– Вижу, – бросил я, не отрываясь от бинокля. Мне повезло с моими ребятками. Пока возвращался из плена, пока госпиталь, эти ухарцы где-то раздобыли и, что самое главное, сумели сохранить кучу снаряжения. Вот сейчас гляжу в немецкий бинокль, с чистейшей цейсовской оптикой и не жужжу. – Сегодня не работаем, только смотрим!
Это важно, я ещё там, в той прежней жизни предпочитал работать именно так. Вызывают на место, где замечена работа снайпера, и в первый день я только наблюдаю. Ну, это в идеале, конечно. Чаще бывает так, что прибегает какой-нибудь хрен из штаба и начинает орать дурниной, требуя убрать вражеского спеца ещё вчера. Но для нормальной работы нужно время. Да, я понимаю, что за это время могут появиться новые жертвы, но так действительно необходимо. Наша работа вообще штука неблагодарная, ведь как бывает, вызовут, поставят задачу, ты её выполняешь, а на тебя волком смотрят свои же. Ещё бы, я-то, сделав дело, уйду, а парней арта долбить будет несколько часов, в отместку, так сказать.
Вот прямо сейчас я вижу именно то, из-за чего я и стал работать именно так, а не иначе. Конечно, можно, как в кино, позвали снайпера убить такого же снайпера. Тот приходит, ложится на позицию, в лучшем случае походит по местности пять минут и так же ляжет на позицию и, один выстрел – один труп. А потом кино кончается, хэппи-энд. А в реальности в тот момент, когда снайпер встанет, он получает пулю от второго снайпера, которого он не смог засечь. Или второй вариант: снайперу дают уйти, а убийства продолжаются. Нам так не надо. Мы подождём. Награда за ожидание вон там, правее этого самого сарая, к которому приковано зрение Старого. Куст. Обычный куст, обожжённый и без листвы, но прямо из-под него торчит ствол винтовки. Я вижу это, а также знаю, как сейчас охотятся немецкие спецы. Их тут не один и даже не два. Посмотрим ещё. Благо с маскировкой будущего здесь я один, немцы пока даже стволы не обматывают.
– Точка два! – привлекает моё внимание наш молодой товарищ, Малой, если просто.
– Точка два… – шепчу себе под нос и медленно веду биноклем по горизонту. Нет, не вижу отсюда, угол не тот. Солнечный свет падает справа и не даёт возможности рассмотреть все поле. Вообще-то, это не совсем поле, тут и кусты есть, и останки деревьев и даже домов с сараями.
– Твой, – коротко бросаю в ответ. Я не боюсь быть услышанным, до противника метров четыреста, да и пулемётная стрельба, периодически вспыхивая, как-то не создаёт условий для тишины.
– Метла?
– Минус.
– Старый?
– Сарай и куст справа, – разглядел, значит, вот жучара опытный, ай молодец!
– Выходит, не нашли ещё одного? – скорее сам себе сказал я.
– Уверен? – это Старый. Хочет подтверждения.
– Позже, – не отрываюсь от бинокля.
Проходит три часа, мы два раза сменили позиции для более удобной работы, но больше никого не обнаружили. Но четвёртый есть, я уверен. Француз, в чьем хозяйстве мы сейчас ползаем, в звании лейтенанта, объяснял нам происходящее, и из его скомканной болтовни я понял главное. Утром у него были убиты трое и один тяжело ранен. Вы скажете, что это мог сделать и один человек? Да, не спорю. А могло быть и так, что четвертого, может быть, как раз того, что ранили, и вовсе подстрелил кто-то случайно. Но… При опросе солдат мы попытались четко восстановить картину в момент убийства французских солдат, и выходило, что все погибшие и раненые получили свои пули с разницей в несколько секунд и находились в разных местах. У нас были четыре условные точки, где пострадали солдаты, и вот, отрабатывая сейчас одну за другой, я и пришёл к мнению, что работала четвёрка спецов.
Темнеет, надо уходить, больше ничего, скорее всего, не высмотрим сегодня. Хотя…
– Старый?
– Где?
Как же мы с ним понимаем друг друга…
– Прямо, горизонт. – Это означало, что стоит обратить внимание на место, находящееся дальше тех, кого мы обнаружили. Направление прямо от нас.
– Быстрый… – Пулеметчика он увидел, а вот стрелка?
– Рядом, слева.
– Есть. Работаем?
– Малой?
– Не уверен. – Ага, видимость уже не позволяет Малому дать гарантию на поражение.
– Старый?
– Под кустом минус, – кажется, разочарованно произнёс Иван и вынужден признать мою правоту.
– Схема готова, отход с закатом. Всем продолжать наблюдение.
– Думаешь, ещё?
– Думаю, что могут быть наблюдатели, – решил более открыто обозначить свою идею.
– Ты прав, француз говорил о точности артиллерии.
– Ждём заката.
Французы, если честно, нас не поняли, а на вопрос: «Ну что?» я ответил коротко:
– Завтра.
Лица были удивлённые, общались мы через переводчика, французского из нас никто не знал, когда тот перевёл лейтенанту мой ответ.
– Господин лейтенант просит уточнить, вы смогли решить проблему?
– Я же сказал, – построжел я, – завтра. Прикажите вашим людям не мелькать с утра и не дразнить немцев. Особенно это касается господ офицеров!
Лейтенант хоть и был явно недоволен, но всё же кивнул и отдал честь, показывая, что мы ему сегодня больше не нужны. Ну мы и отвалили спать, по крайней мере, так сообщили переводчику. На деле же я с Лёшкой первыми заступили в дозор. Во-первых, не хочу, чтобы нас застали врасплох, всё же мы на передовой, а доверять французам я как-то пока не научился, а во-вторых, мало ли, вдруг увижу что-то интересное.
– Лёшка, спи пока, если что – толкну, – приказал я Метле.
Спорить у нас не принято, поэтому, пожав плечами, парень быстро устроил себе лежанку, разложив на дне воронки, в которой нам предстоит ночевать, свою шинельку, и закрыл глаза.
Июль, хоть и конец месяца уже, но ночи все ещё довольно светлые. Тепло, не жарко, а именно тепло, я даже позволил себе расстегнуть ворот. Умыл лицо из фляжки, блин, вода совсем противная, тёплая, что-то не догадался сменить, когда были в штабе французов, и, осторожно устроившись на поверхности воронки, стал разглядывать местность.
– Метла, подъём! – дёрнув за рукав бойца, я быстро вернулся назад, туда, откуда наблюдал.
– Есть? – Лёшка появился рядом через минуту.
Коротко взглянув на него, даже в темноте рассмотрел заспанные глаза.
– Есть! – кивнул я.
Минут пятнадцать назад я заметил шевеление метрах в трёхстах и сразу поднял Метёлкина. Две фигуры, даже не прячась и, видимо, надеясь на темноту, или попросту зная расхлябанность французов, нагло шли параллельно фронту. Пригибались, конечно, но шли, а не ползли, а это наглость.
– Вижу. Спецы?
– Думаю, наводчики. Заметил, второй что-то тащит?
– Телефон?
– Скорее всего, – кивнул я больше сам себе, Лёшка наверняка смотрит сейчас не на меня.
– Что делать?
– Прикрытия не вижу, сколько ни смотрю. Давай к нашим, поднимай Старого. До рассвета мы должны их убрать. Идёте вы с Ванькой, Старый страхует, как понял?
– Так точно, понял, как надо! – усмехнулся Метла и стек в воронку, чтобы через пять секунд выползти с другой её стороны и отойти к окопам. Брать в плен немцев я даже не думал, не получится у меня под них сработать, не готов, но, кстати, надо подучиться, может, и пригодится когда-нибудь.
Скоро рассвет, мы окажемся в неудобной позиции, солнце будет справа от нас и впереди, а это – засвет. Надо ждать полудня, вот тогда порезвимся.
– Ворон, есть наблюдатели! – услышал я окрик сзади. Отлично, теперь глаз у немецкой артиллерии нет.
– Принял, все на позиции.
А через час я понял, что ошибся. Конечно, я предполагал такой исход, но гнал эти мысли. Немцы, видимо не дождавшись команд от своих корректировщиков, ударили по скорее всего старым координатам. И нам разом поплохело. Снаряды ложились где угодно, но только не на позициях французской пехоты, а ближе к нейтралке, то есть возле нас. Парни, Малой с Лёшкой, смогли отползти и укрылись в окопах, а вот мы со Старым отведали сполна. Слава Всевышнему, никого из нас всё же не задело, но мы настолько закопались внутрь воронки, что еле вылезли потом. Во рту была земля, в ушах была земля, в носу, в глазах, волосах, везде сплошная земля. Старый словил адреналин и начал ржать, а мне что-то было не до смеха. Нам здорово присыпало винтовки, и я с маниакальной скоростью старался вычистить свою «красотку» до начала атаки. И всё равно не успел. Ударившие позади нас пулемёты ясно говорили о том, что нам конец, если не успеем привести себя в порядок. После своей истерики Старый пришёл в себя только после моей пощёчины, по-другому не реагировал.
– Не стрелять, ты меня понял? Ищи спецов, они точно здесь будут. О, слышишь, как оборвалась пулеметная очередь, это точно не патроны закончились, это они, ищем!
– Ворон, французы ругаются, двоих уже убило! Пулемётчика и младшего офицера… – донёсся до меня крик Метлы.
– Старый, ты слышал?
– Одного вижу, но пехота идёт, что делать?
– Я пригляжу за ними, начну убирать офицеров. Как увидишь движение снайпера, вали его.
– Принял!
Блин, если бы не знал Старого уже столько времени, сейчас бы подумал, что вновь в своём времени нахожусь. Как он перенял мою манеру говорить на жаргоне, просто диву даёшься, но лишь в бою, в быту его корежит от моих словечек.
Атака немецкой пехоты меж тем развивалась ударными темпами. Их артиллерия перенесла огонь глубже, сейчас французам в тылу жарко, а пехота продолжала наступать под прикрытием своих пулемётов.
– К чертям собачьим, они так к нам сейчас придут! – выругался я.
– Так точно, придут, двести метров осталось. Я убираю снайпера, работай, Ворон, – прокомментировал мои слова Старый, и я, наконец, пришёл в себя. Да, позиция пипец какая неудобная. Если вражеские стрелки уже на своих позициях…
– Старый! Вечерние ориентиры, работаем! – закричал я, разглядев то, что и хотел.
Вражеские снайперы не могли не присоединиться к этой атаке своей пехоты. Искать новые позиции они не стали, зачем? Их же никто не тревожил на тех, где они уже обжились за несколько дней, вот и не стали ничего менять.
Мы открыли огонь. Эх, как давно я уже не охотился. Огонь противника в мою с Иваном сторону сместился, лишь когда мы убрали всех четверых спецов. Надеюсь, что всех, и в рукаве немецкого командира, что управлял сейчас атакой своей пехоты, ничего более не припрятано.
Заткнул одного пулемётчика, Копейкин второго, наши ребята долбят уже прямо из французских окопов, и все ведь точно. Немецкие пехотинцы начали залегать только после того, как заметили, что их нагло убивают. Скорее всего, отсутствие пулеметной поддержки они не заметили вовремя, за что и поплатились.
– Старый, у меня патронов десяток, надо отходить!
– Последняя обойма! – Фигасе, Иван расстрелял свои запасы ещё быстрее меня…
И тут рванули французы. Нет, я знал, что они не трусы, но вот конкретно в этот момент я не ожидал от них такой прыти. Немцы открыто отступали, и уже не ползком. Пригибаясь к земле, то и дело оборачиваясь, чтобы сделать выстрел в никуда, они пятились, набирая темп. Французский лейтенант подгонял своих людей, активно стреляя из пистолета. Побежал он мимо нас с Иваном и заставил ещё больше себя уважать. Да, задора у лягушатников хватает, только хватит ли умений?
Оказалось, вполне хватит. Рота французских пехотинцев заняла немецкие позиции, расхреначила там все, что можно, и отошла назад. Всё дело в более выгодных позициях, не зря немцы не смогли их отбить у французов. Займи сейчас лягушатники немецкие окопы, и их смешали бы с дерьмом артиллерией. А так, вломили бошам и назад, в тёплые норки.
– Вы молодцы, русские, умеете воевать, – это означает такое признание от французского лейтенанта.
– Спасибо, рады, что помогли, – отвечал я, а сам думал: «Чего бы вы тут навоевали, если бы не мы!»
Реальность такова, что если бы не наш плотный, а главное очень точный огонь, немцы сейчас сидели бы в этих окопах и пили бы свой шнапс. Вот этот самый лейтенант, во весь рост идущий по полю боя, лежал бы сейчас с дырой в голове на этом самом поле и не отсвечивал. Четыре снайпера, это четыре снайпера. Если бы мы вчера не вычислили немецкие огневые точки, то бой мог окончиться не так радужно. Кто знает, остались бы мы в живых.
– Командир, давай щёку посмотрю, – когда остались одни в небольшом закутке, Старый озаботился моей персоной. Щёку саднило, а зеркала под рукой не было, не знаю, что там такое, но вряд ли что-то серьёзное, боли как таковой нет.
– Чего там, Ваня?
– Царапина, – коротко и деловито пробубнил унтер-офицер Копейкин и, достав маленькую бутылочку со спиртом, это уже здесь, во Франции мы такие заимели, принялся протирать мне лицо. – Не, хрень это все, давай-ка умойся как следует, потом обработаю.
Нашему ротному, видимо, сообщили и о результатах прошедшего боя, и о нашем участии. Встретил довольно тепло и высказал своё мнение в довольно уважительной манере.
– Рад, что все получилось, только вот, прапорщик…
– Слушаю вас, господин капитан!
– Не вошло бы в привычку у наших союзников такое вот использование нашего специального отделения.
– Значит, признаете, что мы спецгруппа? – рассмеялся я.
– Да признаю, признаю, что ещё остаётся, когда вы так красиво выступили. Никогда бы не подумал, что какой-то прицел может так влиять на исход боя.
– Извините, ваше высокоблагородие, но дело не в прицеле, точнее, не только в прицеле. Для того, чтобы снайпер смог произвести выстрел, точный выстрел, нужно думать и наблюдать, а для этого требуется время. К сожалению, оно есть не всегда, тогда выходит сложнее, приходится крутиться как белка в колесе. Сам по себе прицел дает лишь возможность рассмотреть что-то дальше, чем видит глаз без него. Бой ведет человек.
– Я не дурак, прапорщик, хоть реального опыта боёв у меня почти нет, но я не дурак.
– Никто вас так и не называет, – пожал я плечами. – Это новая доктрина, скоро, поверьте, очень скоро воевать будут совсем по-другому. То, что кажется неправильным и нечестным сейчас, будет в порядке вещей уже завтра. Такова жизнь, эволюция, ни дна ей, не покрышки.
– Интересно сказали, прапорщик, такого ещё не слышал.
– Знаете, на поле, когда рядом ложится хотя бы четырёхдюймовый снаряд, бывает ещё и не то скажешь. Жутко.
– Завтра и нам предстоит испытать, что такое близкие разрывы.
– Что, неужели наступление? Вроде говорили, что оно тут не нужно?
– Французы хотят ударить нашим флагом, для того чтобы обрушить оборону бошей перед собой. Германцу придётся перебрасывать силы, ибо их тут мало. Перед нами не ставят задач по разгрому врага или захвату какого-нибудь населённого пункта. Мы должны обозначить наступление и постараться вытянуть на себя резервы бошей. Тогда французы ударят со своего фланга и надеются прорвать оборону, опрокинув немцев. Та деревня, на окраине которой у врага такая хорошая оборона, является удобным плацдармом.
– Если лягушатники надеются наступать теми силами, что у них сосредоточены там, где мы только что были, то это выглядит авантюрой. Мало их, если проще, ваше высокоблагородие. А ведь ещё не известно, что у нас справа? Поддержат?
– Не имею никаких сведений на этот счёт, – отрицательно покачал головой капитан.
– Тогда это ещё большая авантюра, чем я думал. Господин капитан, во имя сохранения жизней наших солдат, сделайте запрос к командованию для прояснения обстановки. Можем же мы хотя бы спросить?
– Спросить можем, но вот будет ли ответ?!
– Если не будет, нужна разведка. Если не возражаете, могу обеспечить своими силами. Всё-таки мы как никто в этом заинтересованы. Заодно можно приглядеть позиции для завтрашнего боя.
– Вы не устали, прапорщик? А ваши люди? – кажется, даже с уважением в голосе спросил ротный.
