Мне было страшно, я не понимал, что происходит со мной, но ещё сильнее был страх, что я на самом деле сошёл с ума. Что на меня сейчас наденут смирительную рубашку и отправят в палату к настоящим психам. Молчать из страха получить наказание – это вполне привычное действие для любого ребёнка. Поэтому я молчал. Я старался вообще ничего не говорить, ни на кого не смотреть и ничего не делать.
Я думал.
Следующий посыл, дошедший до меня, был «УХОДИ». Повторюсь ещё раз; это не был «голос», не была речь; это было осознание того, что мне хотят донести.
«УХОДИ»
Сказал маме, что просто убегу, если меня не отпустят, и она забрала меня под расписку и клятвенные обещания немедленно, чуть ли не прямо из больницы ехать в больницу по месту жительства. Сыграла роль «магия» второго по значению города в стране, названия знаменитых клиник. Ну а может и привычная в медицинских кругах «спихотерапия», когда медики предпочитают избавиться от пациента с неясными перспективами, нежели разбираться с ним. Тем более, что лавры спасителей, всё равно в данном случае, местным эскулапам, не достались бы. Поэтому они не сильно и противились, не забыв, впрочем, взять все соответствующие подписи и расписки с моей матери.
Вначале мама и впрямь засобиралась домой в Ленинград, но я упросил её остаться ещё на пару дней, в надежде, что ситуация как-то прояснится. Мелькнула было мысль, рассказать всё маме; всё-таки взрослая, да и мама же не сдаст меня в «жёлтый дом». Но реакция пришла немедленно – «МОЛЧИ!»
Во сне контакт был лучше.
С идеей перемещений во времени я был к тому времени знаком. И как заядлый книгочей прочитал и «Янки при дворе короля Артура» М.Твена, и «Машину времени» Г.Уэлса, и "Часы веков" Виталия Губарева и ещё ряд других. Поэтому принять эту концепцию я смог. Не мог лишь принять идею «петли времени» по отношению к себе. Но мне пришлось.
После того, как я в третий раз проснулся от света фонарика в глаза.
Глава 4
Мне пришлось научиться жить с этим. Я разработал целый алгоритм действий по «пробуждению», позволяющий мне как можно быстрее вернуться домой и заниматься тем, чем хотел.
Я пытался понять природу произошедшего, осознал нехватку знаний, начал изучать всё, что относилось к этому вопросу, но мало что смог понять, даже своим «подстёгнутым» мозгом. Хотя идея-то была не нова.
Для начала придётся вспомнить, что означают слова «квантовый» и «волновой». «Квант» – это минимальная неделимая порция чего-либо. Например, квант света – это фотон, квант электрического поля – это электрон. И у этого кванта есть множество удивительных и малопонятных нам свойств. В зависимости от условий он может быть как частицей, так и волной – это называется «корпускулярно-волновым дуализмом». Электрон может находиться в нескольких местах и состояниях одновременно – такое его свойство называется «суперпозицией». И это совершенно официальный научный термин.
Ещё раз: в нескольких местах одновременно.
Но современное представление об электроне довольно сильно изменилось;
Электрон в современном понимании – это не «теннисный мячик», каким его обычно изображают на схемах атома (модель Резерфорда), а энергия в форме волны электрического поля.
Знаменитый умозрительный опыт, известный, как «Кот Шредингера» в своё поставил под сомнение один из фундаментальных принципов квантовой механики – принцип суперпозиции. И тогда другой учёный, американский физик Хью Эверетт, предложил в 1957 году своё объяснение, названное «многомировой теорией», суть которой в том, что суперпозиция атома не исчезает при измерении, а продолжает существовать в параллельных мирах.
Много позже, в 1998 году Максом Тегмарком была выдвинута теория «квантового бессмертия», идея которой состоит в том, что каждый раз, когда человек находится в ситуации, при которой он может умереть, он, на самом деле, не умирает, а просто его мир расщепляется на два; в одном он погибает, а в другом возникает его новая «версия». Т. е., если человек или любое другое разумное существо умирает в одном мире, то непременно продолжает жить в другом.
Другими словами: Вселенная всё время расщепляется на множества, потому что у любых событий имеется множество вариаций. Смерть физического тела – это всего лишь переход из одной формы существования сознания в другую. Сознание живет вечно, это энергия, она не может умереть, она может лишь трансформироваться. Вот поэтому эффект «петли времени» правильнее называть «спиралью времени», потому что каждый раз эта петля в критический момент не замыкается в кольцо, а начинает новый цикл в параллельном мире.
Мне иногда думалось, что я попросту умер ещё тогда, на поле, при контакте с проводом и молнией. Но некие разумные сущности, имеющие энергетическую или волновую форму существования, которых я воспринимал, как «шаровую молнию» или «клубок огня», каким-то образом подтолкнули меня в альтернативный цикл, где я всегда буду выживать, при этом сохранив мне память и как побочный эффект – «разогнав» мой мозг. Но перспектива проживать один и тот же месяц, даже сохраняя память и полученные навыки, радовала меня мало. И, каюсь, в какие-то моменты меня даже посещала мысль решить этот вопрос радикально – умерев.
Однако, «волновики» (я придумал им такое название) прислали мне чёткий сигнал, содержащий два посыла: «НЕЛЬЗЯ» и «НАВСЕГДА». Сопроводив его «для убедительности» эмоцией бесконечного ужаса и смертной тоски. Так что с идей этой я расстался сразу. А вот другие две «мысли», пришедшее от них, понравились мне гораздо больше. И они заключалось в понятиях «ЖДИ» и «УЧИСЬ».
И я начал учиться.
Глава 5
Получив бонусом «модифицированный мозг», я смог как бы «удлинить» свой временной отрезок до очередного цикла, т. к. читал теперь очень быстро, понимал прочитанное легко, запоминал прочитанное или увиденное сразу и навсегда. Научившись с помощью «волновиков» воздействовать на собственный мозг, резко сократил потребность во сне (а ведь обычно человек целую треть своей и без того невеликой жизни тратит именно на сон). Кроме того, они научили меня тому, что можно было бы назвать медитацией или трансом, если бы не одно отличие; я не сидел «очистив разум от мыслей», как это принято в «классической» медитации, а напротив – усиленно «работал мозгом».
Это сложно описать словами.
Как известно, у человека 5 чувств: зрение, слух, вкус, обоняние и осязание. Но, например, как объяснить глухому, что означает «прислушаться»? Или слепому «всмотреться»?
Выход на «волновое воздействие» – это вот примерно тоже самое, в случае попытки объяснить, что же это я там напрягал, и как же это я там «работал мозгом». Начав эти упражнения я получил посыл одобрения и тренировался усиленно каждый день. Постепенно я научился улавливать «волны» разума других людей и даже воздействовать на них некоторым образом. Правда, для этого мне был необходим телесный контакт, да и ни о каком «гипнозе» речи не шло. Я не мог приказать людям сделать что-то. Просто я мог воздействовать – стимулировать или тормозить – волны мозга, отвечающие за те или иные эмоции: страх, радость, тревога, спокойствие и т. п. Ну или на органы чувств. Например, уменьшить боль, или напротив – усилить её.
Никакой мистики в этом не было. Как известно, весь наш организм, ну и мозг в том числе – это, по сути, комплекс полупроницаемых мембран, через которые активным или пассивным образом проходят ионы, т. е. заряженные частицы. А что такое движение заряженных частиц? Это электрический ток; сиречь волны энергии.
Называется это «биотоки», которые в медицине давно и успешно регистрируются даже на бумаге, в виде всем хорошо известных электрокардиограммы, электроэнцефалограммы, электромиограммы и пр. Да, ЭКГ – это всего лишь регистрация электрического тока, проходящего через сердце. Тока, который вырабатывает сам организм самостоятельно, непрерывно на протяжении всей жизни человека. Ну а где волны – там появляется возможность их идентификации и воздействия на них.
Да, это не «лучи лазера» из глаз, как у Супермена!
После многих лет таких упражнений я наконец смог выйти и на более высокий уровень волнового контакта. Вначале, для более тесного общения, если его можно так назвать, со своими «кураторами», которых я называл «волновики» и они, похоже, не обижались. Я выяснил, что мои «учителя» – это и в самом деле те самые «молнии», которых я видел тогда на поле, и спасать одного из которых, так неосмотрительно бросился. Позже, я начал ощущать и волновую структуру пространства вообще. Смог ощутить точку «перехода» на очередной цикл моей «хроноспирали», и даже понять, как её можно разорвать, но…
Но это было, как «выпить море» для Ксанфа; т. е. никак.
Не может человек поднять танк, даже если он натренирует мышцы и сможет поднимать вместо 50 кг, как обычный человек, 450 кг, как рекордсмен мира. От отчаянья меня удержала уже выработавшаяся дисциплина чувств, и очередной посыл от «кураторов»: «ПОМОЩЬ», «УЧИСЬ»
И я учился.
Но учился я не только этому. Моя «мирская», видимая всем жизнь, тоже текла. Как я уже писал, полученные знания и навыки после очередного цикла оставались со мной, а вот изменения тела на физическом уровне – мышечная сила, мышечная память – «обнулялись». Поэтому тренировать тело для меня не имело никакого смысла.
А зачем я его начал тренировать?
Как и любой подросток моего возраста (а напомню, что физически мне постоянно было 12 лет), я несколько раз попадал в конфликтные ситуации, в которых успешно и обидно получал по лицу от сверстников или чуть более старших ребят. Такой расклад меня никак не устраивал, и я даже попытался записаться в какие-то боевые спортивные секции, типа бокса или борьбы. Но большого смысла мне это не дало; через месяц все наработанные движения (та самая «мышечная память») исчезали, равно как и силы из мышц. Единственное, что я мог вынести из таких занятий – это абстрактное знание техники. Т. е. чисто теоретически я знал, как надо бить или проводить тот или иной приём (ну словно посмотрел и выучил картинку), но правильно ударить или применить прием на практике, не мог. Не хватало именно что наработки навыка. Поэтому я эти занятия через какое-то время забросил тоже, в силу их очевидной для меня бесполезности.
Но тут помощь, как ни странно, пришла от моих «потусторонних» учителей. Наблюдая за моими тщетными попытками обрести хоть какую-то силу, они научили меня способу быстрого перемещения.
Вы видели, как Супермен летит рядом с ракетой или самолётом? А теперь представьте себе, что произойдёт с человеком или хотя бы с его одеждой, если он высунет голову из самолёта на скорости порядка 1000 км/час. Законы физики никто не отменял; такому умнику встречный поток воздуха сорвёт всю одежду, оторвёт его «умную» голову и вывернет все суставы. Чтобы перемещаться также быстро, как упомянутый «Супермен», «Ртуть», «Шазам», «Флэш» или «Peter Maximoff», надо иметь тела, способные выдерживать такую скорость; кости, крепче титана, мягкие ткани, крепче кевлара, мышцы, как у «Халка» и т. д. Да и надо что-то с силой инерции делать; ведь она разорвёт все внутренние органы, а глаза так выскочат наружу практически сразу. Физика, что поделать.
Так вот, «волновики» научили меня, как можно перемещаться очень быстро без такой модификации тела. Сами они, имея волновую структуру, могли перемещаться с огромной скоростью, но это и понятно, а вот как это было сделать мне?
За счёт использования «волновых» умений», на тренировке которых они непрерывно настаивали. В результате этих многолетних (!) – и не думайте, что это было так просто, легко и быстро – тренировок, я смог обеспечивать волновое же воздействие на собственное тело. Максимальным достижением которых стала способность на микродолю секунды вводить своё тело в волновое состояние. Этого было отчаянно недостаточно, чтобы покинуть хроноспираль, но хватало, чтобы переместиться на какое-то расстояние практически мгновенно. Правда, очень недалеко.
На сантиметры.
Но если проделать так несколько раз подряд, то внешне это будет выглядеть, как просто очень быстрое перемещение обычного тела. Однако, тут опять – таки, играл роль ресурс организма. А он у меня был очень невелик. Так что всё, что я мог изобразить – это несколько неуловимых глазу движений или просто очень быстрое перемещение на пару метров. И не по воздуху, как в дурном комиксе, а по твёрдой поверхности.
Помним: физика!
Таким образом, силу я заменил на быстроту. Ею же компенсировал и отсутствие боевых навыков. В общем, за себя постоять в бытовой драке я теперь вполне мог, а вот «спасать человечество» или планету – нет.
Впрочем, я и не собирался.
Глава 6
Кто-то из Великих сказал: «Жизнь – это не те дни, что прожиты, а те, что запомнились». (Кажется, это был Леонардо да Винчи, чьи многочисленные достижения в самых разных областях, наводят, между прочим, на кое-какие мысли).
Какова же была моя жизнь и во что она превратилась?
Мои возможности, как 12-летнего ребёнка, были весьма ограничены в обычной жизни. Правда, от школы мне удалось «откосить», симулируя болезнь. Но мой бодрый пересказ учебника наизусть, примирил родителей с этой идей – домашнего обучения с последующей сдачей экзаменов, и отвлёк от идеи вновь направить меня в больницу.
Моё время проходило в тренировках с «волновиками», чтении доступной литературы (а с этим в то время было не просто), занятий в «музыкалке». Их я, как ни странно, не забросил. А ещё я начал учить английский язык. Просто для того, чтобы чем-то забить голову. И ещё потому, что это было то немногое, что я мог накапливать и не терять при очередном «переходе».
Со временем (и я даже не мог сказать, каким), когда я по обычным меркам возможно жил уже не первую жизнь, дни стали сливаться для меня в какой-то один непрерывный день. В моей жизни просто не происходило ничего нового. Почему в детстве дни такие длинные, так насыщены всевозможными событиями? Да потому, что каждый день несёт новизну. Даже если дети просто взрослеют, то их восприятие мира меняется, а значит мир открывается им с какой-то новой стороны. И чем больше этой новизны в жизни – тем и дни «длиннее» и сама жизнь тоже. К старости же одинаковые дни сливаются в один и исчезают из памяти. Я называю это «эффект тетриса».
Проведите мысленный эксперимент; вспомните какое-нибудь своё путешествие, бывшее несколько лет назад. Вы без особого труда вспомните, что происходило тогда почти по дням. А теперь попробуйте вспомнить, что вы делали в эти же дни всего год назад, когда вы жили обычной жизнью.
Если первые годы (годы!) разнообразие в моей жизни ещё какое-то было за счёт новых умений, попыток освоить что-то новое (тот же спорт), то позже всё это стало также одинаковым.
Я начал стареть, так и не побыв взрослым.
Но однажды всё изменилось.
У меня была обычная, ставшая уже рутинной, тренировка «волновых» способностей, как я вдруг ощутил непривычное возмущение в этой среде. Сложно описать; это как предчувствие грозы, шторма. Или вот как некоторые звери чувствуют приближение землетрясения, извержения вулкана. Ну или когда видишь каменное лицо матери, вернувшейся с родительского собрания в школе. Ещё ничего не сказано, ещё отцовский ремень не покинул папиных брюк, а на душе уже становится тревожно.
Так же было и на этот раз.
Мои «учителя» ощутимо притихли сами, а я напротив – потянулся изо всех своих невеликих сил по волновой структуре. Не передать эмоций, что я ощутил; наверное, это как нырнуть в цунами. Ну и с соответствующими последствиями.
Вообще-то, ни в тот момент, ни позже, внешне ничего не изменилось. Я продолжал вяло плыть по течению моей то ли взрослой, то ли детской жизни, бездумно ожидая начало нового цикла спирали. Я точно, до секунды знал этот момент. Я мог находиться в это время где угодно, но почему-то предпочитал быть дома. Как правило, я был в своей комнате и просто смотрел в окно. Я знал, всё, что сейчас должно произойти; хлопнет входная дверь, мамин голос произнесёт: «Кирилл, помоги мне – возьми сумки». После чего радио скажет: «Московское время 18 часов одна минута» и затем луч фонарика ударит мне в глаза.
Сегодня же мне, отчего-то, захотелось встретить маму. Я несколько раз пытался успеть донести мамины сумки до кухни, но никогда не успевал. Однако, сегодня я снова ждал маму у дверей.
– О, здравствуй сынок! – немного удивлённо сказала мама, входя в квартиру,
– Помоги мне – возьми сумки.
Я быстро чмокнул её в щёку, подхватил сумки, и, скрывая вдруг навернувшиеся слёзы, повернулся к кухне.
«Московское время 18 часов одна минута», – сказало радио. И немного пошуршав эфиром, добавило: «Начинаем выпуск последних известий»
Глава 7
Как описать то, что я почувствовал тогда?
Несмотря на свою феноменальную, в общем-то, память я плохо запомнил тот момент, когда осознал, что «петли» больше нет. Какие-то обрывки; звон падающих сумок, вот я крепко обнимаю маму и шепчу ей «здравствуй, мама» и плачу, не стесняясь. Мамин удивлённый взгляд и её тёплые руки у меня на голове.
А дальше…
Дальше я ощутил себя, словно рыба на берегу. Или как маленький зверёныш, который впервые покинул, ставшее ему тесным родное логово. Безопасное, изученное до последнего миллиметра, но и надоевшее уже до смерти. Во мне боролись два чувства: стремление жить скорее, получить всё то, чего был лишён, а с другой стороны, страх, опасение, настороженность.
Я вообще не очень представлял себе, как жить дальше. Много лет мечтая об этом, представляя это, теперь я стоял на пороге настоящего взросления и не решался сделать шаг. Ведь, несмотря на весь свой многолетний опыт, на прожитые годы, я, по сути, оставался всё тем же подростком; опыта именно взрослой жизни у меня не было никакого. Был лишь подростковый, растянутый на долгие годы. И ещё тело подростка, со всеми его гормонами и «переходным возрастом».
А что же в «активе»?
В «активе» – объём знаний, небывалый для подростка, и некоторые специфические умения, так сказать, исключительно для внутреннего пользования. Эдакий недоделанный «супергерой» с ущербными «суперсилами», да в придачу такой же недоделанный «попаданец», который на самом деле никуда не попал, а все мои знания – это были знания лишь своего времени и мира.
Я не чувствовал себя своим ни среди сверстников, ни среди взрослых. Для ребёнка у меня был слишком длинный жизненный путь, слишком большие знания, слишком другие интересы и ценности. Мне попросту было не о чем с ними говорить. А взрослые, во-первых, не воспринимали меня иначе, как ребёнка, а во-вторых, я сам опасался их. Опасался, что они раскроют мою тайну. Что меня вновь выдернут из обычной нормальной жизни, а я этого не хотел.
Мне нужен был своего рода якорь, точка опоры в этой новой, второй жизни.
Но для начала мне нужна была социализация, ведь я отвык иметь дело со сверстниками, да и людьми вообще, всё более будучи погружённый в себя самого. Поэтому, несмотря на то, что школьная программа была мною усвоена давным-давно и вообще не интересна, я принял решение вновь пойти в школу, о чём и сообщил родителям, которые были несколько удивлены такой переменчивостью, но и обрадованы столь явным свидетельством моего «выздоровления». Надо понимать, что это для меня прошли годы, а для моих родителей прошёл всего один месяц с тех пор, как мы вернулись после летнего отдыха.
В школе я вновь сидел за одной партой с флегматичной Светкой, которая не лезла ко мне с разговорами, и меня это полностью устраивало. Главной моей идеей теперь стало не выдать себя, а значит прежде всего не привлекать к себе много внимания.
Вначале мои оценки резко скакнули вверх, что для прежнего меня, учившегося с тройки на четвёрку, было несколько непривычно. Но важнее, что это было непривычно для учителей. Ведомый своей паранойей, я тут же прикрутил «фонтан знаний», легко соскользнув из небольшой «элиты» отличников, в более комфортный уровень «хорошистов», где мог легко спрятаться и затеряться. Но психику изменить оказалось не так легко, как демонстрируемый уровень знаний. Боясь как-то выдать себя, я стал избегать компаний сверстников (да и скучно мне было с ними), и стал считаться в их среде «странным». Всё легко объяснялось полученным ударом тока, но общаться и тем более дружить со мной желающих становилось всё меньше, пока таковых не осталось вовсе.
Неожиданно я увлёкся фотографией. Это, с одной стороны, отлично соответствовало моему характеру одиночки, а с другой избавляло от ненужных других предложений и объясняло некоторые особенности моего поведения. «Поиск натуры» или «задание в фотокружке» – отличная отмазка, для чего я куда-то уехал один. А я уезжал, потому, что несмотря на то, что мои, уже можно сказать, друзья-«волновики» куда-то запропали, но занятий своих по контакту с волновой стороной мира я не бросал.
Мой, работающий «на все сто» мозг, между тем неожиданно начал выдавать мне приятные бонусы, в виде творческих способностей. Вдруг оказалось, что я могу сочинить простенькую мелодию, и при желании даже написать к ней слова.
Были успехи и на поприще фотодела.
Однажды мой отец рекомендовал меня своим знакомым, когда нанятый ими фотограф для съёмки юбилейной встречи внезапно заболел, а быстро найти другого они не смогли. Помимо некоторой суммы денег, это принесло мне своего рода рекламу по «сарафанному радио», и с тех пор меня, хоть и с сомнением, но стали периодически приглашать на съёмки.
Одну мою песню, которую я спел, будучи с мамой в очередном турпоходе, у меня даже купил какой-то патлатый парень «для своей команды», как он выразился. Заплатить он был согласен лишь при условии, что автором песни будет теперь считаться он, а не я. Мне это было безразлично; поэтому я легко расстался с «авторским правом» в обмен на некоторое количество купюр.
Также, ко мне, с просьбой научить игре на гитаре, напросился в ученики мой сосед. Я хотел было отказаться, но он предложил платить за уроки, и я согласился. Так меня появились собственные деньги, пусть и небольшие.
Попытку же старшеклассников «поговорить по-взрослому» я сразу пресёк самым жёстким образом, впервые воспользовавшись своим умением в конфликте. И от меня отстали.
Школа, в которой я учился, была «восьмилетка», и те, кто хотел окончить 10 классов должны были перейти в другую – «десятилетнюю» школу. Как правило, желающие учиться дальше переводились в соседние школы объединившись; так было и проще добираться, и входить в новый коллектив легче уже привычной компанией. Но я решил поступить иначе, и перейти в дальнюю школу, чтобы там не было никого из моей прежней. И где бы никто меня не знал. Чтобы никто не мог сравнить меня прежнего и настоящего. У меня всё ещё сохранялась иллюзия возможности прожить обычную жизнь обычного подростка.
Глава 8
Родители к моей идее со сменой школы отнеслись с сомнением, но в общем, не возражали, привыкнув к тому, что я уже довольно самостоятельный и знаю, что делаю.
Завершив успешно экзамены за 8 класс, я забрал документы из своей, теперь уже бывшей школы, и в один из последних июньских дней, понёс их в другую. Подальше от прежней. Родители были на работе, поэтому формальностями своего перевода я занимался самостоятельно.
