– Уже лучше, чем ничего. Принимается.
– Что теперь с формой делать? – спрашивает дочь, помахивая своим оторванным рукавом рубашки. – Пришьем? – предлагает с сомнением, теребя почти отвалившийся карман темно-синего пиджака.
– Рубашку на выброс. А по поводу пиджака сегодня позвоню в ателье и попрошу по твоим меркам сшить новый. Этот тоже подлатаем. С такими вашими косяками, юная леди, запасной лишним не будет.
– А без нее вообще-вообще никак нельзя?
– Таковы местные правила.
– Они мне не нравятся.
– Мне тоже многое что в этой жизни не нравится, детеныш, приходится подстраиваться.
Тася что-то невнятно бубнит. Кажется, это что-то типа: пусть жизнь подстраивается под меня, а не я под нее. Я посмеиваюсь, похоже, мой ребенок хакнул эту систему в свои восемь лет.
Едем дальше. Таська задумчиво вяжет узелки из оторванного рукава. Очевидно, устав молчать, мое чадо оборачивается, начиная издалека:
– Пап.
– Да, дочь?
– Можно я кое-что спрошу?
– Ты уже кое-что спросила.
– Да, пап! – закатывает глаза. – Так вы что, реально с мамой Кириешки знакомы? – спрашивает, пытливо уставившись на меня.
Я поджимаю губы, включаю поворотник, заезжая на территорию нашего с дочкой нового дома и глушу мотор, потом только нехотя бросая:
– Сегодня познакомились.
– Где? – щурит глаза Таська.
– На дороге. Нужно было помочь. У Евгении были некоторые… проблемы с машиной.
– Как это? Ей что, больше некому было помочь? Обязательно тебе надо?
– Я спасатель, малышка. Помогать – это моя работа. И вообще, не слишком ли много вопросов, Таисия Назаровна?
– Просто для справки, – хмурит брови дочь. – Она мне тоже не нравится! Еще больше, чем эта идиотская форма. Гораздо, гораздо больше.
От такого заявления у меня отвисает челюсть. Не буквально. Фигурально. Мысленно я в нокауте. Какого черта? Я даже с ответом в кои-то веки не нахожусь, а от продолжения разговора меня спасает шипение рации и голос нашего диспетчера Михалыча.
– Белов, прием.
– Не понимаю, о чем ты, Тась, – говорю я дочери, плавно съезжая с темы, и достаю аппарат из нагрудного кармана спецовки. – Это по работе. Заходи в дом, я сейчас.
– Ты опять уедешь, да?
– Скорее всего. Прости, детеныш, но работа у меня такая.
– Дурацкая, пап.
– Так кто же спорит. Все, шуруй в дом.
Дождавшись, пока дочь выберется из машины и забежит на крыльцо, отвечаю на вызов:
– На связи, Михалыч.
– Савелич, ты уже освободился?
– Только подъехал к дому. Дочку привез. Что у нас с обстановкой по городу?
– Сплошные аварии, обрывы линий электропередач да поваленные деревья. Одна машина с туристами застряла в горах – дорогу размыло. Еще две улетели в кювет. Пассажиры живые, но выбраться не могут, ждут вертолет. Три аварии и два возгорания в СНТ. Парни зашиваются, Савелич.
– Принял. Куда нужно подскочить?
– Пенсионерка позвонила, у них в частном кооперативе халабуду недостроенную ветром повалило. Оттуда, говорит, звуки какие-то странные слышны, как будто скребется кто-то. Возможно, под завалами есть человек. Осмотреться надо бы. Я уже направил туда Илюху со всем необходимым снаряжением, но один он, боюсь, не справится, а свободных отрядов больше нет. Подмогнешь? Ты там рядом.
– Уже выезжаю. Кидай адрес. И будь на связи, возможно, понадобиться бригада скорой помощи.
– Принято.
Михалыч оперативно скидывает координаты мне на телефон. Я врубаю навигатор. До места назначения чуть больше девяти минут по трассе.
Растираю ладонью шею, лицо. Смотрю на свою грязную футболку и принимаю решение, что переодеваться нет ни времени, ни смысла.
Завожу мотор и трижды сигналю Тасе. Это наш с ней «позывной», сообщающий, что я уехал. Детеныш выглядывает из окна и, скорчив рожицу, кивает.
Ну вот и всё, отдохнули и будет, товарищи майор. Долг зовет.
