Свет фар разрезал тьму. Дождь, смахиваемый дворниками вновь и вновь, с той же силой заливал лобовое стекло.
Я сидела на заднем сидении, обняв плюшевого кита, и почти дремала. Отец молча вёл автомобиль по трассе на Кураёси. Из Канто это был путь не близкий, наверное, поэтому отец ехал с такой большой скоростью. Он не объяснял причину спешки, только попросил вести себя хорошо и пообещал дополнительный шарик мятного мороженого с шоколадным сиропом по окончанию поездки.
Отец выбрал Японию, потому что Орден не имел здесь такого влияния, как в Европе, демоны были редкостью, а технический прогресс часто переплетался с вымершими деревнями, позволяя жить одновременно с комфортом и долгое время не попадаться никому на глаза.
Он покинул Орден, стремясь защитить меня от судьбы стать такой же убийцей, как и он. Охотники если и появлялись на пороге нашего с ним дома, то только для консультаций в сложных ситуациях или в бессмысленных попытках образумить моего папу. С незапамятных времён мы были этакой собственностью Ордена из-за наших способностей. Орудием, которое давало надежду для выживания человечества, и мы же были главными целями Геенны.
Мимо то и дело проносились выхваченные светом из темноты дорожные знаки, ограждения, деревья, кусты и кустарники. Очень редко проезжали машины, и те – все фуры. Видно, по ночам ездят одни дальнобойщики.
– Нозоми, – отец, не оборачиваясь, поправил одеяло, в которое я была завёрнута, – не холодно?
– Нет, – я зевнула и уткнулась носом в игрушку.
Машина подпрыгнула на кочке, из-за чего на мгновение ушла влево, однако отец быстро её выровнял.
– Если что-то беспокоит, сразу говори, – коротко посмотрел он на меня.
Красные глаза. Отец совершенно точно сильно нервничает, хотя, кроме них, ничего этого не выдаёт.
Неожиданно под колеса метнулось что-то чёрное. Удар был такой силы, что автомобиль закрутило на мокрой дороге, а лобовое стекло вмиг покрылось трещинами.
Отец несколько секунд смотрел в пустоту, явно не понимая, что произошло и как на это стоит реагировать. Потом опомнился и резко обернулся. Кит выпал из моих рук, но ремень безопасности не дал мне улететь вслед за игрушкой. Отец дотронулся до меня, спросив, всё ли со мной в порядке. Его голос дрожал. Со лба стекала струйка крови – порезало осколком стекла, или он рассёк лицо, ударившись об руль.
– Что это было? – Распахнув глаза, я в ужасе таращилась на лобовое стекло. Дождевая вода вперемешку с чем-то густым и тёмным заполнила разломы.
Паутина чёрной жижи.
– Какое-то животное. Я не успел разглядеть.
– Оно… умерло?
– Не знаю.
Отец отстегнул ремень и открыл дверь. Шум дождя усилился. Капли яростно барабанили по металлу и асфальту.
Справа и слева был лишь сумеречный лес. Ветер то и дело шелестел листьями, и эти звуки напоминали чей-то недобрый шёпот, как в мрачных сказках, где злые феи убеждают детей уйти за ними в глубины чащи, чтобы никогда не вернуться домой.
Отец вышел и, пошатываясь, пошёл к чему-то, лежащему позади машины.
– Пап? – я опустила стекло и выглянула.
– Не выходи! – крикнул отец из-за плеча и склонился над нечто. – Чёрт…
Молния разрезала небо и осветила собой дорогу. На отца в упор смотрел кроваво-красными глазами лев. Два огромных складчатых крыла распахнулись за его спиной. Животное зарычало и медленно встало.
Глаза в темноте светились, как два уголька. Оно открыло пасть и выплюнуло порцию слюны, которая тут же загорелась на мокром асфальте.
Отец сорвал с шеи амулет, который всегда носил, и, пятясь, начал нараспев читать какой-то текст на латыни.
– Папа? Что это такое?! – Я всё же вышла из машины, но, завидев чудовище, от страха уже не могла сдвинуться с места.
Тварь оскалилась и приготовилась к прыжку.
– Нозоми!
Отец оказался на мгновение быстрее и успел прикрыть меня от удара лапы, сунув мне в руки амулет. В тот же миг когти вспороли ему живот. Лев схватил моего папу за горло и с невероятной лёгкостью перекинул через машину. Треск костей, звук разрываемой плоти.
Тварь не пыталась его сожрать. Она его уничтожала…
* * *
– Да. Я могу воскресить его, если ты хочешь, – Велиал терпеливо наблюдал за моей реакцией: я сидела, схватившись за голову, борясь с тошнотой и новым приступом ужаса. Чувства обострились настолько, что теперь казалось, что я снова оказалась на той проклятой дороге. – Ты и он снова будете вместе. Разве это не твоё истинное желание?
– Нельзя воскресить мёртвых. – В тенях поломанных лавок мне мерещилось растерзанное тело отца.
– Я уже сказал, мне это под силу.
– И зачем вам такой опасный противник в живых?
Мой отец не будет таким беспомощным, как я.
– Скажем, так уж получилось, что у тебя есть кое-что нужное мне. Я не люблю разбрасываться ресурсами. Поэтому за чудо, такое сложное и в обычной ситуации правда нереальное, тебе придётся дать мне кое-что взамен.
– Душу, – прошептала я, понимая, к чему он клонит.
Король снисходительно кивнул:
– Именно. Люди всё равно не умеют пользоваться энергией, заключённой в ней, так что формально ты ничего не теряешь от этой сделки.
Меня захлестнули воспоминания, и перед глазами поплыло. Отец может вернуться! Единственный, кто может противостоять Геенне едва ли не на равных. Он вернётся и отомстит своему убийце, той твари, чем бы она ни была.
– О, вижу, тебе моё предложение пришлось по вкусу. Аж глазки покраснели.
Я спохватилась и попыталась вернуть себе свой человеческий цвет глаз. Нечего ему знать, что я с трудом могу это контролировать. Тем не менее, неожиданно для себя поняла, что сейчас для Велиала я более интересна как носитель души, которую можно поглотить, нежели объект мщения роду Казадор. Живой мне не выбраться в любом случае, а так… Станиславский, кем бы он ни был, библиотекарем или одним из этих чудовищ, подарил мне возможность не умереть бессмысленно, за что я ему была в некоторой степени благодарна.
– Какие условия? – выпалила я.
– По правилам, так как люди слабее, условия ставишь ты, я же имею полное право торговаться, – король почесал затылок, словно играл деревенского простака. – Предлагаю поступить следующим образом, чтобы ускорить весь процесс: ты отдаёшь мне свою душу, а я воскрешаю твоего отца.
– Я согласна, только… Ай! – стоило мне сказать это, как Велиал схватил мою ладонь и ногтем, словно бритвой, порезал палец, нанеся такую же рану себе, и соединил наши руки, соприкасаясь каплями крови. Ладони окутало тёмное, едва заметное облачко, которое растворилось через мгновение.
– Контракт заключён. Я, Велиал, падший серафим, исполню твоё желание: воскрешу отца в обмен на твою бессмертную душу! – Король просиял, словно только что выиграл джек-пот в несколько миллионов долларов.
Я растерянно разглядывала пальцы. На месте пореза красовалось крошечное чёрное пятно в виде узкой полоски тумана, похожей на кольцо, которое с трудом удавалось рассмотреть в темноте. Но, видимо, из-за демонической примеси в моей крови эта метка выглядела не просто едва заметной грязной кляксой: неосознанно ощущалось, что это – нечто связанное с их, демоническим, миром.
– Отлично, управились так быстро. Мы с тобой большие молодцы, Казадор, – Велиал потёр руки. – Но, если честно, после вынужденной отлучки из миров я очень голоден, и я хочу сейчас перекусить, а то дела совсем не ладятся.
Говоря это, он проворно повалил меня спиной на алтарь, но на этот раз куда аккуратнее, даже, можно сказать, с нежностью, но не как если бы я была его возлюбленной, каких описывают в романах про невест демонов. Это была нежность, с какой обычно изголодавшиеся смотрят на лакомый кусок стейка на тарелке.
– Что вы делаете?! – мои глаза в ужасе распахнулись, потому что до меня запоздало начало доходить, что происходит: до последнего где-то в глубине я надеялась, что переживу эту ночь, каждый раз задвигая мысль о смерти чуть дальше, а теперь она буквально сжимала мою руку и смотрела на меня сверху вниз.
– Помогаю тебе выполнить твою часть сделки, потому что ты зажата, словно у нас с тобой тут намечается секс, а не поглощение души, – пожал плечами король, как будто с таким он сталкивался регулярно. – Перестань уже трястись. Тебе несказанно повезло: я не потащил тебя за собой в глубины Ада, чтобы терзать тело и душу. Если неудобно, примостись уж как-нибудь. – Он продолжал висеть надо мной, расслабленно улыбаясь. – Вот, уже неплохо ладим.
Я замерла. Страх всё ещё сковывал меня, и сердце колотилось как сумасшедшее, словно вот-вот выпрыгнет из груди.
– Ты прямо смесь перепуганного кролика и прародительницы вашего чудного рода.
– Вы её знали? – Как ни странно, его поведение начало меня успокаивать, и я постепенно впадала в дремоту, растворяясь в жаре его тела. Наверно, это какая-то демоническая магия. Что-то вроде притупления бдительности у жертвы, этакий медленно действующий яд.
– Встречались когда-то давно. Тогда Набериус и познакомился с ней: мы попали в переделку и замёрзли. Элиза предложила укрыться у её родственников. Я бы, наверно, мог назвать её доброй. Набериус принял истинный облик, чтобы отпугнуть её, но она не испугалась и сказала, что все равны перед Богом. Видимо, его это тронуло, кто ж такое в здравом уме скажет падшему. В конце концов, он постоянно сбегал к ней сюда. Я не понимаю, как можно любить смертных, даже… добрых. Вы же немощны, хрупки и никчёмны. В каком месте мы равны? – Велиал на мгновение задумался, словно случайно погрузился в воспоминания о тех моментах жизни. – Отлично, ты наконец-то успокоилась.
Я молча покачала головой и утёрла остатки слёз рукой.
– Ты прав, хватит мне уже позориться. Перед отцом будет стыдно, что я так спасовала перед тобой.
– Если бы не спасовала, я бы очень расстроился и принял за личное оскорбление, – Король расплылся в улыбке, но было бы сложно назвать её злой. Похоже, что моё поведение его правда забавляло, хотя это больше походило на потеху ребенка над попытками мухи с оборванными крылышками спастись. – Ладно, предлагаю не затягивать. И не волнуйся, я буду предельно деликатен.
Он нежно дотронулся до лица ладонью, но я всё равно вздрогнула. Сейчас я умру… Вот-вот закончится моя жизнь. Что будет дальше? Моё тело будет шататься по миру как зомби, а я? Та, что сейчас чувствует всё это и мыслит, что будет со мной? Каково это – съесть «душу»?
– Ну-ну… – Велиал наклонился к моему лицу так, что наши лбы соприкоснулись. – Не надо опять плакать. Я же говорю, проще относись. Я только заберу у тебя то, что тебе не нужно, в обмен на твоё желание. Всё равно вы ими пользоваться не умеете. У меня от душ, которые вот так вот вытянуты из комка нервов, несварение.
Я закрыла глаза и протяжно выдохнула, показывая, что уже готова ко всему.
– Сладких снов, – и он поцеловал меня в губы. От неожиданности я вцепилась ему в руку и попыталась отстраниться, но не смогла. Поцелуй был каким-то странным: с одной стороны, несмотря на всё происходящее сейчас, он мне почти понравился, как бы безумно это ни звучало, а с другой…
Велиал запустил руку мне в волосы и прижался к губам ещё сильнее. Горячий. И вдруг меня накрыло ощущение холода, могильного холода. В глазах потемнело. Я резко погрузилась во тьму, словно кто-то дёрнул в моём сознании рубильник, выключая все чувства, хотя показалось, что даже это «выключение» прошло не мгновенно: оно затухало, пусть и быстро, но я совершенно точно поняла, когда моё сердце остановилось.
* * *
Мобильник настойчиво сигнализировал где-то в районе письменного стола. Судя по звуку, сработало напоминание. Чертыхнувшись, я вслепую потянула к нему руку, но на полу не нащупала, да и на деле он оказался куда дальше, чтобы из этого отчаянного желания вернуть тишину вышло что-то толковое. После пятого повтора задорной и оттого раздражающей мелодии пришлось сделать над собой усилие, и я буквально на четвереньках, добравшись в другой конец комнаты, обнаружила его в обрывках того, что ещё вчера было моим сарафаном. Не особо вчитываясь в запись, которая отображалась на экране, я смахнула уведомление и растянулась на прохладном полу.
Никак не получалось вспомнить, как после вечеринки я оказалась в своей комнате. Устало потёрла глаза и уставилась в потолок. Голова раскалывалась, и в груди поселилось некоторое недомогание, словно за твердью рёбер не хватало пары органов. Стоило мысленно прощупать тело на какие-то ненормальные ощущения, будь то ушибы или что-то в таком духе, как чувство пустоты обратилось пугающим вакуумом, который, как черная дыра, был готов поглотить всё вокруг, и только лишь моё тело спасает мир от этой участи. На всякий случай я осторожно ощупала грудную клетку, но ничего странного не обнаружила: вроде бы всё, что там должно быть, на месте, ничего не сломано.
Чего не скажешь о моей одежде: судя по её виду, судьба уронила меня в придорожные лужи как минимум пару раз и успела протащить по всем пыльным углам школы. Как я ни пыталась, память оставалась глуха, и припомнить, был ли на празднике алкоголь, никак не получалось. Нужно было срочно разобраться в том, что вчера произошло. Маргарет будет не в восторге от того, что я умудрилась каким-то непостижимым способом довести себя до такого состояния, и не дай бог кто-то решит, что выложить видео с моим участием в школьный чат будет просто отличной идеей. Клятвенно заявляю, что если вчера по какой-то причине я первый раз в жизни попробовала алкоголь, то впредь клянусь себе его больше не употреблять. Ни капли. Никогда.
Тело отзывалось муторной слабостью на любую попытку принять хотя бы подобие вертикального положения. Голову и грудь словно сдавили невидимые тиски, и стало тяжело дышать, как только я прислонилась спиной к спинке кресла. Я застонала, и меня повело в сторону, но получилось не упасть. Теперь перед глазами прыгали цветные пятна. Если это от алкоголя, то он был совершенно дрянным. Как меня вообще угораздило так влипнуть? Не помню, чтобы у кого-то из моих знакомых бывало такое после гулянок…
Оставалось только радоваться тому, что каникулы ещё не закончились: не представляю, как бы у меня получилось добраться до своей парты и отсидеть там все положенные по расписанию уроки, а может, даже дополнительные занятия.
С трудом я всё же поднялась на ноги и силком заставила своё многострадальное тело добраться до ванной. В зеркале, стоило мне наконец сфокусировать взгляд и внимание на отражении, вид оказался ещё хуже, чем я думала: непонятные синяки и, ко всему прочему, неожиданно разбитая губа, словно я умудрилась с кем-то подраться. Надо срочно придумать объяснение для всех, кто спросит, что случилось. Хотя бы до момента, пока правда не всплывет сама собой. К счастью, всё, кроме лица, можно спрятать под одеждой, наверное, можно отвечать, что я поскользнулась на мокром полу. Это если меня найдут раньше тренировки, а если нет, то пусть это будет спортивной травмой.
Такая легенда меня вполне устраивала, поэтому, когда с осмотром и чисткой зубов было покончено, я просто включила воду и прямо в нижнем белье залезла под горячий душ, сев на дно и откинувшись спиной на холодный кафель. Думать о чём-то было тяжело, поэтому я бросила попытки, всеми оставшимися силами пытаясь обрести внутреннее равновесие.
Я понимала, что рано или поздно мне придётся покинуть это относительно спокойное и уютное убежище, и не потому, что Анна, конечно же, придёт узнать, как у меня дела, а хотя бы чтобы поискать у Маргарет какие-нибудь лекарства или просто банку пикулей, чтобы прийти в чувство. Момент настал достаточно скоро: Анна появилась на пороге ванной, уставившись на меня с таким видом, словно я не под потоком воды сидела, а разделывала чей-то труп, чтобы спрятать следы преступления.
– Ты чего? – спросила она, видимо, не зная, как реагировать на это зрелище.
– Что? – мой голос прозвучал неожиданно сипло.
Анна осторожно подошла ближе и присела на корточки, опасаясь то ли намокнуть, то ли прикоснуться ко мне. Из-за головной боли до меня не сразу дошло, что мой видок вполне располагает к подобной реакции.
– Что с тобой случилось? – Анна наконец оправилась от первого шока и указала пальцем на один из синяков, а потом на разбитую губу. – Ты что, подралась с кем-то? Это Рой, да?
– Нет вроде. Они только выглядят стрёмно, на самом деле не болят.
И это было правдой: даже когда на ссадину попала вода, я ничего не почувствовала, как будто её уже обработали обезболивающим. Или же голова болела настолько сильно, что я просто не чувствовала ничего иного: все ощущения тела сократились до пульсирующей головной боли и пустоты в груди.
– Ну, то есть… Ан, у меня такое чувство, что я вчера где-то успела хлебнуть чего-то не того… – пробормотала я, потому что сестра была единственной, кому можно было доверить подобную проблему, не боясь, что её раздуют до невероятных размеров с последующим публичным разбирательством и порицанием виноватых, как это любят делать старшие. – И, вероятно, я где-то потом навернулась. Но я ничего не помню.
– Дыхни, – просит сестра, но почти сразу мотает головой. – Если ты и пила, то совсем немного. Нозоми, а… ты… Кто с тобой был? Если это парень, вы не… – Анна закусила губу и многозначительно промолчала.
Мысль о том, что меня могли накачать алкоголем или чем-то ещё и изнасиловать, даже не приходила мне в голову. Я прислушалась к себе. Не знаю, что я должна была там «услышать», но изнасилование, думаю, ощущается как-то не так.
– Я ничего не помню, но там… ничего не болит, – честно сказала я, пожимая плечами. – Наверно, недосып наложился на бутылку пива или что-то такое, и вышло то, что вышло. Ну, если ты не кричишь с порога, вероятно, ничего такого ужасного в чатах ещё не появилось.
У Анны были ключи от моей комнаты. По-хорошему, правильно сказать, что это наша комната, но Ан отказывалась жить в общежитии по ряду личных причин, предпочитая каждое утро приезжать на машине из родительского дома с тех самых пор, как сдала на права. Те редкие случаи, когда ей приходилось оставаться в школе на ночь, она проводила у Маргарет, которая и вовсе частенько забывала, что такое сон, засиживаясь в кабинете до самого утра. Видимо, боясь заразиться от мамы и Станиславского трудоголизмом, Ан сделала всё, чтобы при первой же возможности сбегать подальше: сдала свою кровать коменданту, посетовав, что та якобы невыносимо скрипучая, а за новой не пришла. В итоге всё как-то забылось, и теперь я живу одна.
– Если появится, я этого ублюдка сначала придушу голыми руками, а потом засужу, – пообещала сестра, протягивая мне руку и помогая подняться. – Посмотрю видео с камер, всё равно этим сегодня будем заниматься с полицией.
Под ложечкой у меня как-то нехорошо засосало:
– Полицией?
– Да я ж чего пришла: вчера какие-то уроды разнесли всё внутри церкви, прикинь, – возмутилась сестра и, пока я обтиралась полотенцем, сунула мне под нос телефон с видео, снятым, по всей видимости, охранником. – Я бы подумала, что это твоих рук дело, учитывая твой видок и… всё остальное, но одна ты явно на такое не способна, тут совершенно точно поработала целая банда, потому что даже одному взрослому мужику было бы сложно. Ты точно ничего не помнишь?
– Мне очень льстит твоя мысль о том, что я могу быть церковным вандалом. Правда, – едко отозвалась я, собирая мокрые волосы в хвост и скрепляя их крабиком.
– Вот и я о том же, – Анна вернулась со мной в комнату и уселась на кровать, стараясь не пялиться на валяющийся на полу сарафан. – Но, может, это как-то связано? Может, тебя напоили те же утырки, что потом устроили дебош? В школе сейчас не так много людей, мне кажется, это пришлые. Раз так, то возможности для исков у нас просто волшебные. В том числе и для охранной организации.
– Не пытайся обогатиться на моём фантомном пьяном сексе с таинственным незнакомцем. – Я достала из шкафа толстовку и спешно натянула её, скрывая синяки от посторонних глаз. – Вдруг он чертовски хорош собой, и ты лишишь меня единственного шанса на счастье?
– Я сомневаюсь, что Станиславский на такое способен, – расхохоталась сестрица. – Хотя это достаточно распространённый штамп, когда тихоня оказывается настоящим зверем в постели. Мне определённо нравится.
– Исключительно в твоих фантазиях, – огрызнулась я и показала ей язык.
Анна обречённо вздохнула и откинулась на подушки:
– Ну вот, уже помечтать нельзя. Кто ж виноват, что мне больше никто на ум, кроме нашего библиотекаря, не приходит? Ты только с ним и общаешься.
– Ан, мы друзья, – напомнила я на всякий случай, чтобы сестра слишком не расходилась, присаживаясь рядом. – Ты, конечно, можешь фантазировать о чем захочешь, у нас нет статьи за мыслепреступление, но, пожалуйста, воздержись от написания фанфиков!
– Тебе пару лет осталось тут учиться, потом уже можно будет. Знаешь, штамп «учитель и ученица» тоже ничего так…
– Ан!
– Ладно, – смиренно согласилась сестра. – Окей, давай я пока что буду считать, что это дело рук Роя. Из всех, кого я знаю, только у него так скачет отношение к тебе. Вполне в его духе залиться пивом, а потом идти что-то громить. Просто эти два события настолько необычные, что мне кажется, что замешены в них одни и те же люди.
