4 «…нет правды на земле». (А. С. Пушкин «Моцарт и Сальери)
[2] Глаз ли померкнет орлий? В старое ль станем пялиться? Крепи у старого мира на горле субъекта жёлтые пальцы! – Изменённый автором отрывок стихотворения В. Маяковского «Левый марш».
[3] Википедия.
[4] Иисус Назорей, Царь Иудейский. – Согласно Новому Завету, фраза была написана Понтием Пилатом и прикреплена к кресту.
[5] Возьми крест свой, и следуй за мной. – Евангелие от Марка (8:34)
[6] Изменённый автором слоган компании Тайд. В оригинале реклама порошка звучит так: «Вы всё ещё кипятите? Тогда мы идём к вам!»
Глава 2 Сон мага
«Вот твои боги…»
(Исх. 32:4)
Сын хаоса[1]в ослепляющем диске закатного солнца спускался к земле поступью бога золотом смертных орошая обитель отца, из которой он вышел.[2] Более великий, чем произведший его, более древний, чем родившие его[3]грозно взирал он на созданный мир. Небо, от края до края объятое пламенем, багровым молчанием лежало на водах – солёных как смерть и холодных как адское пламя. Сотворивший себя океан был спокоен спокойствием мёртвых. Он спал после яростной жатвы. Чёрные кости деревни, вперемешку с телами и мусором (символом смертных), некрасиво портили пляж. Что не сожрал океан клевали прибрежные чайки: шумно и хищно, будто стая пернатых гиен, порождённая Инпу.[4]
С нетерпением тела, долго не знавшего женщины обнимали влажный песок пальцы ног красного мага. Холодная пенная шлюха страстно желала соития; песок был податлив и пальцы входили в него воспалёнными чреслами, зарываясь всё глубже. Возбуждение росло. Эрекция гнева вспыхнула в нём и опала – спорить с сущим не было смысла.
«Смертно всё, что имело слабость родиться, – думал Фергус глядя на солнце. – Даже вечный в своём одиночестве ты. Жнец с алмазной косой уже на подходе; я – повелитель и раб – слышу его шаги».
Стоя у кромки воды человек предавался злости. Не чувствуя зноя, не зная, что гол и дрожит от отчаяния, он думал о том, что желание вечности – великий и сладкий обман.
«Соблазнённый днями глупец не знает, что желает всего лишь мучений. Что есть жизнь как не плен для души? И всё же, я страстно желаю её. Я – глупец, порождение слабости и неверия в бога. Жизнь моя лишь подобие Жизни. Кто я в толпе таких же созданий? Образ Божий? Насмешка природы? Откуда пришёл я и куда я уйду…?»
Что-то мешало; где-то плакал ребёнок. Звуки вплетались в крик чаек отвлекая от горестных дум. Мужчина нахмурился. Усилием воли он заставил себя не слышать чужое присутствие.
«Что пользы мне, человеку, от знаний, если мне неизвестны ответы? Что есть созданный мир: сон или явь, ставшая вечным кошмаром? Где я более жив? Что есть Бог: идея, святая утопия, способ править плебеями или Слово, стёртое кем-то из памяти? И кто этот дьявол, что заставил меня забыть о Творце?»
Ноги тонули в песке. Упоённый болью безумца, маг не чувствовал плена. Смерть забирала своё.
«А если я одинок в этом мире, и жизнь – всего лишь случайность, и никто не спросит меня как я прожил означенный срок, значит, мне всё дозволено, я не подсуден; за то, что я сделал и сделаю НИКТО не воздаст мне…»
И сердце его надмилось и дух его ожесточился до дерзости[5] и увидел он: Бык преисподней[6]на месте дневного светила стоял и смотрел на него мерно вздымая бока из чистого золота.
– Что ты такое?
– Я бог твой.
Человек изменился в лице, мысли его смутились и колени ослабли. Он упал бы пред Идолом, но снова заплакал младенец и страх его отпустил. Маг уцепился за звук.
– Закрой глаза и думай о звуке, – прошептал он себе.
Плач стал ближе и бык отступил перед болью.
«В звуке заложена скорбь, – напрягая свой слух, думал Фергус. – Это плач матери, потерявшей младенца. Шторм забрал её сына и, как кость изо рта, выплюнул матери тело».
Образы прошлого предстали пред мысленным взором: маленький мальчик в кроватке плачет от страха, бурные волны несут его прочь от него…
Фергус подёрнул плечами и ступни его скрылись в песке.
«Какое мне дело до мёртвого сына? Мальчик умер. Зачем горевать о том, кто бросил тебя?»
К крику прибавился клёкот:
– Ки-ки-ки! Отдай мне добычу! Ки-ки-ки! Тебе не спасти его!
Присутствие чужака возбудило в Фергусе любопытство. Он повернулся на звук и поднял тяжёлые веки.
Обнажённая женщина защищала ребёнка от красного коршуна; в безуспешной попытке отнять младенца у матери птица, ростом с собаку, клевала её, оставляя на теле несчастной кровавые метки.
«Глупая женщина, – подумал маг с раздражением. – Ребёнок и так уже мёртв. К чему бороться за тело? Отдай его коршуну и живи, пока есть возможность».
Маг не заметил, как ушёл по колени в песок.
Он не любил ненужных баталий предпочитая роль наблюдателя роли участника битвы. В потоках своих размышлений над сущим, недоступный для гнева сильнейшего, он парил над событием, наслаждаясь игрой с безопасных высот. Но криков и слёз (особенно женских) он не терпел.
«Если прогнать эту птицу, женщина успокоится и наступит покой».
Рядом с собой он увидел длинную палку, поднял её и бросил в наглого коршуна.
– Кыш, ненасытная тварь! Иди, питайся другими утопленниками!
Хищник оставил жертву и бросился на обидчика; изловчившись, он клюнул Фергуса в темя и сразу же отступил.
– Что ты делаешь, тварь! – маг вскрикнул от боли. – Ты знаешь, кто я?!
– Ты – смертный, – спокойно ответила птица.
Безразличные зенки её взирали на Фегруса грустно. Так смотрит смерть зная назначенный срок.
– Я – человек!
– Всего лишь ветвь эволюции.
– Ты – тварь, ты меньше меня!
Коршун в ответ рассмеялся:
– Я тварь, как и ты.
– Я – человек!
– Это я слышал.
– Я живу дольше тебя!
– Камни дольше живут, значит, камни больше тебя.
– Я мыслю!
– Если бы ты знал, о чём думают рыбы в тёмных глубинах…
– Рыбы не думают!
– Откуда ты знаешь?
Фергус нахмурился.
«Я знаю множество языков, но с рыбами говорить не умею. Значит ли это, что я не хозяин природе? Не правда!»
– Я могу сделать так, что жизнь на земле прекратится: вырубить лес, повернуть реки вспять, могу… уничтожить планету! – в гневе крикнул он птице.
Песок затянул его тело по грудь. Человек так увлёкся величием, что не почувствовал, как руки Жнеца нежно сомкнулись на глотке. Он говорил, говорил: о том, что рождён управлять, а не быть управляемым, что богат, имеет собственный дом и влияние в обществе, что его уважают… Он говорил, пока коршун снова не клюнул его.
– За что? – обиделся Фергус.
– Устал от твоей болтовни.
– Я могу…
– Ты можешь многое, но не всё. Время разрушит твой дом, солнце высушит кости, а ветер развеет твой прах. Лес вырастет заново, реки вернутся в русла, жизнь восстановится. И всё это, без тебя, человек.
– Да я…!
– Ты болван! Предаваясь гордыне, ты даже не понял, что тонешь в песке. Не деньги, не сила нужны человеку – любовь. Любовь бы спасла тебя, но ты наслаждался тщеславием и теперь ты умрёшь.
Сказав это, коршун оставил его.
Только тут Фергус заметил, что безнадёжно увяз. Выкинув руки вперёд, он попытался выбраться из песчаной ловушки. Тщетно. Цепкие лапы смерти надёжно держали его. От страха он стал задыхаться.
«Я не хочу умирать!»
– Помоги мне! – крикнул он Золотому Тельцу.
Дьявольский бык остался глух к человеку.
– Помоги мне! – крикну он птице.
– Где же твоё всемогущество, человек?! – послышалось с высоты.
– Я… я был не прав!
– Я это знаю! Прощай!
«Это конец. Если и женщина мне не поможет…»
– Эй, ты, женщина! Помоги мне!
Никакого ответа.
– Миссис! Мадам!
В ответ только горестный плач.
– Миледи!
Женщина перестала плакать и взглянула на Фергуса. Чайки умолкли, лишь сердце красного мага гулко стучало в груди.
– Миледи, – голос его молил о спасении, – я смиренно прошу вас о помощи. Вон лежит палка. Возьмите её и помогите мне выбраться из песка. Коршун покинул берег, но я уверен, это просто уловка. Он вернётся. Я знаю. Хищник всегда возвращается к жертве. Если вы мне поможете, я убью эту чёртову птицу, и мы похороним вашего сына.
Прижимая младенца к груди, женщина подошла к увязшему магу. Длинные чёрные волосы, волевое лицо, красивые бёдра и взгляд, полный решимости – где он мог её видеть?
– Наш мальчик жив, – спокойно сказала она. – Он просто не может проснуться. Я вытяну тебя из песка, ты же, разбудишь его.
Фергус дёрнулся и в страхе проснулся.
«Наш мальчик жив, – кровь звенела в висках. – Мальчик жив…»
Видение сна было слишком отчётливым: обнажённая мать, ребёнок и он, увязший в песке.
«Это сон. Просто сон. Один из кошмаров, тревожащих смертных. Боль потери, надежда на чудо – всё это вместе породило чудовищ. Проклятая совесть образом мёртвых мстит мне за прошлое».
– Как я устал…, – прошептал он в пространство.
Тихий голос за дверью оглушил его призрачной явью:
– Час волка, хозяин, время безумия и кошмаров. Позвольте войти верному Тому и прогнать ваш кошмар.
Фергус Фарлей выдохнул боль: «Всё это не реально».
И хрипло ответил:
– Входи.
***
Старый слуга не спал; лёжа под дверью, он слушал дыхание Фергуса. Хозяин спал нервно.
Том был хорошей собакой (он это знал) и долгом своим почитал быть верным магу до гроба. Так же он знал, что святая обязанность каждого пса: прислуживать в надобностях, беречь от тоски, сторожить, быть полезным и нужным хозяину.
