Я вздыхаю. Папе не стоит вообще открывать утром глаза, чтобы не раздражаться… Хоть за последние годы и с возрастом он стал намного мягче, чем был раньше, он все равно остается очень сложным. Пик его непонятного состояния повышенной агрессии пришелся на подростковые годы Аннабель. Да и на детство тоже. Меня это касалось намного меньше и почему-то заставляло испытывать странный стыд перед Анной. Когда сестра уехала из дома, папа постепенно начал понимать, что его отцовство явно не удостоится медали. Поэтому со мной он был чуть мягче… если это можно так назвать. У него все еще было уйма требований и правил, однако он так или иначе старался стать лучше. Папа, естественно, не одобряет мой выбор профессии, но и не доказывает с пеной у рта, что я не стою и гроша, как это было с Анной. Я не думаю, что он любит меня больше. Я предполагаю, что он в целом не знает, как нужно правильно любить.
Единственное, что очищает карму папы за все его поступки, это то, что он стал отличным дедушкой для детей Аннабель. Возможно, он уже никогда не исправит ошибок в отцовстве, но может постараться найти путь в сердце старшей дочери через маленьких людей, которых она любит до смерти.
Что касается меня… то я, наверное, просто остыла к отцу в тот момент, когда он меня подвел. Я не виню его, ведь то, что со мной случилось, никак от него не зависело. Да, можно было подумать о моей безопасности лучше. Но… не знаю. В тот момент внутри меня что-то умерло. И я не знаю, как теперь оживить эту часть.
Я очень люблю Аннабель.
Люблю маму.
И принимаю папу.
Мамасита:Ты тут?
Я:Да. Я просто в метро, пропадает связь. Решай сама, показывать фото папе или нет. Но имей в виду, там видно мой сосок.
Мамасита: Аврора!
Я хихикаю и вспоминаю тон, которым мама всегда выкрикивает мое имя.
Мамасита:Ну, если всего один сосок, то мы справимся.
Я:Люблю тебя! Завтра позвоню. Скажи папе, что первая гонка будет в Бельгии. Он спрашивал у меня недавно.
Я не знаю, смотрит папа мои гонки или нет, но он каждый раз узнает страну, а потом присылает мне эмодзи флага и большого пальца. Полагаю, это его версия проявления любви.
Мамасита:Хорошо, береги себя. И попарь вечером ноги, у тебя слабый иммунитет.
У меня слабое все. Я разваливаюсь на части.
К тому моменту, когда я выхожу из метро и дохожу до дома Аннабель, мой нос и руки превращаются в ледышки. Тонкий свитер в конце февраля – не самая лучшая идея. Но в свое оправдание скажу, что у меня нет нормальной куртки. Когда я собирала чемодан из Америки в Англию последнее, что мне хотелось делать – везти с собой одежду на все сезоны. Поэтому я взяла только свою любимую гоночную куртку БМВ, которая зачастую сильно привлекает к себе внимание.
Эта девушка была гениальной. И до жути тупой…
У меня еще не было времени сходить в магазин, и, скорее всего, его и не будет. До первой гонки остаются считаные дни, мне нужно тренироваться. Куртка подождет. До окончания сезона, желательно.
Я прохожу сквозь вращающиеся двери, и меня обдает теплым воздухом, от которого кожа сладко покалывает. Вестибюль встречает роскошью и уютом, светлый мраморный пол с блестящими вкраплениями отражает теплый свет, струящийся с хрустальных люстр. Консьерж спрашивает, к кому я направляюсь, а затем звонит в пентхаус семьи Кеннет, предупреждая их о моем визите.
В мою квартиру при большом желании можно попасть, наверное, через окно. И это ни у кого не вызовет вопросов. Хоть Леви и заменил в этой квартире все, что можно и нельзя, она все еще находится не в самом благоприятном районе Лондона. Не говоря уже о соседке, которая постоянно рыщет у моего порога. Но меня все устраивает.
Раньше в этой квартире в свои студенческие годы жила Аннабель, но потом Леви в рыцарской манере отвоевал ее. Квартиру, не Аннабель. Хотя и Аннабель тоже, чего уж скрывать. В общем, спустя годы это жилье досталось мне… по наследству, полагаю. Они не хотели продавать квартиру, потому что там живут воспоминания, как говорит Анна, а я не хотела заморачиваться с поиском места, где могу оставаться в Лондоне.
Я прохожу в лифт, нажимаю кнопку этажа и поворачиваюсь лицом к дверям.
Ко мне навстречу несется мой ночной кошмар в туфлях Prada.
Наступит ли когда-нибудь день, когда Вселенная сжалиться надо мной?
Глава 7
Аврора
Реакция срабатывает безотказно, и я молниеносно нажимаю на кнопку закрытия дверей. Однако не так быстро, как хотелось бы. Ведь идеально-глупое тело Лиама остается зажатым в дверях лифта, которые плавно разъезжаются обратно.
– Не мило, Аврора, – цокает он, вплывая в кабину своей вальяжной походкой в лучшем образе представителя «old money».
Его темные волосы аккуратно уложены, а на лице лишь легкий намек на щетину, на запястье сверкают не слишком броские часы из белого золота. И правда, совсем неброско. Брюки из тончайшей мягкой шерсти благородного оттенка шоколада идеально сидят на мускулистых бедрах, а кремовый кашемировый джемпер с откидным воротником, подчеркивает крепкие плечи и шею. Через его предплечье перекинуто темно-коричневое пальто, в которое мне хочется зарыться и согреться, вдыхая его аромат, как лаванду перед сном, чтобы расслабиться.
Иисус, помоги. Сигнал SOS.
Другой рукой Лиам обхватывает и прижимает к боку огромную коробку, упакованную в нежно-розовую бумагу с маленькими единорогами.
– Я ошиблась кнопкой, – выдавливаю я, пытаясь не вдыхать его аромат, который затуманивает рассудок. Клянусь, в этом небольшом пространстве теперь пахнет только им. Я в беде.
– Неправда. – Он приваливается к стене лифта, нагревая взглядом мой профиль.
Я поворачиваюсь к нему, не желая избегать его глаз. Все в порядке. Я взрослая девушка, которая умеет держать свои чувства в узде. Которая слишком давно уже ничего не испытывает к этому мужчине. Но этот аромат, глаза и… будь он проклят за то, что так хорош. Я в полной заднице, не так ли?
– Раскусил, – якобы обиженно вздыхаю я. – Что ты тут делаешь?
– То же самое, что и ты. Еду в лифте и практикуюсь в низшей форме юмора.
Я усмехаюсь и поджимаю губы.
– Очень остроумно, Рассел.
– Я старался, Андерсон. – Он посылает мне однобокую ухмылку. – У Оливии день рождения.
– Спасибо, я в курсе. Я ее тетя.
– Я ее крестный.
Я прислоняюсь к противоположной от Лиама стене и тяжело вздыхаю.
– Разве Бог не должен проверять в какой-то своей базе, подходит человек на эту роль или нет?
– Разве Бог не должен ударить в тебя молнией, чтобы у тебя онемел язык?
– Разве Бог…
– Христос, замолчи, – стискивает зубы Лиам.
– Он ничего не говорил, – бормочу я и опускаю взгляд в пол, потому что мне надо успокоиться. Просто нужна минута, чтобы сделать передышку. Когда мы, черт возьми, приедем? – Это праздник Оливии. Нам нужно вести себя прилично.
Я снова смотрю в его глаза и тяжело сглатываю. Лиам приподнимает подбородок, мышцы на его шее напрягаются, а взгляд раздевает меня догола. Не в каком-то сексуальном смысле, а так, словно он трогает каждую колючку на плюще, обвивающем мое тело.
– Справишься? Иногда ты можешь быть цивилизованной, я знаю. Когда-то ты лучше справлялась с этой задачей.
Когда-то я жила ради встреч с тобой. Когда-то ты был лучшим, что случалось со мной. Когда-то ты был как горячая ванна после изнурительного дня. Или как кусочек шоколада после долгого воздержания от сладкого. А может быть… ты просто был единственным человеком в мире, от кого я не пряталась в свою раковину.
– Справлюсь. А ты?
– Я имею докторскую степень по идеальному поведению в обществе.
Лифт останавливается и звуковой сигнал звучит так громко, что я чуть не подпрыгиваю. Расслабься.
Реально ли это вообще? Я всегда нервная и дерганая, словно сижу на жерле вулкана, ожидая, что он рванет с минуты на минуту.
Двери открываются, и мы одновременно бросаемся к ним, застревая в проеме.
– Будь джентльменом, – кряхчу я, подавляя дрожь от того, как тело Лиама прижимается к моему боку. От его близости у меня, кажется, кружится голова. Тепло, исходящее от него, согревает и словно наносит какой-то целебный бальзам, не позволяя мне впадать в панику, закрываться или скукоживаться от мимолетных прикосновений.
Лиам не отступает, все еще пытаясь протиснуться. Я тоже не собираюсь сдаваться.
– Ты как танк, – ворчит он. – Уступи.
– Не в этой жизни. – Я кусаю его за плечо, которое мешает мне протиснуться. Двери начинают закрываться, еще крепче прижимая нас друг к другу.
– Ты, черт возьми, укусила меня?
Я гневно сдуваю прядь волос с лица.
– Двигайся, иначе не успеешь отсосать яд.
– Уверен, ты сможешь мне в этом помочь. – В его глазах вспыхивает огонек.
Засранец.
Мы наконец-то вываливаемся из дверей лифта, как груда вещей, которые были в спешке заброшены в шкаф. Я спотыкаюсь об дурацкую лодыжку Лиама, и он раздраженно пыхтит.
– Уверена, ты сможешь найти кого-то другого на эту роль. – Я прерывисто дышу, потому что запыхалась так, словно сделала кардио в парилке, и изнемогаю от желания снова пнуть Лиама. Только теперь намеренно.
– А что если я хочу только тебя?! – рычит он, чуть не роняя подарок. Это должно было выглядеть как очередной укол. Но все получается иначе. Мы замираем, когда оба осознаем, как двусмысленно звучит эта фраза.
– Иногда то, что мы хотим, слишком дорого нам обходится.
– Могу поспорить, что я бы смог себе это позволить.
– Тогда купи себе чертову отдельную планету и улети на нее для всеобщего блага!
Или ради сохранения моего рассудка, который я каждый раз теряю рядом с тобой.
Мне действительно нужно как можно скорее заткнуть свой рот. Желательно в эту секунду.
– Как думаешь, их примут в местный зоопарк? Мы могли бы продать их или типа того.
– Не думаю. Они недостаточно выдрессированные. Тем более придется сажать их в разные вольеры, это напряжно.
Мы с Лиамом поворачиваем головы на голоса и видим Леви и его друга Нейта. Они стоят по обе стороны дверного проема квартиры, сложив руки на груди.
– Согласен, может, тогда есть смысл их усыпить.
– Может, вам есть смысл заткнуться?! – рявкает Лиам с раскрасневшимися от гнева щеками. – Идиоты.
– Не ори в моем доме, – Леви произносит это смертельным тоном. – Здесь дети. Придите в себя и проходите.
Я запрокидываю голову, делаю глубокий вдох и пытаюсь избавиться от липкого ощущения стыда. Меня и так не назвать хорошей сестрой, так что испортить праздник, который важен для Анны – совсем не входит в мои планы. Я разобьюсь окончательно, если разочарую ее еще больше, чем уже сделала это.
Не глядя на Лиама, прохожу в квартиру и слышу, как он следует за мной.
Молча. Слава богу.
Леви улыбается мне и ждет, когда я обниму его первой. Как и всегда. Я прижимаюсь к его груди, обвивая руками талию.
– Мы скучали без тебя.
– Даже ты? – хмыкаю я, слегка отстранять от него.
– К сожалению, – хихикает он, и я показываю ему язык.
Проходя глубже в квартиру, осматриваюсь по сторонам. Каждый элемент пространства окутан гармонией и легкостью. Здесь ощущается легкость Анны и чувство стиля ее мужа в каждой детали интерьера. Леви архитектор, и он приложил руку к перепланировке этого пентхауса. Хоть я нахожусь здесь не в первый раз, меня все еще завораживает элегантность и одновременно с этим непринужденность этого места. Тут пахнет домом. Этот аромат исходит от пастельной цветовой гаммы, с чуть более яркими акцентами на мебели. От игры света на плитке и сверкающем паркете. Из огромных панорамных окон льется свет. За окном серость, ледяной ветер, но это никак не отражается на обстановке в доме. Тут все пронизано теплом. И дело не в отоплении.
Огромная гостиная плавно перетекает в столовую и кухню. Пологая лестница ведет к спальням, балетной комнате, где до сих пор тренируется Аннабель, и огромной игровой, похожей на Диснейленд.
– Дядя Лиам! – кричит Оливия и несется по лестнице так быстро, что я уже двигаюсь в ее сторону, чтобы если что не дать ей с нее свалиться.
Мне приходится подавить укол боли оттого, что моя племянница признает Лиама первым. Оливия не видела меня больше года. Это нормально. Я сама виновата.
Как и всегда.
– Ну привет, мой маленький монстрик.
Лиам бросает свое пальто на пол и подхватывает Оливию одной рукой. Она перебирает его волосы, как если бы пыталась достать из них жвачку или залипшую конфету, портя его идеальную укладку.
– Ты так вкусно пахнешь.
Согласна, милая.
– Правда? Я старался для тебя.
– Правда, правда. Очень вкусно. Ты будешь моим мужем.
С губ срывается тихий смешок, потому что Оливия буквально излагает мои мысли в возрасте шести лет, когда я была до безумия влюблена в друга старшей сестры.
