– Ты догадываешься, почему они торчат в распадке, не бегут в города?
– Ну… боятся, что их в городах поймают. Хотят, чтобы про них забыли. Намерены пересидеть.
– Для таких существуют притоны в более теплых местах. Вы с Азвестопуло разорили один под Иркутском, но люди устроили другие.
Лыков подпер руками подбородок и уставился на собеседника, ожидая разъяснений. И они не замедлили поступить. Бандит сказал:
– Беглые сидят там не сложа руки, ожидая, когда о них забудут. Они моют рыжье.
– В притоках Колымы? Чушь. Добывают в Забайкалье. На юге Якутии есть прииски, вокруг Бодайбо. Но на востоке откуда золоту взяться?
– Вовсе не чушь. Просто власти об этом еще не знают. А тот, кто знает, не торопится болтать.
– Золото в тех местах если и есть, то труднодоступное. Сезон короткий, и продать добычу большая проблема. Ни дорог, ни селений; снабжение невозможно. Как же им это удается?
Вырапаев вздохнул:
– У них имеется атаман. Очень серьезный человек, похлеще даже меня. Он все придумал и организовал.
– Как зовут молодца?
Бандит ответил, глядя собеседнику прямо в глаза:
– Александр Созонтович Кожухарь.
– Сашка Македонец?! – Сыщик чуть не вскочил со стула.
– Он самый.
Это была плохая новость. Александр Кожухарь, тридцати пяти лет, мещанин города Каменец-Подольска, был приговорен к пятнадцати годам каторги за разбои в Киеве и Одессе. Нападения сопровождались человеческими жертвами: суд доказал минимум одно убийство. Дело было накануне войны с Японией. Головорез уплыл на Сахалин, но кандалами погремел недолго. Японцы высадили десант, власти призвали арестантов защитить любимые казематы и раздали оружие. Ополчение из чиновников вперемежку с каторжанами провоевало недолго и быстро разбежалось. Кожухарь винтовку взял, а в бой за царя и отечество не пошел. В начавшейся неразберихе убийца перебрался на материк и стал нападать на транспорты, перевозящие деньги и ценности. При этом ловко использовал бомбы-македонки, поражавшие конвой и лошадей. Дознание выяснило, что он научился этому у сокамерника, македонского боевика – тот отбывал срок по обвинению в заказном убийстве судьи из Ейска. С тех пор негодяя прозвали Сашкой Македонцем.
Когда война закончилась, власти начали наводить в крае порядок. Кожухарь к тому времени сколотил банду из пятнадцати человек. Набирал с большим разбором, только отчаянных. Причем самые страшные гайменники[21 - Гайменники – убийцы (жарг.).] подчинялись ему беспрекословно – такой был человек. Дисциплина в банде установилась навроде военной: за неподчинение атаману кончали на месте. Жуткий отряд совершил в Приморье множество разбойных нападений, убив столько людей, что полиция сбилась со счета. Поймать бандитов не удавалось. Они награбили так много, что могли покупать осведомителей даже в сыскных отделениях. И ловко избегали засад, а случайно попавшимся товарищам организовывали побеги.
Три года назад Сашка Македонец вступил в войну с другим фартовым атаманом, главарем кутаисской преступной организации в Сибири Нико Ононашвили. Под его рукой состояло множество боевиков, принадлежащих к одной народности. Служители закона облегченно вздохнули: ребята начали бойко резать друг друга. Каждую неделю лилась кровь. Македонец злоупотреблял бомбами, кавказцы предпочитали кинжалы. Но силы оказались неравны. Потеряв половину состава, банда Кожухаря исчезла. Просто взяла и испарилась, не оставив никаких следов. Нико праздновал победу и окончательно обнаглел. Лыков знал, что его ликвидацию теперь негласно готовят жандармы, поскольку полиция расписалась в бессилии. Вот-вот «короля Сибири» должны были прижать к ногтю. А Македонец и его люди исчезли из сводок. Теперь они отыскались в колымских горах. И прибавили к бомбам пулемет…
– Да, – проговорил Лыков задумчиво, – Кожухарь может организовать что угодно. Даже добычу изумрудов на Северном полюсе. Но там, по словам якутского губернатора, чуть не сто человек. А из его банды, после столкновения с Нико, уцелели только семь или восемь. Откуда взялись остальные?
– Глупость спрашиваешь, Лыков, – ответил «иван иваныч». – Сашка посидел в каторжной тюрьме, атаманил в Приморье, где фартовых хоть в бочки закатывай. Набрал новый кадр. Потом, ста человек там нет, а есть примерно семьдесят. Это вместе со старателями, а самих разбойников всего полтора десятка. Но они заправляют прииском.
– И как Сашка заманил новый кадр туда, где жить невозможно, особенно зимой?
– Золотом и заманил.
– Откуда ты все это знаешь?
– У них мой брат, ради него я тебя и терплю сейчас. Хочу брата спасти.
– У тебя есть брат? – сыщик недоверчиво отстранился. – Ни в одной картотеке про него нет. Или он не из уголовных?
– Брат есть, любимый, старше меня на четыре года. Зовут Михаил. Я, дурак, своими руками послал его на Колыму. Македонец приехал сюда прошлой зимой, рассказал, что нашел рыжье, и предложил мне его покупать. Слушай, как все началось и что из этого получилось.
И Сорокоум рассказал своему заклятому врагу невероятную историю.
Сашка Македонец прибыл в Петербург, разыскал по фартовой почте здешнего набольшего и сделал ему коммерческое предложение. Он моет в далеких горах рыжье и по цепочке передает его в столицу. «Иван иваныч» обязуется покупать его по согласованной цене – семь рублей золотник[22 - Золотник – 4,26 грамма.] плюс еще целковый за доставку. Притом что казна платит за добытое золото пять с половиной рублей. Деньги по той же цепочке следуют обратно в Якутию. Риски большие, поэтому возможные потери стороны делят пополам.
Вырапаев очень заинтересовался предложением. Он давно уже собирал по всей стране золото и платину[23 - См. книгу «Уральское эхо».], украденные с приисков или добытые старателями-хищниками. А тут новый золотоносный район, о котором никто не знает. Репутация у Македонца такая, что сомневаться в успешной добыче не приходится. Атаман привез с собой на пробу полтора пуда, частью в песке, частью в самородках. Сорокоум отдал на анализ – лучше некуда! Особенно шлиховое золото, которое почти не требовало аффинажа[24 - Аффинаж – очистка от примесей.].
Покупатель потребовал рассказать, как выглядит добыча. Ведь зимой там жуткие морозы – куда деваются рабочие? Они же на вакациях[25 - Вакации – каникулы.] разболтают всему свету про свои занятия, и летом на россыпи сбежится целая толпа. А горная полиция? А казачьи патрули на дорогах? Тракт всего один, Якутск – Иркутск, перекрыть его легко. Власти в преддверии войны ужесточили надзор за добычей и сбытом драгоценных металлов. Что знают двое, знает свинья. Рано или поздно явятся войска и разорят предприятие.
Кожухарь ответил обстоятельно. Он-де построил целый поселок в долине, где речка Кухуман впадает в приток Колымы речку Берелёх. Места там безлюдные, русских нет, живут бродячие тунгусы и чуть-чуть якутов. Власти они презирают и ничего им никогда не скажут. А Сашка наладил с инородцами бойкую торговлю. Те снабжают его провизией, табаком, водкой, одеждой – все по высоким ценам. Покупают на ярмарках будто бы для собственных нужд и везут на Кухуман. Им выгода, а горбачам[26 - Горбачи – незаконные старатели-хищники.] полное довольствие.
А кто твои люди, спросил «иван иваныч». Атаман ответил: костяк – моя старая хевра, та, что уцелела от войны с кавказцами. Еще я новых набрал, фартовых, крепких и надежных. Там полно таких: ссыльнокаторжный край, бери не хочу. Старатели из другого теста: опытные добытчики, умеющие найти и извлечь золото. Их Македонец переманивает с верхнеленских приисков, платя вдвое больше. Все равно получается хороший доход, при условии, что продажа идет бесперебойно. Для чего и нужен крупный денежный покупатель, такой как Сорокоум.
Получилось все довольно разумно. В горах стоят балаганы на десятки обитателей. Имеются кухня, склад добытого рыжья, примитивная химическая лаборатория и даже баня. Промывочное оборудование хорошее, есть ртуть для осаждения металла, всякие бутары[27 - Бутара – переносное устройство для промывки золотоносной породы.], небольшие драги и прочее. Артель разрабатывает сразу несколько мест, и не только россыпи, но и кварцевые жилы. Пятнадцать человек – охрана, это уголовные, и полсотни рабочих. Осенью последних отпускают, честно выделяя их долю – треть от добытого. Берут слово, что за зиму ребята никому не проболтаются. Иначе сами себя подведут: явится толпа мазуриков со всего света и заполонит пустынный и богатый край. Фартовые остаются зимовать неподалеку, в Верхне-Колымске, Сеймчане, Томторе, Оймейконе и Средне-Колымске; некоторые по зимнику добираются до Якутска. Сашка подкупил в улусах родовую знать, а в ближайшем городке Верхне-Колымске – казачье-полицейскую стражу, и его людей никто не трогает. По весне банда сходится заново. Трудностей не счесть: забытые богом места. Доставка груза встает дорого, любую мелочь нужно тащить через горы по бездорожью. А если кто заболел – ложись и помирай, помощь не придет. Однако рядом отыскался каменный уголь, есть чем топить печи и отогревать мерзлый грунт.
Самое главное, что рассказал приезжий, – он выдал секрет Колымы. По его словам, золота там очень много, больше, чем в других, уже разведанных и перекопанных, местах. Инородцы всегда это знали, но скрывали от чужаков. В последнее время в горах поблизости от Кухумана стали появляться дикие артели, они грабят россыпи и распространяют в поселках вредные слухи. Люди Македонца начали их отстреливать, чтобы отбить охоту лезть в заповедные угодья. Но явился обратный эффект: убийства привлекли внимание полиции. Откупаться стало дороже.
Жадность сыграла с Шишком дурную службу. Он заинтересовался предложением приезжего слишком сильно. И, для того чтобы контролировать приисковые работы, предложил Сашке принять в артель своего брата. Михаил человек тертый, опытный, а главное – Ларион ему полностью доверяет. Представитель заказчика должен будет сидеть в горах и помогать отправке ценностей в столицу. Кожухарь охотно согласился, и обратно в Сибирь уехали уже двое. Это случилось в феврале прошлого года.
С тех пор партии золота прибыли к Сорокоуму четыре раза, все было в порядке. В октябре промыслы закрываются, в горах наступает зима. Михаил не стал тратить время на разъезды и сообщил брату, что пересидит холода в Верхне-Колымске. Весной этого года поставки возобновились. Вдруг неделю назад обходными путями, не через прежний способ связи, Михаил прислал Лариону письмо, в котором сообщил, что находится в Кухумане в роли заложника, которого скоро должны прикончить. Он случайно узнал, что копачи Македонца не уходят зимовать с добытым золотом, как им обещали. Бандиты просто убивают всех старателей, присваивают их долю, а по весне набирают новых смертников…
– Пойми, я должен был догадаться сам и дал слабину, – сокрушенно заявил «иван иваныч» сыщику. – Когда Сашка сказал, что отпускает рабочих на зимовку, да еще с рыжьем, тут бы и оборвать его: красиво врешь! кто же в такое поверит? Но мне в голову не пришло, что Македонец хладнокровно складывает каждую осень по пятьдесят человек! Я, конечно, в твоих глазах негодяй. И кровь лил изрядно. Но столько душ губить раз за разом… Нет, это чересчур. Но только не для Сашки Македонца.
– Как пятнадцать палачей могут казнить полсотни? – усомнился статский советник в словах «иван иваныча».
– Запросто. У рабочих нет оружия.
– Все равно неправдоподобно. Люди там лихие, видавшие виды. Даже без винтовки они могут за себя постоять. И раз за разом Сашке сходило с рук? Никто не спасся, не рассказал о страшном прииске, с которого нет возврата?
Вырапаев-Рудайтис предположил:
– Возможно, для этого Сашка и завел себе пулемет? Выстроили старателей в шеренгу, раздали жалованье натурой, сказали: спасибо, ребята, прощевайте до весны! Другим ни гу-гу, и ждем вас в апреле назад. А потом атаман махнул рукой, и с сопки полоснул «максим».
– Ведь так и было… – Лыков зябко повел широкими плечами. – Вот скотина! И зачем такому жить?!
– А я куда веду? – обрадовался столичный «Мориарти». – Давай объединимся. Истреби тот гадюшник, выполни волю начальства. Убей их всех. И верни мне брата живым.
– Как он узнал, что старателей расстреливают? Сам же Михаил этого не видел?
– Помог случай. Один опытный горбач по кличке Корзубый добыл самородок весом в три фунта. Там и не такие попадаются. А главное, самородок был приметный, с глазком, как пишет Михаил. То есть имел выемку круглой формы, по которой его не спутаешь с другими. Корзубый пожелал оставить ценную находку себе, и Сашка великодушно разрешил – в счет платы за труд. За два дня до закрытия лагеря брат уехал в Верхне-Колымск. Там у банды свой дом со складом. Через несколько дней, сунувшись в комнату, где лежала еще не проданная добыча, Михаил увидел в ящике тот самый самородок с глазком. Понятно, Корзубый не отдал бы его атаману. И не уступил бы за деньги, так им дорожил. И брательник догадался, что его взяли у мертвого. Тут он начал вспоминать другие странные вещи. Что в городе ему не попался никто из только что уволенных горбачей, хотя пройти мимо им никак нельзя. И что в оружейной стало на одну цинку патронов меньше, то есть куда-то делись двести пятьдесят зарядов. А под столом он заметил ведро, полное стреляных гильз. Каково?
– Пусть так, – кивнул Лыков, – но почему твой брат решил, что его самого скоро казнят? Он нужен им живой, для поставок в Петербург.
– Уже не нужен, – горько ответил «иван иваныч». – В том же письме брат пишет, что Сашка нашел себе других покупателей, поближе.
– Китайца или американца?
– Сперва американца. Тот уже приезжал в Верхне-Колымск и дал цену выше, чем я, – восемь с половиной рублей за золотник. Теперь Михаил не представитель единственного, очень важного, заказчика, а лишний свидетель.
– Погоди, так дела не делаются, – возразил Алексей Николаевич. – Атаман умный человек. Ему, возможно, захочется иметь двух покупателей вместо одного. Ты станешь получать не все добытое, а лишь часть. И твой брат сохранит свою полезность.
– А вдруг не сохранит? Ты правильно спросил про китайцев. Пекин ближе к Кухуману, чем Петербург. И косоглазые всегда хватали ворованное русское золото задорого. А Михаил видел, как Кожухарь толковал о чем-то с приезжим китаёзой. Он спросил у Сашки: что за гусь? И тот ответил: приказчик богатого пекинского ювелира, интересуется нашим товаром. А затем, сволочь, произнес с издевкой: скоро он, возможно, заменит тебя, а ты поедешь домой; чай, надоело здесь?
– Да… – констатировал сыщик. – Дело твое плохо. Надо спешить.
– Вот-вот!
– Ларион, ты понимаешь, что я должен сообщить часть полученных от тебя сведений начальству? Чтобы оно усилило отряд, а не посылало меня в Якутию одного, проветриться и вернуться.
– Ну если только часть. Давай оговорим, какую именно. Про мои операции там и про брата – говорить нельзя.
– Согласен. Я скажу про «Македонский прииск», что им командует беглый бандит Кожухарь, по которому давно плачет виселица. Что он нашел там много золота, хищнически добывает его и продает американцам и китайцам. И еще каждую осень негодяй казнит всю свою артель, чтобы сохранить тайну прииска. Это тот самый притон, о котором, не зная подробностей, написал министру внутренних дел якутский губернатор.
– Годится, – впервые вступил в разговор Аванесян. – Хороший повод, чтобы разорить притон. Уж что-что, а разорять Лыков умеет, лучше него кандидатуры не найти.
Сыщик лесть не принял и задал важный вопрос:
– Но откуда я все это узнал? Генералы потребуют назвать источник.
Обер-бандит взял доверительный тон:
– Алексей Николаич, не усложняй. Любой халамидник знает, что у тебя есть личная осведомительная агентура. Кто угодно может состоять на связи: половые, шлюхи, камергеры… И ты никогда не сообщишь фамилию осведа начальству, таков уговор. Верно?
– Верно.
– Ну и переведи стрелки на них. Освед встретился со старым приятелем, беглым из Якутии. Скажем, в пивной на Охте. И тот поведал жуткие вещи. Он-де мыл золотишко вблизи Кухумана и увидел из-за кочки, как головорезы Сашки Македонца прикончили целую артель. А трупы закопали в шурфах. Парень взял ноги в руки и так долетел до столицы. Чем не легенда?
– В общих чертах подходит, детали я додумаю сам. Ну что? Заключаем сделку? Ты действительно сообщил важные сведения, рассеял туман. Спасибо. Я поеду уже предупрежденный, а кто предупрежден, тот вооружен. Но ты понимаешь, что, когда приеду туда, твоего брата уже может не быть в живых?
– Поэтому я тебя и тороплю, – подскочил как ужаленный «иван иваныч». – Садись в поезд как можно скорее, не тяни время.
Алексей Николаевич стал рассуждать:
– Мы отправимся вдвоем, я решил… после того как узнал твои новости, решил взять с собой Азвестопуло. Но и двоих нас будет недостаточно против целой банды. Не хочешь помочь? Дать парочку умелых ребят?
– Я тоже думал над этим. Дам тебе одного помощника.
– Только одного?
– Одного, – подтвердил «иван иваныч», – но какого! Мой личный телохранитель Петр Рыбушкин, в фартовых кругах известен под кличкой Кудрявый…
– Погоди, это тот, который сбежал из Новозыбковского централа? – спохватился статский советник.
– Он самый.
– И теперь Петька караулит твою персону?
– Точно так. Я пошлю его с вами, такие люди в Якутии пригодятся.
Лыков задумался:
– Взять с собой беглого в розыске? А вдруг его в дороге опознают?
– Ха! Скажешь, что он твой осведомитель, вы едете по поручению начальства в Сибирь. С секретным заданием, и пусть все идут к чертям.
– Местные полицейские сразу пошлют запрос в Департамент полиции: правда ли это и как известный преступник заделался осведом?
Сорокоум начал раздражаться:
– Не мне учить тебя врать! Если захочешь, ты гориллу провезешь в купе первого класса, и никто тебе слова не скажет.
– Гориллу любой дурак провезет за червонец кондуктору… А правда, что Петька однажды четверых грохнул в одиночку? Как-то брехней отдает. Четверых даже я в лучшие годы с трудом уделывал.
Шишок самодовольно улыбнулся, словно это он совершил такой подвиг:
– Правда, не сомневайся. Он сторожил секретную кладовую, в которой лежала хурда-мурда на сто с лишним тысяч. Бакинские татары[28 - Так тогда называли азербайджанцев.] узнали и прикатили.
– И?
– Петр потом долго лечился, ему сильно досталось. Но выжил и здоровье восстановил. А тех мы закопали в Парголово.
– Беру, – решился сыщик. – Значит, мы приедем втроем, твой брат будет четвертый. Он оружием владеет?
– Старый налетчик, бывал в переделках. За себя постоит.
– Четверо, – констатировал Алексей Николаевич. – А тех пятнадцать? С Сашкой шестнадцать?
– Их уже больше двадцати, – огорошил бандит сыщика. – Михаил пишет, Македонец усилил отряд. Теперь там десять русских трехлинеек, двенадцать японских «арисак», револьверы, пулемет. И полсотни ручных бомб Сашка понаделал лично. Нужна сильная команда, чтобы с ними справиться. Городовые казаки не подойдут, они никогда не воевали, кое-как несут караульную службу. Разбегутся от первой же македонки.
– Они уже сунулись, и вышло по-твоему, – сообщил сыщик. – Врид губернатора Нарышкин прислал донесение. Власти пытались выкурить банду Кожухаря, послали туда казачий взвод. Ребята ответили из пулемета. Трое раненых, один потом скончался. Теперь тех казаков в Кухуман силой не затащишь.
Аванесян опять заговорил:
– Мы об этом только что узнали от Гучкова. Письмо было послано Михаилом в начале мая, а пришло лишь позавчера. Значит, все надо делать бегом. Запомните человека: Сарэл Тихонов. Это тамошний купец, у него дела в Верхне-Колымске и далее на восток, вплоть до Охотского моря. Проживает зимой в Якутске в собственном доме, а летом всегда в дороге. Это он передал пакет.
– Тихонов торгует с Македонским прииском? – Сыщик полез за ручкой и блокнотом.
– Да. Он будет вам тайным помощником, за деньги, конечно. Расходы на него – с нас.
– Само собой. Но такой союзник очень полезен. Расскажет, как прииск охраняется, как лучше к нему подобраться. А полицию, вы говорите, Сашка кормит с ладони?
– Да, в Верхне-Колымске у него все схвачено. Заседателем[29 - Земский заседатель – так в Сибири называли становых приставов.] служит пятидесятник Якутского городового полка по фамилии Трифонов, чья полусотня расквартирована в селении. Продался с потрохами! Неудивительно, что его подчиненные так бойко драпанули… Наверняка предупредил кухуманцев, иуда.
Вмешался Ларион:
– Привези с собой настоящих солдат, из Иркутска. Пусть начальство расстарается. Офицеры и вы с твоим греком заслужите денежную награду – есть за что рисковать.
– Что ты имеешь в виду? – с деланым равнодушием уточнил Алексей Николаевич. – Мы арестуем намытое золото, сдадим его в казну и получим треть от его стоимости?
