– Пойдем, не хочу терять время: меня еще ждет много работы, – нетерпеливо зовет за собой она.
Когда я встаю, то замечаю у нее на груди табличку, на которой выгравировано два иероглифа: «Юань Цзин».
Я выхожу за ней в темный и сырой коридор. Он такой длинный, что кажется: ему нет конца. По обе стороны коридора виднеются ржавые железные двери, похожие на дверь комнаты, в которой я находилась. Я невольно замечаю, что бетонный пол усеян темными пятнами крови. Скорее всего, они стали такими со временем и уже давно практически слились с полом. Задрав голову, я вижу под потолком металлический лист, на котором написано: «Блок А». В конце коридора стоит каменная статуя. Это изваяние женщины, глаза которой завязаны матерчатой повязкой, за спиной у нее пара крыльев, будто у ангела; в левой руке она сжимает кинжал, а в правой держит щит, словно готовая в любую секунду ринуться на врага. Мне хочется подойти поближе и получше рассмотреть ее, но Юань Цзин уже подводит меня к палате слева от статуи. Нет, лучше будет сказать «конвоирует».
Это тесная комнатушка: дверь сделана из цельного листа стали и открывается вовнутрь, справа голая стена, там же стоит сломанная деревянная кровать и отделенный каменной перегородкой унитаз. Перед унитазом железный умывальник. Зеркала тут нет. Посреди комнаты стоят стол и стул, но их ножки прочно прибиты к полу, и сдвинуть их никак нельзя. Старуха заталкивает меня в комнату, а после закрывает дверь. Даже тюремная камера будет поуютнее такой палаты. Стоя здесь, я по-настоящему ощущаю, что такое заточение: словно камень весом в несколько тонн лежит у меня на груди и давит на сердце.
ЩЕЛК, ЩЕЛК!
Железная дверь заперта снаружи; я не могу отсюда уйти.
Здесь есть окно, но оно слишком высоко, до него минимум метра два, и я через него ничего не разгляжу. Оконный проем заставлен железными прутьями толщиной с палец.
Я брожу туда-сюда по комнате, пытаясь привести в порядок мысли. Во-первых, меня заперли в психушке. Она тщательно охраняется и совсем не похожа на обычную больницу для людей с психическими отклонениями – с тюрьмой сходств куда больше. Во-вторых, у меня амнезия; я не помню, кто я, и уж тем более не понимаю, что я такого сделала, чтобы угодить сюда. Мои родственники? Это они меня сюда упрятали? Или же я совершила преступление? В-третьих, предельно ясно, что со мной плохо обращаются. Если только я не поклонница членовредительства, то какой бы ненормальной я ни была, в больнице не имеют права меня истязать, потому что я – пациент! Итак, подведем итоги: я смогла систематизировать информацию, что свидетельствует о том, что мой мозг нормально функционирует. И по крайней мере, сейчас я точно в здравом уме! В общем, я не безумна, однако меня силой поместили в психиатрическую больницу. Весьма вероятно, убрали с чьей-то дороги.
Размышляя об этом, я не могу не тревожиться. Если бы кто-то хотел расправиться со мной, почему он просто не убил меня, а засадил сюда? Ответ очевиден: убить меня было бы слишком просто. Целью этого человека было замучить меня до смерти. Люди, которые могут прибегнуть к подобным методам, явно не просты.
А сама я простой человек?
Я смотрю на свои руки и представляю, чем я занималась. Была ли я «белым воротничком», который каждое утро толкается в метро и жует всухомятку булку по дороге в офис? Или же скучающей домохозяйкой, спускающей мелкие подачки мужа в интернет-магазинах? В любом случае каким бы ни было мое занятие, оно никоим образом не может быть связано с психиатрической лечебницей. Подождите-ка: если меня поместили в лечебницу намеренно, то человек, нанесший мне эти шрамы, все еще здесь. Наверняка он здесь обладает властью и авторитетом, если может хладнокровно меня пытать. Потеря памяти однозначно связана с полученными увечьями. Более того, он мог дать мне препарат, который нарушил мою мозговую деятельность.
Судя по тому, что сказала мне та женщина, я уже пыталась сбежать отсюда. А потому она предупредила меня, чтобы я «нормально себя вела». Понятно, что моя попытка побега обернулась неудачей, они схватили меня и вернули сюда. Я уверена, что каким-то образом выбралась, взломала замок, иначе бы не разозлила ее так сильно: я ведь доставила персоналу больницы очень много хлопот. Но как же мне удалось сбежать?
Ума не приложу, как у меня все вышло.
У меня определенно был детальный план побега. Тогда план должен был быть где-то записан, а если он был записан, то его могли и обнаружить? Не знаю, никак не могу вспомнить. Глядя на шрам на запястье, я думаю, что человек, оставивший его, еще вернется, все ведь не может закончиться просто так. Сейчас я слабее, чем раньше. По крайней мере, тогда я хоть что-то помнила, хотя бы то, что происходит и кто причинил мне вред. Теперь же я похожа на слабоумную. Оказавшуюся в западне, обреченную на растерзание слабоумную. От таких мыслей я невольно падаю духом.
Вокруг непривычно тихо, и я решаю осмотреть незнакомую комнату. Я же провела здесь много времени, поэтому, надеюсь, мне удастся восстановить воспоминания с помощью какого-нибудь предмета отсюда. Я хожу взад и вперед, то и дело ударяя рукой по столу или присаживаясь на стул. Потом я даже ложусь на кровать. Но воспоминания похожи на отражение луны на поверхности озера, отдающее рябью на волнах. Стоит мне протянуть руку и попытаться ухватить отражение, как оно сразу же растворяется на водной глади.
Я вздыхаю и присаживаюсь на край пыльной кровати. Между настоящим и прошлым существует только безмолвная пустота. Я как будто совершила путешествие во времени, пропустив самые важные моменты своей жизни. Поверьте, такое чувство невозможно описать простыми словами. Даже самый богатый язык в мире не сможет передать мое душевное состояние.
Черт!
Я вскакиваю и в припадке гнева что есть дури пинаю стул.
К моему удивлению, на вид, казалось бы, прочный стул с громким треском разваливается на части! И с ногой у меня все в порядке, мне ничуть не больно. Изначально я лишь хотела выплеснуть злость и никак не ожидала, что сломаю стул. Так я, оказывается, в хорошей физической форме? Неужели я проходила боевую подготовку?
Еще одна загадка.
Неожиданно я слышу странные звуки из-за бетонной стены. Я поворачиваю голову, стараясь понять, откуда исходит звук, и прислушиваюсь.
ТУК-ТУК-ТУК!
Будто кто-то стучит кулаком по другую сторону стены.
– Кто? Кто там? – говорю я, пристально глядя на серую стену, словно разговаривая сама с собой.
– Это ты, Алиса?
Голос слышится сквозь стену. Похоже, со мной говорит женщина, и хоть голос у нее тонкий, как писк комара, в моей голове он раздается словно набат.
Снова это имя!
Мое дыхание учащается, сердце бьется все быстрее и быстрее.
– Ты… Кто ты?
Мой голос так сильно дрожит, что непонятно, слышит ли она меня.
– Тебе надо снова убираться отсюда!
3
У меня в голове хаос, я не могу нормально мыслить.
Женщина за стеной предостерегает меня.
– Ты облажалась, да? – продолжает она.
– Что?
– Побег. Но ты облажалась, Алиса. Не вешай нос, ты умная, у тебя еще будет шанс.
– Я совсем ничего не помню, – говорю я.
– Алиса, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
– Я тоже не понимаю, – отвечаю я. – Когда я очнулась, даже не помнила, кто я. Конечно, я не помню ни тебя, ни причину, по которой меня здесь заперли.
Повисла тишина.
– Ты говоришь, что потеряла память? – за стеной слышится вздох. – Как же так вышло? Во всем точно виноваты эти уроды!
– Кто?
– Все они! Алиса, послушай меня. Тебе надо найти способ, как раньше…
– Как меня зовут? Я хочу знать свое настоящее имя! И кто ты? Как я сюда попала? Как я смогла сбежать до этого? Пожалуйста, расскажи мне все, что знаешь, с самого начала!
Я хлопаю ладонью по стене и понимаю, что она очень тонкая. Неудивительно, что звук с другой стороны так ясно слышен здесь.
– Меня зовут Е Пин, я – мать. Они схватили меня, сказали, что я больна. Но я-то знаю, что нет! Ты тоже понимаешь, что нормальная, так ведь? Они привыкли лгать, и это все вранье! Обдурили полицию, обдурили правительство, да во всем мире никто не может разоблачить их! На этом острове они – боги!
– Острове? – вскрикиваю я. – Каком острове?
– Да, это остров. Один, посреди океана. Всем на нас наплевать, они бросили нас на этом острове, чтобы мы гнили здесь день за днем, пока не сгнием окончательно и нас не сожрут черви. Если мы не спасемся сами, сгинем!
Я чувствую ее перевозбуждение.
– Зачем было строить психиатрическую больницу на острове?
У меня длинный список вопросов, которые я хочу ей задать.
– Мы – сборище изгоев. Они сделали все, чтобы изолировать нас от остального мира, и заточили нас в одном и том же месте. Это не больница – ад! Настоящий ад на земле! Алиса, потеря памяти – это не худшее, что с тобой могло случиться. Ты хотя бы можешь забыть о своих страданиях, не то что я. Я каждую ночь просыпаюсь и плачу из-за кошмаров. Мне ничего не известно о твоей прежней жизни. И твое настоящее имя я тоже не знаю, прости.
– Но ты же знаешь, что происходило со мной после того, как меня сюда заточили? Пожалуйста, можешь мне рассказать? – настойчиво спрашиваю я.
– Когда ты только очутилась здесь, ты повторяла одну и ту же фразу снова и снова…
– Что я говорила?
– Ты говорила, что уже знаешь тайну этого острова.
– Тайну острова?
Если Е Пин говорит правду, то я выведала секрет острова, и именно поэтому меня заперли здесь. Но в качестве кого я прибыла сюда? Почему я смогла узнать здешнюю тайну? Как я вообще попала на остров? Я стучу кулаком по лбу, но никак не могу вспомнить.
– Да, у них есть секрет, который нельзя знать ни одной живой душе. – Она намеренно понизила голос, словно боясь, что нас подслушивают.
– Так что же это за секрет? Я тебе не говорила?
– Не говорила. Ты не общаешься с другими людьми, только со мной иногда перекидываешься парой слов.
– Тогда откуда ты знаешь про мой план побега?
– Дай-ка подумать… ты говорила мне об этом, да! Точно говорила! Ты сказала, что хочешь сбежать, а потом придумала способ. Что же до деталей побега, то тут ты держала рот на замке. А раз уж ты сама не захотела рассказывать, то я не стала тебя упрашивать. Поэтому я не знаю, как ты подготовилась к побегу. Да, совершенно ничего не знаю, – сумбурно отвечает она.
– К сожалению, я ничего не могу вспомнить…
– Ты должна разоблачить их заговор, Алиса! Донести правду до всех! Никто здесь не справится с этим лучше тебя.
Загадок становится все больше и больше. Изначально я думала, что попала в обычную психбольницу и что, может быть, мои родные заберут меня отсюда. Но теперь я осознаю, что это невозможно. Остров. Кажется, Бог решил сыграть надо мной злую шутку. Мне не хватает духу поверить словам Е Пин.
– Все ли врачи здесь плохие люди?
– Плохие люди? Да они не люди, а демоны! Они днями напролет пичкают нас таблетками, варят нас в кипятке, пытают электротоком! Наши тела истерзаны, мы мучимся от невыносимой боли, но они не остановят зверства, пока мы не умрем. А до тех пор «лечение» продолжается…
– Мы регулярно проходим терапию?
– По их словам, это чтобы вылечить нас от психических заболеваний! Это смешно, мы ведь вообще не больны! Мы нормальные! Они боятся, что через нас просочится тайна острова, а потому им надо держать нас здесь и одного за другим превращать в сумасшедших! Если станешь сумасшедшей, то никто не поверит твоим словам. Алиса, еще ни один пациент не покинул этот остров живым. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю…
– Нас бросил весь мир, – с горечью говорит Е Пин. – Словно поломанные игрушки. Они уже сломаны, никому не хочется их чинить. А здесь как раз сборный пункт мусора. Нас сплющат, как этот мусор, измельчат на кусочки и уничтожат окончательно.
Изначально я знала обо всем. Возможно, даже лучше, чем Е Пин. Но сейчас я могу буквально сломать голову, но там по-прежнему будет пусто. Я не то что не помню ничего об острове – у меня и о вчерашнем дне воспоминаний не осталось.
Внезапно у меня начинает кружиться голова, и я чувствую, что очень устала.
– Ой-ой-ой! – вдруг слышится голос Е Пин.
В ту же секунду до моего слуха доносится ее нежное воркование:
– Мой хороший… мой славный малыш, ты проснулся? Лапочка моя, мама громко разговаривала, и ты проснулся, да? Мой хороший, баю-бай, снова, сладкий, засыпай… Мама завтра купит тебе игрушку, хорошо? Мама так тебя любит; ты мамина кровиночка… Мой хороший… Мой хороший…
Е Пин только что сказала, что она мать. Так у нее есть ребенок? Вдруг я почувствовала неладное: как руководство могло допустить подобное?! Нет, у Е Пин не может быть маленького ребенка, она лжет! Но отчего она так говорит?
Из-за стенки доносится пение Е Пин. Она поет колыбельную:
Спит мой кроха, засыпает,
Мамочка его качает.
Не тревожьте крохи сон —
Благостным пусть будет он.
Спит мой кроха, засыпает,
Его мама охраняет.
Все тепло и всю любовь
Мир ему подарит вновь.
Спит мой кроха, засыпает,
Его мама обожает.
А когда малыш проснется,
Маме тут же улыбнется.
По палате разносится мелодичное пение. Меня охватывает неописуемый страх.
– Прости, но…
– Заткнись! Заткнись! Заткнись! Ты и так разбудила моего ребенка; почему ты не можешь заткнуться! Не смей рот открывать, не смей тревожить моего малютку! А не то я тебя убью! Убью тебя! Убью! – яростно рычит Е Пин.
Хоть нас и разделяет стена, я слышу ее крики так, будто она стоит передо мной. Я продолжаю слышать ее вопли, к которым примешивается глухое эхо ударов. Скорее всего, она бьется головой или стучит кулаком по какому-то предмету.
Я начинаю пятиться назад, пока не упираюсь затылком в противоположную стену. Яростный рев понемногу утихает. Я сползаю по стенке на пол. Сейчас я на сто процентов уверена, что у Е Пин психическое расстройство. У меня внутри все переворачивается – последняя соломинка надежды сломалась. Вообще, я надеялась получить от нее больше информации. Меня охватило небывалое чувство беспомощности. Е Пин, мягко говоря, не в себе, но далеко не все, что она сейчас сказала, выдумка. Я рассчитываю поговорить с ней после того, как она успокоится, и разузнать, известно ли ей еще что-нибудь. Подумав об этом, я не могу сдержать горькой усмешки: надо же! Я могу положиться только на сумасшедшую женщину.
Я возвращаюсь к кровати, ложусь на нее и, обхватив коленки обеими руками, прижимаю их к груди, не переставая пялиться на железную дверь.
Внизу, на серебристо-белой двери, там, где она соединяется с полом, есть небольшая дверца. С легким скрипом она открывается, и на пол палаты опускается белый поднос с разнообразной снедью. На подносе лежат паровая булочка, пакетик молока и какие-то овощи. За дверью раздается сухое указание:
– Время обеда. Кстати, вскоре после обеда вас отведут на прием к доктору У.
– Доктор У? Подождите, а кто такой доктор У? Где доктор Чжуан?
Я собиралась было продолжить расспрашивать этого человека, но он, похоже, решил меня проигнорировать. Слышно только звук удаляющихся шагов.
Кто такой доктор У, о котором он упомянул? Разве моим лечащим врачом не является доктор Чжуан? Во мне вспыхивает искра любопытства. С одной стороны, я понимаю, что я в опасности. Меня окружают чужаки, и надо быть начеку. Лучшим способом самообороны будет не вступать ни с кем в контакт. Но, с другой стороны, я не найду себе покоя, пока не разузнаю реальное положение дел: какую же тайну скрывают на этом острове-тюрьме? А если я хочу знать больше, надо общаться с разными людьми, включая и психически больных, и врачей.
ГРРРЛ!
