Длинные сильные пальцы этой руки, унизанные массивными перстнями, свидетельствовавшими о богатстве их владельца, с царственной небрежностью держали нечто знакомое и страшное. Я попыталась присмотреться, и отражение будто приблизилось ко мне, подчинившись моей воле. Но лучше бы оно проявило неповиновение! А так через мгновение я разглядела, что предмет, так привлекавший моё внимание, – не что иное, как пенсне.
Оно качалось, повиснув на длинной цепи, каждое звено которой представляло собой мастерски изготовленный череп, а сквозь багряно-фиолетово-чёрные витражи его стёкол почти не проникал свет. Такие же я видела на переносицах некромантов, прогуливавшихся по Парижу. В это мгновение обладатель пенсне встал с кресла, полоснув перед собой росчерком нестерпимо ярких лучей, струящихся из его глаз. У меня даже промелькнула мысль, что он может испепелить меня на месте, если увидит, но тут сверху, полностью закрыв зеркало, упала тяжёлая, плотная и ужасно пыльная бархатная портьера, с которой, зацепившись когтями, свисал серый кот, вдобавок, державший в зубах две рыбины.
– Базиль! – радостно воскликнул Карломан, а я поддержала его громким восторженным чиханием, потому что пыль стояла столбом.
– Вми-му-миу-м-мяф-фильно! – проворчал кот, не открывая рта, а потом с досады выплюнул рыбу и заорал на весь дом: – То есть, я хочу сказать, возмутительно! Вы – как дети малые! На несколько минут оставить нельзя!
Он прыгнул на пол, принимая человеческий облик, и добавил уже более спокойно:
– Ну ладно, мадемуазель у нас не в курсе, для неё дров наломать – пара пустяков, лесорубом можно наниматься, чтобы талант не пропадал, но ты-то, ты, Карломан, чудо бесконное! Да если бы не я, ты уже был бы давно на цепи у некроманта!
– Я не знал, что это зеркало можно использовать для некросвязи, – смущённо пробормотал Принц Без Коня, – и потом меня будто околдовал кто-то.
– А что это за некромант? – спросила я, подумав о том, что глаза у того индивида с пенсне почему-то светились прямо как у меня, словно фары. – И как действует некросвязь?
Вон какие здесь гаджеты! Стоило разок на зеркало подышать, и уже, как говорится: «Дуб-дуб! Я – берёза! Как слышите? Приём».
– Ну, я его не видел, – сказал Базиль. – Надеюсь, и он нас тоже. И пора нам уже. Ленорман ждать не будет.
Он поднял двух рыбёшек, которых, наверное, поймал в Сене, облизнувшись, положил их в небольшой кувшинчик с плотно притёртой пробкой, а кувшинчик – в карман, и мы отправились на улицу де Турнон, не забыв упрятать мою прежнюю одежду в рюкзак, который Карломан с удовольствием носил, набросив лямку на левое плечо. На этот раз всё обошлось без происшествий, и мы спокойно прибыли в салон Марии Ленорман, Он располагался под конспиративной вывеской «Книготорговля».
Внутри было довольно многолюдно, а если сказать точнее, то многоскелетно, многооборотно и многопризрачно – видимо, гадания и после смерти не утрачивали своей значимости. Вся компания негромко переговаривалась, обсуждая разные сплетни. Базиль занял место у окна, чтобы наблюдать за теми, кто шёл по улице, на случай появления какой-нибудь опасности типа бирчих, некромантов или ещё чего-нибудь эдакого, а Карломан не отходил от меня, как личный телохранитель.
Я с интересом разглядывала книги разных эпох, выставленные на стеллажах, когда высокий одноглазый лакей,чинно проходя мимо меня, тихо произнёс:
– Мадемуазель Ленорман ждёт вас! Пожалуйте в залу! Силь ву пле!
Он указал на приоткрытую дверь. В образовавшийся зазор ничего толком не было видно. Я вздохнула и решительно отправилась навстречу судьбе, а последовавших за мной Базиля и Карломана остановил высокий лакей, сурово сказав:
– Предсказательница предпочитает беседовать один на один! Извольте подождать, господа, или мне придётся выставить за дверь всех троих, включая вашу даму!
Эти слова остались у меня за спиной, потому что я уже достигла заветных дверей, словно лёгкое лазоревое облачко, гонимое ветром перемен.
– Здрасте! – смело выпалила я с порога, стараясь показать, что видела все гадания в гробу и в белых тапочках, а потом, опомнившись, добавила, на всякий случай сделав книксен: – Ну, то есть бонжур там и всё такое!
Комната, в которую я вошла, была небольшой, но очень уютной. Стеллажи с редкими книгами, разнокалиберными шкатулочками и вазами, в которых уже, наверное, несколько веков скучали замершие сухоцветы, наводили на мысль о круговороте времён, центром которого была эта обитель пророчеств и тайн, не изменившаяся даже после перехода её хозяйки в потусторонний мир. Окна были закрыты плотными шторами, поэтому вокруг царил приятный полумрак. Пахло духами и ароматическими свечами, горевшими на столе, но самой Ленорман нигде не было видно, только колода её знаменитых карт отбрасывала загадочную трепещущую тень.
– Прикройте дверь, Эжени-Кельвина! Так будет лучше для всех! – ответил мне глубокий женский голос, принадлежавший, очевидно, хозяйке салона.
Она назвала меня «Эжени»! Так романтично и эффектно на французский манер звучало наше русское «Женька». Имя мои родители дали мне ещё до моего рождения, предполагая, наверное, что, кто ни родись – мальчик или девочка, всякому подойдёт. Правда, после случая с моим первым выступлением в роли Цельсии, по имени меня никто почти не звал, поэтому изящное «Эжени» привело меня в лёгкий ступор – так непривычно оно звучало. Откуда Ленорман могла знать?! Хотя она же гадалка! Плюс ей в карму и первая уважуха за догадливость! Или просто совпадение?
Я закрыла за собой дверь и прошла к столику с намерением усесться напротив тёмной тени, в которую вдруг преобразовался дымок от чадящих свечей. Тень постепенно обрела форму, а потом и внешность девушки приятной наружности лет двадцати трёх на вид. По свидетельствам современников, Ленорман была хромой и тучной, и одно плечо у неё находилось выше другого, но девушка, сидевшая передо мной, выглядела очень милой, словно сошла со страниц любовного романа тех лет. Здесь мне вспомнились слова Базиля о том, что в потустороннем мире купить новый облик – как у нас пластику груди сделать: раз плюнуть, только плати. Так вот она какая, местная призрачно-душевная хирургия! Впечатляет!
– Я долго думала, прежде чем решиться на встречу с вами, – сказала Ленорман, взяв в руки колоду карт. – Обычно такие, как вы, обходят мой салон стороной, считая, что сила моих предсказаний может навредить им, изменив будущее.
– Вы имеете в виду живых, случайно забредших сюда? – спросила я, не отрывая глаз от колоды карт, на рубашках которых, как бесконечный калейдоскоп, то и дело сами собой менялись узоры, создавая гипнотический эффект.
– Не совсем, – сказала гадалка, улыбаясь мне одними губами настолько зловеще, что у меня перехватило дух, а потом добавила: – Я имею в виду некромантов, Эжени-Кельвина. Сила, которая перешла к вам от одного из самых могущественных среди них, не случайность. В жизни, как и в смерти, вообще не бывает ничего случайного!
«Нет уж, пардоньте!» – хотелось возмущённо воскликнуть мне, но эти мысли исчезли, сливаясь с движущимися орнаментами на карточных рубашках, а на смену ярким лозунгам возмущения пришли воспоминания, складывавшиеся, как замысловатый узор на пенсне некроманта, с которым я недавно так опрометчиво вошла в контакт. Моя страсть к кладбищам, попадание в потусторонний мир во плоти и живьём, Робеспьер, подчинившийся моей воле, цепи, которые я ощущала так ярко, что даже могла бы прикоснуться, свечение глаз и, наконец, эта треклятая некросвязь (будь она трижды неладна!) – факты говорили сами за себя. Ленорман деликатно выждала пару мгновений, чтобы дать мне обдумать её слова, а потом сказала:
– И прежде чем мы начнём, я прошу вас принять от меня в дар вот это.
Она вдруг сорвалась с места и плавно скользнула к одной из шкатулок, а потом вернулась к столу и протянула мне лорнет, блеснувший дорогой оправой в пламени свечей. Я отметила, что его стёкла были составными и представляли собой оригинальную композицию лазоревого и чёрного, образующую занятное сюрреалистическое сочетание. Поблагодарив гадалку, я поднесла лорнет к глазам, держа за изящную золотую ручку, выполненную в виде прихорашивающейся женщины. Со стороны я теперь, наверное, напоминала подслеповатую придворную даму. Но оказалось, что я на удивление очень хорошо видела сквозь эти странные стёкла, да так, что легко могла разглядеть сквозь стену Базиля, уже успевшего приобнять двух дам и присматривавшегося к третьей в соседнем зале салона, и Карломана, нервно прохаживавшегося взад-вперёд.
– Вот так! – одобрительно проговорила Ленорман. – Вы понятия не имеете о своей силе и о том, как её использовать, а это приспособление поможет вам регулировать её вспышки и видеть то, что не дано простым пленникам этого места. Его изготовил лучший мастер, ещё при жизни. Правда, тогда я не знала, зачем мне лорнет.
– Вы сказали: «пленникам»?! – удивлённо спросила я, посмотрев на неё в лорнет.
Сквозь его стёкла я ясно видела все недостатки её фигуры, до этого скрытые магией. Вот так штука!
– Да. – Ленорман кивнула, тасуя колоду. – Раньше души могли обрести очередное тело, родившись вновь, и повстречать родных и любимых, которые предназначены им судьбой на каждом витке жизни. Теперь всё иначе. Мы застряли внутри этого круга смерти без возможности выбраться.
– Куда же смотрят власти?! – спросила я. – Почему они не предприняли никаких мер?
– У власти здесь некроманты, причём не самые лучшие их представители. Им выгодно такое положение дел. Вы сами всё узнаете со временем, – сказала Ленорман, а потом встрепенулась, будто вспомнив о чём-то важном, и спросила:
– Так на что мы будем гадать, Эжени-Кельвина? На вашу смерть, как любят делать сильные мира сего, надеясь обхитрить её, как всех остальных? На любовь, как предпочитают дамы? Или, так сказать, на перспективу?
– Поскольку я девушка слабая и пока не влюблённая, но, похоже, крайне перспективная, то давайте на перспективу! – решила я.
Ленорман не оценила моей шутки, сосредоточенно глядя куда-то сквозь меня. Создавалось впечатление, что она чем-то напугана, будто видя нечто ужасное у меня за спиной или в грядущем, напугана, но старается держать себя в руках. Затем гадалка попросила меня вынуть несколько карт, но стоило мне коснуться колоды, как та рассыпалась в воздухе, заставив нас с Ленорман задрать головы. Карты летали над нами, как разноцветные бабочки, а сюжеты на них так и норовили выскочить из картонок. Я не успевала за ними, крутя туда-сюда головой. «Развилка», «дама», «букет», «кольцо»… Всё это безобразие на миг затмил собой всадник, травивший анекдоты.
– Приходит как-то студентка на страшный суд, и спрашивает: «При какой температуре здесь варят грешников?» А ей отвечают: «Если лёгкая степень греха, то при ста градусах Цельсия, а если отягощённая – в Кельвинах с надбавкой +273 по тарифу СИ!» – выдал он, пролетая мимо меня, голосом одного из моих знакомых с физического факультета.
Конь его при этом высунул голову из картонки и громко, заразительно заржал, указывая на меня копытом. За ними летела карта, на которой был гроб, а из него, приоткрывая крышку, весело махали мне простынями с надписями: «На абордаж!» и «Не парься!» развесёлые призраки. Тоже мне армия фанатов! Ещё были «сад», «змея», «солнце» … Карты остановили кружение только тогда, когда я услышала голос Ленорман:
– Вас пригласили не просто так: у вас в руках выбор, – говорил этот голос. – Тяжёлый выбор и долгий путь. Знайте: чтобы победить, нужно быть не с сильнейшим; чтобы уцелеть, – не бояться взрывов; чтобы действовать с головой, – не отвергать безголового.
Звучало это приблизительно так же, как совет: «Белое не надевать, обтягивающее не носить», и очень смахивало на шутку. Я с интересом взглянула через лорнет на Ленорман, образ которой струился напротив меня, словно свечной чад. Гадалка, видимо, пребывала в трансе, о чём свидетельствовали закатившиеся глаза и лёгкие судороги, пробегавшие по лицу, впрочем, возможно, это была только иллюзия, возникавшая от колышущегося пламени свечей.
– А чтобы вернуться? – шёпотом спросила я.
– Вернуться… это, смотря куда…– прошептала Ленорман, словно выискивая что-то в грядущем своим невидящим взором, а потом снова улыбнулась одними губами и произнесла, вперив в меня белые закатившиеся глаза:
– Ты будешь на коне! Я вижу, как он уносит тебя в светлую даль, а люди улыбаются и смотрят вслед!
Мне почему-то вспомнился Чапаев и его слова: «Где должен быть в этом случае командир? Впереди на лихом коне!», а затем и Гоголь: «Какой же русский не любит быстрой езды?». Возможно, Ленорман сказала бы и ещё что-то оригинальное и ценное, но в дверь осторожно постучали, а потом голос лакея тихо произнёс:
– Мадемуазель, сюда приближаются кромешники! Их видели за два дома от нас.
Ленорман мгновенно превратилась в тёмную тень, словно забыв обо мне.
– Предупредите посетителей! – сказала она, метнувшись к окну, чтобы на мгновение просочиться сквозь плотные шторы, а потом пулей влететь обратно.
– Посетители уже расходятся, – доложил лакей.
– Вам тоже нужно уходить, Эжени-Кельвина, – с нотками сожаления в голосе сказала Ленорман. – Кромешники – это верные псы Хозяина Потустороннего Парижа, они забирают неугодных, чтобы пытать или бросить в Горнила. Когда идёт облава, я закрываю салон, и в него тогда никто не может проникнуть, но это достижимо только в том случае, если здесь нет посетителей.
– А кто Хозяин? – спросила я, вскочив со стула. – И сколько я вам должна за гадания?
– Вы сами всё узнаете, он связан с некромантами, – ответила Ленорман, торопливо проводив меня до дверей. – И я не беру оплату с тех, от кого зависит выбор.
Мне ничего не оставалось, как выполнить её требование. Так толком и не узнав о возможности возвращения и моих некромантских возможностях, я с Базилем и Карломаном вышла из салона, и двери, плавно закрывшись за нами, образовали сплошной монолит, будто вросли в стену, отпугивая всех табличкой: «ЗДЕСЬ ДВЕРИ НЕТ!» Ниже Базиль, недолго думая, дописал красной помадой, которую, вероятно, уже успел стянуть у кого-то из своих новых подруг:
«Вход, въезд, влёт, вполз, впрыг и прочие попытки незаконного проникновения будут отклонены стеной непонимания!»
Оставшись довольным своей выходкой, Мурный Лохмач на ходу подхватил нас с Карломаном под руки, чем заметно придал нам скорости. На улице было удивительно тихо и пусто: наверное, все жители попрятались от загадочных кромешников. Мне очень хотелось увидеть этих подручных тёмного властелина потустороннего Парижа, несмотря на связанную с ними опасность: во-первых, потому, что кромешниками называли иногда опричников во времена Ивана Грозного, а во-вторых, потому, что выражение «тьма кромешная» наводило на определённые размышления.
Не знаю, повлияло ли моё желание или просто мы свернули не туда, но нам внезапно преградил дорогу чёрный экипаж, богато украшенный затейливой резьбой, огненно-алым плюмажем и бархатом, а ещё потускневшей от времени позолотой. Он пронёсся, как вихрь, словно им управлял сам Шумахер, и резко затормозил, чуть не сбив нас с ног. Из экипажа вылетели штук тринадцать франтоватых теней в чёрных фраках и высоких цилиндрах. Все они были длинные, тощие и без лиц, но с внушительными ушами, которые слегка относило лёгким ветерком. Я могла бы поклясться, что именно эти тени я видела в кабинете ректора, но тогда они пугали меня до мурашек, а сейчас я уже смотрела на них без особого содрогания.
– Кто такие? Предъявите ваши Знаки Судьбы! – холодно и властно провозгласили тени замогильными голосами, исходившими откуда-то из мрака их чёрных фраков, и окружили нас плотным кольцом.
– Помилуйте, уважаемые! – заюлил Базиль, выходя вперёд, чтобы заслонить меня. – Зачем же так сурово? Этого добра у нас сколько угодно. Например,третьего дня мне улыбнулись сразу три дюжины призрачных дам, один полудохлый месье и даже два некроманта – одним словом, сплошные знаки, только вот судьбы или внимания, я так и не разобрал!
– Что ты мелешь, болван?! –прорычал один из кромешников, стремительно пройдя сквозь него и неожиданно оказываясь прямо передо мной.
– Это у нас кто ещё?! – воскликнул он, нависая надо мной так, что мне стало жутко от приблизившегося сгустка зияющей пустоты, который был у него вместо лица. – Ну-ка иди сюда!
Он схватил меня за ухо внезапно затвердевшей кистью чёрной руки и попытался вывести вперёд, словно какого-нибудь зарвавшегося дворового хулигана. Идея оказалась неудачной, потому что в результате его усилий ухо отвалилось, ибо было накладным эльфийским для фестиваля костюма и искусства перевоплощения, а не моим настоящим (последнее по-прежнему бодро торчало в обычном месте). Это неожиданно произвело фурор среди кромешников – видимо, такие фокусы никто из приличных обитателей потустороннего мира не вытворял. Секундным замешательством моментально воспользовался находчивый шаромыжник Базиль.
– Как, вы ещё не знаете?! – завопил он, указывая на меня ошеломлённым теням. – Перед вами мировая знаменитость, посрамившая своим существованием всех мастеров магии прошедших эпох, не считая простых шарлатанов и примкнувших к ним сочувствующих лиц! Женщина, талант которой предсказал великий Мерлин, а позже признали магистр чёрной и белой магии Джузеппе Калиостро и владыка пирамид Сергей Мавроди!
Тени, а заодно и мы с Карломаном, едва не потерявшим челюсть от удивления, замерли на месте, обалдев от такого сумасшедшего представления и широты кругозора Базиля, а он, видимо, войдя в раж, продолжал:
– Позвольте представить вам несравненную мадемуазель Орей Морт по прозванию Мёртвые Уши!
– М-м? М?! – вопросительно промычал кромешник, словно знал Мавроди лично, показывая куском отвалившегося эльфийского уха в дрожащей и расплывающейся руке на меня, а Базиль выразительно пнул меня в бок.
– Да! – набравшись наглости, выпалила я. – А прозвана я так за то, что страдаю пагубной страстью коллекционировать уши невежливых граждан.
Не знаю, чем закончилась бы эта история, не пробудись во мне в это время буйная некромантская силища. Я почувствовала, что глаза мои начинают светиться, и машинально вынула подаренный Ленорман лорнет. Взгляд сквозь его разноцветные стёкла безжалостно содрал весь цилиндрово-фрачный камуфляж с кромешников, обнажая их угольную черноту. Они были похожи на скважины, уводящие в невероятную глубину, из которой, возможно, за мной уже наблюдал, тот, кого здесь все называли Хозяином. Чтобы развеять это страшное ощущение, я представила, что вся фрачная команда синхронно садится в свой чёрный экипаж и под лихую забубённую песнь «Эй, ямщик, гони-ка к яру!» эффектно уезжает в глубину потустороннего Парижа, и очнулась от этих мыслей, когда чья-то рука мягко и осторожно заставила меня опустить лорнет. Вскоре я поняла, что это была костлявая длань Карломана.
– Вы были восхитительны и очень милы! Вы поразили всех, мадемуазель Кельвина! – восторженно говорил он.
– Ну, скажем, не всех! – перебил его Базиль, нахально улыбаясь мне. – Но очень многих! Даже я первый раз вижу, чтобы кромешники сопровождали свой отъезд песней! Жалко, что танцев не было.
– Значит, всё случилось не только в моих мыслях! – пробормотала я, прижимая пальцы к вискам.
– Ты приказала им! Так делают все некроманты, – спокойно сказал Базиль. – Должен отметить, что мысли у тебя в голове хоть и дикие, но совсем не злые, значит, сила некросферы тебя не испортила.
– А что, других портит? – удивилась я.
– А ты думаешь, почему все так боятся некромантов?! Необратимо испорчены властью! – хмыкнул Базиль, а потом торопливо добавил: – Надо бы нам когти рвать отсюда! А то мало ли что! Судя по алому плюмажу, эти кромешники были из низших чинов, повезло нам. Со старшими так просто не справиться.
– Тогда, может, в мой фамильный особняк на тихой улочке Кота Рыболова? – спросил Карломан.
– Лучше туда не соваться, – немного подумав, сказал Базиль. – Тот некромант, которого вызвала наша прелестная гостья, мог отследить, через какое зеркало состоялась связь, и, если он сделал это, то там нас могут встретить, а мне очень не хочется встречаться даже с самым бездарным некромантом, конечно, исключая тебя, шер ами!
Базиль подмигнул мне жёлтым глазом и продолжал:
– Я знаю одно место. Я там начинал после того, как проклятие вступило в силу. Туда и отправимся! Путь, правда, неблизкий, но будет интересно. Всё-таки я обещал тебе экскурсию.
– Да, мадемуазель Кельвине обязательно надо взглянуть на город! – добавил Карломан, нежно и осторожно взяв меня под локоть.
Я кивнула, смирившись с неизбежным. Возвращение откладывалось. Надо было разобраться с моей неожиданно обнаружившейся силой, понять мою роль в этом мрачном мире и вообще изучить обстановку, чтобы найти способ выбраться. В этот день мы действительно много бродили по Парижу, смешавшись с пёстрой толпой его обитателей. Я заметила, что этот город в потустороннем мире словно состоял из всех своих проявлений в разные времена, являя современные здания в соседстве с теми, что были уже давно утрачены, но меня особенно поразили памятники, вернее, те фундаментальные творения, которые я сначала приняла за грандиозные скульптуры. Произошло это на площади Вогезов – самой древней в Париже (она существовала ещё во времена тамплиеров!).
Я очень удивилась, когда обнаружила в её центре восемнадцать высоченных фигур. Они стояли спиной друг к другу, образуя идеальный круг. Он был даже очерчен у них под ногами – круг, разбитый на восемнадцать идеальных секторов. В каждом секторе стояла исполинская фигура богато одетого индивида, бросавшего грозный взгляд на вверенную ему часть Парижа. Рассматривая их, я обратила внимание на пенсне и лорнеты в руках и трости с набалдашниками в виде черепов.
– Некроманты?! За что им поставили памятники?! – удивлённо воскликнула я.
– Это не памятники, а памятки, – поправил меня Базиль. – Чтобы каждый точно знал, к кому из Заправил обращаться в зависимости от квартала проживания.
Я посмотрела на мрачные физиономии некромантов со светящимися на лбу именами и титулами, оформленными бегущей строкой, и поджала губы: тоже мне тоска почёта местного криминала!
– И что, обращаются? – поинтересовалась я.
– Ещё как! – сказал Карломан. – Без их разрешения шагу нельзя ступить.
– А Хозяин? – спросила я и сразу пожалела об этом.
Будто откликнувшись на мой неосторожный вопрос, из центра круга неожиданно взметнулся столб пламени, а потом на его месте возникла высоченная и худая фигура без лица, одетая в чёрную бесформенную хламиду.
– Ух, ты! – воскликнула я, отпрянув назад.
– Это же просто памятка! – промурлыкал Бпзиль мне на ухо.
– А кто он, этот Хозяин? Тоже некромант? – шёпотом спросила я.
– Хозяин здесь – Великий Окочур, – глубокомысленно глядя на тёмную фигуру, сказал Базиль.
– Серьезно, что ли?! – спросила я, с сомнением покосившись на оборотня.
– Ну, это в переводе на русский студенческий, – весело и клыкасто ухмыляясь, пояснил тот.
Я снова перевела взгляд на памятку Хозяина, на лбу которой уже мерцало сообщение: «Для записи на приём произнести имя Владыки …надцать раз».
Конкретное количество оставалось загадкой, наверное, в системе оповещения был сбой.
–У нас его зовут Ле Гран Фушюз, – едва слышным шёпотом произнёс Карломан, с опаской взглянув на фигуру в чёрной хламиде.
Чувствовалось, что на приём к Владыке Его Высочеству попасть совсем не хотелось, и это говорило о многом, у меня по спине прополз неприятный холодок страха. Мы двинулись по кругу, рассматривая памятки, а Карломан продолжал свой рассказ:
– Когда-то давно он был поставлен здесь наместником, олицетворяющим власть самой Противоположности Жизни. Сначала один справлялся, а потом создал себе помощников, чтобы следить за угодьями. Так появились бирчие, кромешники, правотяпы…
– Это кто ж такие?! – поразилась я.
