотела только домой, да и тут, на банкете, все были сами по себе, а вальс, хоть и тот самый, любимый, вышел каким-то неуклюжим и громоздким, не подарил ощущение полета… Но ведь это все мелочи. Не бывает так, чтобы все было, как ты хочешь. В основном ведь ее мечта сбылась. Она была главной героиней на свадьбе, в общем, своей мечты, но все-таки какое-то смутное чувство неудовлетворенности тревожило ее, не давало насладиться ее праздником. Все было одновременно так и не так, как она хотела, и эта неоднозначность не давала ей покоя.
–
Ты что такая грустная? Это ж наша свадьба, радоваться надо! – внезапно вернулся Борис.
–
Я не грустная, я просто задумчивая. Непривычно все, – ответила Лика, смутившись, что ее застали врасплох и побоявшись обидеть Бориса своими сомнениями.
–
Ну ничего, еще привыкнешь. Сейчас нас поздравлять будут, давай слушать.
Ведущий действительно объявил время поздравлений. Первыми в очереди были мама Лики и ее подруга, тетя Маша. Начала тетя Люда:
–
Доченька моя, Боренька, хочу вам пожелать прежде всего согласия, чтобы жили мирно, не ссорились, достатка тоже, здоровья, конечно, ну и счастья! Чтобы дом был полная чаша!
–
Главное, чтобы детей побольше, в детях – счастье! – добавила от себя тетя Маша, а потом, как преданный ценитель изящной словесности, с выражением зачитала стихотворение:
Пусть «горько» будет вам на свадьбе,
А в жизни будет только сладко!
Любви желаем, дружбы, счастья,
Успехов и во всем достатка!
«Горько!» – раздалось отовсюду. От Лики с Борей требовалось поцеловаться, и они поцеловались. Гости с упоением досчитали до 15. Минутка интерактива закончилась, настала очередь родственников жениха. Речь взяла Леночка, как самая речистая:
–
Дорогие Лика и Борис, хочу вам пожелать любви, счастья, взаимопонимания, жить в мире и согласии, заботиться друг о друге и достатка, куда уж без него! Горько!
Сцена с поцелуем и счетом вслух повторилась.
Далее следовали подруги Лики:
–
Лика и Борис, поздравляем вас с созданием семьи и желаем жить дружно, любить друг друга вечно, здоровье не терять и нас не забывать! Гооооорько!
Не то чтобы жених и невеста не хотели целоваться, но и выбора у них не было.
Закрывали череду поздравлений друзья жениха. Они выстроились в линию, и каждый по очереди произносил по одному слову. Речь их была четкой, простой и краткой:
–
Удачи, здоровья, счастья и любви! Ну и, конечно, чтобы жизнь была сладкой, а не горькой! – Тут
последний из ораторов подмигнул. – Горько!
Поцелуй был исполнен на бис в третий раз. Считали вслух зрители по-прежнему с интересом и на удивление дружно. Стоит ли упоминать, что после каждого поздравления жениху вручался конверт с одним и тем же, но таким желанным подарком. Когда обмен еды, алкоголя, шоу-программы на деньги стал свадебной традицией, сказать сложно, но теперь одним было проще положить в конверт несколько бумажек и не «заморачиваться» с выбором, а другим желаннее было отбить стоимость свадьбы, чтобы выйти в ноль, а то и заработать, чем с увлечением разворачивать специально кем-то выбранные подарки и гадать, что же ты обнаружишь в очередной коробке. Куда интереснее было на следующее утро пересчитывать купюры. Любовь к сюрпризам не выдержала конкуренции со стремлением свадьбу окупить.
Следующим пунктом программы были танцы. Кавер-группу Лика с Борисом позволить себе не могли, но и плейлист по заранее собранным заявкам всех устроил. Первыми под мгновенно оглушивший всех мощный вокал какого-то модного певца как бы неохотно вышли в центр девчонки. Быстро образовав кружок, эту неизменную форму новых народных танцев, они повернулись ко всем остальным гостям спинами и принялись переступать в такт музыке, перенося вес с одной ноги на другую и покачивая при этом бедрами. Руки у большинства свободно висели вдоль туловища или постоянно поправляли то и дело падающие на лицо пряди волос. Самые смелые на главной фразе проводили круг руками сверху вниз, что делало их танец невообразимо разнообразным. Через песню подтянулись наиболее отважные мужчины, расширили кружок и присоединились к перетаптыванию, но у этих руки никак не поднимались, наоборот, были словно приклеены к телу выпрямленными или согнутыми в локтях, со сжатыми кулаками. Похоже было, что одни как будто долго ждали на остановке автобуса в -20 и таким образом пытались согреться, а другие разминались перед боем на боксерском ринге. Все, и девчонки тоже, пытались преодолеть неловкость и лицом транслировать наслаждение от танцев и уверенность в движениях. Впрочем, надо отдать должное этим смельчакам: большинство гостей продолжало сидеть за столами, вести неспешные уже (после стольких часов!) беседы и глазеть на танцующих. Некоторые из них стучали ногой в такт музыке, но выйти потанцевать не решались.
Тетя Маша посмотрела на это печальное зрелище и, осушив рюмку и закусив огурчиком, сказала:
–
Ну и молодежь нынче пошла, даже танцевать толком не могут! Вот, помнишь, в нашей молодости были танцы какие! Я ж первая плясунья была! Так то танцы, а не это вот перешагивание слева направо. Эх, пойти, что ль, тряхнуть стариной, показать, как танцевать надо!
Танец тети Маши точно был более свободным и удалым, чем у выросшего в полной свободе младшего поколения: она (ну надо же!) не стояла прикованная к своему месту и даже поворачивалась вокруг своей оси, топала ногой на припеве, руки ее жили какой-то своей, подчиняющейся только музыкальному ритму жизнью, ноги ходили и туда, и сюда, временами даже слегка вприсядку. Раскрепощенность тети Маши совершила чудо: ряды танцующих пополнились. Под конец она вытянула танцевать тетю Люду, и они, сцепившись локтями, пусть уже иногда и не попадая в такт, но радостно и вольно закружились в танце.
Выступление тети Маши осталось яркой вспышкой в мутном болоте однообразия. В конце был, как всегда, медленный танец. Несколько пар, в том числе и Лика с Борисом, медленно топтались, поворачиваясь одновременно вокруг своей оси. Очень романтично.
Театр уныния прервал гвоздь программы – торт. Его выкатили под фанфары и бенгальские огни. Было он, как и положено, трехъярусным, украшенным розочками из крема по бокам и фигурками новобрачных вверху. Лика представляла торт более изысканным и оригинальным, но и этот, хотя и был неидеален, стоил немало. Так что сойдет, решила Лика. Настал волнительный момент, финальная традиция современной свадьбы: разрезание торта женихом и невестой вместе. С таким сложным заданием могла справиться только самая дружная и гармоничная пара. Под рукой Бориса рука Лики чувствовала себя спокойно и уверенно. Фактически все сделал он, ей нужно было только расслабиться и не мешать. Все прошло удачно, и первый – драгоценный – кусок забрал ведущий, чтобы его продать. Начался аукцион – еще одна новая традиция. Ах, как умело нахваливал торт свадебный шоумен. Сразу захотелось вкусить это райское наслаждение: воздушный, слегка рассыпчатый бисквит, нежнейший, тающий во рту крем… Однако торг только начался. Желающие, по канону, появились скоро. Начали с цены в 100 рублей, а закончили 5000. Торги прошли, в целом, успешно. В копилочку молодых добавили еще одну радующую глаз купюру.
Финальным аккордом был фейерверк, но Борис его уже не увидел: заснул лицом в торте. Что ж, тоже весьма канонично, как в кино. Удивительно, как живучи набившие всем оскомину штампы искусства. Когда смотришь фильм, думаешь: ну все понятно, раз свадьба, то сейчас все напьются, потом будет драка, а под утро жениха будут заносить друзья. Ну сколько можно? Все это мы уже видели тысячу раз! Надоело. А потом наблюдаешь то же самое в реальной жизни, иногда даже еще омерзительнее и противнее. Почему-то популярность подобных штампов в жизни не падает, и тогда уже непонятно, это у нас как в кино или в кино как в жизни? Это кино изобилует штампами или сама наша жизнь? Казалось бы, что может быть банальнее, чем заснуть лицом в торте? Однако вот он, Борис, лежит на мягкой подушке из белкового крема и сочного бисквита и сладко посапывает. Лика хотела бы, обнявшись с ним, смотреть, как зажигаются и гаснут в черном небе разноцветные огни, но и одной было тоже хорошо, только немного грустно. Впрочем, хоть и обидно, и как-то неудобно, а все-таки ничего страшного не случилось. Подумаешь, немного перебрал. Свадьба же. Со всеми бывает.
Заносили Бориса в квартиру друзья. С шутками и прибаутками положили на диван, виновато поздравили еще раз Лику, подбодрили словами: «Не переживай, ну подумаешь, перебрал чуток мужик, женятся ведь не каждый день. Все у вас будет супер!» – и ушли. Лика в растерянности стояла перед диваном. Расправить его она не успела, а теперь это было невозможно: Борис распластался по дивану со всей свободой самоощущения спящего. Впрочем, можно было его немного подвинуть и втиснуться. Однако спать до сих пор не хотелось. Лика опустилась на колени, развязала шнурки на его туфлях, сняла их и дурно пахнущие носки, потом встала, освободила его шею от галстука, погладила по волосам, из шкафа достала подушку, еле-еле просунула ее под тяжелую голову мужа, укрыла его пледом и села на краешке дивана. Слезы, медленные, одинокие, не сопровождаемые рыданиями, текли по ее лицу. Финал свадьбы она себе представляла совсем иначе. Там был отель с украшенным для новобрачных номером, лепестки роз на кровати, свечи, много свечей, отбрасывающих таинственные тени на стены и потолок. Звучала романтичная музыка. Точнее, ее любимая песня, нет, их песня – о вечной любви.
А сейчас она сидит в обычной квартире с советскими обоями, стандартной, «бабушкиной» мебелью, маленькой кухонькой и рассчитанной на 1 человека прихожей. Стоит спертый, липкий воздух, нагревшийся в течение жаркого дня, и даже открытые окна не помогают, и ночь не дарит свежести и прохлады. На диване храпит пьяный муж (боже, все как в кино), и совсем не похоже, что только недавно закончилась ее свадьба.
Лика выдохнула, вытерла слезы, повернула голову налево и увидела пианино. Оно стояло здесь еще со времен бабушки Бориса, давно умершей, и было расстроено. Лика, когда переехала сюда, обрадовалась: можно будет снова начать играть (она окончила музыкальную школу, но в училище не пошла, а свое пианино в порыве безудержного максимализма и разочарования в собственных способностях продала). И вот спустя столько лет к ней вернулось желание играть. Наличие у Бориса инструмента казалось знаком, и Лика была полна приятного предвкушения забытого уже ощущения прикосновения пальцев к клавишам. Но пианино надо было настроить, играть на нем даже непритязательной Лике было сложно. Она хотела найти настройщика, но Борис все время откладывал: то он забывал позвонить по телефону, который дали Лике знакомые, то ему не нравился настройщик… Да и играть не получалось: днем Лика тоже была на работе, а вечером Бориса раздражала ее игра. Он говорил, что хочет после работы отдохнуть, а не слушать бесконечно одну и ту же мелодию. Лике сложно было вспоминать то, что она играла в музыкалке, да и разбирать новое тоже, поэтому каждый такт приходилось повторять по 20 раз. Она понимала, что это утомительно слушать со стороны. Может быть, теперь, когда она выйдет в декрет, получится играть днем, пока Борис на работе.
Она задумчиво открыла крышку пианино, села на стул и как будто нажала на клавишу, оставив руку в воздухе. Пальцы сами вспоминали заученные движения, и вскоре Лика уже самозабвенно, но беззвучно играла свою любимую мелодию. Беззвучно для других: для соседей, для упоенно спящего Бориса. Но в ее голове эта мелодия звучала сладкими нотами вечной любви и блаженной неги. Собственно, так она и называлась: «Вечная любовь». Играя, Лика представляла, конечно, Париж. Золотые, с ржавыми прожилками, осенние листья медленно перекатываются ласковым ветром по бесконечным набережным. Эйфелева башня виднеется вдали. Уличные кафе, несмотря на прохладную погоду, заполнены пьющими кофе парижанами. На улицах танцуют пары – свободно, никого не стесняясь. В зеркале Сены отражается Лувр, на ступенях набережных сидят пары влюбленных и целуются. Все это Лика видела в интернете, все было овеяно романтической дымкой. Казалось, по Парижу разлита любовь.
Лика услышала «Вечную любовь» по радио в 7 классе и влюбилась. Рассказала учительнице в музыкалке, та нашла ноты, и следующие полгода Лика разучивала композицию, пытаясь такты слить в музыку. Столько личного участия и труда было в это вложено, что и сейчас не забыть. Она, конечно, играла не так хорошо, как хотелось бы, но в ее сознании мелодия звучала идеально. С каждым тактом становилось легче дышать, как будто в жизнь возвращался воздух. Осторожно закрывала крышку Лика уже с чувством легкости и удовлетворения.
Самое время спать, решило она, и пошла в ванную. Смытый макияж обнажил большой синяк под глазом. Лика пристально посмотрела на себя в зеркало. Синяк вернул ее из страны грез в жестокую реальность.
Это случилось за два дня до свадьбы. По телевизору шел стендап. Борис сидел вальяжно на диване, смотрел и временами увлеченно хохотал. Лика доделывала ужин на кухне: не успела немного к его приходу с работы. Все уже было почти готово: гречка почти доварилась, котлеты почти дожарились. Лика хотела только еще добавить соленых огурцов, чтобы разнообразить нехитрую трапезу. Банка огурцов никак не хотела открываться. Лика пробовала уже и просто так, и с полотенцем, и ножом поддевала крышку, чтобы впустить в банку воздух – ничего не выходило. Оставалось попросить жениха. Лика вошла в комнату, осторожно остановилась в дверях и, затаившись и дождавшись перерыва между выступлениями, спросила:
–
Боря, ты не мог бы открыть банку с огурцами, пожалуйста? Я хочу их добавить к ужину, а у меня не получается…
–
Да-да, сейчас.
Выдохнув, Лика ушла на кухню. Но шли минуты, а Борис не приходил. Она вновь направилась в комнату, робко, тихонечко спросила:
–
Боря, ты придешь? Это всего на минуту…
–
Что? Зачем?
–
Открыть банку с огурцами, я просила.
–
Да-да, сейчас.
Прошло еще несколько минут. Ужин был готов, но Борис так и не пришел на кухню. Лика взяла банку и опять пошла в комнату, зашла аккуратно, бесшумно, приблизилась к Борису и застыла в нерешительности. Выступление комика все не заканчивалось, ужин тем временем остывал, а Борис не любил есть разогретую еду. Она решилась и шепотом сказала:
–
