– Веди, Лев!
– Рубать мохнорылых!
– Все готовы, почтенный! – доложил его второй помощник Тадиг из Тафи, поровняв свою кобылу с пепельно-серым жеребцом предводителя.
– Славно! Железный – ты что нам скажешь? – Убийца Ёрлов обернулся к Гайрэ.
– Мои все готовы, подле тебя пойдём в помощь тысяче Долговязого, – согласно кивнул младший племянник фе?йнага Конналов.
– А у тебя, Молот? – спросил вершний у Каллиаха, чей огромный конь стоял подле них.
– Давно уже ждём, когда ты поведёшь через броды, – тот похлопал по холке зафыркавшего огненно-рыжего Скамалла, успокаивая животное.
– Тебя мы тут тоже зажда?лись.
– Уж извини, Лев… – вдруг нахмурился сын кузнеца, – …так вышло нескоро. Дел было море в ардкатрахе. И с женой распрощаться не мог.
– Три кровати, прощаясь, сломал не иначе? – хохотнув, пошутил над ним Тадиг.
– Не считал – так молчи… – огрызнулся сын Бхоллэйнэ, показав свой огромный кулак.
Слушая их, Аррэйнэ на мгновение смолк, сглотнув навернувшийся горький ком в горле, но затем вновь пришёл в себя – осознав, что иного пути у них нет. Да и не было вовсе…
– И спасибо, что вышло там так у тебя… что так долго не ехал… – сказал он негромко.
Молот удивлённо взглянул на их вершнего, не поняв его слов – но Лев снова умолк, привстав в стременах.
– Пора! – окрикнул он, вскинув копьё в направлении бродов.
С высоты зашагавшего Ветра Аррэйнэ пристально окинул взором далёкий небокрай на закате, куда их через миг поведут роком свитые общие нити суде?б – чтобы железом рвать пряди чужие в утоке полотнища жизни – и кому-то из них быть и так же оборванными под десницей незримых и неумолимых ничем прях. В той стороне три рассвета назад среди утренней мглы скрылась та, о ком он за эти дни так и не вспомнил ни разу – та, которую он сам отпустил от себя прочь, спасая её от начавшейся снова войны, и от себя самого – от того, кем он был…
Верно, далеко уже унесла Майри из Дейнова рода её шустрая кобылица, направляясь туда сквозь леса и болота. Но всё равно не желая, чтобы пути дейвонки и идущего следом на запад их воинства пересеклись, он взял направление чуть южнее к Твёрдому Камню. Следом за его конём тронулось семитысячное воинство, ринувшись вброд через ставший мутным от поднятой копытами и колёсами грязи поток помежной Дуб-э?байн в леса, за которыми начинались уделы Дейвоналарды.
Кровь, Пламя и Смерть шли мертвя?щею тенью за ними.
ГОД ТРЕТИЙ "…ПРОКЛЯТИЕ ТРИЖДЫ ТОБОЮ ЗАСЛУЖЕННОЕ…" Нить 9
Тёплое лето пришло в ходагейрд, укрыв зеленью листьев сады и высокие ясени, что свечами взмывали вокруг стен Хатхалле. Шумели как прежде забитые людом все торжища с лавками, снова взнявшись из праха пожарищ запрошлого лета, когда страшная ночь поглотила огнём и железом пришедшего воинства Эйрэ их прежний достаток с богатством товаров. Ветер рвал стяги ёрла и всех ему верных домов над клыками отстроенных хугтандов укрепи, развевая их ткань шитых знаков семейств под простором небес. Во дворе среди топота с лязгом гомонили воители, упражняясь в кругу на мечах и секирах, и звенели удары копейных окованных древок. Сын её ловко сновал по камням, отражая замахи с подсечками Агиля, кто с усмешкой учил чадо Храфнварра бою, не пытаясь давать тому даже поблажек – и сам Гераде молча взирал на их сшибку, с одобрением глядя на Бродди.
Наблюдавшая Гвенхивер вновь отошла от окна, уложив засыпавших уже дочерей с её рук на кроватку, затянув туго завязи тканых шнурков на разрезах рубахи с груди. Пока те будут спать, вновь отпряв от её молока, а гостившая Сигрит ушла по делам, было время взять иглы и нить, сев за пяла.
Жало острой стальной нитегонки пронзило тончайшую ткань, увлекая собою цветную дорожку незримою жилой сквозь плоть полотна. Под руками её тихо вились следами кручёные петли стежков, собираясь в рисунках причудливой вязи из трав, древ и птиц, быстрых ланей и хищных волков, толстых вепрей и свившихся змей, что как дивно исплетенный ком из телес и ветвей увивались по белому снегу тряпицы. Вшивая их знаки в дорожки ните?й дочерь Ллугайда молча воззрила на двор, где в кругу уже потный запыханный Бродди не сдавался под натиском Агиля, вновь и вновь устремляясь сдержать его выпады – и доселе стоя на ногах под придирчивым взором отца, одобрительно зрившего бой их с Подковой.
Женщина вновь улыбнулась, взирая на сына и мужа – и в глазах её вспыхнул на миг блеск волнительной радости. В сердце Гвенхивер углем теплилась та вера, что сумеет она сохранить это хрупкое счастье, обретённое подле Прямого – как пережившим когда-то ужасную гибель, лишь двоим им понятную – сохранить, не дав хищному року отнять у неё. И игла в её пальцах опять своей сталью пронзила уток плотной ткани суде?б между кольцами пял.
Тут, в покоях их скригги была тишина. Убрав косы за спину дочь конюшего села на стул перед писчим столом и воззрила на родича. Старый Сигвар с усмешкой взирал на неё, как уже повзрослевшая Гудрун умело взяла в руки нож для точения перьев, и зао?стрив гусиную лепесть макнула её оконечник в чернила.
– Что сегодня, почтенный? Кому будет слово?
– Скригге Утир… – Коготь на миг стишил голос, взглянув сквозь слюду оконицы, – видно глух их Груа?ла как тетерев – что не тех он забрал в Тёмный Дом, кого нынче бы стоило.
– Так и будем писать? – усмехнулась девчушка, крутя пальцами прядь павших ей на лицо завитков.
– Нет конечно… Пиши как вчера – что все скригги великих домов будут созваны в Вингу, дабы им сообща решить многое летом. Что Совет всех семейств соберётся спустя три седмины, и их дом средь древнейших и первых по че?сти был призвал владетельным ёрлом дейвонов, дабы про?чить совместную волю и мудро решить все вопросы меж орнами Утир и Скъервир.
Жало острой гусиной ости? заскрипело по коже, оставляя собой завитки тонких рун по убеленной глади богатого чистого свитка, когда Гудрун умело писала слова скригги дома владетелей, раз за разом искусно макая его оконечник в чернила.
– Ты ещё не велел мне писать и последний твой свиток, почтенный… – дочь конюшего вновь оторвала глаза от послания, посмотрев на умолкшего скриггу.
– И какой же? – тот пытливо и пристально глянул на девушку.
– Для Дейнова дома.
– Наблюдательна ты, моя милая. Даже Ульф всё на память не счёл, когда письма готовил.
Клонсэ смолк на мгновение, глядя на Гудрун.
– Да – и им будет свиток сейчас… Дай докончить лишь этот. Пиши.
Сигвар хрустнул затёкшею шеей, усевшись удобней на стуле с резною высокою спинкой, и рука скриги сжала кость посоха, водя его жалом по глади цветных половиц.
– Пусть сюда всем семейством он явится – стоит глянуть на дочерь его и племянниц. Ибо дел у нас с ним теперь много – и ратных, и прочих – в чём он явно желает взять верх.
– А за что был он прозван так – Твёрдым Коленом? – спросила вдруг Гудрун, подняв взгляд на их скриггу и отвёв от готового свитка перо с набрякавшей на ости чернильною каплей.
– Расскажу тебе позже, моя дорогая. Пиши. Жду я Ройга в Хатхалле – занять место брата в Совете.
Когда свиток послания был завершён, и мельчайший калёный песок впитал лишнюю жидкость чернил с листа тонкой телячьей убеленной кожи, пальцы девушки ловко свернули ту в трубку. На стык скрутки густевшими каплями стёк разогретый напёрсток зелёного воска, и рука юной Гудрун поставила поданный скриггою оттиск печати семейства владетелей.
Пчёлка рвала траву под копытами, набивая живот свежим мятликом с клевером. Кобыла была хоть не лучшей породы из северных дальних уделов, но ход могла выдержать точно не хуже других скакунов – хоть порой насмехались над нею иные из свердсманов, видя мохнатую шкуру его скакуницы и ноги пониже иных жеребцов. Впрочем, Бундин на всякие шутки не отзывался – а может быть просто умел сделать вид, что плевать ему с кручи на всё это – как велось уж с рождения сына двоих неизвестных отцов. Кобылица хорошая, жаль расставаться – но раз уж покрыли её по весне, скоро надо избавиться, дать ей уход и хорошее стойло с кормёжкой, а себе взять другого коня. Пусть жеребится в покое, не в поле в пути. Жаль – привык он к Литбё как к товарищу… как к последнему знаку из дома, где жил сам когда-то и рос. Но вся жизнь такова, что нельзя без потерь – нельзя брать не отдав – так сказал как-то дядя…
Бундин задумался, лёжа на тёплой земле луговины у самой излучины речища Бы?стрицы. Мысли, что исподволь резали душу от самых Помежий с той встречи со зрящей, опять возвратились в мгновения отдыха точно незримые жала иголок, впиваясь под сердце. Быть может имей он надёжного друга, доверься ему, попроси дать совет или выслушать – было бы меньше сомнений и мер, что пытался возвесить и выбрать Ничейный – как быть. Но с рождения так повелось, что единственный сын Иннигейрд был один – ведь порою так легче.
– Гицур – чего там из дома слыхать? – он негромко окликнул товарища, кто спал подле, улёгшись башкой на седло, пока скакуны отдыхали, скубая траву.
– Да я чего знаю… Последним видал Бъярни Тощего из Ви?лльтурсто?ры, – пробубнил тот сквозь дрёму, зевая.
– И чего за известия? Что у нас в Волчьей Чаще творится?
– Будто они там в их Диком Раздоле до нас каждый день выбираются…
– Что про Гильду есть? Хоть возвратилась?
– А пёс… а-а-а… её знает, – Гицур зевнул, потянувшись, – вроде как нет, так и шляется где-то при воинстве Бычьей Башки.
– А про Грени Сырого? – осторожно спросил он – как будто боясь, что товарищ в вопросе уже угадает ту тайну, что в потоке разлива весной уплыла с телом родича к западу в ночь.
– Из ваших который, из Къеттиров?
– Он.
– Не слыхал. Где он сам – хоть у ветра пытай. Во что знаю – та дочь кузнеца Снорры Левого замуж к зиме собирается – Эдна которая. Обскакал тебя вашего мельника сын! – он шутливо ударил Ничейного в бок кулаком, хохотнув, – будет её теперь драть вместо круп на муку своим жёрновом ночью, раз уж ты прозевал эту девку, дурила!
– Я же ей клятв не давал – и она мне… – Бундин махнул безразлично рукой, хоть на сердце вдруг стало ещё холоднее и горче. Не давал – дал их Хугилю верно служить и сражаться.
Он привстал, оперевшись рукой о седло отдыхающей пасшейся Пчёлки, и взглянул на течение Быстрицы. В памяти всплыли вдруг шёпотом уст умирающей зрящей слова её… Трижды Предатель.
Он давно всё пытался решить. С того самого мига, как пальцы её начертали багровым на дереве старых ворот его рок, предрекая стать тенью Ульфстюра, прокля?того всеми – и что в Ормхал лежит его путь, в темноту. Порывался вернуться домой, позабыв про зароки и жажду воительной славы, что гнела его сердце той тихою завистью к свердсманам разных домов. Разве хуже он прочих, что станет сидеть у печи, когда все их семейства и родичи дяди из Къеттиров дружно взялись за мечи в этот час? «Даже может получше иных» – так сказал как-то Мейнар в тот их разговор. И он сам это знает. Даже Брейги Три Жала – и тот постепенно умолк, не стремясь больше вылезть с ним в сшибку, не раз получив и упав как изрубленный, всё пытаясь сразить его палкой в кругу – даже будучи там не один. Так чего же сидеть ему дома подобно калеке иль бабе, зачем?
День назад у ворот тверди Дейна на Круче Бундин встретил в толпе сына Бурого, Айнира. Жаль, не вышло у них и обмолвиться словом на сей раз – лишь кратко кивнуть головами друг другу в приветствие. У него бы он точно по-братски спросил там совета, поделился бы теми сомненьями, что как гвоздь в подошве? рвали сердце – как быть? А быть может и стоило – встать там в воротах, Литбё навязать и остаться а хоть и до вечера, наплевав на приказ Брейги ехать с десятком товарищей к западу, закупить скакунов и овса в здешних селищах. А быть может и вовсе остаться бы с ним, пойти по?д руку Айнира прямо в Железную Стену… Но клятву он дал уже Хугилю.
«…и предашь и опять, преломи?шь все присяги… лишь всё хуже и хуже, кровавей… страшней» – снова всплыли слова её в памяти божьим пророчеством.
Если некуда вовсе бежать, если тем лишь приблизит своё он проклятие, уже дважды предав, изменив слову клятвы – так пусть вьётся как сплетено… может так лучше. Может будучи подле Копыта среди северян он сумеет избегнуть того, сдержав данную Хугилю осенью клятву?
– Пора, – окликая товарищей Бундин поднялся с травы, подозвал к себе Пчёлку и быстро её оседлал. Товарищи скоро уселись верхом на своих скакунов, и загон их помчался к востоку обратно до Кручи, где у Хугиля было какое-то дело с призвавшей его аж с Помежий роднёй. Комки грязи взвили?сь из примятой железом десятков подков луговины, когда токот копыт зазвучал над простором.
Но в ушах парня едким смешком из уст зрящей стоял её хриплый, уже затихающий голос, звучавший как будто из темени Ормхал:
«И беги, не беги – суждено тебе трижды предать, платя кровью. Видно рок твой таков… так судьба твоя сплетена свыше. А быть может ты сам… за всё будешь в ответе»
«За что это мне?» – снова спросил он себя.
«Но иной раз таков сам их рок… что порою предательство будет единственно верным… судьбой…» – донеслось ему тихим и грозным ответом из памяти, – «Может… нужно так…»
Долог был путь до родного порога…
Почти две седмины он занял у Майри, и нелёгок был даже мужам – не то уж, что женским плечам. Первые шесть дней она проплутала по чащам лесов и болотам вдоль самых восточных отрогов Каменных Ворот, с трудом находя путь по дикому бездорожью через замшелые буреломы и глухие урочища. Ночами во мраке там рыскали то ли свирепые звери, то ли призрачные тени самих одедраугров, своим рыком и воем во тьме холодя её сердце. Но ни бродячие стаи волков, ни медведи, ни горные львы отчего-то не тронули стремившуюся в родные края на закат усталую и оголодавших без окончившихся припасов с овсом всадницу с рыжей кобылой. И всю следующую седмину их путь лежал к югу в направлении к Винге, где недалеко иуже было то место, куда сходились пути всех людей орна Дейна – их древняя родовая укрепь на Круче Закатного Ветра.
Восьмину за восьминой Майри оставляла позадилежавшие на её пути всё более часто лежавшие тут гейрды и селища, правя усталую и давно не видевшую овса Тиннэ к родному порогу. Пыльные вытоптанные дороги и лесные тропы, русла пересекаемых вброд рек и ручьёв, сумеречные чащи и светлые боры с перелесками, возделанные поля и луга – всё это как вихрь проносилось перед её глазами, в которых высохли слёзы первого дня обретённой свободы и уже светилась радость от возвращения домой.
И когда на тринадцатый день странствия она увидела над небокраем приметную издали вершину лесистой горы Вестрэвейнтрифъя?ллерн, у подножия которой уже много веков стояла укрепь их орна, Майри расплакалась навзрыд, глядя на снова узретые родные края. Совсем рядом был дом её предков, где жила ближайшая родня по отцу – брат, дядя Доннар, и сам скригга Эрха – глава Дейнблодбереар, старейший в их орне. Тут же некогда появилась на свет и она, перед тем как Конут Стерке перевёз жену с едва рождённым ребёнком в Глухое селище ещё дальше на север, спасаясь от неправого гнева их мстительного владетеля Къёхвара.
Подгоняя Тиннэ ударами ног по её отощавшим бокам, Майри пустила кобылу рысью по узкой тропе, нырнув в поросший рябинами и орешником глубокий распадок. Когда рыжая вынесла всадницу на другой бок ложбины, до горы оставалось уже немного.
Сосновый лес закончился, распахнув перед взорами Майри с её жеребицей широкий зелёный луг-пастбище, тянувшийся вдаль и переходящий в возделанные поля, которые окружали со многих сторон твердь на Круче, окружённую тёмными пятнами древних дубрав. Раскачивавший медностволые сосны песчаной гряды и росшие по солнечным гривам заросли ольхи с березняком ветер запел над свободным простором. Издали почуяв человеческое жильё Тиннэ застригла ушами и радостно заржала.
– Спокойно, моя хорошая! Мы дома… – Майри потрепала усталую кобылицу за холку, правя её в сторону видневшейся вдалеке проезжей дороги, что вела прямиком к тверди предков. Едва животное перескочило канаву и приземлилось копытами на накатанный колёсами перекатов большак, как тут же оно дважды ускорило бег, задрав хвост и оглашая простор громким ржанием.
На всём скаку Майри приблизилась к первому ряду укреплённых внизу толстой каменной юбкой стен укрепи, где через опущенный над сухим рвом мост сквозь широко растворённые главные ворота в этот миг проезжал тянимый волами высокий воз с сеном. Гикнув, она подстегнула Тиннэ поводьями и как вихрь ворвалась во внешний двор тверди, пронесясь точно молния в узком проёме вдоль воза так быстро, что шедшие пешими возницы дружно шарахнулись в стороны от испуга, а проспавший её появление немолодой уже стражник подскочил на ноги, хватаясь за прислонённую к стене пику.
– Эй, стой! – заорал он ей в спину, размахивая оружием и дёргая за верёвку тревожного била, – клянусь Всеотцом – железа отведаешь в спину, сношай тебя волки! Люди, к воротам!
Вид появившегося тут незнакомого всадника в запыленных дорожных одеждах переполошил всех, кто был в тот час во внешнем дворе стерквегга. Заслышав бренчание била и зычные крики стражника из окон построек выглядывали встревоженные, не узнававшие её земляки и родные. По сходам со стен уже мчалась копейная стража.
Майри резко остановила Огненную у конюшни и торопливо соскочила с седла наземь, скинув на плечи прикрывавший лицо наголовник.
– А ну стой, волчий ум… – подскочивший к ней с пикой наперевес стражник в лёгкой чешуйнице замер на месте от удивления, поперхнувшись на полуслове – пусть и не сразу, но узнав её, выросшую и повзрослевшую за прошедшие годы.
– Тиу?рра? – робко произнёс он, опуская вскинутую для удара пику жалом к земле, – ты?
– Я! Я дома, Бер! – она бросилась ему на шею и крепко стиснула стражника в объятиях.
– Айнир рассказал нам, что ты два года назад поехала с его людьми на восток вдогонку за воинством Уннира – и сгинула там в бою с рыжими…
У стражника навернулись на глаза слёзы. Он – и сам родом из младшей ветви Дейнова рода, всю жизнь служивший Доннару Бурому – хорошо знал с самого детства единственную дочь его упокойного брата, и был несказанно обрадован, вновь увидав её спустя столько лет здесь в родных стенах – живой и невредимой.
– Да – два года была я в неволе, прежде чем смогла вырваться прочь. Снова дома, хвала Всеотцу! – заплакавшая от радости Майри не могла насмотреться на родные ей стены, крутясь на месте словно волчок и жадным взором ощупывая твердыню своих предков.
– Скажи, Бер – а как давно появлялись тут дяди? Или хотя бы кто иной из старших из родичей? Здесь же наш скригга, так?
Стражник отчего-то потупил взор, не проронив ей ни слова в ответ.
– Бер, отчего ты молчишь? – Майри резко обтухла, ощущая тревогу.
– Они все тут, тиу?рра – и твой дядя Доннар, и Айнир, и все ближние из нашего орна, кто только смог в этот ратный час сюда выбраться.
– Даже Копыто приехал от самых Помежий… – поддакнул один из подростков, что бдили охрану по стенам за стражу.
– Верно. Все тут… И сам скригга уже как два года находится в укрепи, и с тех пор Кручу не покидает. Он стал очень плох – особенно нынче, когда мы потерпели столько поражений за зиму, – Бер опёрся на пику, почесав подошвою обувки колено, – Доннар делает всё возможное, чтобы спасти его – нопохоже, что час нашего Эрхи уже истекает…
