Легкая морщинка прорезает высокий лоб. Он медленно поднимает на меня зеленые глаза и осторожно тянется к моей щеке.
Я сдерживаю дыхание, когда кончики его пальцев погружаются в мои волосы.
Следующее, что я помню, – его красивое лицо совсем близко рядом с моим.
– Ари… – выдыхает он, и я чувствую, как трудно ему говорить, как дрожат его пальцы на моей коже. Ругательство срывается с его губ, но он не отстраняется. Наоборот. Он касается рукой моей левой щеки, его губы приоткрываются. Очевидно, что он изо всех сил старается примириться с чем-то, что мучает его, но это понятно. Как я уже сказала, день выдался долгим и тяжелым.
Я должна набраться терпения и дать ему столько времени, сколько ему нужно, чтобы произнести наконец слова, которые вертятся у него на кончике языка. Языка, который сейчас так нервно облизывает губы.
Он стоит так близко, его глаза становятся темнее, они будто всасывают меня внутрь, топят меня, и не нужно никаких слов.
Я решаюсь действовать.
Поднимаюсь на цыпочки и прижимаюсь губами к его губам.
Чувствую его дыхание у себя во рту и начинаю отстраняться, но Чейз зарывает руки мне в волосы.
Он притягивает меня к себе.
Он целует меня и на этот раз не останавливается.
Его язык глубоко проникает мне в рот, и я словно пластилин в его руках.
Видимо, в какой-то момент мы спустились на берег с причала, потому что следующее, что я помню, – как мои руки ласкают его обнаженный торс и на мне нет кофточки. Мы поглаживаем друг друга ладонями, это так непривычно и так приятно… Чувствую спиной холодный песок, на мне нет ничего, кроме лифчика и трусиков. Я дрожу от холода, но Чейз ложится на меня сверху, он теплый, и дрожь отступает.
У него нежная кожа, но я ощущаю его тяжесть, чувствую выпуклость под джинсами, и мои пальцы поглаживают ее.
Расстегиваю молнию на его джинсах, и Чейз не протестует.
Он продолжает целовать меня, пока я стягиваю с него джинсы.
Потом я стягиваю с себя трусики.
Не теряя ни секунды, прижимаюсь к нему бедрами, и он стонет, оторвавшись от моих губ, утыкается лицом в мою щеку, подбородок, в изгиб моего плеча.
Я вращаю бедрами, и он тихо бормочет ругательство. Неожиданно меня охватывает желание коснуться его члена, и я просовываю руку между нашими телами. Сжимаю его, изо всех сил пытаясь заставить себя не дрожать при этом.
Каждая мышца его тела напряжена, даже губы.
Он прищуривается и внимательно смотрит на меня. Зеленые глаза умоляют меня остановиться, а я молю его продолжить, молю позволить этому случиться.
Неужели он не понимает, что я мечтала об этом много лет?
– Я хочу этого, – шепчу я. Разглаживаю тревожные морщинки у него на лбу и прижимаю его к себе. Смотрю ему прямо в глаза. – Я хочу тебя.
Не знаю, что им движет, – уверенность или отчаяние в моем голосе. Он приподнимается и тянется к джинсам, отброшенным в сторону. Достает презерватив и смотрит на меня, пока разрывает упаковку, потом я наблюдаю за тем, как он натягивает резинку.
Нервы, как натянутые струны, все мои мышцы напряжены, но я глубоко вздыхаю, и тревога отпускает.
Чейз снова ложится на меня и зарывается руками мне в волосы.
Его испуганный, нерешительный взгляд снова, во второй уже раз, просит разрешения, и я в ответ приподнимаю бедра, приглашая его погрузиться в меня.
Чейз стонет, я нежно провожу руками вверх по его телу, обхватываю его щеки ладонями. Ласкаю большим пальцем его нижнюю губу.
– Пожалуйста, – хриплю я.
И Чейз сдается.
Я задерживаю дыхание, когда он медленно проникает в мое лоно.
Стискиваю зубы, сдерживаюсь, чтобы не зашипеть от боли, но, к счастью, он прячет лицо в изгибе моей шеи. Крепко зажмуриваюсь, хватаюсь за него, пока он проталкивается глубже.
Я задыхаюсь, мои бедра смыкаются, и он целует меня.
Жжется сильнее, чем болит, и нужно привыкнуть к этому незнакомому ощущению.
Чейз двигается медленно и ласково, он немного отстраняется, потом снова погружается в меня, и каждый раз как будто еще глубже. Он двигается созвучно шуму волн, разбивающихся о берег неподалеку. Я повторяю его движения, и у меня вырывается тихий стон.
Игнорируя боль, стараюсь сосредоточиться на ощущении его набухшей плоти внутри меня. Закрываю глаза и отдаюсь этому зеленоглазому шатену.
Чейз покрывает поцелуями мой подборок, его ладонь скользит по моей груди и проникает под лифчик, который я позабыла снять.
Большой палец скользит по моему соску, и я начинаю дрожать.
Его дыхание учащается, шипение вырывается из его губ, и у меня мурашки бегут по коже.
Мое естество сжимается, я чувствую, что сейчас кончу.
Чейз двигается все быстрее, стонет чаще, и когда он произносит мое имя прямо мне в ухо, я взрываюсь.
Мое тело полыхает огнем и жаром, когда он пульсирует внутри меня.
– Ари… – бормочет он, и мои губы изгибаются в улыбке.
Провожу руками по его волосам, мое тело расслабляется, и я чувствую тяжесть мужчины, в которого влюблена.
Закрываю глаза и под мелодию ночного океанского прибоя воспроизвожу в памяти каждую секунду случившегося.
Вздыхаю измученная и удовлетворенная – я никогда не забуду эту ночь.
Я и не догадывалась, как сильно мне потом захочется ее позабыть…
* * *
Чейз
Ари устраивается на плетеном сиденье, натягивает одеяло на плечи и смотрит на меня снизу вверх.
Я ухмыляюсь.
– Костер почти догорел, может, подбросить дровишек?
Она качает головой и не сводит с меня глаз.
– Я могу сходить принести…
– Что за хрень?
Я стремительно вскакиваю, запутываюсь в одеяле и чуть не падаю, но в последний момент успеваю схватиться за спинку стула.
В ужасе смотрю на Мейсона.
Он свирепо сжимает челюсти, хватает одеяло и крутит его в руках.
– Ари, – говорит он сквозь зубы, – вставай!
– Мейс, да прекрати уже, – возражает Арианна.
– Не спорь, – шипит он.
– Да мы просто так тут сидим. Ничего не было.
Произношу эти слова и только потом понимаю, что сказал что-то не то.
Краем глаза я вижу, как Ари резко повернулась в мою сторону.
Я чувствую себя неуютно, когда она медленно поднимается на ноги, берет одеяло из рук Мейсона и заходит в дом через заднюю дверь.
Когда она проходит мимо, я смотрю на Мейса.
Он открывает рот, будто хочет что-то сказать, потом закрывает его и качает головой. Буря проносится мимо.
Плюхаюсь обратно на стул и хватаюсь за голову.
Дерьмо!
Глава 10
Арианна
Смерть бабушки для всех нас стала неожиданностью. Мы знали, что она больна, что лечение не помогает и что болезнь с каждым годом все больше отравляет ее организм, но все равно я не ожидала, что она умрет. Тем более что накануне она казалась жизнерадостной и энергичной, улыбалась и как будто чувствовала себя лучше… в отличие от всех других ее дней за последние полгода.
Думаю, это означало, что она сдалась, выбросила белый флаг.
Бабушка подарила нам напоследок прекрасный день, полный улыбок, смеха и воспоминаний. Она насладилась им сама. Это был последний полноценный, счастливый день ее жизни, прежде чем она отправилась к дедушке.
Наверное, с тех пор я должна была помнить, что счастье предшествует большой беде.
Два часа назад Чейз был моим, мы предавались любви на песке. Это было прекрасно, и это многое значило для нас.
Чейз не из тех парней, которые спят с девушками, а потом не обращают на них внимания. Конечно, он часто придуривается, как Мейсон, но не так сильно, как Брейди, но со мной он ни за что бы так не поступил, ему дороги наши отношения. Он прекрасно знал, что я чувствую. Я никогда не писала ему любовных писем, но тем не менее он не мог не знать о моей любви.
На рассвете мы оделись и пошли обратно к дому. Чейз принес одеяло, развел костер, и мы сидели под бледнеющими звездами, наслаждаясь обществом друг друга.
Минут через двадцать домой вернулся Мейсон.
Я не шевельнулась, а Чейз вскочил с места.
Мы сидели рядом, близко друг к другу, но не обнимались. Думаю, в нашем поведении, в том, что мы сидим у костра на рассвете, Мейсон увидел некоторую интимность, к которой психологически был не готов. Он никогда еще не заставал нас вдвоем в такой ситуации. С другой стороны, я все время обнимаюсь с Брейди, Мейсон ворчит, но никогда не теряет самообладания, как это бывает, когда он застает меня с Чейзом.
Он не доверяет ему?
Он не доверяет мне?
Все было идеально, именно так, как я себе все и воображала. Наконец я добилась того, чего так долго хотела, – идеального момента с идеальным человеком. Все было идеально.
И вот наступает день, и все совершенно по-другому.
Как и было обещано, нас позвали к Нейту, родители устроили грандиозный пир. По идее, это должно было поднять нам настроение, но все мы немного скованны, потому что стараемся скрыть сочувствие к несчастной девушке, которая до сих пор так и не вышла из своей комнаты. Мы сидим на террасе, Чейз умоляюще смотрит на меня, и на его лице я вижу страдание. Он надеется, что я пойму его, хотя до сих пор он не произнес ни слова.
Я благодарна ему за то, что он молчит, потому что мне совсем не хочется слышать, что он попытается сказать.
Мейсон выходит к нам, проводит руками по лицу и плюхается на стул рядом со мной.
– Как она? – спрашиваю я, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на этом вопросе.
Брат вздыхает:
– Говорит, что все в порядке, но на самом деле непонятно. Паркер говорит, что она из тех, кто страдает молча, так что предполагаю, что все довольно фигово. Главное, что она в безопасности и о ней заботятся, так что, надеюсь, все наладится. Она позволила Лолли остаться с ней в комнате, это хороший знак.
Я киваю, Мейсон кладет голову мне на плечо и на мгновение закрывает глаза. Я смотрю на Чейза.
Его брови сдвинуты так сильно, что практически соприкасаются у переносицы. Он смотрит вниз, куда-то себе на колени. Резкая боль пронзает мне грудь, я вздрагиваю, и Мейсон поднимает голову. Брат хмуро смотрит на меня, я знаю, что у меня застывший, невыразительный взгляд, но все равно натянуто улыбаюсь, и он убеждает себя, что я расстроена из-за происходящего с Пейтон.
На террасе появляется мама, у нее в руках полный поднос, но она не позволяет себе помочь, – ставит поднос на столик для пикников, который дядя Йен подарил Лолли и Нейту.
Мама раскладывает еду по тарелкам, она любит это делать, и папа несет тарелки нам.
Едим молча, иногда кто-то что-то говорит, но я ничего не слышу – я погружена в свои мысли, которые перешептываются между собой в моей голове.
