Он перетёк вправо. Ещё вправо.
Я – перетекла, чтобы он стал слева. Ну, типа «мне лень лишний раз шевелиться, так что ты иди-иди дальше по кругу, я постою, подожду».
Он – помедлил. Сделал подшаг. И изобразил начало удара ногой. Я – не шелохнулась.
Потому что меня дед натаскивал… «веса в тебе не хватит принять боковой ногой. Так что стань воздушным шариком, который просто отбросит ударом, не навредив».
Ну, на пятом ложном замахе – ударил. В почку. Ложный. Переходящий в истинный в голову. И в голову бы попал, если бы я не шагнула навстречу удару и не оттолкнулась от удара блоком, разорвав дистанцию.
Мы – замерли. И я поняла, что больше – не прокатит. Ну и ещё от его атаки я поняла, что он почему-то зол. И у нас – не учебный поединок и бить он будет всерьёз. А у меня – нет сил успевать его обгонять, как делала с дедом в боях без сдерживания ударов и скорости, где дрались в масках, воротниках и жилетках толстой кожи.
Зимой в деревне делать нечего. Почти вся работа – летом и осенью. Ну и дед занимался. Шесть часов – для мозгов, Шесть – разная физкультура и спорт. Но это – из интервью и так знаете.
Там, в зале, я начала пугаться. Что сейчас он пойдёт вблизь, я – не успею и он жёстко уработает меня руками.
И тут на грани слышимости прилетел типа вздох Деска. Наверное, все услышали странный вздох. И только я – волчий вой. И – меня бросило в тот момент с тройкой волков и я со всей дури выдала, «ну давай, убивай».
И дедок-противник дёрнулся в начало атаки и замер. А потом медленно отшагнул. И ещё медленно отшагнул. Потом медленно встал и поклонился.
И я – тоже.
Судья объявил:
«Закончили, ничья».
Противник вздохнул, повернулся, глубоко поклонился судье и сказал:
«Простите, не согласен».
Судья посмотрел на него. Сказал:
«Поправка. Победа…» – махнул на меня рукой.
Я – не поняла. Но – поклонилась судье. Потом – глубоко поклонилась противнику. Он – слегка в ответ. И – разошлись. В смысле, я вернулась типа в ряд учеников и обнаружила, что дедки поменялись местами.
И бывший противник объявил «тэ-машивари». То есть «рукой разбивание предметов». Ну, он – объявил и замер. И я – замерла.
А Деск – встал и достал из рюкзака стопку досок. Вышел на татами с поклоном. Подошёл к судье. С поклоном протянул доски. Судья чуть раздражённо махнул рукой.
Деск – подставил мне доску. Я – вышла. С поклонами. Нервничая, что, наверное, есть какая-то программа, правила, как надо бить. Но я её не знаю. И нервно глянула на Деска. Он – подмигнул. И еле заметно маякнул «правой рукой» и доской «прямой».
Успокоилась.
Разнесла все доски.
Ну, с разбивом чего не очень крепкого… «разбивает скорость, не масса. С твоими мелкими руками скорость – не проблема. Просто научи кулаки и ступни не бояться дерева».
Доски – разбила. А потом Деск выдал. Ну, громко и нагло маякнул всем «заткнитесь»
Достал из кармана яблоко. Достаточно явно показал, что это – горло. И протянул мне на ладони. На уровне адамова яблока.
Это – такая подстава. Бить можно по-разному. Но с брызгами получится только при очень резком уколе сверху вниз, когда яблоко хоть чуть-чуть прижимает к ладони, а не сносит с неё. А тут – разница в росте…
Взбесило. Я, насрав на всё, чуть отшагнула. Потом – подпрыгнула и выстрелила рукой с воплем «кия», выставив фалангу. Яблоко – разнесло. Все – вздрогнули.
Я постояла, удерживаясь, чтобы не задрожать. Потом, как в пустоту накапало чуть-чуть сил шевелиться, медленно, плавно выпрямилась. Молча поклонилась. И вернулась на место.
Деск отряхнул руку, стряхнул с одежды ошмётки яблока, обтёр лицо. Вопросительно посмотрел на судью.
Тот сказал:
«Те-машивари – закончили, хорошо».
Деск очень явно посмотрел на сумки, оставшиеся в углу зала и вернул взгляд на судью.
Тот посмотрел на азиата в углу. Тот – быстро подошёл, склонился в поклоне внимания. Дед, спокойно, но излучая презрение, спросил:
«Зачем демонам документы?»
Переводчик – перевёл. А я – поняла, что он перевёл не всё и счас будет непонимание. То есть судья сказал «зачем демонам свитки?». А это – почти «зачем давать демонам палки?» То есть усиливать проблему.
И я – вклинилась. То есть кашлянула и склонилась в поклоне-просьбе.
Судья посмотрел на меня и грубо рявкнул:
«Имеешь мнение высказать?»
Я – тихо, в пол, произнесла:
«Извините за неопытность, и прошу исправить ошибку в моём мнении, что бумага нужна для стен».
Хотелось ещё очень добавить, что «расписных изнутри» и даже пояснить. Но это – подумала громко. И использовала «стен», а не «перегородок».
Судья посверлил меня взглядом. Потом вздохнул. Обмяк. Сказал «тоже верно».
Я – села прямо.
Судья вопросительно посмотрел на Деска. Тот кивнул. Второй дедок принёс сумку. А Деск из коридора – низкий журнальный столик.
Поставил, сел сбоку столика. Дедки сели за столик. Второй – достал, подал книжечку, печать, ручку.
Первый вопросительно посмотрел на Деска. Тот – достал фото и тюбик клея, капнул, размазал, протянул. Дедок вклеил фото. Взял ручку. Написал в книжечке. Вопросительно посмотрел на Деска. Тот достал, протянул бумажку. И мой пропуск. Судья на пару секунд замер, глядя на бумажку и наливаясь бешенством. Потом поднял на Деска взгляд и растянул лицо в злой улыбке.
Деск спокойно пропустил мимо. И сказал по-английски:
«Не надо – выкинь». Переводчик – перевёл на японский. Не поняв и упустив смысл. То есть «выкинь ненужное». Я – вздохнула. Деск и судья посмотрели на меня. Судья махнул рукой. Я – перевела, шёпотом: «жги после ухода». То есть ненужные подарки – уничтожай, выпроводив гостей.
Судья повисел несколько секунд. Посмотрел на Деска. Спросил по-английски: «Подскажете, как по-японски лучше написать Айрин?» Я – замерла. От понимания, что мне сейчас выпишут какой-то документ на псевдоним. И от паники ошибки, которую нельзя исправить. Ну, проще паспорт поменять.
Деск сказал по-английски:
«Простите моё незнание японского, могу только высказать мнение, что на английском начало Айрин пишется так же, как начало Ирландия, остров, который к Британии примерно там же, где Окинава к Японии. Возможно, название Ирландии на японских картах записано в буквальном переводе с английского – страна гнева. Прошу простить, если моё невежественное мнение далеко от истины и бесполезно».
Судья – вздохнул. Потом убрал книжку в сумку. Достал другую. Вопросительно посмотрел на Деска. Тот посмотрел на сумку. На судью. Вопросительно поднял бровь. Судья – не пошевелился. Деск вздохнул. Достал ещё фото, намазал клеем, протянул судье.
Тот взял фото, посмотрел на него. Тихо буркнул себе под нос, но на английском: «худик».
Деск вздохнул, сказал:
«Простите, это, судя по надписи, одежда ассоциации боевых искусств Эдо. И, не будучи уверенными, мы не осмелились».
Судья посмотрел на меня. Я – честно подумала, что да, на толстовке именно такой принт.
Судья помедлил. А потом начал хихикать. И второй дедок – тоже. Хихикая, вклеил фото, вписал в книжку. Проставил печати. Протянул соседу. Тот – тоже расписался и поставил печать из своей сумки.
Судья выдохнул. Перестал хихикать. Встал, вышел на средину зала. Я – вышла к нему. Он – с поклоном протянул мне книжицу. И сказал:
«Поздравляю, Мацумото-сенсей».
Я – замерла. Потом поняла, что тупить, что происходит, буду потом. С глубоким поклоном – приняла, пытаясь судорожно сообразить, что делать дальше.
Подарки – надо разворачивать сразу. И показывать наслаждение. А записки – нельзя, ибо написанное пишут, как раз чтобы было прочитано после ухода.
Приняла. Деск – поклонился и сказал. В основном – мне:
«Спасибо за экзамен».
Ну и у меня – щёлкнуло, что если это – экзамен, то я должна знать, на что экзаменовалась и что написано в книжице. Так что – почтительно приложила ко лбу, к сердцу и глубоко поклонилась.
Судья – заржал в голос и сказал:
«Всё, демоны, идите».
Деск подхватил столик, и пошёл на выход. Мы – вышли в коридор, с поклонами. И ушли.
Спустились. К Люке. И только там, вернувшись в комнату, где – безопасно, я – расслабилась. И начала падать. На подставленные руки Деска. Который меня, как мячик отпасовал в кресло.
Люка всунула в свободную руку коробку сока. И я жадно присосалась. Потом посмотрела на два взволнованных лица и жалобно сказала:
«Простите, я – всё».
И – потеряла сознание.
Обычно я снов не помню. Но тут – запомнилось. Что под громовое хихиканье японцев, Деск дерётся с Люкой на ножах. Потом кладёт её на столик, рубит в фарш и намазывает меня этим фаршем. Включая лицо. Потом ставит перед зеркалом, и я смотрю, как я – растворяюсь. Ну и смотрю на пустоту в зеркале. Меня – бесит. И зеркало разбивается. И остаётся просто пустота. Которой то очень много, то – только точка, где я.
И много-точка скачет всё быстрее и быстрее, сливается в вибрацию. И я – просыпаюсь с ощущением падения.
Полежала, осматривая комнату и восстанавливая равновесие. Но не работу мозга.
Вспомнила. Подумала, что не уверена, что день – не приснился, а был. Потом поняла, что лежу в трусах и майке. А не в чёрном белье. То есть, или – приснилось, или меня кто-то переодел. В лучшем случае – Люка забрала одежду.
Встала. С трудом. Еле двигаясь. Ощутила боль в кулаках. Посмотрела. Поймала краем глаза, а потом – пальцами и рассмотрела кончики волос.
Убедилась, что вчерашнее – не приснилось. Хотя кажется – сном.
Провела по ноге, понюхала. Убедилась, что она – в остатках какой-то мази. И что мазь – на всех руках и ногах. Поняла, что мазь накладывал – точно Деск. Ноги, судя по мази, заканчивались на копчике.
Стало… ну, сил нашлось – взгрустнуть.
Поплелась, очень аккуратно, чтобы ноги не подламывались, в душ. Потом выползла на кухню, где он сидел и печатал. Упала на стул. Медленно съела омлет, выпила чай с шоколадным тортиком. Без мыслей и эмоций. Машинально. Мозг – всё ещё мотало. Просто было ровно плохо. Ну и грустно, что я – никакая, и ничего не могу, как корявый лысый кустик.
Деск – подсел. Налил себе чаю. Положил кусок тортика. Спросил, ласково, задушевно, с толикой восхищения:
«Ты живая, чудовище?»
Я вяло на него покосилась. Вздохнула. Показала «чуть-чуть». Потому что вообще ни сил, ни желания делать какое-то лицо после вчерашнего не было.
Он – спросил:
«Печатать – сможешь?»
Кивнула.
Он – кивнул на комп, сказал:
«Сможешь как-нибудь по простому накидать статейку про разницу между тупо покрасить волосы от балды под актрису и перекраситься вдумчиво в кого-то? Люку – клинит. Сложные вопли из неё лезут. А надо что-нибудь простое и понятное, на уровне совета двенадцатилетней школьнице. Накидай что-нибудь пожалуйста на пару-пяток страничек. Люка и редактор потом доправят».
Я – кивнула. Переползла до компа.
Села. Потупила в тупой экран. Потом, как-то… ну, как вхлам пьяный, который не осознаёт, что делает, – накидала что-нибудь.
Кстати, мне просто было лень править напечатанное. Так что в «Перекраситься? А зачем? Точней – в кого?» я-то думала, что редактор оставит «Перекраситься – в кого?».
И политическую ложку острого перца я в статью – просыпала. Случайно. Ну, в голове отложилось, что Ангел зашёл привет ирландцам передать. А я про текущую зарубежную обстановку – не в теме. Но откуда-то всплыло… вот это сравнение Японии и Ирландии про «Вся разница – что жителей земли гнева в 18 продавали в рабство на вывоз, на Барбадос, например. А из Страны Восходящего Солнца – не вывозили. И якудза менее интернациональна, чем, например, китайская триада»
Но редактор… читайте – кто, жахнул мою статью вообще без редактуры.
Только поделил на две статьи.
Одну – про перекраситься и одеться под цельный образ, включая то, по какую сторону стола с кем ты.
Вторую – про своё место, обучение на него и построение своего стиля жизни изнутри, от того, кто ты сама на самом деле. Фразу, что иногда надо нарываться на встряску, чтобы осыпалась налетевшая по пути пыль и старая пудра с заживших синяков, писала не совсем я. Не помню. Может, вот её-то вставил редактор.
