Я падаю на пол, инстинктивно хватаясь за ноющее лицо. Щеки пульсируют болью, губы дрожат.
Муж стоит надо мной, тяжело дышит, сжимает кулаки. Глаза темные, злые, полные ненависти.
Я не двигаюсь. Только сквозь шум в голове слышу, как бешено колотится собственное сердце.
Нужно встать. Нужно подняться к себе, а лучше в комнату Сабины, но… Нет ни сил, ни желания.
Я не могу. Если она увидит меня в таком состоянии, снова будет долго в себя приходить. Задавать вопросы, что я опять сделала не так, раз папа ударил меня.... Да, она прекрасно понимает, что для Феликса не нужны причины, чтобы побить меня. Но в то же время не понимает, почему ее отец такой…
Я закрываю глаза и делаю неглубокий вдох. Лицо пылает, словно его облили горячей водой. Во рту соленый привкус, руки дрожат.
А он все еще стоит рядом. Смотрит сверху вниз.
– Ты ненормальный, – сплевываю на пол кровавую слюну. – Ненормальный, слышишь? Тебе нужно лечение! У тебя голова не работает.
Феликс злится сильнее, но мне совершенно плевать. Потому что он в последнее время переходит все границы дозволенного. Еле встаю на ноги, покачиваясь, пытаюсь удержать равновесие. Но перед глазами плывет. Прыгают разноцветные мушки.
– На себя посмотри, дура. Выглядишь как попрошайка, – рычит муж, надвигаясь. А я с каждым шагом отступаю назад.
– Был бы нормальным мужиком, я выглядела бы лучше. Ты настолько тупой, что не видишь дальше своего носа. Твои псы, которых ты нанял, издеваются надо мной. А все потому, что ты унижаешь меня перед ними. Обращаешься так, будто я кусок дерьма, а не жена и мать твоего ребенка! Вот они и ведут себя наглее некуда! Хватит! Хватит уже! Либо дай мне развод и живи своей жизнью, либо просто не трогай. Не лезь к нам, ясно?
– Мои охранники ведут себя так, как ты заслужила.
– Я заслужила, чтобы такие же дебилы, как ты, строили мне глазки? Мне хватает одного ебанутого на всю голову, как ты! Второго мне и не нужно, ясно? Я сегодня к брату поеду, Сабина давно просится! И только посмей отказать! Клянусь, всех на ноги подниму! И да, ты еще радуйся, что я в полицию не звоню! Может, ничего в итоге с тобой и не сделают. Ты вытащишь себя погаными деньгами, но репутация пострадает! Понял?!
Феликс всегда, когда злится или если я его как-то задеваю, запрокидывает голову назад и хохочет как ненормальный. Это он таким образом свою злость скрыть пытается, но я слишком хорошо его знаю.
– Ты, дура, еще смеешь угрожать мне? Ты? Да кто ты такая? Я не только тебя, но и всю твою семью уничтожу! В первую очередь брата!
Закатываю глаза и, скрестив руки на груди, вздергиваю подбородок.
– Придет время, Феликс, и я на все плюну. Я была слишком молчаливой, тихой и послушной, когда замуж за тебя выходила. Но ты сделал меня сильной, за что я тебе благодарна. Всему свое время… Клянусь, однажды я тебя уничтожу. Собственными руками сдам властям.
Под хохот мужа я выхожу из кабинета. Мысленно проклинаю того придурка, который смотрел на меня во дворе. Пусть горит в аду. Сукин сын. Клянусь, если он попадется мне на глаза, я выскажу ему все, что думаю.
Лестница кажется бесконечной. Каждый шаг отдается тупой, ноющей болью. Лицо по-прежнему горит, будто его обожгли кипятком, а внутри все выворачивает от отчаяния.
Я почти не чувствую правую щеку. Пальцы дрожат, когда дотрагиваюсь до неё – она пульсирует. Хочется завыть от боли, но я сжимаю челюсти, не позволяя себе сломаться.
Добравшись до комнаты, сразу иду в ванную. Включаю холодную воду, опускаю голову и подставляю лицо под ледяную струю. Холод пронзает кожу, но боль не уходит. Только усиливается осознание того, что меня убивают. И морально. И физически… Мучительно медленно…
Я закрываю глаза и впиваюсь пальцами в край раковины.
Как выбраться отсюда? Куда бежать? Где спрятаться, чтобы он не нашёл?..
Но ответа нет. Только страх. Только беспомощность. Осознания того, что я всю жизнь проживу таким образом…
Я резко вдыхаю, выпрямляюсь и смотрю в зеркало. Губа рассечена. Щека опухла. В глазах пустота. Усмехаюсь собственному отражению. Мысленно проклинаю себя, что я такая слабая, беспомощная, ни на что не способная глупая женщина, которая не может защитить не только себя, но и своего ребенка.
Медленно вытираю лицо полотенцем. Пытаюсь сделать вид, что ничего не случилось. Именно в этот момент дверь открывается.
Я поворачиваюсь и встречаюсь с огромными, полными слез глазами Сабины.
Она смотрит на меня. Смотрит и молчит. Ее губы начинают дрожать.
А я не знаю, как объяснить девятилетнему ребенку, почему ее мама снова в синяках.
– Мамуль! – голос Сабины срывается на крик, и прежде чем я успеваю что-то сказать, она бросается ко мне.
Ее руки обхватывают мои ноги, она зарывается лицом в ткань моего платья.
Дочь горько, судорожно плачет. Тоненькие плечи вздрагивают от рыданий, и это ломает меня окончательно.
Я пыталась держаться. Пыталась не показывать ей, как больно.
Но сейчас, когда мой ребенок цепляется за меня, дрожит от страха и плачет, что ее мама снова избита, я больше не могу сдерживаться.
Глухо всхлипываю, а потом сдаюсь.
Слезы льются ручьем. Опускаюсь на колени, обнимаю ее крепко-крепко, зарываюсь носом в теплые волосы и плачу вместе с ней.
– Все, родная, – вытерев ноющее лицо, отстраняюсь и заглядываю в глаза Сабины. – Собери сумочку, мы едем к дяде.
Дочь качает головой, недоверчиво разглядывая меня в ответ.
– Нет, мам. Нет, не хочу. Папа снова бить будет?
– Не будет, родная. Нам нужно отсюда уехать. Хотя бы на несколько часов.
«Иначе я с ума сойду», – продолжаю мысленно.
Сабина быстро скрывается в своей комнате, а я подхожу к зеркалу.
На щеке все еще пылает жар от ударов Феликса. Кожа горит. Нужно замазать, спрятать, сделать вид, что ничего не случилось.
Быстро достаю тональный крем, припудриваю лицо, закрашивая синюшные следы. Провожу кисточкой по глазам, убирая заплаканные тени. Затем переодеваюсь в свежую одежду. Забрав сумку, смотрю, что находится внутри. Я уже несколько лет храню небольшой нож. Чтобы защитить себя и дочь в случае, если псы мужа станут приставать.
Сабина выходит из комнаты с сумкой, и мы направляемся вниз. Я не смотрю по сторонам, не хочу видеть Феликса. Вести с ним какой-либо диалог.
Как только мы оказываемся во дворе, я прошу одного из водителей отвезти нас в дом брата. Передо мной сразу же возникает тот самый охранник.
Наглая ухмылка, бесстыжий взгляд…
Ощущаю вспышку ярости. Едва держу себя в руках, чтобы не накинуться на него. Жаль, что дочь рядом.
Из-за него меня избил муж. Из-за него Сабина видела моё разбитое лицо. Сукин сын. Гори в аду.
– Поехали, – говорю, чувствуя, как дергается глаз. Мне нужно остаться с ним наедине и выплюнуть ему в лицо все, что я о нем думаю. Клянусь, убью, если он хоть одно лишнее движение сделает.
Глава 3
Поездка выходит изнуряющей. Этот ублюдок будто специально петляет по улицам.
Если бы мы ехали по обычному маршруту, то прибыли на место минут десять назад.
– Долго еще? – мой голос полон недовольства, но все что я получаю в ответ – только его ухмылку.
– Торопишься?
– Мамочка, я устала, – хнычет Сабина.
– Скоро уже будем на месте.
На языке крутятся еще слова, адресованные этому ублюдку, но я прикусываю его. Моя дочь слишком часто участвует в разборках и для своих девяти лет насмотрелась достаточно. Все что я хочу – покой и счастье для нее… и для себя тоже не отказалась бы.
Глаза становятся влажными, я отворачиваюсь к окну.
Тринадцать лет пронеслись как скорый поезд. А воспоминаний на всю жизнь хватит. Я бы хотела избавиться от памяти. Забыть каждый удар мужа, каждое слово, которым он меня унижает из раза в раз.
Видит бог я хотела уйти неоднократно. И бог свидетель тому, чем это оборачивалось.
Сейчас я набралась сил. Осталось понять, как именно я смогу избавиться от этого брака раз и навсегда.
Наконец машина сворачивает на знакомую улицу. И я тихо выдыхаю, ощущая облегчение.
В какой-то момент мне уже показалось, что мы едем не по тому адресу. Что Феликс решил от нас избавиться руками этой сволочи. Прикоснись он к моей девочке или ко мне, я бы перегрызла ему глотку и оставила в муках истекать кровью.
Всех их презираю. Ни одного мужчины в том доме и в моей жизни нет. Ни одного, кто бы хорошенько отходил моего мужа, как он делает это со мной.
Надеюсь, что он хотя бы раз испытает на себе всю силу таких ударов.
Отстегнув дочь, я жду, когда машина остановится у забора и открываю дверь. Но водитель обегает капот и придерживает ее, раскрыв шире.
Он еще и руку пытается подать, которую я игнорирую ему на забаву. Потому что он очень весел.
Идиот.
Сабина, встав на землю, тут же подпрыгивает от радости и мчит по подъездной дорожке кругами. Здесь можно хотя бы дышать полной грудью.
Забираю рюкзак дочери, склонившись к машине, придерживая свою сумочку, и получаю сильный шлепок по ягодице.
От испуга, от неожиданности прикусываю язык и подпрыгиваю, ударясь головой о дверной проем. Затем засовываю руку в карман сумочки. Вынимаю нож и раскрываю его.
Выпрямляюсь и, схватив за лацкан этого козла, приставляю острие к его толстой шкуре.
– Ты что, вообще охренел, ублюдок? Страх потерял, сволочь? – рычание сопровождает каждое мое слово.
Во мне никогда не было столько ярости как сейчас.
Я уставшая, загнанная в угол женщина. И я сейчас способна надавить на нож сильнее. Я хочу это сделать, чтобы начать избавляться от грязи и мерзости в своей жизни. Например, от похотливого прихвостня мужа, решившего, что ему все можно.
– Ты хоть представляешь, в чьем доме находишься? Что с тобой тут могу сделать я или мой брат? Скотина! Не понял, да, что ты на территории не моего мужа, а моей семьи? Ублюдок со смехом поднимает руки.
– Спокойно, я еще даже ничего не сделал.
Его слова звучат обещанием. И я запечатлеваю их в памяти, чтобы носить нож вообще повсюду. Теперь я не смогу даже спиной поворачиваться к этим скотам, по ошибке относящимся к мужскому полу.
Топот ног дочери заставляет меня тут же спрятать нож и перехватить рюкзак другой рукой.
– Мам, ты идешь?
Ее красивые глаза лучатся свободой и радостью, согревая мое окровавленное сердце.
– Конечно, милая, – губы растягиваются в улыбке для нее одной.
Она кивает и срывается снова к калитке. А я поднимаю взгляд на эту падаль и, скривив лицо, словно передо мной что-то мерзкое, ухожу.
Когда колеса со свистом прокручивают пыль за моей спиной, я выдыхаю. Теперь и мне можно расправить плечи.
Каждый следующий шаг становится легче предыдущего.
И нет, в этом доме я не дождусь поддержки или даже защиты. Но все же… воздух почище и дочь счастливее.
Оказавшись во дворе, дочь радостно бежит к двери с криком «Бабуля». Я вхожу за ней и сразу натыкаюсь в кухне на маму.
Она что-то нарезает, с улыбкой разговаривая с внучкой, а когда смотрит на меня, ее глаза спокойно проходятся по мне и останавливаются на лице. Я знаю, что там просвечиваются синяки, но тратить время на долгий маскирующий макияж не стала.
– Что с тобой? – ее тон ровный до зубного скрежета.
– А что со мной, мам?
Усмешка на моих губах усталая и злая.
Я мама… Она тоже мама. Так почему я чувствую себя преданной единственным близким человеком? Почему она не может быть такой, как я, готовой сражаться за свою дочь?
– Снова поссорились с мужем? – она тяжко вздыхает и машет головой.
Так забавно, что она называет избиения «ссорами». Ведь в ее понимании, это пустяк.
– А какая тебе разница, мама? Ты все равно не поддержишь и не поможешь, тогда зачем этот вопрос?
– Ну сколько можно, Альбина? Веди же ты себя наконец хорошо. Как настоящая жена. Феликс хороший мужчина, замечательный и трудолюбивый человек. Вон, посмотри, какой у него бизнес есть. Я знаю твой характер. Знаю, какая ты упертая. На ровном месте споришь. Всегда была такой.
Из груди рвется крик. И если бы тут не было моей дочери, я бы им разбила все стекла в доме родителей. Я бы кричала, пока не кончились силы. Но даже тогда я бы набрала в грудь побольше воздуха и продолжила кричать.
