– Те, кто так и норовит что-нибудь оттяпать, например, право на проживание в первом ярусе! – вставил Базиль, подмигивая мне.
– Здесь несколько ярусов, – сказал Карломан. – На первом поддерживается иллюзия жизни, на втором – долговые тюрьмы, на третьем – пыточные и горнила. Глубже никто из нас не спускался. Говорят, там пустоты, в которых хранятся страхи.
– А как с этим … Окочуром связаны некроманты? – спросила я, когда одна из памяток (кстати, изображавшая худощавого высокого мужчину средних лет, обладавшего какой-то мрачной потусторонней, даже зловещей красотой) вдруг обратила свой взгляд прямо на меня. И этот взгляд, как мне показалось, был абсолютно осмысленным.
– Вот он, например! – пробормотала я, кивнув на фигуру некроманта.
На лбу у этого мрачного экземпляра было написано, что он является Заправилой тринадцатого сектора.
– А-а-а! Смотри-ка, у неё хороший вкус! А, Карломан? – насмешливо произнёс Базиль. – Это и есть тот, кто нас проклял, шер ами! Незабвенный наш Люрор де Куку.
– А по-студенчески? – пробормотала я, боясь, что статуя повернёт голову, чтобы следить за мной, но ничего подобного не произошло.
– «Ужас Кукушек» или что-то вроде того. – Базиль взял маленький камушек и с размаху запустил его в памятку.
– Кукушкам-то чего бояться?! – не поняла я.
– Он единственный обладатель Почётной Грамоты Бессмертия! – пояснил Карломан.
– Понятно, – кивнула я. – Кукушки считают года до смерти, а в его случае будут считать пока не умрут сами.
– Так вот, некроманты – это поверенные Хозяина, – сказал Базиль. – Они действуют от его имени. Поэтому у них есть много привилегий и разрешение на применение любых мер к живым или мёртвым.
Мы прошли полный круг по площади, и я снова взглянула на «невмирущего» гражданина де Куку. Почему часть его силы перешла именно ко мне?! Что во мне такого примечательного? Или он сам, и вправду, «куку», не смог толком продумать магический эксперимент с проклятием? Пока я думала об этом, мой взгляд зацепился за незначительную деталь. Понимание пришло секунды через две, когда мозг сопоставил факты.
– Вот кого я вызвала по некросвязи! – пробормотала я. – Этого вашего де Куку! Я видела такие же перстни на его руке!
В этот момент произошло нечто, заставившее нас быстро покинуть площадь. На месте памяток внезапно произошла смена декораций. Теперь вместо фигур некромантов и их главаря Великого Окочура всем и вся демонстрировались наши физиономии: наглая – у Базиля и ошалевшие – у нас с Карломаном. Они ярко маячили под красноречивой надписью: «РАЗЫСКИВАЮТСЯ!». Я прочитала бегущую строку на лбу у моей увеличенной копии и рассмеялась: «Мадемуазель Орей Морт – авантюристка, спекулирующая на чужих ушах, – значилось там. – Особо опасна! Побуждает к пению странных песен!»
– Та-а-ак! – протянул Базиль, наблюдая, как у памяток начинает толпиться народ. – Кажется, нам пора!
Мы удалились с площади, стараясь не привлекать к себе внимания, что было не сложно в общей суматохе, а потом в каком-то закутке на незнакомой маленькой улочке Базиль предложил изменить внешность. Он без предупреждения дёрнул меня за подол платья, и я, не успев возмутиться, заметила, что мой наряд изменил цвет. Теперь платье было жемчужно-серым – самое то для желающих скрыться. Вот это эффект! Арахнея, кажется, не зря прослыла лучшей швеёй! Базиль вручил мне вуаль и отломил уцелевшее «эльфийское» ухо, о котором мы забыли на улице де Турнон. Сопротивлявшемуся Карломану на шею привесили чьё-то жабо, нахально снятое Базилем с верёвки, на которой оно сушилось во дворе, а сам Базиль мгновенно преобразовался в кота.
– Ищут троих! – пояснил он. – А теперь вас как бы двое. На кота никто не обратит внимау-ния.
Пришлось взять этого пройдоху на руки и нести, прижав к груди. Оттуда донельзя довольный Базиль и подсказывал нам, куда надо идти, иногда указывая хвостом нужное направление. Через некоторое время, потраченное на быстрое шныряние по незнакомым переулкам, мы пришли к какой-то таверне с забавным названием: «Шарман и Шарманка».
Вид у неё был какой-то странный. Начнём с того, что располагалась таверна на отшибе, и, чтобы её найти, требовались недюжинное терпение и сноровка. Для этого мы долго продирались через заросший хрустящими сухоцветами заброшенный парк со скрипучими стволами мёртвых деревьев и потемневшим от времени расколотым мрамором старинных фонтанов. Не знаю, как Базилю удавалось находить верный путь по замшелым дорожкам. Может быть, по какому-то только ему известному запаху, потому что указатели, прибитые неизвестным доброжелателем к чему попало, наперебой гласили какую-то несуразицу, в буквальном смысле посылая то к Чёрту на Кулички, а то и ещё дальше. У меня сложилось впечатление, что кто-то уже рискнул пройти по указанному направлению, о чём свидетельствовали сбивчивые цепочки следов и отдалённые голоса:
– Ау-у!
– Кто это там? – встревоженно спросил Карломан, покрутив головой. – Может, их надо вывести оттуда?
– Вот именно, – пробормотал Базиль, не пустив сердобольного принца, рвущегося на помощь неизвестным. – Только не вывести, а извести.
Наконец, нашим взорам открылся небольшой старинный каменный особняк с черепичной крышей. Он располагался на пустыре. При внимательном и пристальном взгляде в некромантский лорнет мне показалось, что этот особняк словно дрожит от ветра, как мираж или дым от костра, и вот-вот развеется, только дунь посильнее. Может, здесь, в потустороннем мире, были и дома-призраки? Мне стало страшновато (совсем чуть-чуть!), но я, конечно, не подала виду, а потом страх рассеялся сам собой, когда я прочла табличку, висевшую на двери заведения:
«Вход по-простому –задом наперёд, иначе – сикось-накось, а в противном случае –ТОЛЬКО через не могу!»
Вот это требования! Наверно, с клиентурой у этой корчмы негусто. И что это за случай такой противный?! Базиль остановился у дверей и с улыбкой повернулся к нам:
– Эта таверна сгорела много лет назад, поэтому здесь, в потустороннем мире, может легко менять своё расположение. Появляется в основном на пустырях и открыта только для своих. Все, кто не умеет правильно входить, увидят внутри просто пустоту и хлам разрушенного дома.
– Не мог бы ты проявить любезность и пояснить нам, как правильно? – растерянно спросил Карломан, который, кажется, не видел табличку, а я ещё раз поднесла к глазам лорнет, чтобы удостовериться, что она есть.
– Мог бы! – важно приосанился Базиль. – Здесь есть инструкция: простые граждане вроде меня входят задом наперёд, венценосные особы (то есть вы, Ваше Высочество!) относятся к категории «иначе». Для них предусмотрен тип входа «сикось-накось».
– А мой случай, как всегда, самый противный? – спросила я, догадавшись, в чём дело.
– Се ля ви! – усмехнулся Мурный Лохмач. – Только сразу за мной не входите. Подождите немного, пока я подготовлю хозяев к встрече.
Затем он повернулся к двери спиной, согнулся в три погибели и кубарем вкатился внутрь. Карломан какое-то время стоял неподвижно, то ли будучи в полном замешательстве, то ли выжидая момент, как велел Базиль, а потом, решительно подойдя к двери, нажал костлявой рукой на правый верхний угол. Эффект от этого странного поступка превзошёл все мои ожидания! Дверь, вдруг начав вращение по левой диагональной оси, подхватила Принца Без Коня, увлекая внутрь. Когда пришла моя очередь, я застыла у входа, думая о том, что в данном случае значит фраза: «через не могу»? Мне не пришло в голову ничего лучше, чем произнести нечто подобное как пароль. В голове крутился обрывок какой-то частушки, которую я и решилась озвучить:
– Как наемся творогу, не могу и не могу!
В этот миг дверь открылась передо мной сама, и мне осталось только сделать робкий шаг внутрь. На меня мгновенно обрушился мягкий полумрак, в котором витали дразнящие запахи еды и весёлые разговоры гостей, сидевших за большим деревянным столом, уставленном свечами, тарелками с разной снедью, бокалами и кувшинами с вином.
– Шарман! – гулким басом произнёс сидевший во главе стола крупный коренастый мужчина в кожаной жилетке, небрежно надетой на голое волосатое тело, что делало его похожим на разбойника с большой дороги.
Я уже хотела поблагодарить его за комплимент, решив, что это адресовано мне (платье, и правда, было красивое, да и я сама – ничего!), но к счастью не успела, потому что мой неожиданный собеседник продолжил:
– Так меня зовут друзья заведения!
– Кельвина! – представилась тогда я в ответ.
– Да что ж вы такую приятную мадемуазель в дверях держите, грубияны?! – звонко прозвучало из темноты, скопившейся в углу.
Через мгновение оттуда воспарило нечто покрытое большим тонким покрывалом – точь-в-точь привидение из мультфильма про Карлсона, «дикое, но симпатишное». Приблизившись ко мне, «привидение» приоткрыло покрывало, продемонстрировав весёлую щекастую физиономию пышной дамы неопределённого возраста.
– Пойдёмте, дорогая! – сказала дама, протягивая мне пухлую прозрачную руку, похожую на кучевое облачко. – Я – жена этого неотёсанного типа, из-за которого все зовут меня Шарманкой.
– Хотя по-настоящему моё имя Жюли! – прошептала она мне на ухо.
Меня живо усадили за стол между нахально развалившимся на стуле Базилем и Карломаном, кажется, чувствовавшим себя не в своей тарелке.Кроме нас за столом было ещё много самых разномастных гостей, таращивших на нас уцелевшие глаза. У меня было чувство, что я попала в воровскую малину, как Володя Шарапов из фильма «Место встречи изменить нельзя», и Базиль вот-вот задушевно затянет любимую всеми «мурку».
– Говоришь, надёжные люди? – проворчал Шарман, недоверчиво покосившись на меня и костлявого наследника династии Каролингов.
– Клянусь своим хвостом! – авторитетно заявил Базиль. – Ненадёжных бы дверь не пропустила, да и до таверны они бы не дошли.
– У нас тут в парке уже штук тридцать ненадёжных болтается, выход найти не могут! – добавила Жюли, поставив на стол тарелку с круассанами.
– И то верно, – задумчиво сказал Шарман. – Хотя, может быть, некроманты придумали какую-то новую хитрость. Вот вернётся наш алхимик, всё проверим!
После ужина, в ходе которого я пила только из оборотного кубка и ела из неиссякаемой чаши, Жюли проводила меня в уютную комнатку наверху, где уже была готова мягкая постель. Там я и уснула, едва коснувшись головой подушки. Мне снилось, будто я подошла к зеркалу, из которого на меня, оторвав от бледных холодных глаз разноцветное пенсне, смотрел статный черноволосый мужчина, одетый в мрачном, но изумительно элегантном викторианском стиле. Его пронзительный взгляд пробирал меня до костей, а потом тёмные узкие губы незнакомца расцвели в ослепительной дьявольской улыбке.
ГЛАВА III. «Ик» и «манифик»
Это был Люрор де Куку! Я недовольно взглянула на него исподлобья. Ишь, скалится! Проклинатель невмирущий! Весело ему!
– Ма флёр! – неожиданно горячо, с характерным раскатистым «р» и эффектным придыханием прошептал Заправила тринадцатого сектора, протягивая руку из зазеркалья, и я увидела, как по стене ползёт её длинная тень.
Чего это он?! Точно, «куку»! Наверно, все эти некроманты чокнутые! Ну, кроме меня, конечно, хотя, если так пойдёт и дальше, я за себя не ручаюсь. Французские слова, как по команде, вылетели у меня из головы. «Флёр, флёр… Как это перевести?» – напряжённо подумала я, и в следующее мгновение перенеслась в незнакомый зал, где стояли большие вазоны, полные прекрасных замерших цветов, словно высушенных в миг своего благоухания. Всё вокруг заполнял приглушенный аромат, будто всё ещё хранивший в себе отголосок их прерванных жизней, и тот, кто смотрел на меня из зазеркалья, тоже был там, изящным жестом сжимая живую розовую розу в сильных и жёстких пальцах, унизанных дорогими перстнями.
У меня возникло страшное ощущение скованности, будто меня, как этот цветок, тоже кто-то сдавил в жёстких тисках, из которых нельзя было вырваться. Затем некромант медленно, растягивая удовольствие, вдохнул аромат жизни, струящийся с благоухающих лепестков, и роза мгновенно иссохла в его руке, а затем была аккуратно поставлена в вазон. Испугаться я не успела, меня спас тихий встревоженный голос Карломана.
– Эжени! – окликнул он меня.
Я вскочила с постели, едва не ударившись лбом о гладкий череп Его Высочества, склонившегося надо мной.
– Вы кричали во сне, и я позволил себе войти, – робко сказал Карломан, отпрянув.
– Так это всё-таки был сон! – пробормотала я, радостно переведя дух.
– Позвольте узнать, что вам снилось? – осторожно поинтересовался Его Высочество.
– Да ужас этот кукушачий, чтоб ему икать три дня и три ночи! – проворчала я, и перед глазами снова возникла дьявольская улыбка некроманта. – И главное – всё было так реально! Из зеркала смотрел на меня… И вообще, от него даже розы сохнут!
– Вы с ним связаны, – сказал Карломан, – Поэтому, возможно, способны видеть общие сны. Мы с Базилем об этом не подумали, а ведь надо создать защиту.
– Сейчас мне всё равно уже не уснуть, – честно призналась я, улыбаясь.
Лучи лунного света, проникавшие в комнату, превращали своим серебряным касанием все предметы вокруг в сказочные артефакты.
– Тогда давайте поговорим! – предложил принц, осторожно присев на край моей постели, и мне показалось, что он что-то прячет за спиной и не решается мне показать.
– Отличная идея! – согласилась я. – Только предлагаю перейти на «ты», если это не нарушает какой-нибудь придворный этикет.
– О! Конечно! – смущённо отозвался Карломан. – Я безнадёжно старомоден, мадемуазель Эжени, и прошу меня простить.
– Можно вопрос? – спросила я, придвинувшись к нему чуть ближе. – Почему тебя называют Принц Без Коня?
– Потому что это часть проклятия. Когда-то у меня был боевой конь. Я получил его в дар от магов как символ моей победы в каждом бою, – сказал Карломан. – А накануне моего похода против некроманта конь пропал, а с ним и удача.
– А где он сейчас? – продолжала допытываться я (просто сразу вспомнилось предсказание Ленорман о том, что она видит меня на коне).
– Никто не знает! Но я надеюсь найти его, – с грустью ответил Карломан.
Потом он вдруг вскочил с места и отошёл к окну, встав под светопад лунных лучей.
– Эжени! – прошептал он. – У меня есть подарок для тебя!
Я подошла к нему, тоже ступив в серебряный свет. В его лучах моя несуразная длинная кружевная ночная рубашка, каких я никогда не носила в обычной жизни, а тут надела из уважения к хозяйке заведения, выглядела, словно бальный наряд золушки, не хватало только туфелек, зато очень хорошо смотрелся педикюр с мелкими стразами.
– Вот! – сбивчиво начал Карломан. – Я сорвал его для тебя. Конечно, в этом мире живых цветов не найти, но я…всё же…
Он замолчал и преподнёс мне розу с засохшими лепестками, которая выглядела точь-в-точь как та, что была в моём сне. Я вспомнила, что фраза «ма флёр» переводится как «мой цветок», и прикоснулась к потемневшему сухому стеблю, невольно дотронувшись и до пальцев Карломана. В миг, когда наши руки встретились, произошло чудо: роза вдруг расцвела! Лепестки из потемневших и скованных смертью превратились в свежие и благоухающие, стебель стал зелёным и упругим, а потом преобразился и принц.
Вместо скелета, сквозь рёбра которого виднелся пейзаж за окном, передо мной, совсем близко, стоял молодой мужчина с тёмными волосами, рассыпавшимися по крепким плечам, и ошеломлённо смотрел на меня, а рука его была тёплой и живой. Мне хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно, но моя рука дрогнула, и волшебство исчезло, снова вернув прежний облик всему вокруг, только в душе осталось что-то невыразимо светлое и прекрасное.
– Я буду хранить её! – сказала я, прижав засохшую розу к груди.
А Карломан церемонно поклонился мне, прошептав что-то волшебное на певучем французском. Потом мы ещё много говорили о каких-то пустяках, и я всё-таки уснула, но уже без сновидений, а проснулась, когда ко мне в комнату влетела взволнованная Жюли и, весело подмигнув мне, затараторила, переходя на конспиративный шёпот:
– О, дорогая Эжени! Как хорошо, что вы появились у нас! Ведь не с кем же словом перекинуться, одни мужчины кругом, а столько новостей! Я готова выдать вам все самые страшные тайны!
– Сделайте такую милость! – улыбаясь, сказала я, погладив розу, которую мне подарил Карломан.
– Ах! С чего же начать? – радостно залопотала она, сплетая руки в замок, и, закатив глаза, подлетела к потолку. – Свежее веяние моды потустороннего Парижа! Но это может подождать! Вышел новый указ Великого Окочура! А, впрочем, и это тоже потом. Наш алхимик хочет увидеться с вами. Хотя и это не главное! Вы знаете, что слышно о знаменитом некроманте-эстете Люроре де Куку? Это просто потрясающе! Вы не поверите!
– Что же слышно? – спросила я, вспомнив свой недавний сон.
– Говорят, он всё утро икал, как сумасшедший, словно его одновременно вспоминали все проклятые по обе стороны!
Я засмеялась, вспомнив, что в сердцах пожелала этому цветоводу-любителю икать три дня и три ночи. Подействовало? Или просто совпадение?
– У вас шпионы в доме некроманта? – спросила я, когда мне удалось принять серьёзный вид.
– Если бы! – всплеснула пухлыми облачными руками Жюли и упала на пол, словно гигантская капля. – К нему в дом невозможно пробраться!
– Тогда откуда эти сведения? – не отступала я.
Не скрою, мне уже стал интересен Заправила тринадцатого сектора. Было в нём нечто притягательное, как в фильме ужасов, смотреть который страшно, но оторваться невозможно.
– Из газет! – пояснила Жюли и, заметив мой скептический взгляд, добавила: – Не верите? Да они сейчас сами вам скажут!
«Газеты?!» – хотела удивиться я, но не успела, потому что Жюли открыла шкаф, и оттуда хлынула целая стая шелестящих страниц, похожих на диковинных птиц (многие из них даже были сложены в виде самолётиков или журавликов). Они окружили меня шумным, орущим на разные голоса роем, и мне пришлось срочно заткнуть уши, чтобы не свихнуться от их бесперебойного лопотания.
– Тихо! – крикнула я, и вся печатная братия умолкла, послушно зависнув подле меня. – Меня интересует только Люрор де Куку! И не бормочите все разом!
Данные, которые посыпались на меня как из рога изобилия, поразили моё воображение. Во-первых, они были в стихах, поэтому газетное бормотание напоминало литмонтаж агитбригады заштатного сельского клуба. Во-вторых, то, что я узнала, поразило моё воображение. А в-третьих, это преподносилось очень забавно и немного походило на шараду:
«Просится каждый поступок в строку –
Тем знаменит наш Люрор де Куку.
Ходит, как пишет, он – левой ногой,
И зачеркнёт, что не надо, другой…»
Я представила себе эту сказочную походку в совокупности с дьявольской улыбкой некроманта и усмехнулась. Надо же, какие дерзости позволяют этим газетам! Свобода слова просто зашкаливает! Странно. Газеты же продолжали свою речь:
«Третьей ногой (смертный всяк это знает!)
