– Говори тише, если не хочешь, чтобы кто-то кроме меня видел тебя в трусах и этих бабкиных тряпках, – кивнул он на мой бюстгальтер. – Это, во-первых. Во-вторых, я давно вырос из детских приколов. Ну, и напоследок, информация для раздумий: подумай, какое к тебе повышенное внимание благодаря Колесникову. Как думаешь, сколько его поклонниц хотят в этом бассейне утопить не только твои вещи?
Я притихла, не зная, что ответить. Пристыженно опустила взгляд, продолжая всё сильнее зажимать в руках металлический шест.
Я подумала о чем угодно, но только не о том, что к этому хоть как-то может быть причастен Колесников.
– Запасные вещи с собой есть? – спросил Одинцов, так и не дождавшись от меня ответа. В его голосе я слышала лишь раздражение и усталость.
– Нет. Это всё, что было.
– Ясно, – вздохнул мужчина, явно утопленный моей тупостью. – Собирай остатки вещей и приходи в мужскую раздевалку.
– Зачем?
– У тебя есть выбор? – отрезал он хладнокровно.
– Нет, – буркнула я, едва сдерживая новый приступ истерики.
Одинцов ушёл, а я спешно выловила оставшиеся вещи из бассейна. Выжала, что смогла, и, прижав комок мокрых вещей к груди, пошла прямиком в мужскую раздевалку. Взглядом нашла препода, который в это время застегивал рубашку.
– Ботинки тоже плавали? – кивнул он на обувь, которую я держала за шнурки в руке.
– Да, – кивнула я, не рискуя более смотреть в его глаза.
Одинцов отошёл к шкафчику, вынул из него спортивную сумку и, подойдя ближе, поставил её передо мной на скамейку.
– Здесь мои вещи для спортзала. Кроссовки тоже есть.
– Я не возьму, – бросила я резко и, стиснув челюсти, уставилась в сторону.
– У тебя появился выбор, пока ты рыбачила свои вещи из бассейна? Или понравилась прогулка в трусах?
– Нет, – ответила я на оба вопроса.
– Тогда вот вещи и вот ключи от моей квартиры. Я живу неподалеку. Из универа уйдешь сейчас и через задний двор, пока никого нет, – мужчина положил связку ключей поверх спортивной сумки. – Телефон тоже утопили?
– Нет. Он был со мной. В косметичке.
– Тогда диктуй номер, отправлю адрес. Одевайся пока, – кивнул он на сумку. – Мокрые тряпки сложи в такой же мокрый рюкзак. Постираешь их у меня и высушишь.
Я диктовала свой номер телефона и параллельно одевалась в вещи, которые были мне большими. Но из-за того, что они были спортивными, сильно в глаза это бросаться не должно.
– Держи пальто, – Одинцов протянул мне своё черное пальто.
– А вы как потом домой пойдёте? Холодно же, – я была так шокирована, что заглянула в его голубые глаза. – Оставьте пальто себе. Я в вашей толстовке не замерзну.
– Надевай, сказал, – бросил он, строго хмуря брови. – Кроссовки не жмут? – зыркнул он на мои ноги, где я зашнуровала его огромного сорок пятого размера кроссовки.
Будет большой удачей, если я в них не убьюсь где-нибудь на улице.
– Как раз, – бросила я и услышала со стороны препода нечто, похожее на короткий смешок. Показалось, наверное.
– Тогда в темпе, и до моей квартиры.
На голову мне в ту же секунду оказалась надета шапка. Не моя.
– Это обязательно? – поинтересовалась я, сдвигая шапку повыше с глаз, чтобы препод оставался в поле видимости.
– У тебя волосы мокрые, Мельникова. Простынешь, – он задумчиво смотрел на меня сверху вниз, стоя настолько близко, что улавливала запах его геля для душа и мокрых волос. – Ну?
– Что? – растерялась я.
– Долго глаза будешь мне мозолить? Вали. Суши вещи и жди моего возвращения.
– Хорошо, – кивнула я и, прихватив мокрые вещи и ключи от квартиры, поспешила исчезнуть из мужской раздевалки.
Глава 11
Должно быть, в вещах Одинцова я выглядела как беспризорник с большой дороги. Того и гляди, брошусь к машинам и начну мыть окна за деньги или что-нибудь съестное.
Приходилось идти с низко опущенной головой и не смотреть по сторонам, опасаясь, что меня могут увидеть одногруппники или кто-нибудь из знакомых родителей.
Одинцов не обманул – он, и правда, живёт недалеко от универа. Я прошла всего пару улиц по прямой и оказалась у нужного дома, номер которого мне пришёл по смс.
Зашла в подъезд и поднялась на седьмой этаж на лифте. К счастью, одна.
Не знаю, зачем, но на всякий случай позвонила в звонок. Я не знаю, есть ли у Одинцова семья, жена или дети, поэтому будет нелишним перестраховаться прежде чем открывать дверь данным мне ключом. Не хотелось бы ставить препода в неловкое положение, учитывая, что сегодня он мне помог. Сделал он это, конечно, в своей циничной манере, но вряд ли нашёлся бы ещё один человек, который согласился бы сделать для меня хоть что-то.
На звонок никто не ответил. Испытывая неловкость, словно за мной кто-то наблюдал, я открыла дверь большим ключом и вошла в квартиру, объятую лучами рассвета.
Я ожидала с порога увидеть холодную атмосферу, напоминающую морг или заброшку, но попала в достаточно уютную квартиру. Светлые обои в прихожей, милые полочки со статуэтками пухлых ангелочков и кошечек, низкий стеллаж для обуви и встроенный шкаф для курток.
Аккуратно поставив мокрый рюкзак с вещами у ног, я вышла из кроссовок. Я бы сказала, что я их сняла, но они были мне настолько велики, что я из них действительно просто вышла. Ступив на серый коврик у двери, я перемялась с ноги на ногу и сняла пальто. В приоткрытой дверце шкафа увидела пустующую вешалку и оставила на ней пальто. Кроссовки поставила на полку в самом низу стеллажа.
Подтянув на талии спортивные штаны, чтобы не потерять их, я, прихватив рюкзак, пошла на поиски ванной комнаты.
Чистая ухоженная квартира. Ни комнат для пыток, ни крови и кишок по стенам. Будто здесь живёт очень милая и хозяйственная женщина, а не циничный препод с манией величия.
Ванная комната в серо-белый тонах. Декоративные цветки в горшках на полочках, аккуратно сложенные полотенца, нигде нет ни единого намёка на пыль… Либо он по гороскопу педантичная до мозга костей дева, либо в какой-то из комнат или шкафов в его квартире прячется женщина.
Я загрузила вещи в стирку, чтобы отстирать их от хлорки и других возможных загрязнений. Неизвестно кто и что делал с моими вещами, прежде чем швырнуть их в бассейн.
Для того, чтобы просушить ботинки, мне пришлось зайти в комнату Одинцова и по его рекомендации в самом нижнем ящике прикроватной тумбочки найти электрическую сушилку для обуви.
Его комната была чиста и даже немного аскетична. Постель заправлена, на рабочем столе порядок. Огромный компьютерный монитор чист и даже кактус рядом с ним выглядит опрятно. Точно дева по гороскопу.
Светлые серые обои без рисунка, черный шкаф, белое покрывало на постели. Единственные имеющиеся здесь яркие краски – это фотографии в рамочках на одной из стен. Хотела бы и я, чтобы и в моей комнате были фотографии семьи в рамочках, но родители соглашаются фотографироваться только в пьяном угаре. Поэтому у меня нет ни одной фоторамки со счастливой семьей. Только Катина фотография в чехле для телефона. Когда она была еще совсем маленькой.
На фоторамках на стене можно было отследить, как рос Одинцов. Из светловолосого мальчишки с яркими голубыми глазами он превратился в хмурого мужчину. Его волосы стали темно-русыми, а яркий теплый взгляд с годами превратился в леденящий. Да и улыбка с годами становилась всё более блёклой. Разве что во взрослом возрасте он позволил себе по-настоящему тепло улыбнуться только на одной фотографии – на ней он обнимал за плечи миниатюрную хрупкую женщину, так похожую на него. У неё тоже были выразительные голубые глаза, русые волосы и тёплая улыбка.
Его мама – первое, что подумала я, видя их внешнее сходство.
Наверное, это она наполняет квартиру достаточно хладнокровного сына всякими безделушками в виде цветов и статуэточек пухлых ангелочков.
Хорошо, что она есть в жизни Одинцова. Возможно, без неё его квартира действительно напоминала бы морг.
Улыбнувшись своим выводам, я опустила взгляд и тут же вздрогнула. Улыбку исчезла с лица, а я шокировано прижала ладонь к раскрытому рту.
На комоде в черной рамочке стояла фотография этой же женщины, но с черной лентой на углу.
– Господи, – выдохнула я тихо и, попятившись из комнаты, неосознанно произнесла, глядя на женщину на фото. – Простите.
На кухне, поставив свои ботинки на сушку, я села на стул и откинулась на спинку, ожидая, когда закончится стирка, которая автоматически зарядилась аж на два часа. Два часа ожидания в незнакомой квартире и ещё неизвестно сколько ждать, когда эти вещи высохнут.
В светлой и просторной кухне становилось жарко. Рассветное солнце через толщу пластикового окна, словно через лупу, било лучами прямо в меня. Немного подумав, я сняла толстовку и осталась лишь в серых спортивных штанах и черной мужской футболке, которая болталась на мне, как на вешалке.
Повесив толстовку на спинку соседнего стула, я составила на него босые ступни.
В кухне пахло кофе. Голодный желудок, который за завтраком не смог принять в себя пищу из-за нежелания пересекаться с родителями и скорее попасть в душ в универе, издал протяжный голодный стон.
Телефон, лежащий на обеденном столе, издал короткую вибрацию. Пришло новое смс-сообщение от незнакомого номера, которому я ещё не успела дать имя:
«Поешь что-нибудь. Кухня в твоём полном распоряжении.»
Я вновь посмотрела на то, что, оказывается, было в моём «полном распоряжении».
Помытая чашка стояла перевернутой на сушилке, там же была тарелка, небольшая сковорода, вилка и чайная ложка.
И, если я нарушу здесь порядок хоть чего-то, то, наверняка, мне не понравятся последствия. Едва ли хоть кто-то в своём уме станет тревожить мир, по миллиметру выстроенный педантом. Вот и я не стану. Да и лезть в чужой холодильник… Не в моём духе. К тому же, не есть днями мне не привыкать. А здесь всего-то нужно потерпеть пару-тройку часов.
За всё время, что стиральная машинка стирала, а сушильная сушила, я посещала только кухню и ванную комнату. Больше никуда не заглядывала и не совала нос не в своё дело. Мне разрешили только постирать и высушить вещи.
Когда весь цикл стирки и сушки был завершен, я вынула свои вещи и тут же чуть не уронила их на пол, услышав звонок в дверь.
Я перестала дышать, но сердце начало барабанить в груди, как бешенное.
Немигающим взглядом я смотрела в коридор, надеясь, что непрошенный гость уйдёт сразу, как поймёт, что после первого звонка в дверь ему никто не откроет. Но звонок повторился, а за ним раздался и знакомый голос.
– Мельникова, мои ключи у тебя.
– Блин… – я с облегчением выдохнула я опустила руки со своими вещами. Быстрым шагом вышла из ванной и промчалась по прихожей, чтобы открыть Одинцову дверь.
– На сколько баллов по десятибалльной шкале обделалась? – спросил он, войдя в квартиру.
Откуда он знает?!
– Одиннадцать, – ответила я, стараясь казаться такой же холодной, как он.
– Значит, я вовремя, – хмыкнул Одинцов и поставил передо мной два пакета с продуктами. – Ничего не ела.
Прозвучало действительно не как вопрос, а уверенное утверждение.
– Я не голодная.
– Ты когда врёшь, начинаешь жевать губы, Мельникова, – бросил мне Одинцов. Поставил туфли на стеллаж рядом с кроссовками и выпрямился, посмотрев на меня с высоты своего роста. – И, судя по тому, что губы у тебя регулярно пожеваны и обветрены, врёшь ты постоянно и даже в мелочах.
– Я не вру, – буркнула я и в этот момент сама себя поймала на том, что была готова зажевать нижнюю губу.
Тут же с опаской вскинула взгляд на препода, который лишь тихо хмыкнул, поняв, что я хотела только что сделать.
Наклонившись, он взял пакеты с продуктами и обошёл меня по дуге.
– Готовить-то умеешь? – задал он свой вопрос уже из кухни.
– Нет, – крикнула я в ответ и от души пожевала верхнюю и нижнюю губу, пока он не видит.
Обнимая свои теплые будто чуть влажные вещи, подошла к кухне и остановилась на пороге, молча наблюдая за тем, как Одинцов разбирал пакеты, раскладывая продукты по полкам холодильника и шкафчиков.
– Опять наврала, – произнес он, мельком глянув на меня.
– С чего вы взяли? – я гордо вскинула подбородок.
– Губы в слюнях, Мельникова, – вздохнул он, а я машинально отерла губы тыльной стороной ладони. – Оставь вещи на сушилке. Она в моей комнате за шкафом. И приходи на кухню, обед будешь готовить. Я не добрая фея, так что тебе придётся отработать то, что сегодня я тебя выручил.
Глава 12
Как же неловко и неприятно.
Неловко что-либо делать на чужой кухне и, в принципе, в чужой квартире. И крайне неприятно в это время ощущать на себе пристальный взгляд преподавателя.
В какой-то момент в голове промелькнула мысль, что он специально заманивает таких доверчивых студенток-дурочек, как я, в свою квартиру и затем заставляет спать с ним за зачёт или экзамен.
– Я тебя не трону, – произнес вдруг Одинцов, словно мог прочитать мои мысли.
– В смысле? – я посмотрела в сторону кухонного окна, где, подпирая задницей подоконник, стоял мужчина и наблюдал за мной всё время, что я готовила для него обед.
– Ты о чем-то подумала, нож сильнее сжала, – кивнул он на руку, в которой я держала нож. – Боишься, что я заманил тебя в свою квартиру, чтобы трахнуть?
– Необязательно, – я нарочито равнодушно повела плечами, но сама нисколько не расслабилась. – Может, хотите заставить меня смахнуть пыль с тех пухлых ангелочков на полках. Ну, или просто заманили сюда ради расчленёнки. В любом случае, подозрения о том, что вы могли специально скинуть мои вещи в бассейн, с вас не сняты.
– Ангелочки мамины, и их лучше не трогать. Даже из чувства благодарности или страха. А насчёт расчленёнки… – оборвавшись на полуслове, Одинцов плавно оттолкнулся от подоконника и, подойдя ко мне, встал за спиной в такой опасной близости, что я не смогла сделать ни вдох, ни выдох. Так и застыла, глядя прямо перед собой в белую стену в желтый мелкий цветочек, пока не почувствовала, как мужчина обхватил мою руку с ножом. Остриём он ткнул в кусок курицы на разделочной доске. Над ухом раздался его голос, опущенный до леденящего душу шёпота. – Я предпочитаю куски мяса побольше. Не превращай его в фарш.
